скачать книгу бесплатно
Из ближайшей постройки выплыл осьминог и, включив свой реактивный двигатель, помчался прямо на аппарат. Сергей приглушил освещение. Осьминог остановился у переднего иллюминатора и заглянул, как прежде, внутрь корабля. Его огромные осмысленные глаза смотрели на людей. И я, и Сергей почувствовали какое-то давление на мозг, и в наших головах вдруг сформировался призыв осьминога к дружбе, на который мы оба одновременно кивнули в знак принятия этого предложения. Осьминог отплыл немного от стекла и медленно, словно приглашая за собой корабль, поплыл вдаль. Сергей повел «Дельфина» за ним.
Осьминог уверенно плыл по хорошо известному ему пути, делая многочисленные повороты, лавируя между скал и время от времени останавливаясь, чтобы подождать нас. Он как будто понимал, что «Дельфину» в этом ущелье тесно и что мы не можем здесь развить нормальную скорость.
Через несколько поворотов проснулся и начал щелкать счетчик Гейгера, фиксируя наличие радиоактивного облучения. Скорость его треска неуклонно увеличивалась. Вскоре замигал контрольный сигнал, и светодиодная шкала, отражающая уровень радиации, начала светиться тревожным красным светом. Когда шкала достигнет цифры 15, надо будет убираться отсюда: это значит, что в зоне находиться нельзя!
Прямо по курсу показалась темная металлическая глыба контейнера с радиоактивными отходами. Осьминог вытянул щупальце в сторону контейнера, словно указывая на него, развернулся и поплыл вверх. Ему снова пришлось несколько раз останавливаться и поджидать «Дельфин», неподвижно паря на одной глубине, затем он толчком выбросил воду из воронки и поплыл почти горизонтально. Мы поплыли за ним, снизив, однако, до предела свою скорость. Оказалось, осьминог привел к месту, которое обнаружили американские летчики и координаты которого передали нам. Здесь вода была красноватой из-за обилия планктона.
– Так вот оно что! – с торжеством произнес Сергей. – Профессор Сашов прав: радиоактивным излучением можно вызывать цветение планктона. Понимаешь связь: контейнер и цветущий планктон?
– Понимаю, – медленно, словно по чужому указанию, сказал я, пытаясь думать о том, где я встречал упоминание о красном планктоне.
– Но ведь это как раз то, что может здорово пригодиться нам, людям: обилие планктона – это обилие пищевого белка, – вновь преувеличенно бодро произнес Сергей.
И как бы для того, чтобы подтвердить свое желание дружить с людьми, сопровождающий нас осьминог сначала подплыл к иллюминатору, затем немного отплыл и опять, вытянув в сторону и вниз щупальце, медленно поплыл в указанном им направлении.
Сергей осторожно направил аппарат за ним, и буквально через сотню ярдов мы увидели еще один контейнер. Это был контейнер с отходами химического производства. Я приказал Сергею взять несколько проб воды, а сам смотрел на красноватую воду и чувствовал усиливающееся беспокойство. В подсознании бродили обрывки мыслей, и я никак не мог собраться и четко сформулировать свое мнение. Красная вода. Красное море. Ближний Восток. Египет, Моисей…
Причем здесь Ближний Восток? Но я смутно чувствовал, что Красное море имеет какое-то отношение к моим воспоминаниям. И уцепился за это: Красное море, Египет. Почему море Красное? Почему вода красная? Из него добывают удобрения в Египте. Ну и что? Я начал чувствовать легкую головную боль, которая не давала собраться с мыслями. В конце концов мои мысли зашли в тупик, и я заставил себя на время забыть и о Ближнем Востоке, и о Красном море.
Между тем Сергей нажал на кнопку, из аппарата выдвинулась толстая трубка с подвижным наконечником и всосала в себя немного воды вместе с планктоном.
