скачать книгу бесплатно
– Не разобьюсь! Я ему на спину сигану! – страстно мычит Кика.
– Кому?
– Змею крылатому! Пусти!
Фаддей неспешно подползает и всей тушей наваливается Кике на спину. Даже не пытается держать, просто лежит на нем, как тюлень. Кика и шевельнуться под его тяжестью не может.
– Дурацкое дело не хитрое! Сиганешь! – обещает Фаддей. – Охолони слегка – и сразу сиганешь!
Постепенно Кика успокаивается. Фаддей с Митяем негромко переговариваются, порой свешивая головы и разглядывая что-то на склоне. Там, где крылатые змеи, линяя, трутся о скалы, за десятилетия скопилось великое множество сброшенных кож. Сверху не разглядеть, какой они сохранности, но Фаддей и Митяй уже прикинули, что бросать такое богатство на двушке не стоит. Может, получится делать из них седла или одежду? Потому и велел Митяй захватить с собой корзины.
Начинают готовиться к спуску. Связывают между собой веревки. Мокша с Фаддеем остаются наверху. Митяй с Кикой спускаются. Корзину Кика нахлобучил себе на голову, а за веревку едва держится.
Крылатые змеи с резкими криками проносятся над озером. На Митяя и Кику внимания не обращают. Изредка то один, то другой змей выпускает струю пламени. Пламя очень разное – есть боевое, горячее, а есть вполне себе мирное. Вон та изящная, недавно полинявшая самочка выдыхает пламя кокетливо и тонко, щекоча им преследующего ее поклонника, не прогоняет, а скорее дразнит. А вон той грузной сварливой змеихе ее ухажер не нравится. Она шпарит его коротким, нутряным пламенем, целя по уязвимым крыльям, и очень быстро загоняет беднягу в озеро.
Митяй и Кика начинают наполнять корзину змеиными кожами. Берут с разбором. Есть свежие, а есть давно высохшие. Линяют крылатые змеи не как ужи и гадюки, а, скорее, как ящерицы, отдельными пластами, помогая себе зубами и все время смачиваясь в озере. С хвостов они скусывают кожу быстро, а вот к мордам она присыхает, и приходится отмокать в озере и тереться о камни.
Митяй и Кика возятся долго. Перекладывают кожи так, чтобы побольше влезло. Фаддей непрерывно ворчит, что они все делают неправильно, и тоже порывается спуститься, но высота и веревка с узлами его страшат.
Мокша все внимание сосредотачивает на крылатых змеях. С ними творится что-то странное. То они летали разрозненно, каждый сам по себе, а теперь, охваченные единым порывом, собираются над водой, смыкаясь в кольца. Колец два – большое и маленькое. Во внешнем кольце – десятка полтора змеев, во внутреннем – семь. Змеи летят навстречу друг другу, отчего кажется, будто одно колесо посредством невидимой шестерни вертит другое.
Мокша сверху смотрит на живые колеса, и у него начинает кружиться голова. Колеса разрастаются. Все новые и новые змеи примыкают к кольцам. В основном к внешнему, но и во внутреннем их становится больше. Вот присоединяется к внешнему кольцу сердитая самка, загнавшая в озеро самца, а вот и легкая молоденькая змеиха ловко ныряет в центр кольца, и кольцо раздвигается, пропуская ее. Пламя, которое непрерывно выдыхают змеи, образует колодец.
Веревка, которую Мокша должен держать и про которую он давно забыл, дергается. Над краем скалы показывается голова Кики. На щеках у него красные пятна, ладони стерты веревкой. Еще бы – сколько карабкаться пришлось.
– А тащить корзину… кто… будет? Орали им, орали, а они как глухие! Мне Митяй нерпь свою отдал… пришлось на двух львах вылезать! – набрасывается Кика на Мокшу и Фаддея.
Те спохватываются и начинают тянуть веревку. Выволакивают корзину. Корзина цепляет камни. Она очень тяжелая. Нести ее придется вдвоем и потом еще решать, как навьючить кожи на пегов.
Фаддей щупает кожи пальцами, пробует на зуб, нюхает и ворчит – он вечно ворчит и вечно всем недоволен. Сделай его царем или дай ему мешок золота, он и тут разворчится, что трон не такой, а золото надо было прикопать в лесочке, а не тащить у всех на глазах. Но Мокша уже достаточно изучил Фаддея, чтобы знать все оттенки его ворчания. Это ворчание счастливое. Кожами Фаддей доволен, хотя, конечно, со множеством оговорок. Иначе у хорошего мастера никогда не бывает.
Ту кожу, что сброшена недавно, по мнению Фаддея, можно пускать на сапоги и ремни. Эластичная она, для всякой работы подойдет. А вот старая кожа погрубее, потолще. От нее, пожалуй, и стрела отскочит, особенно если на излете. Смягчать ее надо только, а то ссыхается быстро. Ну да способов смягчить кожу много – яичным белком, свиным салом, льняным маслом. Все они Фаддею хорошо известны.
Мокша все смотрит на крылатых змеев. Те, что внутри круга, продолжают выдыхать пламя. В центре уже все кипит и алеет, словно металл плавится в горне. Митяй ложится рядом с Мокшей и глядит туда же, куда и он. Припухлости по краям бровей Митяя сдвигаются, соприкасаясь.
– Беспокоятся они! – говорит Мокша. – Мы их переполошили! Как бы не кинулись!
Митяй надувает щеки и медленно выпускает воздух, будто помогая драконам дуть.
– Нет! – загадочно отзывается он. – Тут другое…
В подтверждение его слов из воды стремительно вырываются три недавно полинявших змея, набирают высоту и кидаются в кипящий центр круга. Не успевает Мокша издать восклицание, как змеи появляются опять. Их кожа разогрета от жара, а крылья сияют. Змеи бросаются в зашипевшую воду, остужаются и опять бросаются в центр круга. И так раз за разом. Длинные блестящие тела змеев сливаются, отчего кажется, будто сверкающая игла штопает в рубахе прореху. Сияние внутри круга постепенно выцветает, хотя порой вспыхивает, как остывающие угли. А змеи все бросаются в почти погасший круг, и кожа их уже так не разогревается, как в самый первый раз. Порой они даже и не ныряют в озеро, чтобы остудиться, а просто проносятся над ним.
Митяй хватает Мокшу за руку.
– Ты понял? – радостно восклицает он.
– Что понял?
– Змеи – штопальщики миров! Как только где-то возникает дыра, они начинают летать туда-сюда и восстанавливают стенки мира! Теперь вот от твоего гриба они прореху штопают! Не первый уж день! Они заштопают, а она опять расползется!
– Ты уверен? – ошеломленно произносит Мокша.
– А я-то думаю: как змеи из мира в мир носятся? Да еще болото у них на пути! Может, они по краям мира проходят, где болото сдулось? Да нет, поди угадай, где оно есть, а где нет! А теперь вижу, что тут все дело в огне. Не просто так они огнем дышали: стенку мира плавили. Стенка мира остыла, мир замкнулся – и все! Амбар на замке!
– А сами драконы как на ту сторону ныряют? – пытается представить Мокша.
– Так и ныряют. Иголка ведь тоже сквозь ткань проходит, а ткань не рвет! Только крепче ее делает, потому что за иглой нить тянется! Где болото прорвется – там крылатые змеи стенку восстановят. А к своему огню они привычные.
Мокша кусает губы, соображая.
– Значит, дыры на холме больше нет? – с надеждой спрашивает он.
– Есть. Они все заделали, да грибница-то в земле осталась. Но драконы пока справляются! А как уж дальше будет – не знаю.
Сияние внутри круга погасает. Летающие колеса замедляются и распадаются. Доносятся резкий клекот, шипение. Сверкают струи холодного и горячего огня. Все просто, прекрасно и вечно.
– Значит, через этот круг можно попасть в наш мир? – пытается сообразить Мокша.
Митяй кивает:
– Можно. Хотя огонь штука нешуточная! Это как в металл кипящий нырять. Нырнуть-то сможешь, а вот вынырнуть…
– И обратно из нашего мира сюда можно?
– Да кто ж тебе скажет? Если к змею прицепиться посильнее, то, может, и да. Но тш-ш! – а то Кику вязать придется.
Для Митяя это так ясно, что не требует доказательств. У него все просто. Объясни ему, что солнце можно черпать ложкой – он и будет его черпать. И Фаддей, довольно почесывающий жесткую рыжую бородку, будет. Хотя Фаддей, пожалуй, потребует запасную ложку и начерпает солнца про запас.
Зрение у Мокши острое. Он видит, что там, где крылатые змеи разомкнули внутренний круг, мир замутненный. Повсюду нормальный, а здесь точно сквозь бычий пузырь глядишь. И края алые. Пробивается что-то, клокочет. Наброшен на огонь волшебный платок.
– Видишь? – шепчет Мокша. – Чего там такое?
Митяй всматривается.
– А-а! – тянет он. – Ясно! Это вот она и есть!
– Что за «она»?
Митяй задирает рукав. На сгибе у него большая красная заплата. Пришивал явно сам. Местами стежки спешат, а местами идут тесно и мелко.
– Заплата! – объясняет Митяй. – Рубаху-то я зашил, да заплату не спрячешь! Вот и здесь: наложили змеи заплату, а шрам на мире остался.
– А когда змей просто ныряет через стенку мира, не штопая, тогда тоже шрам? – интересуется Мокша.
– Едва ли! Тут же их много летало, да еще и с огнем. А когда один – это как иголкой в руку ткнуть: не будет шрама. Ну, может, точка какая.
Мокша торопливо соображает. Недодуманная мысль звенит над ухом будто комар:
– А если заплата… оторвется?
– Оторвется – так змеи крылатые опять заштопают. Не впервой им! Вишь, оно как!
Но Мокшу уже волнует другое.
– Седло! – шепчет он. – Митяй, помнишь уникум, который ты отлил? Вот бы приручить крылатых змеев! Ну, как пегов?
Валики кожи сурово сдвигаются на лбу у Митяя. Все, что велит ему двушка, он выполняет без рассуждений. Сказано не трогать – не трогаем. Велели искать именно эту закладку, а не другую – ищем именно эту. Здесь же разрешения двушки нет, оттого он и хмурится. Мокшу же такое слепое повиновение не устраивает. Он вечно принимается рассуждать. Отчего нельзя? Правильно ли это, что нельзя? Может быть, немножечко все-таки можно? А что нам сделает двушка, если нарушим?
– Нет! – отрезает Митяй. – Я жалею, что вообще это седло сделал! Руки бы мне оторвать! Дала нам двушка пегов – вот и будем нырять на пегах!
– Но почему?! – стонет Мокша. – Через болото нырять трудно! Межмирье, потом тоннель, потом летишь еще кучу времени. А тут совсем просто! Раз – и сразу в Межгрядье! Каких бы закладок мы отсюда ни принесли! Может, и за Вторую гряду смогли бы нырять!
Сказав это, Мокша осекается. Лицо Митяя делается упрямым. Таким Мокша редко когда его видел.
– Нет, – повторяет Митяй. – Нет значит нет. И все. Окончен разговор.
– Ну почему? Скажи: по-че-му? – чуть не плачет Мокша.
– А без почему! Просто нельзя! Раз двушка не разрешила – значит, точка! Один раз взяли уже… яблоко…
Мокшу такой ответ не устраивает. Ему мучительно хочется оказаться на спине у крылатого змея. Он даже представил, какое сделает себе седло. Узкое, полулежачее, сильно накрененное вперед. Другое для змея не подойдет. А он, Мокша, будет носиться туда-сюда и проносить в наш мир закладки – не те, за которыми посылают, а те, что действительно нужны нашему миру, чтобы он стал мудрее, добрее.
– Так это ведь не яблоко! Это совсем другое! – молит Мокша.
– Перестань! – обрывает его Митяй. – Только что чудо тебе показали, дыру, которую ты сделал, заштопали – а у тебя радости никакой! Тебя за Вторую гряду пусти – так ты и там… Эй, Мокша, чего с тобой? Ты меня слышишь? – Митяй замолкает. Пристально всматривается в Мокшу. Лицо его из сурового становится сопереживающим. – Слушай, да ты совсем сварился, а еще назад добираться!.. Фаддей, Кика! Берем кожи! Пора возвращаться!
Обратный путь Мокша запоминает плохо. Он куда-то ползет, мычит, размахивает руками. Его поддерживают под руки, тащат. Потом вдруг становится прохладно и свежо. Его окунают в озеро. Он жадно глотает воду, до тех пор глотает, пока не начинает казаться, что в животе у него перекатывается холодный тяжелый шар. Наконец Мокшу дотаскивают до пега и привязывают к седлу.
Мокша вяло лежит на шее у Стрелы, слишком слабый, чтобы что-то хотеть и чему-то удивляться. Перед глазами у него крылатый змей. Глупо! Все очень глупо! К чему лететь через тоннель, когда существуют крылатые змеи?!
Глава седьмая. Грибница
В сущности, все, что делает каждый без исключения человек – и не только человек, а лягушка, цветок, птица, зверь, вообще все живое, – это кричит: «Я здесь! Я существую! Любите меня хоть кто-нибудь!»
ВВР (внутренние воображалки Рины)
Гай растопил камин и стоял у огня, подбрасывая поленья. Подкармливаемый огонь поначалу вел себя как трусливая собачка – пугался, затихал и отбегал от каждого нового полена в сторону, но вскоре раздухарился и только покрякивал, проглатывая дрова.
– Значит, серые скрученные штуки, похожие на канаты, – это просто гриб с двушки? – спросил Белдо.
– Грибница! – уточнил Гай. – Отдельный гриб для грибницы – это тьфу. Вы вообще представляете себе размеры грибниц, Лев? Опенок темный, например. Размер грибницы – шестьсот гектаров, вес – десятки тонн, возраст – до десяти тысяч лет. А эта грибница с двушки! В толще земли она похожа на огромную дорогу, сплетенную из толстых канатов.
– Дорога, ведущая на двушку! – произнес Белдо мечтательно.
Гай дернул головой так резко, что один глаз замешкался на щеке.
– Да, – сказал он. – Грибница обладает достаточной плотностью, чтобы пронизывать границы миров. И, да – в разрывы подтекает болото. На двушке подтеки пожираются слизнями и плесенью. А вот у нас нет ни того ни другого…
– Получается, что грибница растет через болото! – сказал Белдо.
Гай дернул острым плечом:
– Какой ужас! И что сделает болото грибу с двушки? Будет соблазнять его видениями?
– И вы всегда знали, что грибница тянется через болото на двушку? – спросила Лиана.
– Всегда – понятие растяжимое. Да, я догадывался, что она может тянуться на двушку. Но эта дорога не усеяна лепестками роз. Или я должен был продираться сквозь толщу вязких гранитов, дальше плыть через задохнувшийся мир и барабанить лбом в стенку двушки? Нет уж – дамы, вперед!
Лиана прикусила язычок.
– Несколько веков я почти не вспоминал про свою старую землянку, – продолжал Гай. – Но как-то снова оказался в этих краях. Днем мне показалось, что все в порядке, даже трава опять выросла, но ночью я заметил алое свечение. Холм то опускался, то поднимался. Земля дышала. Сияние пробивалось из множества трещин. Они опоясывали холм, и я не сомневался, что скоро он провалится. Вскоре мы построили здесь укрепление, а потом постоянно его перестраивали, но уже тогда было понятно, что это пластырь на вечно сочащейся ране.
– Это да. Долбим тоннели, да только грибница во все стороны тянется, не уследишь, – посетовал Секач. – Конечно, латку можно ставить прямо на латку, но только в том случае, если первой латке есть к чему прицепиться! А здесь мы штопаем пакет леской, а она вырывает куски пакета.
Гай протянул руки к огню:
– Благодарю вас, Лев! Вы очень ясно обрисовали проблему! Я думаю, что нам следует позволить холму провалиться.
Лев Секач недоверчиво уставился на Гая. Его массивный подбородок подался вперед.
– Я все эти годы тут служил. Долбил шахту за шахтой. Если оторвать заплатку – все, мы эльбов уже не остановим! – с усилием, точно пальцем вдавливал в стену гвоздь, произнес он.
– А вы что думаете, Дионисий? – Гай повернулся к главе магического форта.
Дионисий Тигранович зачмокал губками:
– Ну… э-э… эльбы, безусловно, наши друзья. Они нас опекают, но если мы отдадим им наш мир… Если богатая бабушка перепишет внукам наследство слишком рано… не возникнет ли… э-э… ситуации… – Последние слова Белдо проговорил едва слышно, сопроводив их виноватой улыбочкой.
– Ясно, Дионисий! Одним словом, вы сомневаетесь! А вы, Лиана? Ваше мнение? – Глаза Гая сузились, зато рот растянулся и напоминал щель почтового ящика.
– Согласна с предыдущим оратором. Когда нефтяные скважины захвачены, за нефть обычно перестают платить. Максимум дают холерные одеяла, просроченные консервы или что-нибудь в этом духе, – кратко ответила Лиана.
– Ответ, достойный главы финансового форта! – одобрил Гай. – Что ж… Вас я выслушал! А теперь мое мнение. Если заплатку отодрать, болото, конечно, хлынет к нам. Но зашевелятся и драконы, штопающие миры.
– И залатают дыру? – недоверчиво спросил Белдо и тотчас, чтобы Гай не обиделся, сделал извиняющееся движение шейкой.
– Все живые существа созданы двушкой для чего-то определенного! Не тогда, когда ими руководят обычные инстинкты, заставляющие делить корм или ссориться из-за самок, а когда они охвачены единым порывом! Когда они слышат единый призывающий звук, все здоровые души откликаются на него! Даже у людей так бывает, когда они, жертвуя собой, идут в атаку или охвачены состраданием. Вторую гряду сравнивают с ангелом с огненным мечом, который преграждает путь в райский сад! А мы сразу окажемся у него за спиной!
– Заштопают, думаете? – повторил Белдо.
– Ликвидировать такой большой прорыв даже им будет непросто. Поэтому драконов соберется множество. А когда драконы окажутся здесь, я получу над ними власть. Они проложат нам дорогу за Вторую гряду! Альберт, бедный идеалист, всю жизнь честно считавший себя циником, сварился в Межгрядье, а мы окажемся в райском саду!
Гай искоса взглянул на Секача. Тот выглядел озадаченным, как человек, которому впаривают нечто сильно замороченное. Секач жил в конкретном мире. Решал конкретные задачи с конкретными людьми, укреплял, бетонировал, выжигал, возвращался вечером к жене и детям в хороший коттедж. А тут гряда какая-то, рай и ангел с мечом! Да не хотел Секач ни к какому ангелу за спину! Ему и здесь было хорошо. Белдо тоже сильно нервничал. Поглядывал на Лиану, на Гая, грыз ногти.
– Да-да-да… Центр двушки – это как центр клетки! Если вирус проникнет сквозь оболочку клетки – то все, он уже в раю! Клетке больше нечем от него защищаться! – сам себе нежно объяснил Дионисий Тигранович и, отчего-то заволновавшись, спросил: – А драконы действительно будут нам повиноваться?
Гай поднялся. Вроде бы и не подал Арно никакого знака, но тот гибко придвинулся к столу и жестом фокусника открыл пластиковый контейнер. Из контейнера выбралась неповоротливая, крепкая с виду ящерица.
