скачать книгу бесплатно
– Корни – это дороги. А не ко всем местам Теневых миров ведут дороги… Фазаноль всерьёз взялся за Теневые миры! Если я ошиблась хоть на один кап, тема красавиц и умниц была раскрыта в моём лице не полностью! – отрезала Настасья.
Стожар вспомнил разговор с мамой. Мама тоже считала, что преступление Фазаноля будет связано с существом из Теневых миров.
С улицы доносились равномерные звуки метлы. По маленькому дворику, довольно поскрипывая, бродил кособокий, похожий на шишку лешак Лёша. Сейчас он был в мирном настроении и поэтому нормального размера. Когда же он злился, то мог вымахать с дуб, и связываться с ним тогда не рискнул бы и Нахаба. Сказочникам не нужно зубрить заклинания, чтобы превратить тебя в кучку листьев или запустить через три дома кувырком.
* * *
Ева стояла перед круглым, с трещинкой, зеркалом и сердито раскачивалась с носка на пятку. На своё расширившееся лицо, на нос, изобилующий сальными железами, поглядывала с недоверием. Неужели это и есть тот самый скудельный сосуд, в котором притаилась душа? Какой-то не такой сосуд! Нет, не она это! Внутреннее ощущение у Евы было такое, что она какая-то более трепетная, что ли. И ноги могли бы быть поизящнее, и руки. И тело менее круглое.
Нет. В неё никто не влюбится. Никогда. Ну и ладно. Плевать. Она полностью посвятит себя магическим существам. Она будет гладить и спасать зверушек, а они будут давать ей отличное рыжьё. Магия благодарности!
Сердито отвернувшись от зеркала, чтобы наказать его своим невниманием, Ева плюхнулась на широкий подоконник и стала зубрить ветмагию. Ветмагия зубрилась плохо. Классификация магических существ путалась в голове, тем более что составлена она была в пятнадцатом веке и, разумеется, на латыни. Еве хотелось жаловаться.
– Меня игнорит Звенидраг! – сообщила она Настасье. – Я ему по десять раз в день сбрасываю сообщения «Хочу замечаний! Критики жажду!», а он не отвечает! Даже не проверил те двести восемь выполненных домашних заданий, которые я выслала ему вчера!
– Ветмагия – это твоё всё! Тут ты далеко пойдёшь, если не охладеешь! – сказала Настасья, забрасывая за спину длинный шарф. – Но лучше бы с таким же рвением ты учила боевые заклинания! Твой экзитус леталис так кошмарен, что хуже него только твой же копыто отбрыкус!
Ева поморщилась. Обычную магию, в отличие от ветеринарной, она терпеть не могла. Есть девушки, которые любят стирать. Есть девушки, которые любят готовить. Есть девушки, которые любят пылесосить, но не любят стирать и готовить. И существует, наконец, Ева, которая любит и стирать, и готовить, и мыть посуду – но только тогда, когда за ней охотится деревянный молоточек с синей пищалкой: голос совести. Кладёшь на стол огурец и раз за разом атакуешь его заклинанием «экзитус леталис». А рядом со спинки кресла котиком свисает Филат, который терпеть не может использовать мебель как все нормальные люди и насмехается, что для таких магов, как она, давным-давно изобретена волшебная палица с шипами. Произносишь «фруктос капутос», шарахаешь по огурцу палицей – и радуешься собственным успехам.
– Бесполезно. С Фазанолем мне всё равно не справиться, даже если я выучу парочку заклинаний, – сказала Ева.
– Да-а-а, – протянула Настасья. – Тут, конечно, логика железная! Ты как наш Бермята, который говорит: «Зачем я буду качать пресс, когда всё в мире решают атомные ракеты?»
К Еве подошла Гризельда и, выдохнув клуб дыма, опустила ей на колени свою львиную голову. Её козья голова тем временем жевала шторы. Несколько месяцев назад Ева умерла бы со страху, потому что Гризельда была химерой, а теперь лишь потрепала её по шее. От удовольствия у химеры почти полностью исчезли глаза. Её мурлыканье напоминало дребезжание железного корыта, которое прицепили к машине и куда-то волокут. Хлопнула дверь. Козья голова Гризельды перестала жевать шторы и не в такт пошевелила ушами.
– Филат вернулся! Она всегда так делает, когда он приходит, – сказала Ева.
И действительно, это вернулся Филат. Целыми днями он где-то пропадал. Был постоянно озабочен поисками магии, чтобы платить по кредиту. Встречался с какими-то непонятными типами, которых уклончиво называл «мои друзья», но с которыми никого не знакомил.
