скачать книгу бесплатно
На следующий день имя моего брата звучало во всех новостях. Его фотография смотрела на прохожих со всех передовиц. Непокорный вихор каштановых волос, карие глаза, мальчишечья ухмылка и родинка над правой губой. И шрам… шрам на правой брови. Упал с велосипеда, когда хотел порисоваться перед соседской девчонкой и проехать без рук. Восемь швов, ушат слёз и полоска белёсой кожи между густыми волосками – всё это осталось у Джонатана после падения.
Ровно пятнадцать лет спустя я смотрела на человека с такой же каштановой шевелюрой, цветом глаз и той самой родинкой, но мальчишечья ухмылка давно пропала. Мой брат вырос, но в каждом движении его бровей узнавался тот самый мальчишка, что пропал пятнадцать лет назад.
Три человека в холле звучали как прерывистое дыхание – мы могли лишь издавать звуки вдохов. Наши мысли создавали больше шума, чем мы сами. В моей грудной клетке творилось что-то невообразимое. Путаница из радости и недоверия.
Когда этот человек вошёл в наш дом и заявил, что он Джонатан Лодердейл, мой брат, я отступила назад и задохнулась от возмущения.
– Как вы смеете? – Выдохнула я еле слышно. – Приходить сюда и бередить старые раны. Мой брат пропал много лет назад.
И этот самозванец не первый, кто пытался поглумиться или нажиться на нашем горе. Две недели тротуар перед воротами осаждали корреспонденты из всевозможных газет, журналисты с местных каналов с микрофонами и камерами наперевес, стервятники с притворной благодетелью и ненастоящими сведениями о местонахождении Джонатана. Все они хотели получить звёздную репутацию, гонорар за сенсационное интервью или вознаграждение за ложь.
По всему периметру дежурили полицейские и нанятые папой люди из частной охранной фирмы. Им удавалось сдерживать напор журналистов, а осведомителей тщательно проверяли люди капитана Гувера. Но ни один из них не принёс добрых вестей или хотя бы полезных сведений. Лишь выдумки о том, что Джонатана видели в Иннер Харбор, запихивали в белый фургон или сажали на поезд до Вашингтона. Бредни, не стоящие и цента предложенных отцом денег за информацию. Каждое слово тут же проверялось специальной группой, брошенной на дело об исчезновении. Но звонка о предложении выкупа так и не поступило. Ни одна камера не зафиксировала Джонатана или Марию Веракрус. Ни один свидетель не мог дать ничего полезного.
Все эти люди лишь усиливали терзания. Но ни один из них не опустился так низко, чтобы прийти к нам домой и представиться Джонатаном.
До этого дня.
– Убирайтесь. – Огрызнулась я, но гость не двинулся с места и лишь примирительно выставил ладони вперёд.
– Погодите, прошу вас. Я знаю, что не достоин вашего доверия, но просто выслушайте меня.
– Я не стану вас слушать. И тем более не позволю увидеться с матерью. Уходите…
– Я действительно ваш брат.
– Констанс, вызывай полицию.
– Прошу, не надо полиции. – Попросил незнакомец, когда Констанс потянулась к телефону на тумбе. – Я Джонатан Уорнер Лодердейл. Второе имя дали мне в честь деда, Уорнера Фицджеральда Лодердейла. Мне двадцать пять лет
В животе натянулся нерв от услышанного, но я не собиралась поддаваться на уловки.
– Это любой может узнать из интернета. – Возразила я и кивнула Констанс, которая зависла с трубкой в руках, не зная, как ей поступить.
– Может быть. – Не сдавался самозванец. – Но мог бы я узнать о том, что родился в полдесятого утра двадцать девятого июля и месяц пролежал с мамой в больнице из-за отита?
У меня закружилась голова, а он всё не унимался:
– Или что в детстве я не мог заснуть без голубого медвежонка Ленни, который мне подарила няня Мария? Или что я ненавидел котлету из гамбургеров и постоянно отдавал её старшей сестре? Тебе…
Позвоночник сдавило со всех сторон, ладони так взмокли, что держи я что-нибудь в руках, оно бы тут же выскользнуло и шлёпнулось на пол. Я застыла с открытым ртом, как и Констанс.
