скачать книгу бесплатно
Луна так однооко
глядит из-за трубы.
И тьмы крепка плотина,
и дум горче?е сок.
Спасение от сплина -
петля, стрельба в висок.
И дым кислей, сине?е
средь очереди дней.
Чем боль в груди сильнее,
то тем она родней.
И память тем грузнее,
ведёт главу ко дну.
Тоска всё зеленее,
и клонит взор ко сну.
Отдельность
Тут каждый отдельный до горя.
Лишь тени, касаясь теней,
сливаются в тёмное море
повыросших в камни детей.
Шагают, молчат, как записки,
когда все их кожны тела
иль мраморны их обелиски,
где нету уж больше тепла.
Пустынным кустом или лесом
ветвятся, чуть трогая ветвь
соседнего древа. Но весом
не чуют взаимный ответ.
Иных сторонятся от страха
заразных паршою, сухих.
Лишь после пожжения, краха
они докоснутся других,
впитаются в корни и стволья,
и ветви, листву и плоды,
лишив одиноческой боли,
заселят совместьем сады.
Лесной домик
Вдали от великих высоток
мой домик, как келья, стоит.
Ручей дум меж норок и сопок
путь торит, не точит гранит.
Так тихо. И крыша с навесом
бревенчатый запах хранит.
И шторятся окна завесой.
И чайная кружка дымит.
И яблоки спеют так пряно.
И луч по груди бороздит.
То жёлто, то бело, румяно
в глаза мои солнце глядит.
А ночью вдвоём со свечою
мы слушаем шорохи трав,
гадаем по шелесту, вою
деревья и зверя, и явь.
Жилище без троп и тропинок,
эдемов желанный шалаш,
гнездо из родимых пушинок.
И я его вверенный страж.
Назначен сюда за скитанья
гонявшей до пота судьбой.
Наградой за боли, исканья
мне стал этот дом и покой…
Смоленское море
В тумане чёрного дымле?нья
тела, как волны, в пене гильз.
И жемчуг глаз глядит в томленьи
на чаек, что стремятся вниз.
И ветер тину влас колышет,
зубов младые семена,
и щепки рук, и пики в жиже.
Не видно в море этом дна.
Великий штиль. И свет не ярок.
Гребёт лишь кто-то в никуда,
чей лоб кровав и юн, и жарок,
по красной глади уходя.
Травы и танков, мачт обломки,
огонь в домах сторожевых
в одном пейзаже для потомков
застыли в память, для живых.
Маяк столиц лучится красно,
как красноокий чёрт глядит
на это действо любострастно,
и в тучах флагами кровит.
Финляндия, 1940 г.
Под тальком снега ноют раны
разбито-согнутой земли.
И солнце выглянуло рано,
нырнув из белой той мели.
Бока сугробам согревая,
им спины гладя или грудь,
искало что-то, обливая
лучами гладь, и торя путь.
Молчало всё, и даже ветви.
И ветер пух не ворошил
в оврагах. Ожидая летних
дождей с согревшихся вершин.
И лишь ладони елей хмурых
сметали щёткою те лбы
уснувших, каменных и юных,
кого сковали смирно льды.
Кто приютился под мехами
с зимы до тающей весны