Осьминог заинтересовался трубкой, подплыл к ней, протянул щупальце, осторожно погладил ее, как бы изучая. Затем сложил щупальца для плавания и интенсивно заработал своим реактивным двигателем. На секунду он остановился, вытянул указательное щупальце по направлению массы планктона и, наращивая скорость, поплыл назад, в глубину, уже не ожидая нас.
– Он словно попрощался, сказав: «Ищите разгадку там, где планктон», – заметил я.
– Ого, командир, у тебя богатое воображение! Почему бы тебе не заняться ихтиологией вплотную? – спросил Сергей, запуская двигатели «Дельфина».
Глава 4
Я, как и все участники экспедиции, знал о работоспособности Сергея, но после обнаружения второго контейнера с химическими отходами он не только превзошел себя, но и совершенно загонял остальных. Круглые сутки, днем и ночью, горел свет как в лаборатории экспедиции, так и в судовой лаборатории. Сутками не выключались термостаты и, несмотря на то, что вентиляция и кондиционеры работали на полную мощность, в лабораториях установилась температура выше тридцати градусов. День и ночь гудели и свистели центрифуги, в бешеной карусели выделяя из растворов отдельные фракции. Микротомы без перерыва нарезали органическую ткань взятых биологических образцов на мельчайшие пленки толщиной в несколько микрон, и затем эти срезы ложились на предметные стекла микроскопов. Одновременно исследовали образцы проб воды, взятые из зараженных мест. Эти образцы в полупрозрачных стеклянных колонках обрабатывали различными сочетаниями кислот и щелочей.
После трех дней интенсивной работы похудевший, с красными от бессонницы и постоянного напряжения глазами, но, как всегда, пахнущий дегтярным шампунем после душа и чисто, до синевы, выбритый Сергей собрал сотрудников. Его доклад прозвучал коротко и деловито:
– Исследуя море в этой бухте, мы наткнулись на локальное скопление планктона. Этот планктон придавал морской воде красноватую окраску, хотя его основная масса, состоящая из простейших водорослей, имеет обычную зеленую окраску. Проведенные нами и нашими американскими коллегами исследования выявили несколько повышенную радиоактивность этой зеленой массы и повышенное содержание в ней различных, в том числе и ядовитых, цианидов. Это, безусловно, доказывает прямую связь между контейнерами с радиоактивными и химическими отходами и интенсивным размножением планктона в этой бухте, – Сергей включил ноутбук и начал презентацию. – Вот полученные нашей лабораторией данные, – объявил он. В каюте погас свет, и на экране замелькали колонки цифр. – А вот данные, полученные нашими американскими друзьями, – Сергей показал следующую группу слайдов. – И, наконец, обратите внимание на сравнение данных, полученных нами и американскими коллегами, – и Сергей запустил последнюю серию слайдов. – Мы видим почти полное совпадение результатов, что доказывает правильность методик, по которым проводились эти исследования. – Как видите, академик Сашов оказался прав, и нашему уважаемому капитану мистеру Роберту придется с этим примириться,
– подытожил свое выступление Сергей, когда демонстрация данных закончилась.