Завладев нашим помешательством, проходимец заговорил уже более уверенно:
– В первом классе я подвернул лодыжку, играя в футбол. Во втором – сломал руку, когда свалился с дерева в парке Раш Филд. Туда нас водила мисс Веракрус по субботам, помнишь? А ты любила рисовать и разрисовала мой гипс Черепашками-ниндзя, которых я обожал. Мы с тобой складывали пазлы с изображением лошадей, потому что ты их очень любила, но когда мама отправила тебя на курсы верховой езды, ты убежала в слезах.
Рука непроизвольно потянулась вверх и сжала губы, чтобы оттуда не вырвался крик ужаса. Конечно, я всё это помнила. Но как мог знать он? Если только…
– Я был таким неуклюжим, что постоянно попадал в переделки. Этот шрам, – он указал на правую бровь. – Получил, когда свалился с велосипеда, помнишь? Пытался впечатлить Молли Дэвидсон из соседнего дома.
Я и так готова была заорать что есть силы от всего, что услышала, но незнакомец – или же очень хороший знакомый – оттянул ворот джемпера и сказал то, что добило меня окончательно:
– А как-то раз я опрокинул на себя кипяток.
Под тёмной тканью морщилась обожжённая кожа, зажившая много лет назад. Кругообразный ожог зиял на его груди, прямо под ключицей, в том месте, где и у Джонатана.
– Если я вру, то откуда я мог всё это узнать? Ведь о таком в газетах не пишут.
Послышался глухой удар трубки – Констанс положила её на место, так и не вызвав подмогу.
Наступило молчание. Долгое, болезненное, всё ещё полное сомнений, но и чего-то ещё. Этот человек клялся, что он мой брат. Я глядела в его глаза – точь в точь мои – и пыталась прочитать, говорил ли он правду или мастерски лгал.
Когда тишина стала подкашивать колени, я наконец отняла ладонь ото рта и еле-еле прошептала:
– Джонатан? Это и правда ты?
Глава 5
Последние полгода Марк был первым, кому я звонила, чтобы поделиться радостью или поплакаться в жилетку. Один его поцелуй высасывал всю горечь, дарил сладость, будто я пробовала конфету на вкус. Одно его слово «любимая» в трубку стирал весь мир вокруг.
Но сегодня я впервые захотела набрать совершенно другой номер. Того, кто заверил бы меня, что я не сошла с ума. Кто проверил бы всё, что наговорил незнакомец, и убедил меня в его правдивости. Кто успокоил бы меня мягким голосом как тогда, пятнадцать лет назад на этой самой лестнице.
Немыслимо, что образ Ричарда первым всплыл в памяти, но я всё же набрала верный номер и попросила Марка сейчас же мчаться в Хэмпден. Сбросив звонок, я вернулась в гостиную, где творилось что-то сюрреалистическое.
Констанс хлопотала с подносом, поднося кофе и угощения, словно мы решили устроить соседские посиделки со сплетнями и воспоминаниями о прошлом. Её щёки горели огнём, а руки дрожали, отчего фарфор на подносе мелодично позвякивал. Отец никогда ещё не казался мне таким несобранным. Если Роджера Лодердейла и могло что-то выбить из колеи, так это возвращение пропавшего сына домой. Он сидел в кресле, выбрав напиток покрепче кофе да чая. Виски волновался в его бокале, пока он с любовью и непониманием разглядывал повзрослевшего Джонатана. Он забывал моргать – мало ли тот исчезнет так же внезапно и ещё на пятнадцать лет.
Мама восстала, как феникс из пепла, правда, из своей постели. Она покинула скорбное уединение наверху, как только мы осторожно сообщили ей новость. Сперва она не поверила, потом накричала на нас, потом расплакалась… А теперь сидела в сантиметре от взрослого сына всё с теми же альбомами, что заставила Констанс перетаскать из спальни, и предавалась общим воспоминаниям. Оглядывалась на сына, поглаживала его по щеке и хохотала так же задорно, как в детстве. Неужели та чопорная, холодная хозяйка поместья Лодердейлов появилась лишь оттого, что её сердце замёрзло от потери дитя? А теперь оно оттаивало стремительнее кубика льда, что забыли убрать в морозилку.
