Между днями

Эллина Норд

Между днями

В моем детском фотоальбоме хранится старая открытка с изображением актрисы Элины Быстрицкой, как напоминание о том, почему меня назвали именно так.

И пусть в моем имени побольше букв Л (Эллина), но названа в честь неё.

Она…

Невероятно красивая по меркам Советского Союза. И не только. Ценители истинной женской красоты видят в ней четкие черты лица, большие глаза, прямой нос, изящные линии бровей. И даже в шестьдесят ни сколько не потерялась ее красота и статность. Ее ценили и почитали. Сколько было прочитано мною о ней. О ее судьбе, семье и ролях. О целеустремленности, желании жить, любить. О стойкости ко всем ситуациям в жизни, но с достойной выдержкой.

Старая карточка, что-то подобное на фото, останется мне символом мощи и силы женщины.

С детства навязанная, но полюбившаяся уже во взрослой жизни по фильмам. «Тихий Дон» я пересмотрела несколько раз.

Сейчас, когда я смотрю на эту открытку, мне кажется, что от неё исходит какой-то тихий свет. Внутренний, теплый, почти живой. Такой свет бывает у женщин, которые прожили жизнь не напрасно.

Мне подарили имя сильной женщины, но мама даже не знала, как оно ляжет на мою кожу, на мой характер, на мою судьбу.

Элина Быстрицкая умела держать паузу. Не говорить лишнего. Смотреть так, будто знает ответы, но не собирается ими делиться. И, наверное, в этом – сила. В этой выдержке. Когда я думаю о ней, мне становится немного легче быть собой. Потому что я тоже учусь держать спину, даже когда внутри всё рушится. Учусь молчать, когда проще крикнуть.

Старенькая открытка, уже выцветшая, с загнутым углом, стала для меня зеркалом. И будто спрашивает, ну как я там, не подвела ли?

«Элин, думаю, что, нет»

Прятки

Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать.

Мне шесть, и это единственная фраза, от которой у меня начинает сильно стучать сердце. Убегает прямо в пятки.

Мчусь в комнату бабушки и прыгаю за подушки, которые были выставлены друг на друга, словно пирамиды.

Путаюсь в какой-то сеточке.

Хихикаю.

Вот это сальто. Нет, вы видели? Почти вскрикнула, будто вокруг меня жюри.

Единственное место, где меня не найдут.

И тут время останавливается.

Я в безопасности.

В своем маленьком мире.

Одна подушка тут же заваливается и падает мне на лицо. Хихикаю от того, как это похоже на кадр из мультика. Бамс. Сейчас должно сплющиться мое лицо от тяжести.

И тут же хочется возмутиться:

– Да что за иголки такие в подушке?

Молчу. Иначе сестренка меня быстро найдет.

Присматриваюсь. Маленькие белые перышки пролезли через наволочку. Трогаю подушечками пальцев и пытаюсь подцепить ногтями. Вот колючки.

– Вот это перо, прям перище, чуть ли не свищу от удовольствия, – вытягиваю, будто улов какой-то.

Тсс, пальцем давлю сама себе на губы, чтобы не выдать. Надо молчать.

Взгляд упирается в ковер на стене. Загадочные узоры будто зомбируют. Почему так хочется спать?

Поглаживаю жесткий ворс сначала ладонью, а потом тут же запускаю всю пятерню, словно в шерсть Амура.

Загибаю ворсинки ковра и поворачиваюсь набок.

Рисунок

– Дай-ка я тебя нарисую?

Я прищурила глаза: а правда ли этот двойник деда умеет рисовать или пошутил, когда увидел мой набор карандашей и просто хотел их забрать? Я села поближе к обеденному столу, отодвинула книжку, с которой срисовывала лошадь, и замерла.

Мой второй дед, он же его брат-близнец, рисовал хорошо. Все об этом говорили.