Окололесье

Элла Волобуева

Окололесье

Ночью завыли волки. Они всегда выли, когда подходили к границе поселка. На их вой всполошились помоечные коты и кинулись врассыпную прятаться в подвальные окошки.

Наш поселок городского типа располагается далеко от города, очень далеко. Он стоит вплотную к лесу, который тянется на десятки тысяч километров. Я выглянула в окно. Луна шла на убыль. Некоторые окна соседних домов светились приветливым желтым светом. Вдали, за домами, виднелись отдельные домики с дымком из труб. А дальше – силуэт леса. Летом мы с мамой собираем там ягоды и грибы, а осенью отец иногда выбирается подстрелить тетерева или зайца. Далеко он не заходит, никто не заходит. Лес дикий и опасный. Охотники, осмелившиеся зайти в глубину леса, редко возвращаются обратно.

Утром, едва прозвонил будильник, я вскочила и рывком раздвинула шторы. Было уже почти светло. Сегодня был счастливый день. День, которого я давно ждала – день моей свадьбы. Я открыла шкаф и прижалась носом к кружевному свадебному платью. Мне неделю назад исполнилось девятнадцать, и, заглянув в зеркало, я с удовольствием посмотрела на свое свежее, слегка курносое личико. С кухни позвала мама завтракать.

– Волнуешься? – спросила она, поцеловав меня в щеку.

Я кивнула и откусила оладушек, обмакнув в яблочное варенье.

На кухню притопал отец, бережно поддерживая бабушку за локоть. Вся семья расселась за столом.

– Вениамин еще не вернулся, – озабоченно сказал папа.

– Сожрали, – шамкая, с убеждением сказала бабушка, – ночью выли-то как! У!

– Мама, ну что ты такое говоришь? – упрекнула мама, – никто его не сожрал, вернется. Наверное, с какой-нибудь кошечкой загулял.

Вениамин был староват для загулов с кошечкой. Мне подарили его еще котенком на седьмой день рождения. Я с тревогой посмотрела на папу.

– Вернется, – подтвердил он, перехватив мой взгляд.

И в тот же миг мы услышали мяуканье за дверью. Я с облегчением выдохнула и первая кинулась открывать, едва не сбив с ног шестилетнего братика, который завтракал раньше всех и теперь ковылял на кухню в надежде на второй завтрак. Вениамин вернулся злой и голодный, сразу кинулся к миске с едой, даже не дав мне его погладить.

Мы пригласили визажиста на десять. Она пришла вовремя, ловко наложила мне свадебный макияж и уложила волосы волнами. Мама охнула и прослезилась, увидев меня после того, как визажист со мной закончила. Мне помогли надеть платье и прикололи фату. Визажиста пригласили к столу угоститься оставшимися оладушками. Пока она с удовольствием ела, прихлебывая чай из кружки, мама присела посудачить.

– Не рано замуж-то? – спросила визажист.

– Так а чего тянуть-то? Они со второго класса вместе. Вон, дверь напротив.

– А, так напротив жених? Я к ним тоже приглашена, к одиннадцати.

– Неужто жениху будете макияж накладывать? – сострила мама.

– Нет, – прыснув, махнула рукой визажист, – мать его будет прихорашиваться.

– Слыхал? – повернулась мама к отцу, зашедшему на кухню попить водички.

– И так уже потратились, – ответил отец, – почти вся свадьба на нас.

– Его мать почти не вложилась, зато на прическу деньги нашла, – негодовала мама.

Следом на кухне все говорили разом, ничего было не разобрать, но, похоже, мама победила, потому что визажист зашла в комнату и забрала свою косметичку.

Она управилась быстро, накрашенная мама с заколотыми вверх волосами заглянула покрасоваться. Я сидела в кресле с книгой у окна, задрав ноги на подоконник и, обернувшись, изобразила крайнюю степень восхищения. До одиннадцати оставалось пятнадцать минут, и из второй комнаты на кухню привели протестующую бабушку. Визажист комментировала бабушкино преображение:

– Так, затемним бровки. Теперь подчеркнем скулы.

