скачать книгу бесплатно
Мы, при помощи дырявого ведра и не менее дырявой старой кастрюли, вычерпывали пруд в течение нескольких часов, сливая воду в близлежащий овраг. Вскорости пруд заметно обмелел. Из него начали выпрыгивать возмущенные лягушки, которых Буратино смеха ради протыкал своим длинным и острым, как шило, деревянным носом. Лягушки оставались на его носу, как нанизанные на шампур куски шашлыка.
Еще через пару часов пруд превратился в грязную, наполненную пиявками и задыхающейся рыбой лужу. Однако это шевелящееся живое добро моего энергичного деревянного товарища не заинтересовало. Буратино, по колено в грязи, кинулся в самую середину обмелевшего водоема и с трудом выволок за хвост обросшую моллюсками и неповоротливую, как прохудившийся таз, черепаху.
«Ты почему, карга старая, сразу из пруда не вылезла, когда по просили?» – спросил Буратино Тортилу, переворачивая ее на спину, чтобы не убежала.
«Штарая я, шовшем уже не шлышу, – прошамкало в небо многовековое пресмыкающееся. – Тебе што надоть, шынок?»
«А ты как думаешь?» – ответил Буратино, опираясь о пресмыкающееся ногой и как будто задумываясь. Во время раздумий Буратино напоминал роденовского мыслителя, только наступившего ногой на черепаху и с выдающимся вперед конусообразным носом. – «Ну так что? – спросил он Тортилу через какое-то время. – Мы договорились, старая, насчет золотого ключика или продолжим упорствовать?»
«Кстати, – обратился Буратино уже ко мне, – ты, Пьеро, может быть, голоден? Вид у тебя какой-то невеселый».
Как оказалось, Буратино предлагает мне перекусить черепаховым супом. Не успел я поблагодарить товарища за товарищескую заботу обо мне, как перевернутая на спину животина, прошамкав: «Шабирай, шволошь», – вынула из-под панциря и передала деревянному человечку маленький золотой ключик, тот самый, который отворял дверь, спрятанную за нарисованным на холсте очагом.
В этот момент с дороги раздался голос: «Эй, шпана, что за безобразие вы творите? Кто вам разрешил осушать пруд? Вы же там всю живность погубите», – принадлежавший, как я впоследствии узнал, продавцу пиявок Дуремару. Этот долговязый мужчина в резиновых сапогах бежал в нашем направлении, угрожающе размахивая сачком для ловли пиявок, который держал в руке.
«Атас, паря! Срываемся!» – крикнул мне Буратино, и мы, топоча каблуками по наполненным нектаром цветам, сорвались, по образному выражению моего нового деревянного друга, с места в карьер.
О, моя Мальвина! Совсем скоро я увижу тебя, вдохну один с тобой воздух, возьму твою белоснежную ручку в свою грубую обшарпанную ладонь, загляну в твои бездонные голубые глазки, – так думал я, задыхаясь от быстрого бега. Признаться, я был измучен до последнего предела: сначала побегом из кукольного театра Карабаса Барабаса, потом ездой на необъезженном зайце и вычерпыванием пруда, в котором обитала черепаха Тортила, и вот теперь этим удиранием от назойливого продавца пиявок. Однако каждый шаг приближал меня к моей обожаемой Мальвине, и я не сетовал на свою злосчастную судьбу, которая, напротив, казалась мне беспримерно счастливой. Она была настолько счастливой, просто нереально счастливой, что я сам не верил своему грядущему нереальному счастью.
Вконец запыхавшись, мы пошли пешком, тем более что одышка Дуремара за нашими спинами перестала быть слышна – наконец-то мы оторвались от продавца пиявок, – а до домика Мальвины, как предупредил меня Буратино, оставалось совсем недолго.
Наконец-то вожделенный миг встречи с Мальвиной настал! Моя любимая, увидев нас с Буратино, выпачканных в грязи по маковку, не сильно даже удивилась, а лишь сказала: «Мальчики, немедленно пройдите в ванную комнату, скоро будем ужинать!» Мы с Буратино начисто вымылись, причем Буратино переоделся в новое мальвинино платье, тогда как я предпочел вычистить свою выпачканную в прудовом иле одежду мокрой щеткой, и уселись за праздничный стол.