– Так познакомь нас с ними, если это друзья! – говорила Настасья.
– Нет. Я никогда не знакомлю своих друзей между собой, – уклонялся Филат.
– Почему?
– Если я познакомлю, это будет какая-то фигня.
– А если не будет никакой фигни?
– Ну, пятьдесят процентов, что однажды будет какая- то фигня. Если не будет фигни – обо мне не вспомнят. Если будет фигня – обо мне вспомнят в первую очередь и я потеряю двоих друзей разом. И зачем мне эта фигня? – отвечал Филат.
Сейчас Настасья внимательно посмотрела на Филата и прищурилась:
– Ну и где ты был сегодня? Опять у друзей? Надеюсь, не ходил в лавку к Страхилу?
– В Дом-утюг? – спросил Филат и усмехнулся. – Ну как же не ходить-то, когда рыжьём платят?
* * *
Дом-утюг был на всю Москву знаменитый дом, о котором писал Гиляровский. Та самая Хитровка, она же Кулаковка, где находилась жуткая, каторжным людом заселённая ночлежка. «Утюгом» его прозвали оттого, что узкий, на сужение утюга похожий конец его выходил на Хитровскую площадь. Когда-то на этом месте располагалась 3-я Московская мужская гимназия. В 1869 году этот участок земли приобрёл инженер-капитан Ромейко. Он-то и выстроил Дом-утюг, занявший целый квартал. Зловонные корпуса, лестницы, ведущие в никуда, длинные неосвещённые коридоры, непонятные чуланы, дыры в стенах, лазейки, закутки. Какой там лабиринт Минотавра! Здесь заблудился бы и сам Минотавр и бродил бы, завывая, по коридорам, пока крутые нравом и вечно голодные жители ночлежки не сделали бы из него шашлык.
Разумеется, и маги не упустили такой дом из виду. В своём роде он не уступал дому-«Титанику». Во множестве пространственных карманов, расположенных в закутках бывшей ночлежки, было разбросано огромное количество сомнительных лавчонок. Купить в этих лавчонках можно было всё – от перхоти привидений и голема-раба до охранного копья, прикованного к камню и убивающего всякого, кто не знает отводящего заклинания.
Магические лавчонки, конкурируя друг с другом, активно занимались скупкой краденых артефактов, пользуясь тем, что спрятать в Доме-утюге можно было всё что угодно. Где-то здесь, в сырых закоулках, бесследно сгинула одна из последних птиц Рух, кормившая, как известно, своих птенцов слонами.
Лавка Страхила была самая известная из всех лавок Дома-утюга. Занимала она целый этаж во внутреннем флигеле. Первое помещение было вполне себе респектабельное, чистенькое. Здесь угощали пищащими пирожными и работали приятнейшие продавщицы-кикиморы с растущей на голове травой и подчёркнуто вегетарианской внешностью, не очень гармонирующей с треугольными зубами.
Во втором помещении, с каменными глухими стенами, с длинными железными полками, тянущимися от стены до стены, и стеклянными противопожарными витринами, обитал сам Страхил – элементаль огня, крайне вспыльчивый и горячий. Длинная алая борода его поджигала всё, чего касалась. Здесь продавались всевозможные артефакты, часто сомнительные, вроде мушки-ворюжки, отмыкающей все замки, цепочки покорности и жуткого карандаша. Карандаш был похож на огрызок обычного карандаша. Им можно было преспокойно записывать любые слова, кроме страшных. Нельзя писать «фарш», «ужас», «кошмар» и вообще любое подобное слово. В книге, рядом с которой впервые обнаружили этот карандаш, около слова «жуть» с недописанным мягким знаком было красное пятно и не хватало мягкого знака.
Существовало у Страхила и третье помещение, в котором он хранил разного рода испорченные артефакты, скупленные за бесценок. Ими у Страхила был забит целый подвал, и он нанял стожара, чтобы разбирать их и чинить всё, что возможно. Из прочего же – вытягивать рыжьё. На эту опасную работу найти желающих было сложно, и Страхил нанял Филата.
– Сегодня я усмирял копьё Ахилла. Милый артефактик, но, к сожалению, имел скверную привычку втыкаться во всё живое, – похвастался стожар. – Вон, украсил меня! Зашьёшь? – Он показал на длинную царапину, которая, спускаясь от скулы до середины щеки, имела все шансы стать шрамом. – Зато мне хорошо заплатили. Немножко магии – немножко жизни! – заметил Филат. – Благодарю!.. Теперь заживёт!.. Взгляни, какой список мне дал Страхил! – Он сунул Еве огнеупорную тетрадь. Страхил как элементаль огня предпочитал именно такие. Тетрадь была заполнена печатными буквами, но приписки были на полях курсивом.
