скачать книгу бесплатно
Детина ощерился. Что это могут быть за щекотливые миссии, прочитывалось на его физиономии.
– Разумеется. Он отрывает у бабочек крылышки и таскает за вами зонтик, – съязвил дядя Герман, которого бесило, что с ним, председателем, вампиры обращаются так бесцеремонно.
Оба упыря пропустили слова бывшего депутата мимо ушей.
– Господин председатель, давайте сразу уладим все недоразумения! Мы пришли за Халявием. Нам известно, что он скрывается здесь, – напористо продолжал Скуратофф.
– В самом деле? А мне об этом почему-то неизвестно! – заявил дядя Герман. Он справедливо заключил, что, если бы вампиры точно знали, что оборотень у него, они устроили бы обыск, не пререкаясь.
Бум привстал. Его тупое лицо не выражало ничего хорошего.
– Не отпирайся, умник! Думаешь, как мы сюда попали? Мы встали точно в его следы, произнесли Темпора моралес и переместились. Нас зашвырнуло на твою площадку. Чем ты это объяснишь, а? – прорычал он.
Дядя Герман неуютно задвигался на диване, ощутив сырость той самой частью тела, которой думали динозавры. Пипа имела скверную привычку забывать в самых неподходящих местах чашки с чаем.
– А, так вот вы о чем?.. Ну и что из того? Да, какой-то странный тип приходил сюда несколько дней назад. Выдавал себя за моего родственника. Но я прогнал его, – пожимая плечами, сказал Дурнев. Годы политической карьеры научили его многому: он врал легко, убедительно и влет.
– Это правда? – недоверчиво спросил Малюта Скуратофф. – Если он здесь, вы должны нам сказать. Это не простой оборотень, иначе мы махнули бы на него рукой. Он очень опасен. Настоящий псих. Он украл у нас одну очень нужную вещь и был приговорен за это к смерти. К сожалению, ему удалось ускользнуть. Но это временно. У нас длинные руки. И не только руки!
Глазные зубы верховного судьи сверкнули, раздвинув губы.
– Вот-вот! – добавил верзила. – Если ты думаешь, лопухоид, что он поможет тебе сказочно разбогатеть, ты надеешься напрасно. Хотя его магия это и позво…
– Бум! Ты думаешь, что говоришь и кому говоришь? – рявкнул его спутник.
– А мы ему память сотрем. А можно и так, без магии. Подсобными средствами, – виновато пробасил Бум, сжимая и разжимая свой чудовищный кулак.
Дурнев, от которого не укрылась эта перебранка, заинтересованно навострил уши. Если еще минуту назад он прикидывал, не сдать ли вампирам родственничка, чтобы они благополучно свалили вместе с ним, то теперь его планы изменились. Он дорого бы дал, чтобы узнать, что позволяет магия Халявия.
– А я откуда знаю, где ваш оборотень? Вы что, белены объелись? Вторгаетесь ко мне и прямо с порога начинаете хамить! – плаксиво воскликнул он, уныло поглядывая на шкаф, в котором была спрятана шпага. Интересно, успеет он туда добежать?
Заклокотав от ярости, Бум схватил Дурнева за шиворот и стащил с дивана. Ноги бывшего депутата повисли в воздухе. Шестое чувство подсказало дяде Герману, что из него будут вытрясать пыль.
– Эй, верзила! Только не по носу! Нос у меня слабый! – быстро заявил председатель В.А.М.П.И.Р.
– Спасибо, что подсказал! Именно с носа я и начну! – поблагодарил Бум и размахнулся.
Дурнев зажмурился.
– Не смей, Бум! Это все-таки наш председатель! Надо уважать начальство! – услышал он окрик Скуратоффа.
– Настоящим председателем он станет, когда загрызет своего первого лопухоида! А пока я его поучу. Я чувствую, что он врет. У него рожа хитрая. Ненавижу хитрые рожи! – прорычал верзила.
– Бум! Я кому говорю? Это не простой лопухоид! В его жилах течет благородная кровь графа Дракулы! Или ты его отпустишь, или… – В голосе Малюты появилась явная угроза.