Это было невообразимо хорошо! Я сидел, в еще не просохшей после чистки одежде, за столом напротив Мальвины и, не отрываясь, глядел на ее голубые волосы и милое кукольное личико. Мечта всей моей жизни сбылась, мне было ничего уже от жизни не нужно, кроме того, чтобы вернуться вместе с Мальвиной в театр Карабаса Барабаса для продолжения гастролей. Мальвина и искусство! Искусство и Мальвина! Что может быть лучше? Уговорить Мальвину помириться с Карабасом Барабасом я надеялся завтра, тем более что директор давно уже согласился, чтобы Мальвина играла Кармен без парика, с голубыми волосами и васильком, торчащим из них. Директор сказал, что это будет оригинальный сценический ход и что вся роль будет переписана исходя из василька, так что я был вправе рассчитывать, что за уговорами Мальвины дело не станет… Как можно было не любить наш кукольный театр и нашего дорогого бородатого кукольного директора, чтобы навек от них отказаться?! Этого я не мог себе представить. Ужин закончился, когда был поздний вечер. Мальвина сказала: “Спокойной ночи, мальчики,” – на что Буратино только хмыкнул. Мы разошлись по своим комнатам. Я удобно устроился в мягкой после всех сегодняшних хлопотных странствий постели и продолжил мечты о Мальвине, о том, как завтра, взявшись за руки, мы вернемся к Карабасу Барабасу, о том, какой успех получит Мальвина в роли Кармен, о том, какие у моей возлюбленной пушистые голубые волосы.
Стояла теплая июльская ночь. Последние солнечные отблески спрятались за горизонт, и притихший мир освещался полной желтой луной, и в распахнутое окно влетали ночные стрекозы, а за окном, под порывами свежего ветерка, шелестели степные травы. С мыслью о том, как прекрасно находиться рядом с Мальвиной, я заснул… но проснулся не наутро, как предполагал судя по своей усталости и умиротворенности, характерной для куклы, все мечты которой уже исполнены, а ночью. Что-то меня разбудило. Это был непонятный шум, доносившийся из соседней комнаты, в которой жила Мальвина. Спросонья я ничего не понял: только лежал в постели и вслушивался в этот шорох, ворочанье и постанывание, доносившиеся из мальвининой комнаты. Внезапно я испугался, что же там такое происходит. Мне почудилась в этом ворочанье неведомая угроза. Может, это воры, – вообразил я, холодея от одной мысли о том, какой опасности подвергается моя первая и вечная кукольная любовь. Воры пробрались в дом через распахнутые окна и сейчас опутывают мою Мальвину, мою дорогую девочку, по рукам и ногам толстыми веревками, а потом начнут грабить ее добро: нарядные платьица и подарки, полученные от театральных поклонников.
Мысль о самой возможности нападения на Мальвину была столь ужасна, что я вскочил с постели, как ошпаренный, оглядываясь, нет ли под рукой чего-нибудь потяжелее, чтобы отбить подлое нападение. Как назло, ничего тяжелого в моей комнате не находилось, но неожиданно мой мечущийся взор упал на стоящий на столике огромный букет колючих красных роз. «Если ударить грабителя колючим букетом по лицу, – сообразил я, – лицо будет оцарапано, грабитель взвоет и убежит. Таким колючим букетом можно успешно защищаться».
Нельзя было терять ни секунды. За отсутствием более подходящего оружия, которым, впрочем, я все равно вряд ли сумел бы воспользоваться, я схватил букет роз и, невзирая на то, что первыми же колючками сам больно оцарапался, выбежал в коридор и распахнул дверь мальвининой комнаты, преисполненный решимости.