Мать хохотала и уговаривала бабушку посидеть спокойно. Послышался хлопок: отец открыл бутылку шампанского. Вениамин, царапая паркет когтями, с заносом ворвался в мою комнату и спрятался под кровать.

– Нам тоже налей, – попросила мама.

Послышался звон бокалов.

– Ника, шампанское будешь? – заглянул отец и ко мне.

Я покачала головой, не отрываясь от книги. Мой смартфон завибрировал. Я открыла сообщение: «Уже скоро».

Вадим набрал на телефоне сообщение: «Уже скоро» и отправил Нике. Скоро. Скоро они уедут из этого гиблого места. Нику ни за что не отпустили бы с ним в город с неопределенным статусом. Свадьба была решением. Жену с собой он заберет, как бы ни протестовали родители. А протесты будут, в этом Вадим не сомневался. Мать, как обычно, начнет манипулировать, сетовать, что осталась одна после смерти отца, и всячески винить Вадима в том, что бросает мать одну. Родители Ники, скорее всего, устроят истерику. Мать Ники уж точно. Вадим накопил достаточную сумму, должно хватить на пару месяцев, пока не найдет работу. А затем поступит в медицинскую академию. Вадим получил среднее медицинское образование, отучился в местном колледже на фельдшера, но планировал получить врачебный диплом.

В дверь позвонили. Мать заворковала в прихожей, приглашая визажиста в зал. Пришлось смывать и заново накладывать макияж два раза, прежде чем мать, наконец, осталась довольна. Время поджимало. Внизу посигналили. Вадим выглянул с балкона.

Из трех наряженных лентами машин повылезали их с Никой бывшие одноклассники. Они были уже пьяны. Девушки поминутно взрывались хохотом. Свидетель со стороны Вадима, Кирилл, выходя из машины, зацепился ногой за подножку и едва не шлепнулся в сугроб. Это вызвало такое веселье, что девушки наклонялись от смеха, держась за животы. Вся эта гомонящая толпа поднялась на их третий этаж, подхватила Вадима с матерью, не разобравшись, прихватила визажиста, и ввалилась в квартиру невесты. Традиция обязывала провести несколько конкурсов для выкупа невесты.

К гостям вышла нарумяненная мать Ники и с задором первой подала реплику.

Ника мужественно перенесла эту разнузданную вакханалию, все расселись в машины и отправились в ЗАГС. Пока Ника с Вадимом обменивались кольцами, их фотографировали со всех сторон.

Потом был ужин в кафетерии. Официально проносить спиртное в кафетерий было запрещено, поэтому первые несколько бутылок были выкуплены и стояли на столе с закусками. Гости смели всё со столов в первые же полчаса. Тамаде дали знак, и пока тамада отвлекал гостей конкурсами, отец Ники разлил по стаканам тайком принесенный самогон.

Через пару часов уже не стеснялись. Бутыли с самогоном стояли на столе, разгоряченные гости, съев горячее, затеяли танцы, отодвинув пару столов к стене.

Нику и Вадима целовали сальными губами и желали счастья, а также давали пьяные напутствия и наставления.

Когда мы наконец остались одни, было уже начало третьего ночи. Мать Вадима украсила комнату электрическими фонариками. Вадим помог мне стянуть платье и отколоть фату. Я устроилась рядом с ним, прижавшись всем телом и закинув ногу.

– Завтра? – спросила я.

– Послезавтра, – ответил Вадим, – завтра выспимся и соберем вещи. Я нашел квартиру в аренду, не так уж и дорого. Можно будет сразу заселиться, не перекантовываться в гостинице.

– Нужно завтра утром сообщить родителям.

– Это испытание похуже свадьбы.

– Это испытание – последнее.