Родители поверили незнакомцу с полуслова. Что касалось меня… что ж, я стояла в сторонке, разглядывая убедительную сцену воссоединения с долей скепсиса. Так игрок в покер раздумывает, идти ли ему ва-банк с выпавшей комбинацией. Так вор мешкает в темноте перед забором с надписью «Злая собака». Так пловец колеблется на краю обрыва перед нырком в толщу тёмной воды.
Я отстранённо наблюдала за объявившимся братом, пытаясь уловить промах в поведении, неточность в интонациях, погрешность в легенде. И в то же время пытаясь отыскать внутри причины поверить ему на слово, ведь всё – поведение, манеры, легенды – сходилось в идеальных показаниях, к которым не сможет придраться самый опытный следователь.
Он вёл себя в точности, как мой брат на пятнадцать лет старше. В тональностях его голоса я даже улавливала писклявые нотки, что проскакивали у Джонатана до того, как голос стал ломаться. Он не фальшивил, играл по нотам. Едва мама перелистывала альбомную страницу и указывала на фотографию, он тут же подхватывал воспоминание на запечатлённом кадре.
– А вот это наше первое Рождество в этом доме… – Заворожённо рассказывала мама, поглаживая общую фотографию на фоне камина. – А это День Благодарения. Тебе тогда было…
– Четыре и я нарядился индейкой. – Закончил фразу мой реальный или притворный брат. – Костюм мне сшила Мария из старых занавесок, а внутрь напихала поролон.
– Верно. – Просияла обнадёженная мама, и открыла следующую порцию снимков. – А это первый день Сары в школе. Она…
– Расплакалась в машине, пока мы ехали с мистером Рено на первое занятие. – Снова додумал Джонатан или его двойник.
– А это…
– Наш поход в океанариум. Я тогда испугался акулу и неделю боялся принимать ванну.
Полное попадание по всем мишеням. Он помнил даже то, что, казалось, не мог помнить, ведь ему было четыре. Как много воспоминаний хранятся в нашей памяти с таких ранних лет? Даже я смутно помнила свой первый школьный день. Лишь обрывочные картинки, как я перемазываюсь слезами и соплями на заднем сидении, как мистер Рено ободряюще просит не вешать нос, как Мария достаёт платочек и утирает мои щёки, приговаривая:
– Ты же не хочешь показаться перед всеми в таком виде, Сара?
– Сара! Сара!
Мамин голос выдёргивает меня из прошлого, и я вижу, как три пары глаз внимательно смотрят на меня.
– Простите, я прослушала.
– Я говорю, присядь с нами, выпей кофе. Это ведь твоё любимое печенье. – Просит мама, кивая на диван рядом с ними, но я мешкаю, когда Джонатан снова выдаёт сущую правду:
– Овсяное, с шоколадной крошкой. Так ты до сих пор любишь его?
Мария пекла это печенье так часто, что могла бы замесить тесто с завязанными глазами, одной рукой. Когда она исчезла вместе с Джонатаном, печь для меня стала Констанс и выходило у неё даже лучше, но я навсегда запомнила именно то, нянино печенье, потому что всегда делила его с братом.
– Д-да. – С заиканием согласилась я, видя, что все ждут моего ответа. – До сих пор.
В немногословности я перещеголяла даже отца. Хорошо, что мама взяла разговор в свои руки, потому что я так погрузилась в беседу со своими сомнениями, что не смогла бы вести ещё одну.
Толстый альбом и десятки воспоминаний спустя отец всё же решил прервать обмен любезностями, поставил стакан на столик и прокашлялся.
– Джонатан, это, конечно, всё прекрасно, но…
Мама бросила на него предостерегающий взгляд, а я – благодарный. Роджера Лодердейла не так легко провести, как его супругу. Доверяй он всем и каждому, никогда бы не создал миллионную империю. Его практичность восторжествовала над более возвышенными чувствами, и он произнёс:
– Что произошло? Где ты был все эти годы? Мы искали тебя повсюду…
– Роджер, не сейчас. – Осадила его мать. – Давай отложим расспросы и просто порадуемся, что наш мальчик вернулся домой.