Худшие мои опасения сразу подтвердились. Первое, что я увидел, были задранные к потолку голые ноги моей возлюбленной. Между ними находилось какое-то большое инородное тело – как я понял, безжалостный грабитель, пытающийся опутать мою благодетельницу толстыми путами, с тем, чтобы она не помешала дальнейшему грабежу. С криком угрозы, столь несвойственным моему театральному амплуа, я подбежал к постели, намереваясь поразить почему-то голую спину грабителя букетом красных роз, когда он оборотил ко мне вспотевшее длинноносое лицо. Это действительно был Буратино, посмотревший в мою сторону одновременно с Мальвиной. В глазах Мальвины я уловил растерянность, а в глазах Буратино еще и некоторое злорадство. Они молча смотрели на меня, застывшего перед ними с букетом красных роз в самой нелепейшей позе, какую только можно вообразить, и оба улыбались.
Я не понял, что Буратино делает в постели Мальвины, не понял, отчего оба так смущенно и одновременно торжествующе улыбаются и отчего оба без одежды, я ничего не понял, однако в то мгновение, когда они обернулись на мой боевой вскрик, со мной произошло что-то невообразимо ужасное. Небеса обрушились на мою несчастную голову, жизнь моя завершилась бесславно, так и не начавшись.
Все лучшее, на что я надеялся и о чем грезил бессонными ночами, оказалось втоптано в грязь и унижено. Букет красных роз выпал из моих рук и рассыпался по паркету. Не понимая, что со мной происходит, видя только, что Мальвина не нуждается более в моей защите, поскольку никакой опасности ее кукольной жизни не угрожает, я закрыл лицо руками и выбежал из комнаты, стеная от горя и унижения.
Не помню, что происходило далее. Помню лишь себя, выбегающего из уютного мальвининого домика, в который стремился попасть всю прошедшую неделю, и бегущего в продолжавшуюся ночь, не разбирая дороги. Вокруг меня покрикивали равнодушные полуночные птицы, ветки папоротника больно хлестали по лицу, а я все бежал и бежал, пока не споткнулся о вывороченный из земли корень и не полетел навзничь на землю. Там и остался лежать, ослепнув от слез, бездарный и никому не нужный, особенно такой требовательной и чистоплотной кукле, как Мальвина. Зачем, если я ей не нужен, Мальвине понадобился Буратино, с его безобразным длинным носом и скверными привычками, я старался не думать, потому что одна мысль об этом доводила меня до исступления.
Давно наступил день, а я все лежал и лежал между наклоненных ко мне лютиков, обратившись лицом к нагретой, устланной светлым лесным мхом земле. В моей голове не было ни одной мысли, а была одна невыносимая тоска и опустошенность, когда все слезы выплаканы, будущего нет, а прошлое столь отвратительно и постыдно, что о нем лучше не вспоминать. Внезапно я услышал чьи-то мягкие шаги поодаль и краем глаза увидел кусочек голубого, как небесная синь, платья, возникшего прямо передо мной. Весь ужас прошедшей ночи всколыхнулся во мне с новой силой, но вместе с ними всколыхнулись и все прошлые надежды, которые я опрометчиво питал на будущую жизнь. Мальвина вернулась, чтобы ободрить меня, высказать слова утешения, объяснить тяжкое недоразумение, произошедшее этой ночью! Это же Мальвина, девочка с голубыми волосами, твоя навеки возлюбленная! С такими мыслями, будто воспряв от долгого ночного кошмара, я вскочил на ноги, чтобы броситься в объятия своей обожаемой куклы, но – что со мной, в конце концов, происходит? – это опять была не Мальвина, а наряженный в мальвинино платье Буратино.
Впрочем, Буратино был настроен миролюбиво. Когда я, ошибочно приняв его за Мальвину, бросился к нему на грудь, деревянный человечек не оттолкнул меня – видимо, из жалости или дружеских побуждений, – а напротив, нежно погладил меня по волосам и прошептал: «Ну что ты, Пьеро, дурачок ты этакий! Куда ты подевался, мы же тебя все утро искали? Зачем ты убежал из мягкой постельки, ее бы на всех хватило. Зачем лежишь на голой земле, ты же простудишься? Идем, я отведу тебя домой, а Мальвина – она так за тебя беспокоится – напоит горячим чаем и поцелует в лобик».