– Да. Они вряд ли поймут. Но выбора нет. Я здесь сопьюсь, как отец.

– А я буду тебя пилить, как мама папу.

– Они так и не заметили?

– Сделали вид, что не заметили. Тихонько предупреждают окружающих, чтобы не обращали внимание.

Четыре месяца назад я перестала говорить. Мы с Вадимом поспорили, как отреагируют мои родители. Я говорила: повезут в город показывать врачам. Вадим говорил: сделают вид, что ничего не произошло. Вадим оказался прав. Они пытались меня разговорить около недели, затем махнули рукой и предупредили всех знакомых и родственников, чтобы не ждали от меня ответов.

Люди привыкают ко всему. У поколения наших с Вадимом родителей, которые притворялись хозяевами жизни, очень высокая адаптивность. Если что-то случается, они быстро свыкаются. И пьют. Если завтра волки из леса зайдут в поселок и заговорят на человеческом языке, удивление жителей поселка продлится не более часа. Привыкнут и воспримут как должное. Непробиваемые. Ничем их не проймешь. Но скандала завтра не избежать. Переезд в город расценивается местными чуть ли не как предательство.

Мать Вадима ударилась в слезы:

– Оставишь мать одну? Это в мои-то годы?

– Я буду навещать.

– Навестишь могилку, уж наплачешься. Когда сердце матери не вынесет горя, которое ты причинил. Наплачешься! Да поздно будет!

Она уронила голову на руки и долго что-то еще говорила сквозь всхлипывания.

Мать Ники застыла с поварешкой в руках:

– Слыхал! – крикнула она на всю квартиру, призывая отца.

Тот притопал на кухню без промедления, уловив в голосе жены панические нотки.

– Увозит в город, – плаксиво кивнула на Вадима мать Ники, – завтра собрались.

– Ну ты чего хоть? – с недоумением посмотрел на Вадима отец Ники, – здесь выросли, здесь и помирать. А в городе чего?

Мать Вадима, увязавшаяся за Вадимом с Никой, снова уронила голову на руки и неудержимо разрыдалась.

– Я останусь, – сказала я Вадиму, когда мы вышли прогуляться и дать родителям немного поостыть, – пока. Надо дождаться подходящего момента.

– Подходящий момент никогда не наступит. Они утянут нас в свой быт, в свой образ жизни. Надо валить, пока не стало поздно.

– Не так уж тут и плохо.

– Так уж, ты сама знаешь. Просто родителей стало жалко.

– А тебе мать – нет?

– Привыкнет.

Я вздохнула. Мы дошли до леса и повернули обратно.

– Уже к вечеру они свыкнутся, увидишь, – сказал Вадим.

Навстречу нам шла молодежь. Они окружили нас с Вадимом и затеяли хоровод.

– Куда это молодожены направляются?

– Пойдем с нами, посидим в сквере, у нас гитара и пиво.

– Будет весело! Попоем. Денис захватил семечки и конфеты.

Мы с трудом вырвались из их круга и помахали рукой на прощанье.

– Придурки, – сказал Вадим.

– Нормальные ребята, веселые. – возразила я.

Мы вернулись с прогулки спустя два часа. Мои родители с мамой Вадима пили на кухне.

– Садитесь, налью, – предложил отец.

– Расскажете, что делать в городе собираетесь, – добавила мама.

Мы уселись за стол, Вадим пить отказался, я позволила отцу налить мне немного наливки, показала большим и указательным пальцем «немножечко». Мама налила нам борща и пододвинула сметану и тарелку с салом, хлебом и луком.

Она подперла рукой щеку и запела «Кровинушка моя». Мать Вадима уронила голову на руки и принялась подвывать сквозь всхлипывания.

Я поймала Вениамина и усадила к себе на колени. Он пару раз попытался спрыгнуть, но я удерживала, пока Вениамин не успокоился, развалившись на моих коленях и прижавшись боком к животу.