– Я не согласен! – возразил капитан, вскакивая со стула. – Вы хоть и свято храните верность теориям своего Сашова, что, конечно, делает честь, но не вашему уму, а, скорее, вашему упрямому характеру. Проблема не решается так, как вам хочется, – Роберт забегал взад-вперед по каюте, топая ножищами и выставив свой круглый живот. Он, с одной стороны, очень напоминал краба, преследующего добычу или, наоборот, спасающегося от хищника. В то же время при своих габаритах он напоминал участникам совещания тайфун, который ворвался в маленькую каюту и грозился разнести все, что находилось внутри помещения. – Всем теперь известно, что классические природные ресурсы белка практически исчерпаны. Животноводство также достигло своего пика развития и не успевает снабжать все более численно растущее человечество животным белком. И теперь людям, чтобы выжить, хочется нам того или нет, придется привыкать к необычной пище. Впрочем, эта необычная пища необычна в основном для населения высокоразвитых в экономическом смысле стран. В странах третьего мира уже давно в качестве основного источника животного белка используются наземные насекомые и морской планктон. Сегодня мы наблюдаем, как пасутся на массе планктона киты, гигантские акулы и скаты, различные виды рыб и моллюсков, чтобы затем самим питаться ими. Но и нам предстоит пастись на планктоне, и это совсем не ужасно, как думают некоторые недалекие люди. Если все правильно приготовить, красиво упаковать, агрессивной рекламой заложить в мозги людей, что это и экономично, и вкусно, то это не только спасет человечество от белкового голода, но и принесет огромные прибыли производителям подобной продукции. И этот процесс в ряде стран, в том числе и у нас в Америке, уже начался. На побережье построены первые фабрики, спущены на воду плавучие корабли-фабрики – искусственные механические аналоги живых животных, которые перерабатывают планктон, готовя из него настоящие деликатесы. – Роберт перевел дух и продолжил: – К тому же я должен вам сказать, что искусственное мясо, полученное из планктона, значительно питательнее, полезнее и вкуснее натурального. Только тупая приверженность традиционной кухне мешает вам признать очевидность наступления новой эры в истории питания населения Земли.
Капитан разошелся не на шутку: от фабрик по переработке планктона он перешел к необходимости в ближайшее время начать массовое строительство фабрик, специализирующихся на производстве искусственного мяса из насекомых.
Этого Сергей уже не выдержал и довольно грубо попытался остановить речь капитана. Он сказал, что Роберт увлекся своим вступлением, и напомнил, что задачей экспедиции является нахождение причин смерти аквалангистов, а не обсуждение проблем голодающего человечества, что пора заканчивать треп и переходить к деловой части. Но ему не удалось остановить оседлавшего любимого конька капитана. Уж если Роберт седлал его, то проще было остановить бегущего бизона. Если Роберт садился на конька, то немедленно пускал его сначала рысью, а потом и в галоп.
– Вы, русские, правильно говорили когда-то, что уже сейчас, сегодня, сию минуту нужно думать о том, как повысить количество планктона в океане. Но, мои дорогие юные друзья (в устах капитана слова «дорогие друзья» означали совсем не «дорогие» и тем более не «друзья»), облучение планктона с помощью изотопов – это метод, который предложил ваш профессор Сашов, и я уверен, что он глубоко ошибочен.
Воздействуя на планктон радиоактивным излучением, мы, возможно, и выведем новые виды планктона, но есть опасность, что они могут оказаться с пониженным содержанием белка. То есть общей кормовой массы будет больше, а белка в ней будет меньше, и ее питательность снизится, – капитан продолжал бушевать: – К тому же существует опасность – и немалая! – радиоактивного заражения массы, как это мы только что убедительно показали… – Роберт закашлялся, сделал глубокий вдох и почти выкрикнул: – Вы этого хотите?! А ведь достаточно применить новые виды зеленой энергии для перемешивания вод, поднять на поверхность воды, где так много питательных веществ, с глубин двести-триста ярдов – и проблема будет решена. Мы получим огромные, небывалые прежде урожаи планктона и, как следствие этих урожаев, обилие промысловой рыбы и других морских животных…
– Basta! – неожиданно по-итальянски крикнул Сергей. Роберт от неожиданности на мгновение умолк, и Сергей, воспользовавшись паузой, бросился наконец-то в ответную атаку:
– У нас нет механизмов для перемешивания вод, и они явно будут созданы еще не скоро, а метод профессора Сашова применим уже сегодня. Предельно допустимые дозы облучения можно определить теоретически, и вообще все виды излучения надо использовать так, чтобы не навредить людям и в то же время максимально ускорить размножение планктона и его цветение…
И вдруг меня осенило, я вспомнил: ну конечно, цветение! Я же сам редактировал для нашей печати материал американского корреспондента. Он исследовал и описал различные случаи цветения воды и влияние этого цветения на морские организмы.