Когда я услышал о Мальвине, глаза мои вновь наполнились слезами, и я, зарыдав, припал к груди моего незлопамятного деревянного друга. Он приобнял меня за талию и сказал: «Приляг, Пьеро, отдохни, ты совсем измучился, бедный!»
Я вновь опустился на густой травяной ковер, и Буратино опустился рядом со мной, бережно гладя меня по щекам и всему телу. Такое благородство, почти материнская забота обо мне куклы, о которой я совсем недавно смел думать в отрицательных тонах, вызвала во мне целый ураган непередаваемого отвращения к себе, к своей низкой душонке и грязным помыслам, и я, на груди у Буратино, одетого в женское платье, разразился очистительным ливнем слез. Он, казалось, все понимал и все нежней и нежней гладил мое расслабленное тело, наконец дружески поцеловал меня в губы, старательно отведя в сторону длинный нос, еще недавно казавшийся мне таким безобразным. Потом Буратино, говоря: «у тебя, мой дорогой Пьеро, одежда совсем запачкалась, ее нужно снять и выстирать, потому что западло возвращаться к Мальвине в испачканной одежде», – принялся бережно расстегивать пуговки, освобождая мое усталое тело от грязной одежды.
Дальнейшее я помню смутно, потому что снова, второй раз за сутки, потерял сознание.
8.
Вопрос из зала: Каким был самый запоминающийся момент вашей театральной карьеры?
Буратино: Премьера спектакля «Шестирукие монтажники». Министерство культуры попросило успеть поставить спектакль до Всесоюзного дня строителя, и мы успели. Несмотря на то, что на репетиции нам отвели всего шесть недель, мы успели. Все сотрудники кукольного театра «Молния», от главного режиссера до простого рабочего сцены, работали в едином порыве. На репетициях спектался «Шестирукие монтажники» я попал в больницу с острым аппендицитом, однако продолжал руководить постановкой с операционного стола. Зато какой невиданный успех ожидал труппу на премьере! Зал, в том числе ответственные работники Министерства культуры, аплодировали стоя в течение двух часов. Артистов не хотели отпускать со сцены, и они принуждены были возвращаться на нее вновь и вновь, хотя рабочий день кончился. Это был такой успех, который не скоро забудешь.
На экране демонстрируются кадры из кукольного спектакля «Шестирукие монтажники», поставленного театром «Молния» к Всесоюзному дню строителя. Отдаленные друг от друга ветки деревьев. На одной из веток – директор строительства со своим лучшим бригадиром. На их головах монтажные каски. Монтажники напряженно всматриваются за горизонт, прикидывая, где сплести паутину с наименьшими затратами.
Наконец, решение принято и согласовано со всеми инстанциями. Бригадир свистит в два пальца, и сплоченная монтажная бригада берется за дело. Паучки тянут прочную, как сталь, полупрозрачную конструкцию с двух противоположных веток, выдавливая строительный материал из своих задниц. Сначала конструкции свисают с веток тонкими, почти невидимыми ниточками, но вскоре достигают предусмотренной ГОСТом длины. Двое паучков раскачиваются на концах конструкций, как летающие гимнасты на своих канатах, чтобы затем намертво сцепиться умелыми лапками. Есть захват! Самое сложное позади, остальное – дело техники, – шутят монтажники. Скоро паутинка, протянувшаяся от одной ветки к другой, обрастает хитрыми арками. Бесстрашно и беззаботно скользят паучки по строительным стыкам и переплетениям, скрепляя их собственной слизью. Еще немного, и грандиозная ажурная конструкция завершена. Директор строительства лично жмет каждому из монтажников лапку. Доволен и бригадир: будет его товарищам квартальная премия. В ожидании приемочной комиссии уставшие монтажники толпятся на березовом листе, трепещущем под порывами промозглого осеннего ветра, и перекуривают.
Первый паучок (держа в одной из лапок самокрутку, во второй – бутылку пива, а остальными развертывая газету): Оп-ля.
Второй паучок: Ничего себе оп-ля! Ветер-то какой, оп-ля! Я думал, снесет к оп-ля матери.