Вениамин ушел гулять и не вернулся вечером. Утром следующего дня Вадим с Никой должны были сесть на автобус до города, но вместо этого с отцом Ники пошли искать кота.

Они дошли почти до леса, выкрикивая «кис-кис».

Ника от волнения решила забыть про свой обет молчания и орала: «Вениамин!», пока не село горло. Отец Ники усмехнулся.

– Заговорила? – удовлетворенно отметил он.

На снегу были видны следы людей, птиц, волков, но нигде не было видно следов кошачьих лапок. Они шли, внимательно оглядываясь и зовя кота.

– Вот тут, – показал рукой отец Ники, когда они подходили к лесу, – тут землю купил. Думал, дом отстроить. С банькой. В квартире будет тесновато, когда детки пойдут.

– Детки?

– Ну да, вы детей заводить не собирались, что ли?

– Да нам еще рано, – ответил Вадим, – может, лет через пять. Когда в городе обживемся.

– В городе, – с досадой выплюнул отец Ники, – и где вы там будете их растить? В арендованной квартире, что ли?

Они искали Вениамина до сумерек, три раза обошли поселок, расспрашивая прохожих, и вечером вернулись домой ни с чем. Ника надеялась, что кот за время их отсутствия уже вернулся домой, и когда убедилась, что дома его нет, уселась на подоконник и расплакалась.

Мать Ники захлопотала на кухне и поставила томиться голубцы, любимое кушанье Ники. Затем зашла в комнату, мягко приобняла Нику и привела ее, заплаканную, на кухню ужинать.

Вадим погладил Нику по волосам, а отец откупорил бутылку домашней наливки.

– Нервы успокоить, – объяснил он.

Он налил Нике наливку на донышко стакана и посмотрел на Вадима. Тот отрицательно покачал головой:

– Завтра в город ехать.

– Да куда вы поедете завтра-то? – с возмущением обернулась от плиты мать Ники, – ты что, не видишь, в каком она состоянии?

Вадим перевел взгляд на Нику. Ника, шмыгая носом, опустила голову к тарелке и молча ела голубцы. Никто не готовил голубцы так, как ее мама.

– Говорила же, сожрут, – шамкая, напомнила бабушка.

В дверь позвонили. Отец Ники пошел открывать и вернулся на кухню с матерью Вадима.

– Не нашли? – жалостливо спросила она и присела за стол.

Перед ней тоже поставили тарелку с голубцами и налили наливку.

До ночи они тихонько беседовали на кухне. Зима смягчилась, и за окнами хлопьями падал снег. Ника с Вадимом отправились спать уже за полночь, когда завыли волки.

– Еще один день, завтра. И послезавтра поедем, – уговаривала я Вадима, – у меня сердце будет не на месте, если я еще хоть один день не подожду.

Вадим не стал спорить:

– Один день погоды не сделает. Но только один, договорились? Мне не терпится переехать в город, не могу больше на это смотреть. Как они так живут? День за днем одно и то же. Одна радость – вкусно поесть да крепко выпить. В городе поступлю в медицинскую академию, стану врачом. Найду работу, чтобы оплачивать квартиру. А ты можешь устроиться швеей, не думала об этом? Ты на весь поселок платьев нашила, у тебя хорошо получается. Там у нас будет другая жизнь. Более наполненная.

На следующий день Вадим с папой взяли ружья и отправились в лес искать кота. Весь день я просидела, как на иголках, поминутно выглядывая в окно. Было уже поздно, когда Вадим с папой вернулись домой. Они отважились зайти далеко в поисках Вениамина, и немного заплутали. Чудом нашли дорогу обратно. Волки им не попадались, но и Вениамина они не нашли. Отец по дороге подстрелил пару рябчиков, и мать запекла их со сметаной в духовке.

Нам пришлось задержаться больше, чем на один день. Захворала бабушка. Она не смогла встать с кровати даже с нашей с мамой помощью, охала и жаловалась. Маме пришлось взять отпуск за свой счет, чтобы выхаживать бабушку. У папы была сезонная работа на сборе овощей, он работал с начала весны и до заморозков. Зиму и первый месяц весны мы жили на мамину зарплату. Она вела кружок кулинарии в поселковом Доме творчества. Из-за болезни бабушки папе пришлось найти временную работу до конца зимы в городе. Лекарства стоили недешево. Пока моя семья решала эту проблему, мы с Вадимом оставались в поселке.

– Мы можем им помочь, – сказала я Вадиму.

– Можем. У меня есть накопления на проживание в городе. Уезжать сейчас и бросать их в беде было бы неправильно.

– Да. Они потратились на свадьбу, и им сейчас нелегко. Мы накопим заново, я пойду работать.

– Куда?

– В Доме творчества, где работает мама, есть свободные ставки педагогов. Я могла бы вести кружок кройки и шитья.

Вадим сказал, что прогуляется, оделся и вышел на улицу.

Вернувшись через три часа, Вадим сообщил:

– У меня есть сертификат фельдшера, помнишь? Я могу поработать фельдшером пару месяцев в поселковом здравпункте, пока не решатся все проблемы. Меня возьмут, я только что был у них. Сутки буду дежурить, сутки отдыхать.

Я крепко обняла Вадима. Его реакция на беды моей семьи подкупила меня, вызвала благодарность. Я знала, как Вадим одержим переездом в город, как тяжело ему будет даваться каждый день промедления.

Бабушка продолжала болеть, и я устроилась в Дом творчества вести кружок кройки и шитья. Я учила девочек шить прихватки, кухонные фартуки, шторы и постельное белье.

Спустя две недели вернулся Вениамин. Отощавший, потрепанный и чуть живой. Я выходила его. Довольно скоро Вениамин окреп, снова набрал вес и попросился на улицу. Я долго крепилась, прежде чем выпустить его, но Вениамин не прекращал орать под дверью и тревожил бабушку. Вечером он вернулся. Его морда была вымазана в крови, а наутро на границе с лесом нашли растерзанного волка.

Вадим работал фельдшером уже почти месяц. В последнее его дежурство привезли охотника, найденного у леса. Это был дядя Миша, отец Кирилла, свидетеля Вадима на свадьбе.

Дядя Миша очнулся, когда Вадим довольно неуклюже обработал и перевязал рану на ноге. Дядя Миша испуганно оглянулся и, увидев Кирилла, схватил того за руку.

– На волков нарвался, не думал, что выживу. Свирепые зверюги.

– Куда они делись-то?

– Разбежались.

– Сами по себе?

– Сами по себе.

– Одного волка нашли растерзанным у леса. Может, тот зверь, что на них охотится, и спугнул?

– Не знаю, не видел других зверей.

Дядя Миша откинулся на подушку и закрыл глаза.

Вечером Ника рассказала Вадиму про измазанного кровью Вениамина.

– Он что, ел истерзанного волка? – спросила она, – с ним что-то не то. В руки не дается, царапается. Какой-то обозленный вернулся.

Вадим и сам видел, Вениамин вернулся изменившимся. Раньше он не позволял Вадиму гладить его, а теперь сам просился на руки. Зато к Нике охладел. Изменились вкусовые предпочтения. Вениамин не ел больше кошачий корм, только мясо, птицу и рыбу. А однажды Вениамин опрокинул стакан с наливкой, которые накануне не допила мать Ники, и вылакал наливку, которая вытекла из стакана на стол. На мать Вадима кот шипел, хоть она никогда, даже случайно, вред Вениамину не причиняла. Раньше он так не делал.

В пятницу вечером отец Ники приехал из города на выходные, и вся семья собралась у Ники ужинать. Мать Ники готовила отлично, но тут превзошла себя, нажарив вкусных ароматных котлет и приготовив нежнейшее пюре. Открыли банку с солеными грибочками и достали домашнее вино и настойку на смородине. У Вадима был выходной, он встретил Нику после работы у Дома творчества. Прежде чем идти к Нике, они зашли в магазин за фруктами и засахаренными орешками.