Как же быстро мама выбралась из чешуи и доверилась незнакомцу! Её мальчик мог оказаться кем угодно, как бы достоверно ни звучали его слова. Мы готовы найти любые оправдания происходящему, если наши надежды исполнились. А мама мечтала об этом моменте все последние пятнадцать лет.
– Ничего, мама. – Джонатан тронул мою маму за руку. От того, что он назвал её мамой, разряд прошёлся по всем моим конечностям. – Я готов ответить на любые вопросы, но, боюсь, что всех ответов у меня нет.
– Что это значит? – Впервые встряла в разговор я и настала моя очередь принимать гневный взгляд матери.
– Я помню не всё. – Знакомый незнакомец тяжело вздохнул и опустил глаза. – Помню, как закончились уроки. Это был понедельник, и ты задержалась на своих курсах модельеров, поэтому Мария встретила меня у ворот и повела в «Свит Ривер» выпить какао. Мы всегда заходили туда, чтобы скоротать час, прежде чем мистер Рено забирал нас у школы.
Этой же теории придерживалась и полиция, когда воспроизводила цепочку событий. Джонатан и Мария покинули территорию школы и исчезли с камер наблюдения. В две тысячи восьмом технологии ещё не зашли так далеко. Людей искали по горячим следам, а не по наводкам программ распознавания лиц. Полиция проверила каждое заведение, каждый метр по пути от школы Вест Ройал до кафе «Свит Ривер», но тогда камеры ещё не висели на каждом углу, как сейчас. Куда пропавшие подались после занятий, оставалось загадкой, которую никто так и не разгадал. Офицеры расспросили работников кафе, показали им свежие фотографии Джонатана и Марии, но те лишь качали головами. До «Свит Ривер» они так и не дошли, так и не выпили сладкого какао…
И этот человек мог раскрыть тайну, почему. Разгадать загадку, что не удалось ни полиции, ни Ричарду.
– Помню, как мы дошли до прачечной на Калвертон-роуд. – Продолжал брат. – Марию кто-то окликнул по имени, мужчина. Всё, что я помню. Грубый, удивлённый голос. А потом всё…
– Что, всё? – Испуганно переспросила мама, хватаясь за сердце.
Папа придвинулся чуть ближе, я сделала шаг вперёд и опёрлась о спинку кресла, что разделяло меня с семьёй. Схватилась за него, как за надёжную опору, пока Марк не приехал. Потом буду хвататься за него.
– Дальше пробел, чернота… – В голосе Джонатана слышалось отчаяние и даже страх. – Я словно выпал из реальности. Будто меня по голове ударили, а может, так оно и было.
– А что потом? – Спросил отец напряжённо, не раскрывая карт, поверил ли в эту байку или нет. – Что было в следующие пятнадцать лет?
– Я очнулся в больнице. – Сглотнул Джонатан за нас всех. – Один, ничего не помня. Кто-то словно стёр мою память, потому что в голове – чистый лист. Врачи сказали, у меня было сотрясение, что могло повлиять на долгосрочную память. Они связались с полицейскими и те искали моих родителей, дальних родственников, хоть кого-то, кто знал, кто я и откуда.
Чем дальше заводил рассказ, тем глубже я закапывалась в яму ужаса. Если всё это правда, если мужчина передо мной действительно мой брат, то сколько же несчастий выпало на его долю? На долю десятилетнего мальчика. Сама того не заметив, я заскрипела пальцами по обивке кресла, но никто и бровью не повёл.
– Пока они искали моих родных, социальная служба отдала меня на попечение одной супружеской паре. Они не могли иметь детей и искали того, кто сможет заполнить эту пустоту, кому можно будет подарить эту любовь, хотя бы временно. Но мою семью так и не нашли. – С горечью сказал Джонатан, обращая взгляд на маму. – И та пара меня усыновила.
– Господи… – прошептала мама, приобнимая блудного сына за плечи. – Сколько же ты пережил!
– Это ничего. Они действительно были хорошими людьми.
– Были? – Уточнил отец. Для него было важнее сперва заполнить все пробелы, а уж потом поддаваться эмоциям.
– Да. Сидни и Клиффорд… так их звали, разбились на машине год назад.
– О, мне очень жаль это слышать.
– Спасибо, мам.
Мам.
Сердце снова кольнуло, но я заставила его утихомириться. У этого мужчины глаза цвета Лодердейлов. Шрам и ожог, как у моего братишки. И судьба длинною в пятнадцать лет, которую сложно вот так выдумать. Создать из ничего.
– У меня было счастливое детство, счастливая жизнь, так что вам не о чем переживать. – Попытался улыбнуться Джонатан. – Сидни и Клиффорд стали моими родителями, изо всех сил старались заменить тех, что так и не удалось найти… вас.
Джонатан глянул на отца, и тот согнулся под этим взглядом. Словно тонна вины легла на его плечи от того, что он плохо искал сына, сделал недостаточно, обрёк его на жизнь вдали от настоящего дома.
– Поэтому я не пытался разузнать, кто я. – Выговорил брат. – Но когда они погибли…
– Ты захотел найти свою семью. – Догадалась я и получила благодарный взгляд.
– Да. На это ушло много времени и вот я здесь.
– Но как же тебе удалось?
– Я выбрал довольно необычный способ. – Смущённо хохотнул Джонатан. Точно так же, как в детстве! – Мне помогли занятия с психотерапевтом и гипноз. После нескольких месяцев и сотни сеансов я всё вспомнил. Все детали своего детства и вас.
Стоило этому человеку вкрадчиво произнести «вас», как родители готовы были растаять, без промедлений принять чужака в свой дом и в свою жизнь. Даже деловой отец со своими осмотрительностью и благоразумием сдавал позиции. Это просматривалось в его позе – папу так и тянуло всё ближе и ближе к дивану, на котором сидели мама с гостем. Он осторожничал, но уже готов был протянуть руки и обнять сына.
Безумие какое-то. Жуткий сон, от которого не проснуться. В детстве мисс Веракрус, остававшаяся пять дней в неделю в этом доме, утешала меня, если мне снился кошмар. Только ей было дело до моего спокойствия, ведь отец спал так крепко, что его и звоном колоколов над ухом не разбудишь, а мама не любила, если её ночью беспокоили. Натягивала маску для сна и запиралась берушами от сторонних звуков. Берегла природную красоту и свежесть, что дарует восьмичасовой здоровый сон.
А в субботу и воскресенье, когда Мария уходила на законные выходные, некому было позаботиться о моём здоровом сне. И порой я пробиралась в комнату к Джонатану, хоть он и был на два года младше и верил в чудовищ под кроватью похлеще меня. В его не по возрасту широкой постели не хватало места лишним страхам – только нам двоим. Он обнимал того самого медвежонка Ленни, пока ему не исполнилось восемь, и дружба с плюшевыми зверями уже перестала так много для него значить. А я обнимала его сзади и страхи отступали.
Сейчас мне стало страшно, но я не могла обнять брата, как раньше. Пока рано. Мне хотелось с той же родительской беспечностью кинуться в омут всей этой правды или обмана, но слишком уж он пугал. Некоторым вещам нужно время, чтобы устаканиться, и наше ещё не пришло.
Мама затребовала закончить наконец все расспросы и выпить уже кофе с угощениями, но я напросилась на последний вопрос, не менее важный, чем сотни предыдущих.
– Как же тебя звали эти пятнадцать лет? И где ты жил?
Пока мама имитировала неудовольствие изящным закатыванием глаз и благородно мешала сахар в своём давно остывшем чае, Джонатан рассказал недостающий фрагмент своей истории.
Далеко же его закинуло от школы Вест Ройал и нас самих. Пришёл в себя он в больнице Форт-Уэрта в Техасе, в полутора сотнях миль западнее. После того, как полиция отчаялась разыскивать родных, Джонатана отдали на попечение Сидни и Клиффорда, а самому ему создали новую личность. Пятнадцать лет мой брат жил по документам Мэтью Дэвина. Ему позволили самому выбрать имя, а фамилия досталась от опекунов, словно он всю жизнь прожил с ними под одной крышей.