Третий паучок: Я вообще, оп-ля, еле удержался. Хорошо, оп-ля, к паутине задом приклеился.
Издалека доносится низкий басовитый гул.
Первый паучок (вопросительно): Мессеры, оп-ля?
Второй паучок: Бомбить летят, оп-ля.
Третий паучок: Тише, мужики. Посмотрим, оп-ля, что дальше будет.
Гул неумолимо приближается. Вот уже в просветах между ветками мелькает жирная синяя муха. Еще секунда, и угрожающе спикировав, она запутывается в паутине.
Все вместе (в полном экстазе): Оп-ля!
Обнимаются и целуются. Один из пауков снимает монтажную каску, из-под которой вываливается струящийся водопад голубых волос.
Оказывается, это не паук, а прекрасная девушка с голубыми волосами.
Само собой, она по-театральному густо загримирована под насекомое, но сквозь грим можно различить знакомые всей стране черты народной артистки и супруги главного режиссера кукольного театра «Молния». Девушка с монтажной каской в руках тоже со всеми обнимается, но целуется только с одним из монтажников, статным и черноволосым молодым пауком – ударником коммунистического труда. На сцене зажигается свет. К одиноко сидящему на сцене Буратино выходит его верная соратница и супруга Мальвина. Годы не обошли актрису вниманием, однако у Мальвины сохранилась прямая осанка, а что касается волос, они ничуть не изменились: такие же густые и того же неповторимого голубого колора, что во времена молодости.
Мальвина: Дорогой мой!
Подходит к Буратино и целует его в жесткую деревянную щеку.
Зал разражается аплодисментами. Мальвина обращается к аплодирующим и приветственно машет рукой.
Дорогие мои!
Еще бо?льшие аплодисменты.
Буратино: Дорогая, большинство вопросов, которые я получил, обращены к тебе. Они твои по праву.
Под нескончаемые аплодисменты передает бумажки с вопросами.
Мальвина (зачитывает вопросы и отвечает на них): «Каким качеством обладает хорошая жена?» Она – хранительница домашнего очага. Мужчина должен возвращаться после работы туда, где найдет приют и ласку, где его ожидает терпеливая, все понимающая и все прощающая половина.
«Когда вы впервые увидели Буратино?» Об этом написано в сказке. Он появился в моем доме нежданно-негаданно, в один из солнечных июльских дней, насквозь промокший и иззябший. Это был сложный период в моей жизни – я только что покинула театр Карабаса Барабаса. Моя чувствительная душевная организация не позволяла выносить его затхлую провинциальную атмосферу, устарелые режиссерские приемы, которые практиковал этот режиссер, ныне заслуженно вышедший в тираж. Мне хотелось чего-то новаторского, более масштабного и оптимистического. Недовольная бездарной режиссурой и авторитарным характером Карабаса Барабаса, я навсегда, как тогда думала, покончила с карьерой актрисы и поселилась в небольшом домике, расположившемся среди роскошных васильковых лугов. У меня появился свой маленький бизнес, появились новые друзья-насекомые – короче, я приспособилась к жизни как могла, и думать позабыв о кукольных неприятностях. В такое-то время ко мне в двери и постучался Буратино, совсем еще молодая кукла, с выдающейся вперед фактурой и нереализованными амбициями. Он попросился у меня переночевать, и я не отказала ему. Он сразу мне понравился, в первую очередь своим напором и энергией. Но не могла же я, скромная и воспитанная девушка, сказать ему об этом сама? Поэтому наши отношения развивались долго. Сначала Буратино не обращал на меня никакого внимания, так что мне даже становилось обидно, потом стал посматривать с некоторой иронией, наконец, очарованный моим талантом, сделал предложение. Это случилось много позже открытия нашего кукольного театра «Молния», в котором я первоначально работала билетершей. Только после того, как я стала женой руководителя театра, у меня появилась возможность сосредоточиться на артистической карьере.