Неожиданная вспышка размножения планктона убивает драгоценные жемчужные устрицы в Японии. Это бедствие известно давно. Люди болеют после употребления устриц, выращенных в Калифорнии, если в период их роста у побережья наблюдалось цветение воды. Древние рукописи говорят, что вода в Ниле иногда приобретала цвет крови, и тогда в Египте погибали животные и люди, испившие ее. Может быть, и аквалангисты, и рыбы погибали потому, что как-то взаимодействовали с цветущей водой? Эта мысль была невероятно простой. Она меня настораживала своей простотой и очевидностью и была слишком легкой разгадкой тайны бухты, чтобы оказаться правдой. Неужели же я догадался о том, о чем не могли догадаться ученые и специалисты?
– Простите, господа и товарищи, что я влезаю в вашу научную дискуссию, – сказал я, слегка заикаясь от волнения. – Я, конечно, не специалист, но все же должен вам сказать…
Ко мне обернулись. Сергей – с досадой: дескать, молчал бы, не то сейчас ляпнешь такое, а мне потом отдуваться перед американцами, остальные – тоже с ясно читаемым на их лицах удивлением и с откровенным изумлением перед моей наглостью, так как многие наши коллеги и почти все американцы считали меня сотрудником ФСБ.
Но все-таки я переборол смущение перед научной аудиторией и заговорил:
– Лет пять назад я редактировал статью одного иностранного журналиста о том, что цветущий планктон убивает животных, причем не только тех животных и рыб, которые поедают его, но и тех, которые иногда просто находятся длительное время среди скопления цветущего планктона. На калифорнийском побережье отмечались случаи смерти среди людей, которые употребляли в пищу отравленные ракушки. Я хорошо помню эту статью, там приводится еще несколько случаев влияния цветущего планктона на другие организмы.
– Черт возьми! – закричал Роберт. – А ведь ваш фээсбэшник прав! Жгутиковый планктон способен вырабатывать различные яды – алкалоиды, смертельные для живых организмов. Эти ваши контейнеры вызвали местное цветение планктона, красную чуму. Вот что хотите вы вкупе с Сашовым преподнести людям!
Сергей подошел ко мне, дружески треснул меня по плечу так, что я от удара даже немного присел, потом обнял, нахмурился, после опять просиял и, наконец, высказал вывод, уже сделанный мною мысленно:
– Возможно, именно от взаимодействия с цветущим планктоном погибли аквалангисты и передохла рыба в бухте. Необходимо провести дополнительные исследования воды.
***
Снова и снова уходил в море «Дельфин», снова и снова работали центрифуги, микроскопы, химические анализаторы. Сергей ходил, как студент в стройотряде: яростный, худой, осунувшийся и неустающий. В очередной раз поругавшись с капитаном «Русалки», он ринулся в радиорубку, куда от российской стороны имели доступ только я и Сергей. Я успел его перехватить, когда он, ругаясь вполголоса и шепча проклятия в адрес всех администраторов в мире, открывал дверь в радиорубку.
– Сергей, послушай, – обиженным тоном заговорил я, – ну я-то, можно сказать, автор идеи, имею право знать, подтвердились ли мои предположения?
Сергей посмотрел на меня невидящим взором, затем его взгляд постепенно прояснился.