Верзила с сожалением разжал руки. Дядя Герман благодарно рухнул на ковер. Сказав самому себе: «Глазки закрывай, баю-бай!», Дурнев растянулся на полу, перевернулся на спину и картинно сложил на животике ручки.
– Я вас в упор не вижу! Вы нули в квадрате, если так обходитесь со своим председателем! – сказал он капризно.
Верховный судья Трансильвании взглянул на медальон, висевший у него на груди. Он был иным, чем у оборотней, с которыми команда Тибидохса некогда сражалась на драконбольном поле. Медальон Малюты походил на хрустальный шар, внутри которого находилось пурпурное сердце. А что крошечное сердце было живым, Дурнев готов был поручиться. Мертвые сердца не бьются. Это же не просто билось – оно металось внутри шара, словно надеялось разорвать хрустальные стенки талисмана. Малюта взял медальон за цепочку и поднял его на уровень своих глаз. То, что он увидел, ему не понравилось. Лицо его скривилось, точно от зубной боли.
– Бум! Ты это видишь? У нас мало времени! Обыщи тут все! Найдешь Халявия – не убивай его! Мы должны узнать, куда он спря… – Малюта с подозрением взглянул на дядю Германа. – Что же ты стоишь, Бум? Оглох? Ищи!
Верзила рывком приподнял стол и заглянул под него. Ничего не обнаружив, он пожал плечами и отправился в комнату Пипы. Последовательно, комната за комнатой, обыскав всю квартиру, он вновь вернулся к Малюте и дяде Герману.
– Никого, шеф! Одна какая-то чокнутая такса. Хотел прибить, но вспомнил, что я с детства люблю собачек. Да и вообще она убежала, – сообщил Бум.
– Ну вот, видите! Я же говорил: никто у меня не прячется! Это вам, молодые люди, урок! Всегда верьте государственным чиновникам! – обрадованно заявил дядя Герман.
Внезапно пульс у него участился. Он заметил, что взгляд Бума скользнул по шторам и задумчиво остановился на тумбочке. Вполне логично предположив, что именно должно теперь произойти, дядя Герман быстро поднялся с ковра, пересек комнату и будто случайно загородил шкаф, находившийся в противоположной части комнаты. Это не укрылось от зоркого верховного судьи.
– АГА! Бум, посмотри в шкафу! – приказал он.
– Эй ты, верзила, даже не думай! Там только вещи! – завопил Дурнев.
– В самом деле? – подобострастно закивал Скуратофф. – Разумеется, мы вам верим, господин председатель, но все же… Бум, роднуля, делай, что я сказал!
– А ну брысь, лопухоид! С дороги! – прохрипел «роднуля» Бум.
Вены на его висках вздулись, а глазные зубы выступили так сильно, что стали похожи на небольшие стилеты. В болоте памяти дяди Германа на поверхность выплыл не то саблезубый тигр, не то камышовый кот.
Оттолкнув самого доброго депутата, гигант распахнул дверцу.
– Ну, посмотрим, кто там есть… Вылезай! А-а-а-а-а-а!
В комнате сверкнула белая молния. Отброшенный неведомой силой, Бум грузно рухнул на пол. Бывший депутат исторг радостный вопль. Его шпага, его могучее оружие, была выпущена на волю! Мгновение спустя она уже сияла в руках у дяди Германа, разливая ослепительный свет. Бум и Малюта Скуратофф с ужасом уставились на нее, заслоняя ладонью глаза от ее режущего света. Дядя Герман ощутил, как его цыплячья грудь наполняется мужеством. Теперь он был уверен, что справится с десятком вампиров. Что там с десятком! С сотней!
– Шеф, говорил я: не надо было ее вообще посылать лопухоиду! Ни сапоги, ни корону – ничего! – пятясь, прохрипел Бум.
– Ты соображаешь, о чем говоришь? Нарушить завещание графа? Знаешь, чем это грозит? Я и так затягивал процедуру передачи, сколько мог, – огрызнулся Скуратофф.
Дядя Герман взмахнул шпагой. Вампиры отпрянули.
– Вон отсюда! – приказал Дурнев, добавляя в голос благородного металла.
– Ладно, мы уходим!
Верховный судья снял с шеи медальон и очертил им на ковре мгновенно засиявший круг. Шагнув в него, Бум и Скуратофф запахнулись в плащи и стали быстро вращаться. Красные искры, отрывавшиеся от их медальонов, прилипали к плащам.
– Мы связаны одной цепью! Запомни навек: в сакральном мире некто, кого нельзя постичь, стоит за сутью вещей и дергает за незримые нити, – сказал Скуратофф, на мгновение останавливаясь и недружелюбно уставившись на Дурнева.
– Чего-чего? – недоуменно переспросил дядя Герман.
– Шеф, типа, имел в виду, что мы еще вернемся! Я лично оторву тебе руки и ноги! Только выберу момент, когда ты будешь без шпаги, лопухоид! – очень понятно объяснил Бум.
Произнеся эту вполне определенную угрозу, верзила исчез вместе с верховным судьей. Дядя Герман опустился на корточки и осторожно потрогал ладонью ворс ковра в том месте, где только что стояли вампиры. Он был такой же, как и везде. Мерцающее сияние исчезло.
Дверца тумбочки открылась. Оттуда в листопаде старых журналов вывалился скрюченный Халявий. Бедняга, вынужденный сложиться едва ли не вчетверо, теперь никак не мог разогнуться.
– Эти негодяи уже ушли? – воскликнул он картавящим баритоном. – Ни минуты покоя! Я не могу провести ни одной репетиции без того, чтобы эти назойливые поклонники не приходили пялиться на меня! Противные! Дягилев, друг мой Дягилев, как мне не хватало твоего мужественного плеча!
Дядя Герман ошарашенно заморгал. Не успев подняться с ковра, он тупо смотрел на своего прежде косноязычного родственничка, обретшего вдруг ораторский дар. Лишь несколько секунд спустя, когда антикварные часы, юбилейный подарок «Инвестгазлеснефтьресурсиничегокромебанка», хрипло пробили полдень, Дурнев понял, что полуденный бес вступил в свое царство.
– Они меня все-таки вычислили, – бодро продолжал Халявий. – Наверняка тут не обошлось без журналистов. Они следят за каждым моим шагом. Вначале я хотел спрятаться в шкафу, но решил, что это ненадежно. Ты слышал, Дягилев, какую мерзость они говорили про меня? Они законченные дегенераты и завистники! Они всем говорят: «Нижинский – бездарь!» Они думают: я танцую ногами! Ногами танцуют посредственности, гении же танцуют сердцем!
– Ты так думаешь? – усомнился дядя Герман. – А мне показалось, они очень милые люди. Особенно Бум. Сразу видно потомственного интеллигента… Ну да ладно, шутки в сторону. Признавайся, что ты украл у вампиров? Почему они тебя разыскивают?
– Они просто больные. Наглая озабоченная нежить, не разбирающаяся в хорошей музыке! – категорично заявил Халявий.
– Плевать на музыку! Вернемся к факту кражи! – сухо сказал дядя Герман. В его голосе появилось нечто прокурорское.
– Ты не веришь мне, Дягилев? Не веришь мне?! Твое подозрение оскорбительно! Моя порядочность не подлежит сомнению! Я даже своей родной маме платил за ее молоко! – На глаза у Халявия навернулись слезы.
Дядя Герман осекся. Последний аргумент его добил.
– Э-э… ладно. Поговорим теперь о воробушках. Как там насчет сказочно разбогатеть? Ты действительно можешь это устроить, или это все художественный треп? – поинтересовался он.
Халявий вскочил на табуретку. Только так он сумел опустить свою голову дяде Герману на плечо.
– А ты хочешь разбогатеть, друг мой Дягилев? – нежно проворковал он.
– Очень хочу! Можно сказать, это мой бзик, – заверил его Дурнев. – Лишняя пара ноликов на счету мне не повредит. При условии, что перед ноликами еще есть цифирки.
– Хорошо, – смиренно произнес оборотень. – Да будет так! Я помогу тебе стать сказочно богатым. Я действительно способен это сделать.
Дурнев затаил дыхание. Неужели?!
– Раньше я танцевал только для тебя, теперь же я буду танцевать для всех! Мы поедем с концертами по всему миру! – продолжал Нижинский. – Поверь, для меня это большая жертва! Смотри же, смотри!
И оборотень вдохновенно закружился по комнате, выделывая кошмарные па. Валились стулья. Раскачивалась люстра.
– Эй, стой! – закричал дядя Герман, бегая за ним. – А еще что-нибудь ты умеешь? Я имею в виду, еще как-нибудь, кроме как на твоих концертах, мы можем разбогатеть?
Оборотень с неудовольствием остановился.
– Я танцор! – воскликнул он с негодованием. – У меня есть мое сердце, моя любовь, мои ноги и музыка! И мне противны разговоры обо всем ином! Всего остального для меня не существует!
«С этим все ясно. Он ничего не помнит. Придется подождать, пока можно будет поговорить с его основной личностью», – подумал Дурнев.
Он подошел к дивану и поднял опрокинувшуюся чашку. Бывший депутат уже прикидывал, как отреагирует Нижинский, если он попросит его убраться в квартире, и не обидится ли он за это на своего друга Дягилева, как вдруг в замке повернулся ключ.
В комнату ворвалась взбудораженная Пипа.
– Папуль, меня взяли! – заорала она с порога.
– В самом деле? Ах ты, моя Дюймовочка! – умилился председатель неблагодарного общества В.А.М.П.И.Р.
Пипа уставилась на своего папу с таким удивлением, что он мигом раскаялся, поняв, что сморозил что-то не то.
– Разве я сказала, что меня взяли Дюймовочкой? Я буду играть пятнадцатую жабу из свиты!
– О! – удивился Дурнев.
– Да, папулечка! Мы с мамулей учили в машине роль. Вначале я должна сказать: «Ква-ква!», а потом, уже в конце фильма, вот так вот грустно: «Ква-ква-ква»! И вот тут режиссер пообещал, что камера возьмет меня крупно.
– О, друг мой Дягилев! Ты не говорил, что у тебя есть дочь! Но я тебя прощаю: девочка мне нравится… Так начинаются все великие карьеры! – прыгая на одной ножке в тщетной попытке изобразить балетное па, одобрил правнук бабы Рюхи, неподражаемый Халявий.
Глава 4
Терпсихора, Полигимния и черепаховая лира
Таня задернула Черные Шторы, чтобы не видеть всей той бестолковой и радостной суеты, которая всегда почему-то предшествует началу драконбольного матча. Идти сейчас на стадион и снова видеть драконов и игроков, стремительными кометами мелькавших внутри купола, было для нее невыносимо. Таня пообещала себе, что никогда больше не будет смотреть драконбол – даже с трибун. Ваньке, Тарараху и Ягуну она наврала, что ей нужно написать на завтра доклад о мировом древе, а то Поклеп давно имеет на нее зуб.
– Это точно. Когда на тебя на каждом уроке натравливают всякую потусторонщину, защиту лучше не запускать. Недаром Поклеп хвалится, что его уроки не прогуливают. К нему даже переломщики на одной ноге из магпункта прыгают – а куда денешься? Духу, когда он будет вселяться, по барабану, освобожден ты от урока или нет! – ободряя ее, сказал Ванька Валялкин.
Но при этом он почему-то смотрел не на Таню, а чуть выше ее головы. Таня, хорошо изучившая Ваньку, поняла, что он ей не поверил. Еще бы – пропустить матч ради какого-то доклада, который можно написать и ночью! Такое сложно ожидать даже от Шурасика.