– Может, зайдем к дяде Мише, возьмем еще бутыль самогона? – предложил Вадим, – заодно проведаем.

Дядя Миша встретил их на костылях. Он обрадованно крикнул Кириллу, чтобы тот вынес бутыль и пересчитал протянутые Вадимом деньги.

На кухне все были уже в сборе. Мать Вадима принесла пирог с курицей и грибами, из комнаты привезли в кресле идущую на поправку бабушку.

Когда вся семья расселась за столом, пришел Вениамин. Утром он не попросился на прогулку и весь день проспал у бабушки в ногах. Нашипев на мать Вадима, кот запрыгнул Вадиму на колени и удобно устроился, поджав лапы.

– Никто не заметил, что Вениамин стал какой-то… странный? – спросил Вадим.

– В лесу болтался, – прошамкала бабушка, – из леса все возвращаются не в себе. Если возвращаются.

– Как это не в себе, бабушка? – спросила Ника.

– Чью-то душу подцепил, такое и раньше бывало.

– Что это значит? – повернулась Ника к матери.

– Старики верят, что по лесу летают души умерших, которые при удобном случае подселяются к живым. Людям, животным, им все равно.

– И вы в это верите? – спросил Вадим.

– А у тебя есть другая версия?

– Это единственное разумное объяснение, – поддакнул отец Ники, – вы, молодые, только на науку и полагаетесь. А слишком многое наука еще не объяснила. Приходится принимать, как есть.

Прошло уже почти два месяца с болезни бабушки, по нашему уговору мы с Вадимом должны были перебраться в город, как только проблемы моей семьи решатся. Бабушка пошла на поправку, папа должен был вернуться домой через неделю, мы с Вадимом накопили необходимую сумму для переезда в город. Я ждала, что вот-вот Вадим заговорит о переезде. Но кое-что могло опять нарушить наши планы. Я жутко боялась признаться Вадиму, что беременна. Все мечты Вадима оказались под угрозой. В голове я прокручивала разные сценарии. Вадим бросает меня и переезжает в город один. Вадим злится и переезжает в город со мной беременной и работает на двух работах вместо поступления в академию, чтобы прокормить семью. Вадим настаивает на аборте. Вадим переезжает без меня и навещает меня раз в месяц, а потом всё реже и реже.

К моему удивлению, Вадим обрадовался. Он приподнял меня и осторожно закружил.

– Это же может помешать нашим планам, – смеясь, предостерегла я.

– Отложим. Год, два, три – какая разница? Здесь не так уж и плохо.

– Ты же хотел стать врачом.

– Да из меня фельдшер-то не так, чтобы очень получился. Руки корявые какие-то стали, раньше лучше управлялся.

В окно попал снежок. Вадим выглянул и засобирался на улицу:

– Кирюха зовет, попросил с машиной подсобить. Надо движок перебрать. А, и он пообещал помочь с постройкой дома. Как снег сойдет, начнем. Я уже с батей твоим переговорил, мы всё решили. Думал сказать тебе попозже.

– Когда решили?

– Когда мы с ним из леса возвращались, он опять разговор про участок и дом затеял. Родители против нашего переезда, возможно, в чем-то они и правы, стоит прислушаться.

– Так мы остаемся?

– Мы остаемся. Время есть. В любой момент можем переехать, если захотим. Ну? Так же?

– Не задерживайся там у Кирилла, – сказала я, – мама на ужин будет ждать.

Я присела в кресло у окна, закинула ноги на подоконник и погладила живот. Вадим немного изменился в последнее время. С чем это связано, я не знала. Да и что бы я сделала, если бы знала? Так уж вышло, надо принимать, как есть. В конце концов, Окололесье – не самое ужасное место на земле.