– Прости, дружище. Конечно, ты имеешь право все знать первым. Но дело в том, что однозначного ответа пока нет. Мы обнаружили тринадцать видов алкалоидов в пробах воды и в телах микроорганизмов. Почти все они ядовиты и опасны для человека. Но они растворены в морской воде в очень низкой концентрации, а в микроорганизмах имеются в очень малых дозах. Человек отравится ими, лишь если выпьет по меньшей мере полтора галлона морской воды. А чтобы получить отравление от попадания внутрь микроорганизмов, он, как кит, должен съесть фунтов шесть отравленного планктона. Допустим, что у одного из аквалангистов кончился воздух в баллонах и он успел так наглотаться… А второй что? Так проголодался, что бросился, как кит, цедить и глотать отравленный планктон? Два таких диких случая одновременно – событие совершенно невероятное. Если и случилось такое, то почему не погибли осьминоги, моллюски, рыбы? Ты же своими глазами видел, что все они совершенно безболезненно переносили нахождение рядом со скоплением планктона и даже внутри планктонного облака. В общем, тут еще много «почему». Я считаю, что нужно расширить исследования и, в первую очередь, заняться осьминогами, так как они постоянно обитают в водах этой бухты и, как мне показалось, прекрасно себя чувствуют. А для безопасности людей следует оттащить контейнеры куда-нибудь в глубокую морскую впадину, пока их стенки окончательно не разъела вода. Поэтому я и решил вызвать специальную подлодку-буксир.
Наверное, Сергей заметил, как разочарованно вытянулось мое лицо, и с сочувствием в голосе сказал:
– Ничего не поделаешь, в науке всегда так. Разгадка только кажется близкой. Будем искать!
Он посмотрел мимо меня в иллюминатор напротив, который находился прямо на ватерлинии «Русалки». Там подымалась и опускалась изогнутая изумрудная линия волны, описывая при этом почти правильную синусоиду, где два основных момента синусоиды – нарастание и падение – непрерывно переходят друг в друга. Мы переглянулись с Сергеем, и я понял, что он хотел сказать.
Глава 5
Я проснулся, услышав за дверью своей каюты какой-то шум, голоса, топот ног. Не одеваясь, я выскочил в коридор и наткнулся на Сергея и Роберта. Сергей понял мой выразительный взгляд и поспешил объяснить причину шума:
– Вызванная мной подлодка-буксир трижды обыскала всю бухту – контейнеры исчезли. Причем оба! На всякий случай попробуем еще раз поискать. Если хочешь, давай спустимся с тобой на «Дельфине». Поплавок с него по распоряжению Роберта уже сняли, и мы будем гораздо подвижнее, чем в режиме батискафа. Ты примерно помнишь места, где мы нашли контейнера?
– Конечно, помню, – поспешно сказал я. – Там недалеко есть очень характерный выступ скалы, а второй контейнер просто лежал посреди красивейшего кораллового сада. Я эти места сразу узнаю.
– Пошли скорее! – загорелся Сергей, не замечая протестующего выражения на лице капитана, который в целях безопасности погружения требовал установки на аппарат поплавка.
Мы поднялись на палубу корабля. На талях, готовый к спуску, висел наш аппарат. Невдалеке, по другую сторону «Русалки», будто спина громадного кита выступала из воды длинная подводная лодка-буксировщик. Эта уникальная лодка была также лодкой-вездеходом. Ее начинили таким количеством аппаратуры и установили столько различных механизмов, что во время работы у пульта управления дежурила смена, состоящая не менее чем из трех операторов одновременно. А в момент особо сложных поисковых или спасательных операций дежурная смена поста управления состояла из семи операторов, которые менялись каждые два часа. Но даже в таком составе они едва успевали управляться с сотнями кнопок, тумблеров, штурвалов и джойстиков плавной регулировки, следить за показаниями многочисленных сигнальных светодиодов и светодиодных шкал, сигналами аварийными, контрольными, обратной связи и другими. Зато подлодка могла выполнять самые разные операции. Она имела танковые пластиковые гусеницы и могла ползать, если требовалось, по дну моря, преодолевая скалы и впадины. А при необходимости даже выбираться на берег и там самостоятельно передвигаться, развивая скорость до четырех миль в час. Она была оснащена различными радарами, аппаратами ультразвуковой связи под водой, аппаратурой ультразвуковой локации, приборами инфракрасного и ультрафиолетового видения. И, естественно, всеми существующими видами навигации.