«Заводное чудище с ключом в спине. Всё в заклёпках. Можно указать ему врага и отправить в бой. Осторожно! Заедает пружина!
Всезнающий словарь. Переводит со всех возможных языков, включая языки животных, птиц, камней и растений. Похож на испорченный наушник с оборванным проводом. Побочка: через какое-то время ты обнаруживаешь, что говоришь не то, что хочешь сказать ты, а что тебя заставляет словарь, то есть кому-то что-то переводишь, но что и кому – совершенно непонятно.
Сосуд слоистой воды. Живая вода, мёртвая вода, умная вода, вода из реки Стикс, вода из Леты. Не встряхивать!!!!
Шкурка вампира-кровососа. Похожа на шкурку лысой обезьянки. Если на шкурку попадёт капля слюны или крови – мгновенно превращается в чудовище. Получена предоплата! Нужно проверить артефакт в первую очередь!
Грызущий меч. Превращается в любое оружие, чаще всего в ядовитую булавку.
Бутылочка ветров. Не ронять! Проблема с пробкой!
Амулет, защищающий от зверей бездны. Просверлённый камень на кожаном шнурке. Поменять шнурок. Осторожно! Откусывает пальцы!
Ловец глупых снов. Выглядит как маленькая диванная подушка. Ловит глупые сны. Если наловить много глупых снов, можно дразнить того, кому они приснились. Осторожно! Может усыпить!
Волшебные часы. Точно показывают время, когда нужно начинать то или иное дело. Или не делать его совсем, потому что оно не выгорит. Лопнула пружина.
Монокль. Видит истинные сущности и любую наведённую магию. Полезен при длинных переходах через заколдованные леса. Не держать у глаза больше десяти минут!»
– Прочитала? – спросил Филат. – А на второй странице уже всякая ерундистика. То, что Страхил и не надеется продать. Ну или продать за устраивающую его цену.
– Почему? Это же артефакты.
– Ясельный хмырь, что артефакты. В этом мире вообще нет неволшебных предметов! Но волшебство многих предметов проявляется в строго определённых обстоятельствах… Например, вот! Эта игрушечная рогатка является оружием против громадных бронированных неубиваемых носорогов. Но только одну ночь в столетие и только если стрелять из неё будет человек, имя и фамилия которого начинаются на «А». После этого неудивительно, что заурядцы могут владеть тем или иным магическим предметом столетия, но никогда об этом не узнают!
* * *
В комнату вбежал Бермята. Его волосы торчали во все стороны, как у Людвига ван Бетховена, а нос был красный, как у Мусоргского. Настасья, дырявя очередной носок, укололась ножницами.
– Подойдите к окну! – крикнул Бермята.
Газон, недавно чистый и ухоженный, теперь был весь покрыт рытвинами. Во все стороны летела земля. Всё новые и новые воронки возникали одна за другой – и происходило это совершенно беззвучно.
Лешак Лёша торчал из клумбы ногами кверху. Он ещё не разозлился, но уже начинал. Земля мелко дрожала. Рядом валялась его метла.
– Рыжьё! – сказал Филат. – Тут боевой магии магров на триста! Кому-то совсем магры некуда девать!
– Убоись! Кажется, к нам прорывается кто-то серьёзный! – Бермята извлёк из кармана красный магстолет, похожий на детскую игрушку.
Филат привстал, расслабился и прогнулся чуть назад. Лицо у него опустело – опасный знак для любого, кто имел дело со стожарами. Ева же и вооружаться не стала. Она ужасно боялась всех этих магических алебард и ржавых мечей. Ей вполне хватало боевого браслета. Пока что на первой пластине сияла надпись «Все норм!», но для опасных ситуаций существовали положения «Евочка не в духе», «Евочка гневаться изволят» и последнее, самое грозное: «Ну всё! Я предупреждала!» Эта пластина обычно зажигалась, когда Филат окончательно её доводил.
Из-под овального стола вылез рыже-золотистый с оплавленным левым ухом пёс размером с телёнка. Лайлап, медный пёс Зевса, поселившийся в доме-буфете на Садово-Кудринской.
Что-то грохнуло. Кажется, кто-то бабахнул в дверь из той же штуки, которая оставляла на газоне рытвины. Дом-буфет вздрогнул от фундамента и до крыши.