«Какой у Буратино характер?» (Улыбается). Об этом мне известно лучше всех на свете. Буратино – незаурядная личность, однако, как и у всякой незаурядной личности, у него сложный, противоречивый характер. С одной стороны, муж чертовски самолюбив и непредсказуем: ради своего театра он готов пойти буквально на такое, чего и вообразить-то нельзя. Одно время я даже ревновала его к театру, но с десятилетиями супружества это прошло. С другой стороны, когда все ладится, Буратино становится добродушен. Посмотрите, какую замечательную труппу ему удалось сколотить за эти годы, как его любит труппа, какое единодушие царит на репетициях, как выкладываются актеры. Умение объединять кукол в единый театральный организм – самая, наверное, сильная черта Буратино, предопределившая стабильный, на протяжении многих десятилетий, коммерческий успех возглавляемого им театра «Молния». А дома, в быту, в отличие от режиссуры, мой муж – не самое неприхотливое существо: придет домой, протрет суставы тряпочкой и спать ложится – больше ему ничего и не надо. Необыкновенно неприхотливая кукла!
«Как вы репетировали сцены из спектакля “Шестирукие монтажники”?» Страшно вспомнить. Сначала представьте мой грим из этой постановки. Девушка-паучиха: как у всякого паука, вытянутая мордочка и шесть лапок. Загримировали ноги под лапы, к животу прицепили еще пару лап – и давай, перебирай всеми шестью! А работать-то приходилось на высоте! По пьесе, действие происходит на уровне десяти метров над землей: упадешь – костей не соберешь. Во время репетиций прицепляли страховку, но во время спектакля – никакой страховки, так что играли на свой страх и риск, со всем энтузиазмом молодости. Один раз я свалилась с паутины прямо в оркестровую яму, кое-как доиграла до конца и тут же слегла в больницу с переломом шейки бедра. Но самое сложное в «Шестируких монтажниках» было, вы не поверите, все-таки не высота, а психологический портрет молодой монтажницы-паучихи. Очень тяжело было в него вживаться. Это же какая титаническая психология: с одной стороны, незамужняя паучиха, совсем молоденькая самочка, требующая к себе постоянного мужского внимания и заботы, а с другой – грубая паучья атмосфера вокруг, работа на холодном ветру, к тому же травмоопасная. Трудная, непроходная роль. Я так радовалась, так радовалась, когда спектакль получил премию за лучшее воплощение строительной тематики на театральных подмостках.
«В театре Карабаса Барабаса был такой актер трагического амплуа – Пьеро. Случайно не знаете, что с ним стало?» Пьеро, Пьеро… Нет, не помню. В театре Карабаса Барабаса я работала совсем юной девушкой, еще ничего не умела, а труппа была большая. Нет, не помню. В театре «Молния» актера с такой фамилией точно не было.
9.
Дуремар продолжает.
Дуремар: Этот мальчишка, чтобы заполучить золотой ключик, попросту вычерпал пруд, погубив в нем всю живность. Все, все высохло и погибло: зеркальные карпы, пиявки, моллюски редчайших видов, в том числе занесенные в Красную книгу! Если бы я не спугнул Буратино, погибла бы и галапагосская черепаха Тортила. Только по чистой случайности я спас жизнь почетной долгожительницы, отмеченной в Красной книге отдельным абзацем. После долгих мытарств и телефонных звонков мне удалось пристроить черепаху в специальный дельфинарий для престарелых морских обитателей, где она пребывает в добром здравии по сей день.
Почему Карабас Барабас сам не вычерпал пруд? Так я же вам говорю: он не хотел заполучить свой идеальный театр любой ценой, для него совесть была не пустым звуком, потому-то и пытался договориться с Тортилой, сначала самостоятельно, а когда переговоры зашли в тупик – при помощи подвернувшегося под руку Буратино. Если бы Карабас только знал, какие переговоры проведет Буратино с Тортилой! Он не мог предположить такую жестокость со стороны молоденькой куклы, тем более принадлежащей уважаемому семейству папы Карло.
Получив от Тортилы золотой ключик, Буратино не передал его папе Карло, как было предусмотрено договоренностью, а воспользовался им в своих эгоистических интересах, не возвратил также и полученную на ведение переговоров сумму. Буратино просто, после долгого отсутствия, возвратился в каморку папы Карло и открыл потайную дверь. Причем его больной отец в это время отсутствовал: он был уже госпитализирован и, вероятно, еще ожидал возвращения своего ненаглядного сыночка с валокардином. Вероятно, он строил предположения, почему Буратино опаздывает. Валокардина не было в ближайшей аптеке, и Буратино побежал в другую, – так, наверное, думал папа Карло, держась за сердце, но думал недолго, потому что вскоре после возвращения Буратино скончался.
В одиночестве – делиться с кем-либо мальчишка, само собой, не собирался, – Буратино сорвал холст с нарисованным на нем очагом, вскрыл потайную дверь и незаконно присвоил себе наследство дедушки Карабаса Барабаса. Он рассчитывал поживиться валютой или золотишком, однако обнаружил идеальный саморазворачивающийся театр, с надписью на шпиле: «Моему милому внучонку Карабасу. Дедушка».
Пока идеальный театр, наследство Карабаса Барабаса, не оказался в его руках, Буратино мечтать не мечтал о театральной карьере. Предлагал же ему Карабас, еще при первой их встрече, зачисление в труппу, обещал хорошие роли, однако в тот момент деревянного человечка не интересовала артистическая карьера. Только сообразив, что может конкурировать с театром Карабаса Барабаса на равных, Буратино поспешил заняться театральным бизнесом. Имея такую хватку, изобретательной кукле было все равно, какого рода деятельностью заниматься, лишь бы иметь с нее куш пожирней и побольше.
10.
Лекция Говорящего Сверчка, филологический факультет Университета, Нью-Йорк.
Сверчок: Нет в русской литературе ХХ века более одиозного и неадекватно воспринимаемого произведения, чем «Золотой ключик». Простейший семантико-лингвистический анализ показывает, что означенная сказка представляет собой образчик так называемого черного юмора, со мещением читательских симпатий от центрального героя сказки к персонажам, которые традиционно считаются отрицательными, в первую очередь к Карабасу Барабасу.
Буквально на первых страницах Буратино, еще не вырезанный из полена, провоцирует крупный скандал между старыми добрыми приятелями столяром Джузеппе и шарманщиком Карло, тем самым еще до рождения проявляя себя носителем отрицательного начала.
Сверчок открывает по закладке толстый том и зачитывает.
В дальнейшем поступает так же: зачитывает каждую цитату.
«Тогда Джузеппе схватил полено и поскорее сунул его другу. Но то ли он неловко сунул, то ли оно само подскочило и стукнуло Карло по голове.
– Ах, вот какие твои подарки! – обиженно крикнул Карло. – Прости, дружище, это не я тебя стукнул.
– Значит, я сам себя стукнул по голове?»
Далее (продолжает Сверчок лекцию) скандал разворачивается по нарастающей. Заканчивается все тем, что «оба старика надулись и начали наскакивать друг на друга. Карло схватил Джузеппе за сизый нос. Джузеппе схватил Карло за седые волосы, росшие около ушей.
После этого они начали здорово тузить друг друга под микитки.
Пронзительный голосок на верстаке в это время пищал и подначивал:
– Вали, вали хорошенько!»
По стилистике данный отрывок идентичен литературе ужасов, точнее, черного юмора, когда зло не довольствуется самим по себе злом, а еще и злорадствует по поводу беспомощности добра, кривляется и юродствует. Это не проделки юного сорванца, это сознательно провокативные деяния кого-то из духовных предков Чаки, существа злобного и мстительного.
Описание рождения Буратино вполне соответствует нашему утверждению.
«Карло принялся за рот. Но только он успел вырезать губы, – рот сразу открылся:
– Хи-хи-хи, ха-ха-ха!
И высунулся из него, дразнясь, узенький красный язык».
Картина устрашающая, почти фантасмагорическая: ясно, что не Христос рождается под ножиком наивного и безответственного шарманщика, а вселенских масштабов зло, проявляющее себя в соответствующем злобном качестве с первых секунд рождения.