К нам подошел коренастый человек с расплюснутым носом боксера. Это был капитан второго ранга командир подлодки Растригин Александр. Он отозвал меня в сторону и тихо сказал:
– Только что получил шифровку из главного штаба ВМФ. Недалеко отсюда замечена неопознанная подводная лодка. Нам сообщают, что эта лодка, не останавливаясь, проследовала мимо, но подчеркивают, что постоянного наблюдения за лодкой они не вели.
Я подозвал Сергея и повторил слова командира лодки.
– Думаете, она могла утащить оба контейнера? – встрепенулся Сергей. – Но я не понимаю зачем.
– Если это контейнер с отходами, то вроде бы и незачем. А если там только оболочки контейнеров для маскировки, а начинка совсем иная, например, гидроакустические станции для наблюдения за нашими атомными подлодками…
– По крайней мере, в одном контейнере начинка должна быть радиоактивной. Могут подвести наши глаза, наши чувства, но счетчики Гейгера не обманешь.
– Радиоактивность еще не доказывает, что там отходы, – сказал командир и отвернулся. Видно было, что он не привык вести долгие споры.
Зато Сергей мог продолжать их бесконечно. Особенно он любил перебирать всевозможные варианты, которые плодились у него в голове, как кролики в Австралии.
– Погодите, но по отходам можно кое-что узнать и о технологии, и об используемых материалах, – сказал он, увлекаясь. – Это похоже на мусорную корзину, попавшую в руки к следователю. Может быть, хозяева этих контейнеров предпочитают, чтобы они не попали в наши руки?
– Вот именно! Это я и имел в виду, – многозначительно сказал командир. Сергей широко улыбнулся и махнул рукой:
– Да чего там гадать? Скорее всего, они лежат в тех же местах, а вы, командир, их не заметили: уж очень большая у вас лодка. Контейнер для нее – песчинка в пустыне. Спустимся на «Дельфине» и посмотрим, куда они делись. Как говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз предположить.
По лицу командира было ясно видно, какие чувства он питает к человеку, который сомневается в технических возможностях его подводной лодки и тщательности работы, проделанной им и его командой.
– Я пойду с вами, – решительно заявил Растригин. – Мои ребята не могли не заметить эти контейнеры.
– Но троим в аппарате будет тесновато, – заметил я.
– Я обязательно пойду третьим, – повторил Растригин и поджал губы, показывая, что дальнейшая дискуссия отменяется.
Как только аппарат спустили на воду, Сергей открыл шторки всех иллюминаторов и для страховки включил экраны обзора.
– Наблюдайте, пожалуйста, за экранами, – предложил он командиру подлодки, – а на нашу с Алексом долю останутся иллюминаторы. Так мы наверняка ничего не упустим.
– Хорошо, – сказал командир, приникая взглядом к главному экрану.
Сергей вел аппарат медленно, манипулируя прожекторами, то усиливая, то уменьшая силу света. Одновременно он старался освещать дно под разными углами.
Мимо нас проплывали темные расщелины, уходящие в сумеречную мглу подводные равнины, скалы с красно-сине-зелеными коралловыми панно. Переливались пастельными тонами раскрывшие свои листья-щупальца анемоны. Некоторые места были относительно пустынными, в других резвились стайки маленьких рыб. Из темноты прямо на луч прожектора выплыли несколько стальных морских щук – барракуд. Открывая и закрывая пасти, усеянные большими острыми зубами, стая шла прямо на аппарат, будто собиралась испытать остроту своих зубов о его обшивку.
– Вот это хищницы! – восхищенно сказал Сергей. – Настоящие хозяева моря: идут на свет и ничего не боятся, хоть «добыча» явно для них великовата. Наше счастье, что металл и пластик им не по зубам.
Показалась знакомая скала.
– Это здесь, – почти одновременно сказали мы с Сергеем, увидев выступ, похожий на голову носорога.