Зато теперь, когда все были на драконболе, Таня осталась одна – одна во всем огромном Тибидохсе, не считая привидений. В темнице за Жуткими Воротами, вздыхая, томился хаос. Стены школы для трудновоспитуемых юных магов подрагивали – мелко, но безостановочно. Таня энергично встряхнула головой.
– Ну все! Или писать доклад, или не писать! Чего ты тут расселась, Гроттерша? Марш работать! – подделываясь под голос своей московской сестрички Пипы, велела себе Таня.
Она решительно села за стол и, щелкнув пальцами, подозвала перо жар-птица. В отличие от лопухоидных ручек и обычных гусиных перьев это перо писало само – нужно было только диктовать.
В книге по уходу за магическими существами (III том, «Птицы и морские гады») ясно значится:
«Хвостовое перо жар-птицы будет верно служить тому, кто спас птицу от смерти».
Таня не спасала птица от смерти – она лишь кормила его некоторое время, пока Ванька лежал в магпункте. Но, учитывая прожорливость птенца, это, очевидно, зачлось как спасение его жизни.
МИРОВОЕ ДРЕВО
Мировое древо – универсальный мифологический образ. Три части мирового древа связаны со всем живым на земле: ветви и вершина – с птицами (сокол, соловей и птица Див), а также с солнцем и луной; ствол – с пчелами и зверями лесными и равнинными; корни – со змеями, ящерицами и бобрами. Все же древо в целом может сопоставляться с человеком – его ногами, туловищем, руками и головой…
Таня диктовала, заглядывая то в «Мистическую историю» под общ. ред. Графа Манова, то в «Справочник белого мага». Существующий в единственном экземпляре справочник ленился, то и дело превращаясь в «Тысячу советов молодой хозяйке». Каждые пять минут Тане приходилось подогревать его искрой и произносить: «Расслабонум!»
Сияющее перо жар-птица скользило по бумаге, изредка брезгливо окуная кончик в чернильницу. Внезапно без всякой видимой причины перо замерло и нетерпеливо заплясало над пергаментом. От пера во все стороны разлетались искристые брызги, точно от шумно открытой бутылки шампанского. Тусклая комната с задернутыми шторами разрослась до размеров помпейского цирка. Аскетически заурядная кровать Тани и перевернутый гроб любящей черный юмор Склеповой неуловимо обрели оттенок упаднической роскоши. Над ними ухитрился появиться плотный кремовый балдахин, в складках которого могли таиться верные камеристки вкупе с привязчивыми возлюбленными вроде шейха Спири.
Даже скучный скелет Паж предстал на краткий миг молодым и гибким мушкетером с зелеными глазами. Кое-кто из долгожителей – а в Тибидохсе таких было немало, – возможно, узнал бы воинственного Дырь Тонианно.
Таня некоторое время недоуменно озиралась, пока у нее не мелькнула мысль, что это могут оказаться глюки – относительно безобидные суетливые духи. Еще бы – вся школа, кроме, вероятно, ее одной, была на драконболе. Еще бы глюкам не порезвиться, пользуясь отсутствием преподавателей.
– Дрыгус-брыгус! – произнесла Таня, вспомнив, что для глюков, если это они, вполне хватит и этого простенького заклинания.
Она угадала. Стоило сверкнуть зеленой искре, как во все стороны прыснули маленькие носатые человечки. Таня успела заметить, что глюков было никак не меньше дюжины. Штуки три расширяли пространство, один сидел на голове у Дырь Тонианно, а остальные бестолково, но радостно носились по комнате, гоняясь за брызгами света.
«Мировое древо моделирует тройную вертикальную структуру мира – три царства: небо, землю и преисподнюю. Широкие раскинувшиеся ветви указывают на север, запад, юг, восток. Увидеть древо во сне: зеленое, цветущее – к счастью, сухое – к болезни или смерти…» – собравшись с мыслями, продолжила диктовать малютка Гроттер.
Снаружи сквозь плотно задернутые шторы долетел восторженный рев болельщиков. Таня с ее немалым драконбольным опытом догадалась, что только что арбитры выпустили мячи.