Как же поступает деревянная кукла сразу после своего рождения, только приобретя способность двигаться? Она убегает от своего папы Карло на улицу. Тот гонится за куклой, пытаясь вернуть ее домой, но жестокосердный Буратино, видя, что погоня близка, падает ничком и притворяется мертвым.
«Стали собираться прохожие. Глядя на лежащего Буратино, качали головами.
– Бедняжка, – говорили одни, – должно быть, с голоду…
– Карло его до смерти заколотил, – говорили другие, – этот старый шарманщик только притворяется хорошим человеком, он дурной, он злой человек…
Слыша все это, усатый полицейский схватил насчастного Карло за воротник и потащил в полицейское отделение.
Карло пылил башмаками и громко стонал:
– Ох, ох, на горе себе я сделал деревянного мальчишку!
Когда улица опустела, Буратино поднял нос, огляделся и вприпрыжку побежал домой…»
Ничего себе проказы: оклеветать родного папу, а потом и вовсе сдать полиции, самому же как ни в чем не бывало отправиться домой! На такое способны лишь сформировавшиеся подлецы – пострадавший папа Карло начинает это осознавать, но, к сожалению, здравый смысл в конце концов оказывается заслонен безмерной отцовской любовью. Разумеется, старому шарманщику не могут нравиться фокусы его новорожденного сыночка, однако он терпеливо сносит их, выручая Буратино из многочисленных переделок, в которые тот регулярно попадает. Но тщетны старания папы Карло – старейшего работника искусств, между прочим, – сделать из ребенка образованную интеллигентную куклу: изобретательная тяга ко злу, необоримая в натуре Буратино, гораздо мощнее отзывчивости и отходчивости старого шарманщика.
Когда нужно, Буратино умеет искусно притворяться – еще одна черта, характерная для этого крайнего циника.
«Папа Карло, – сказал Буратино, – а как же я пойду в школу без азбуки?»
И папа Карло готов снять с себя последнюю куртку, чтобы обеспечить ребенку образование. Пустые надежды: Буратино более интересуется развлечениями, нежели образованием, кажущимся ему делом скучным и необязательным.
Не менее равнодушен деревянный человечек к здоровью папы Карло, сделавшего для него, казалось бы, все, что в человеческих силах. Вот Буратино встречается с лисой Алисой, сообщая той, что направляется домой. Лиса сострадательно торопит его:
«– уж не знаю, застанешь ли ты в живых бедного Карло, он совсем плох от голода и холода…
– А ты это видела? – Буратино разжал кулак и показал пять золотых монет».
И говорит далее, что намерен потратить деньги на покупку куртки для папы Карло. Можно трактовать данное намерение, как заботу о папе Карло, однако не забудем, что папа Карло при смерти, в том числе по причине отсутствия у него теплой куртки, которая вряд ли понадобится ему на том свете. Напрашивается противоположный вывод: Буратино наплевать на папу Карло, однако он хочет доказать себе и окружающим, что расплачивается по долгам: папа Карло продал свою куртку, чтобы купить ему азбуку, и вот теперь Буратино – правда, так и не выучившись, – возвращает куртку на могилу отца. Деньгами можно компенсировать все, в том числе отцовскую жизнь.
Не станем описывать все подлости Буратино, которым ни конца, ни края. Обратим внимание на круг его общения, ибо ничто лучше не характеризует Буратино, как круг его общения.
Одно из центральных мест в сказке занимает Мальвина, девочка с голубыми волосами. Если верить тексту, «эта девочка была самой красивой куклой из кукольного театра синьора Карабаса Барабаса. Не в силах выносить грубых выходок хозяина, она убежала из театра и поселилась в уединенном домике на лесной поляне». Красота, увы, не всегда сочетается с талантом: то, что Мальвина была самой красивой куклой в театре, не означает, что она была лучшей, вообще мало-мальски талантливой актрисой. Однако читаем далее: «Звери, птицы и некоторые из насекомых очень полюбили ее, – должно быть, потому, что она была воспитанная и кроткая девочка».
А теперь спросим себя: на какие средства эта воспитанная и кроткая девочка существовала? Сказка дает однозначный ответ:
«Звери снабжали ее всем необходимым для жизни.