Да, это был тот же выступ, та же скала, у подножия которой ничего не росло. Заметались лучи прожекторов, освещая белые меловые камни, песчаные островки, морских ежей. Но контейнера с радиоактивными отходами не было, хотя счетчик Гейгера отчетливо щелкал, показывая, что местность заражена и что мы не ошиблись, найдя место, где совсем недавно находился контейнер.
– Чтобы утащить контейнер, течение должно быть очень сильным, а приборы этого не доказывают, – бормотал Сергей, – вернее, они показывают вообще полное отсутствие какого-либо течения.
– Либо такое течение существует, либо подводная лодка не просто проследовала мимо, – сказал свое веское слово Растригин.
– Либо ни то, ни другое, – поддразнил его Сергей.
– Вы в армии были? – будто невзначай спросил его Растригин.
– Хотите сказать, что там бы из меня сделали человека? – рассмеялся Сергей. – Но это сейчас нашему делу не поможет.
Он довернул носовой прожектор чуточку влево.
– Стой, Сергей! Смотрите! – воскликнул я. – Видите след? Как будто кто-то и в самом деле тащил контейнер или просто что-то тяжелое. Впрочем, это могло быть и течение, если оно возникало под действием каких-то неизвестным нам сил и особенно если сила его непостоянна. Тут нужно поставить зонды и замерять скорость движения воды в течение суток. Как прибудем на базу, я постараюсь договориться с капитаном корабля.
– Но мы можем и сами поставить тут необходимые зонды, незачем нам обращаться к американцам, – заявил Растригин. – Но не мешало бы предварительно провести разведку и тщательный осмотр местности, используя водолазов, дрессированных животных, дельфинов.
– Правильно, капитан! – неожиданно похвалил его Сергей. – Как мне сказал Роберт, здесь неподалеку есть учебная база биоников, где они дрессируют дельфинов и морских львов в военных целях. Он по секрету сообщил, что на эту базу поселили вызванную им дрессировщицу и ее подопечных. Он сказал, что она русская. Пригласим эту даму с ее друзьями.
Что-то подсказало мне, что эту русскую даму я могу знать. Мне сразу вспомнилось «Шоу касаток» в Сан-Диего и дрессировщица морских львов, с которой меня познакомила Элен. Я отвернулся и прильнул к боковому иллюминатору.
Неожиданно я увидел его.
– Ребята, смотрите! Опять он! – крикнул я.
К батискафу подплывал осьминог. В луче света отчетливо было видно темное пятно там, где билось одно из трех сердец моллюска. Осьминог нисколько не маскировался, наоборот, окрасился в желтый цвет с поперечными черными полосами, словно хотел, чтобы его как можно быстрее заметили. Похоже было, что это наш знакомый, который заглядывал в иллюминатор аппарата при прошлой встрече. Он очень уверенно подплыл к центральному иллюминатору, заглянул в него, внимательно осмотрел нас с Сергеем и с любопытством остановил взгляд на новом члене экипажа – командире подводной лодки.
Растригин тоже с интересом уставился на него, так как видел такого осьминога впервые. Он пережил изумление, которое в свое время испытали мы с Сергеем. Впрочем, и на нас опять подействовали эти огромные, почти человеческие по выразительности глаза.
– Я думаю, что настоящие глаза у него значительно меньше, – попытался разрядить обстановку и отвлечь нас Сергей, – но вокруг глаз у осьминогов расположены кольцами ряды красящих клеток – хроматофор. И он может в минуту опасности придавать им различную окраску и тем самым зрительно увеличивать размер своих глаз, пугая врагов.
– Какого бы размера ни были у октопуса глаза, они очень зоркие, – вспомнил я совершенно не к месту. Как и всякий дилетант, я очень любил употреблять специальные латинские названия. – С ними могут сравняться, кроме человеческих, только глаза кошек и хищных птиц.
– Вы тоже ученый? – уважительно спросил у меня Растригин.