– Ага. Не знают, как войти, и просто разносят дверь! – удовлетворённо сказала Настасья. – Сейчас начнётся! Попрошу без паники и драматизма!
Гризельда и Лайлап разом вскочили и умчались встречать незваных костей. При этом змеиный хвост химеры злобно шипел, а Лайлап глухо и страшно лаял. Снизу послышался шум, грохот опрокидываемой мебели, жалобный визг – и Лайлап с Гризельдой опять появились на лестнице.
За ними гнался рой мелких существ. На верхних ступенях рой нагнал Гризельду, и бедная химера, отчаявшись спастись, кувырком скатилась по лестнице. Лайлап же, окончательно деморализованный, полез прятаться под диван, мгновенно опрокинув его, потому что, когда ты размером с телёнка, диван убежище не самое надёжное.
Ева оказалась под перевернувшимся диваном. Это её порядочно взбесило. На браслете мгновенно вспыхнула пластинка «Евочка гневаться изволят». Диван, подброшенный усиленным магией толчком, кувырком отлетел в угол гостиной. Когда же Ева, вскакивая, опёрлась руками о пол, то внезапно увидела, что на её запястье рядом с браслетом сидит крошечный комарик с сабелькой. На комарике был гусарский мундирчик. И ещё он лихо закручивал длинные усы. Рядом четыре мухи в красных сапожках держали на парашютных стропах здоровенного, размером с монету, паука. В каждой из восьми лапок паук сжимал по кинжалу. А ещё у паука была борода и здоровенные чёрные очки, похожие на консервные банки.
Тут же прыгали подозрительные, цыганистого вида блохи в ярких круглых бусах и жевали сигары жирные магфиозные тараканы с золотыми пистолетами в цепких лапках. И была всех этих насекомых целая орда. Это они заставили Гризельду и Лайлапа спасаться бегством.
Первым справился с удивлением стожар. Он легко, как боксёр, размял шею, тряхнул руками – и в руках у него возникли две здоровенные мухобойки.
– Ну, якорный бабай, я готов! – сказал он.
Мушиная и комариная рати с грозным гулом двинулись на стожара. Те мухи, что несли паука, набрали высоту, приготовившись к высадке десанта. Лёгкая крылатая конница заходила с тыла. Три таракана притащили и установили смешной с виду пулемёт Гарднера с заводной рукояткой и двумя стволами, покрытыми бронзовым кожухом. Четвёртый таракан деловито наливал внутрь кожуха воду для охлаждения. Какого бы размера ни были пули в этом пулемёте, удовольствия они бы никому не доставили.
Блохи тоже не теряли время даром. Суетясь у лестницы, они разворачивали в сторону стожара крошечную копию гаубицы-пушки МЛ?20, легендарного «Емели». Маленький комарик, без сабельки, но с биноклем на шее, лихорадочно пищал в телефон:
– Ориентир два, угломер двадцать – сорок два, прицел сто сорок восемь, осколочно-фугасным, заряд второй…
Стожар со свистом размахивал мухобойками, мешая десанту концентрироваться на точках выброски.
– Попрыгаем! – произнёс он с предвкушением.
Однако попрыгать ему не удалось. Из рукава Евы вылетело толстое полосатое существо с крыльями шмеля и лапками котёнка и, ржаво мяукая, помчалось прямо на гаубицу. Легендарный «Емеля» дважды перевернулся от сильного удара.
– Я подбит! Повторяю: я подбит! Расчёт орудия уничтожен! Вызываю огонь на себя! По квадратам, по квадратам крой, Петрович! – запищал бесстрашный комарик с биноклем.
Котошмель, описав круг над поверженным орудием, выбрал для себя новую цель, однако атаковать её не успел.
– А ну все брысь! – крикнул кто-то. – Анисья! Тит! Уймите своих козявок!
Крик ещё не отзвучал, а в воздухе прямо перед Настасьей и Бермятой что-то мелькнуло. Кто-то сдёрнул плащ-невидимку – старый, весь в латках, смахивающий на армейскую плащ-палатку. Под плащом обнаружились сразу три ребёнка.
Изумлённая Ева закричала, отзывая котошмеля, который с большим неудовольствием спрятался обратно в рукав.
В центре стояла девчушка лет одиннадцати. Она была тощенькая, ростом не выше метра, но боевая и решительная. На зубах – брекеты. Одета в комбинезон с кучей карманов. За спиной – коротенькие, бешено работающие крылышки. В руках – здоровенный четырёхствольный пулемаг, который был явно больше самой девчушки. Толстенные стволы пулемага вращались и дымились: им явно пришлось недавно поработать.
– Оружие классное, но работает на чистом рыжье! От него даже магзели отказались… Ещё магров двести ушло, пока дверь сносили! И на улице магров триста на лешака! Я бы дешевле эту комбинацию провернул… Разозлил бы лешака – он бы мне дверь бесплатно снёс! – буркнул себе под нос Филат.
К ногам девчушки жались двое детей поменьше – видимо, её брат и сестра. Девочка лет шести с дыркой на месте переднего зуба и огрызками косичек и мальчуган лет восьми, круглый, толстый и крепкий. Казалось, кто-то взял пушечное ядро, приделал к нему ручки, ножки, голову – и получился мальчик.
Сейчас круглый мальчик размахивал руками, что-то внушая грозной орде насекомых. От его пальцев разлетались золотистые искры рыжья. Подчиняясь приказу, несколько комариков с серебряными трубами вылетели вперёд и затрубили отступление.
– Ещё минимум двадцатник магров… Полтыщи магров – всего за пять минут! – сказал себе стожар. Его гибкое лицо выражало сильнейшую заинтересованность.
Старшая девочка повернулась к брату и сестре и ловко убрала свой пулемаг.
– Начинайте! – сказала девчушка требовательно. – Ну! Тит! Ниська! Забыли, как договаривались?
Ребята, спохватившись, бросились на колени, вскинули в мольбе руки и, растирая на хитрых мордочках слёзы, заголосили:
– Ой мы бедненькие! Мы несчастненькие! Помогите страдающим сироткам! Нас хотят схватить!
– Очень понятное желание! – процедила Настасья. – Я тоже теперь об этом мечтаю! Дверь вышибли! Лешака взбесили, двор как после бомбёжки!.. Как тебя вообще зовут, чудо с крылышками?
– Задора, – сказала девочка с брекетами. – А это Тит и Ниська!
Настасья мрачно изучала бедных сироток.
– Кто вы вообще такие? Феи? Эльфы? – Она посмотрела на трепещущие крылышки, удерживающие девчушку над полом.
– Наша мама была макси-фейса. А папа – тролль-подземник из магсковского метро! – сообщила Задора.
– Макси-фейсы. «Фейсы» – это не от английского «лицо», а от слова «фея». Крупные феи, которые могут вступать в браки с магическими созданиями других видов, а порой и с заурядцами, – пояснила для Евы Настасья.
Тит и Анисья, две бедненькие, разнесчастненькие сиротки, уже поднялись с пола. Ева разглядела, что у Анисьи крылышки тоже имеются, а вот у Тита их нет. Он, как видно, уродился в папу-подземника.
Утирая руками слёзы, Тит уже перемигивался со своей насекомой ратью, которая расползалась по углам, изучая обстановку и отыскивая, что тут можно спионерить. Пауки выкатили откуда-то крошечные тележки, а мухи достали вместительные плетёные авоськи. Комариков же больше заинтересовало красное вино, которое Бермята припас на Новый год. Они уже роились над бутылкой и лихо подкручивали усы.
– Без мародёрства, Огнедышащий Мамай! Вы тут не в захваченном городе! – предупредил Бермята.
– Вот именно! Смена активностей! – едва ли не впервые в жизни согласилась с ним Настасья. – Рассказывайте, кто за вами охотится, если это всё не очередные враки! И имейте в виду: если вы будете звучать неубедительно и не заинтересуете меня – вылетите отсюда кувырком! Никакие дрессированные мухи не спасут!
Глава 4
Макси-фейсы
Здесь водится бык с видом оленя; у него на лбу между ушами выдаётся один рог, более высокий и прямой, чем у известных нам рогатых животных. В своей верхней части он широко разветвляется наподобие ладони и ветвей. У самки такое же сложение, как у самца: её рога имеют такую же форму и такую же величину.
Гай Юлий Цезарь. «Записки о Галльской войне»
– Это вот он и есть? Этот магтобус? – спросила Настасья полчаса спустя.
Только что они вышли из ворот. Свободной от пулемага рукой Задора буксировала здоровенный чемодан на колёсиках. Это был целый колёсный сундук, обшитый бронелистами. Такой наверняка мог выдержать удар штопорной магии. И колеса у него были соответствующие, рифлёные, как у БТР?80. В пустотелых ручках чемодана были оборудованы пулемётные вышки, на каждой из которых дежурило по паре делового вида клопов. Кроме того, весь чемодан патрулировался лёгкой комариной полусотней.
– Угусики! – подтвердила Задора.
– В нём вы и живёте?