Я промолчал. Пожалуй, я бы теперь и сам не смог точно определить свою профессию. Электромеханик по образованию, я почти не бывал на лекциях по теоретической механике и сопромату и, естественно, вскоре забыл за ненадобностью даже те жалкие знания, которыми запасался в ночь перед экзаменами. Зато моя голова была забита самыми разнообразными знаниями по электронике и биологии, теологии и медицине, приборостроению и криминалистике, геологии и физике моря, космонавтике и столярному делу. Я когда-то владел приемами самбо и имел первый разряд по стрельбе из пистолета, занимался дайвингом и подводной охотой, считался одним из лучших специалистов в городе по резьбе по дереву. Я свободно владел несколькими европейскими языками и быстрее и точнее любого переводчика переводил специальные технические тексты, имел профессиональные водительские права на все виды наземного и водного транспорта, ходил с альпинистами на Демерджи и мечтал побывать на Эвересте.
Помимо всего прочего, я когда-то неплохо пел, аккомпанируя себе на шестиструнной гитаре, и даже пытался сам сочинять, а вернее, переделывать популярные песенки. Я регулярно печатался в специальных изданиях, но только несколько раз мои статьи публиковались в открытой печати. Я сам считал себя журналистом и, как каждый журналист, очень надеялся, что когда-нибудь мне встретится настоящий сенсационный материал и я смогу написать полноценную книгу, а не рассказики для стенгазеты.
И вот теперь казалось, что моя мечта близка к осуществлению. Я умолял судьбу, чтобы контейнеры не просто унесло течением, а чтобы их похитили те, кто хотел скрыть свою деятельность в этом регионе, и чтобы эти осьминоги оказались пусть не разумными существами, но хотя бы представителями нового, совершенно неизвестного науке вида…
Между тем осьминог не отплывал от иллюминатора. Он внимательно наблюдал за действиями людей. Растригин, видимо, перестал интересовать его. И все чаще осьминог останавливал взгляд на Сергее. Особенно внимательно он следил за ним, когда Сергей включал и выключал приборы или работал джойстиком управления аппаратом. В такие моменты восьминогий гость буквально взрывался всеми оттенками цветовой гаммы и покрывался различными рисунками от зеленого к салатному, желтому, оранжевому, розовому, красному. Он покрывался пятнами, становился полосатым вдоль, потом поперек, потом покрывался рисунками в клеточку, которые плавно переходили в горошек.
– Жаль, что при этих условиях освещения мы не можем наблюдать всех тончайших оттенков, – сказал Сергей, – а их десятки, может, и сотни. Но свет прожекторов, даже у нашего аппарата, еще далек от совершенства, мы не можем регулировать световую температуру их лучей. А закаленное стекло наших иллюминаторов также не идеально передает внешние цвета. Зато оно имеет большой запас прочности и выдерживает такое давление, при котором обычное стекло превращается в порошок.
Прочность закаленного стекла мы вскоре оценили по достоинству. Осьминог на некоторое время исчез из поля зрения, а затем вдруг послышались сильные удары по корпусу аппарата. Прежде чем мы опомнились и поняли, в чем дело, в иллюминаторе показалось щупальце осьминога, размахивающее большим камнем. С методичностью и быстротой ручного пулемета камень забарабанил в окошко.
Сергей потянул ручку джойстика на себя, бросая аппарат круто вверх, потом вправо, влево. Потом опять вниз и снова вверх. У меня, не привыкшего к таким качелям, неприятно засосало под ложечкой. Но осьминог не отставал. Он, видно, плотно, как рыба-прилипала к акуле, присосался к аппарату и совершал все виражи вместе с ним, при этом не прерывая своего занятия.
– Он, кажется, хочет познакомиться с нами поближе, – пошутил я, когда понял, что сокрушить «Дельфин» осьминог не в состоянии.
– Выключите свет в салоне! – приказным тоном произнес Растригин. Как человек военный он понял, что настала такая минута, когда следует переходить к решительным действиям.
Но на Сергея это не произвело ни малейшего впечатления, он даже решил пошутить:
