скачать книгу бесплатно
Сложно сказать, произвела бы фотография на Самоварову такое впечатление, если бы девушка не исчезла, а, например, задорно болтая о чем-то с подружкой Жанной, накрывала бы сейчас на стол…
И еще Варваре Сергеевне показалось, что это лицо ей знакомо. Размазанное в ее недавних, снова ставших беспокойными снах, нечеткое, едва уловимое и тут же исчезавшее, теперь оно смотрело на нее с большого портрета, словно молча пытаясь что-то объяснить.
Улучив удобную минуту, Самоварова быстренько пересняла портрет на айфон.
Обедали втроем: Валерий Павлович, Варвара Сергеевна и Жанна.
У Тошки с няней, которых вновь прибывшие, как и хозяина, еще не видели, был отдельный рацион – так объяснила распоряжайка. Они уже отобедали и теперь гуляли у реки.
За угощением, состоявшим из летнего салата и явно вчерашнего, неизвестно кем приготовленного и подогретого Жанной бефстроганова с картофельным пюре, Варвара Сергеевна успела разозлиться на Валерия Павловича.
– Странно пировать в отсутствие хозяев, – не успев сесть за стол, тут же брякнул он.
Жанна пожала плечами:
– Вы же вроде близкий Андрею человек… Он звонил, просил сделать так, чтобы вы чувствовали себя как дома, просил надолго вас не бросать, – усмехнулась она.
– Хорошо хоть памперсы нам менять не надо, да? – тем же тоном ввернул Валерий Павлович.
Но шутка не прошла.
В доме невидимым, но душным, темным покрывалом, запрещая шутки и смех, зависла тревога.
Жанна закончила приготовления к обеду и, махнув гостям рукой на предназначавшиеся для них места, плюхнулась тяжелой задницей на дубовый, с высокой резной спинкой стул.
– Что ж… Угощайтесь! Добро пожаловать! – с преувеличенным задором выдавила она.
Как только салат был разложен по тарелкам, распоряжайка, не притронувшись к еде, снова вцепилась в мобильный, который, видимо, не выпускала из рук даже во сне.
Удивленно, словно не понимая, кому они теперь здесь служат, застучали серебряные ножи-вилки, высокие матовые стаканы на изящных крученых ножках недовольно наполнились водой.
Самоварова, проникшись симпатией к отсутствующей хозяйке, отметила, что для салата были предусмотрены отдельные небольшие тарелки, для горячего же – большие, тяжелые, с красивым цветочным орнаментом. И те и другие, равно как масленка и плоское, украшенное по бокам овальными витыми ручками блюдо для хлеба, были из одного прекрасного сервиза.
Видимо, здесь вошло в привычку принимать пищу за накрытым по всем правилам столом, и менять сложившийся уклад распоряжайка не стала или задумала это специально, таким невербальным способом пытаясь загладить перед гостями вчерашний нелюбезный прием.
Ковырнув салат, Жанна поморщилась и пошла искать в кухонных шкафах недостававшую на столе солонку. Варвара Сергеевна приподняла пустую тарелку Валерия Павловича. Оставшись, как и она, без завтрака, он успел уничтожить свою порцию недосоленного салата.
Так и есть, сервиз антикварный: на тарелке она увидела зеленое клеймо Торгового дома Кузнецова.
Когда салат доели, Жанна неловкими, неприученными руками большой серебряной ложкой разложила по тарелкам горячее. Присела на место и, будто опомнившись, попыталась затеять с Варварой Сергеевной подобие светской беседы.
Вопросы, заданные безучастным тоном, были самыми банальными: как доехали и какова погода в Северной столице.
Валерий Павлович, до того молчавший, промокнул рот салфеткой и вдруг выдал:
– Экая вы самоотверженная подруга! Все, значит, бросили – и сюда, на стройку? Насколько я понял, вы приехали задолго до исчезновения Алины и так и живете здесь…
Повисла пауза.
Распоряжайка, перестав изображать из себя светскую даму, отложила в сторону приборы и напряглась.
– Такие были обстоятельства, – ответила она скупо.
Но Валерий Павлович, проигнорировав многозначительный взгляд Самоваровой, продолжил:
– И как же к этому относится ваша собственная семья?
Лицо Жанны болезненно скривилось, как утром в курилке:
– Считайте, что я на работе.
– Так и мы, голубушка, вроде как на работе! Хотя и по большой дружбе… И в связи с этим предлагаю внести ясность в ряд моментов, которые, надо сказать, еще вчера вызвали у нас удивление…
Жанна нервно хмыкнула и вновь схватилась за мобильный. В ее взгляде на неодушевленный предмет горела яростная надежда, словно айфон мог разом освободить ее от вопросов ненужных гостей и еще от чего-то другого, неприятного и мешавшего жить. Повертев телефон в руках, она демонстративно глянула на большие настенные часы, висевшие напротив.
– И?! – Голос звучал уже хамовато.
Только тогда Валерий Павлович, сообразив наконец, что имеет дело с барышней неуравновешенной, слегка сбавил обороты:
– Нет, Андрюшка вчера предупредил, что дела служебные его задержат допоздна, но он, конечно, мог с утра почтить нас своим присутствием и кое-что разъяснить. А то мы с Варварой Сергеевной чувствуем себя так, словно попали в какой-то квест…
– Попросила бы не обобщать, – вставила Самоварова. Она была раздражена. Обычно простой и прямой в общении доктор зачем-то принял сейчас неуместный образ интеллигентного сноба. Может, столовое серебро оказало на него такое воздействие? – Что касается меня, то я чувствую себя отлично. Только вот Пресли успел уже придушить несчастного воробья. – И она внимательно посмотрела на Жанну.
На круглом накрашенном лице не отразилось ни ужаса, ни сочувствия, ровным счетом ничего, кроме сковавшего его напряжения:
– Серьезный у вас кошак, а с виду такой спокойный, – машинально пробубнила она.
И уже после, будто делая громадное одолжение, перевела колючий взгляд на Валерия Павловича и процедила:
– Андрей уехал из дома в семь. Уверена, вечером вы увидитесь, и он вам все разъяснит.
Но упрямец, несмотря на выразительные взгляды Варвары Сергеевны, и не думал сдаваться:
– А разве вы сами не можете этого сделать? Насколько мы поняли, вы близкая подруга пропавшей… И тоже должны быть в курсе всего!
Шваркнув стулом, Жанна встала и, жестом остановив Самоварову, выказавшую готовность помочь, принялась складывать в стопки грязную посуду. В мобильный постучалось долгожданное сообщение.
Когда она его прочла, агрессия, будто по мановению волшебной палочки, исчезла, и губ коснулась уже знакомая Самоваровой блуждающая улыбка.
– Так! Кофе мы будем пить на террасе! Там же можно и покурить! – И Жанна, неуместная в своей плохо скрываемой радости, заговорщицки подмигнула Самоваровой, проигнорировав вопрос Валерия Павловича и подытожив незадавшуюся беседу.
* * *
Ливреев был ленив душой.
Это вовсе не означало, что у него не было эмоций – напротив, они, словно кучка муравьев, копошились в нем и, опережая друг друга, так и стремились вырваться наружу.
«Типичное поведение невротика или нарцисса», – отметила про себя Варвара Сергеевна.
Но Жанна, с энтузиазмом расставлявшая нарядные кофейные чашки на убогом столе недостроенной террасы, этого, видимо, не замечала.
То нависая над Ливреевым своей большой налитой грудью, выглядывавшей из глубокого выреза майки, то нарочито поворачиваясь к нему обтянутой узкими спортивными штанами задницей, она вроде бы обращалась ко всем присутствующим, но ловила глазами только его взгляд.
«Вот наша девушка и проснулась», – улыбнулась Варвара Сергеевна, исподтишка наблюдая за ее суетой.
– Давно в строительстве? – с ходу спросил Ливреева Валерий Павлович и отмахнул от себя клубы табачного дыма, которым быстро пропиталась терраса. Не став дожидаться, пока сварится кофе, Самоварова, Жанна и только что подъехавший Ливреев уже успели закурить.
– У меня в этом деле огромный опыт.
– А поконкретней? Поделитесь? – Получив за обедом по носу от Жанны, психиатр решил сменить тактику. Теперь он говорил просто и дружелюбно, всем своим видом изображая искреннюю заинтересованность.
– Я был совладельцем одной строительной фирмы, – охотно пустился в откровения прораб. – Но грянул кризис, разбежались с партнерами, оказался не у дел. Долги, бандиты, предавшие друзья… Проснулся одним утром и понял, что, кроме машины и полбутылки французского коньяка, у меня ничего больше нет. Пришлось начать с нуля уже в одиночном плавании. Лет пятнадцать специализируюсь на люксовой отделке квартир и домов.
– Да, такое нередкое случалось… Девяносто восьмой?
– Именно, – кивнул Ливреев и протянул Валерию Павловичу руку. – Меня, кстати, Вадимом зовут.
– Валерий.
И они принялись обсуждать тяготы, выпавшие в тот период на долю наивных русских предпринимателей, в частности, самого Вадима.
Уж о себе-то, в отличие от Жанны, прораб поговорить любил!
Но за его обезоруживающей откровенностью, с ходу выплеснутой на едва знакомых людей, скрывалось намеренное замалчивание множества фактов, неудобных для образа благородного терпилы, отказавшегося воевать с бывшими друзьями. Проглядывало тут и снисхождение к распоряжайке, чью искреннюю радость в связи с его появлением он не заметить не мог, но намеренно игнорировал, лишь изредка бросая простреливающий взгляд на мелькавшие перед его носом прелести.
Варвара Сергеевна, быстро устав от ливреевской болтовни, вновь переключила внимание на Жанну.
Кофе, сваренный ею, оказался вкусным и крепким. Помимо кофейника и чашек все из того же прекрасного сервиза, распоряжайка притащила из дома пастилу в коробке и небольшую хрустальную вазочку, наполненную шоколадными конфетами.
Перестав наконец суетиться, Жанна уселась на скамейку рядом с Ливреевым.
Их колени будто случайно соприкоснулись, но ни она, ни он не сделали попытки изменить положение ног. Было очевидно, что здесь продолжала разыгрываться какая-то история.
На безымянном пальце правой руки прораба Варвара Сергеевна успела разглядеть тоненькое, словно одолжение той, с которой официально связал свою жизнь, кольцо. Размер кольца явно не соответствовал толстым пальцам, широким плечам и солидному животу владельца.
Когда воспоминания прораба иссякли, Самоварова, не сочтя нужным представляться ему первой, перехватила нить беседы.
– Мы здесь из-за Алины, – негромко, но многозначительно сказала она.
– Да я понял… Жанчик, молоко в доме есть?
В его дружеском небрежном тоне звучали нотки довольного собой хозяина положения.
Распоряжайка вскочила и пошла в дом за молоком.
Когда она ушла с террасы, лицо Ливреева вдруг сморщилось, сделавшись складчатым и старым. Этот любитель шашлычка под коньячок, к врачу не ходи, имел в анамнезе проблемы с желудком, гипертонию, невроз, скандалы с женой и кучу чьих-то неоправданных надежд. Но этот еще симпатичный немолодой мужчина хорохорился, изо всех сил пытаясь держаться в привычном ему образе классного парня из соседнего подъезда.
Ливреев сомкнул на груди руки и неприятно захрустел пальцами. Его до того бодрый, чрезмерно громкий голос упал до полушепота:
– Жанка ночей не спит… Даже предположить не может, куда могла деться Алина Евгеньевна… А я ей сразу сказал: психанула. Взяла и уехала куда-нибудь отдохнуть-развеяться. Устала она. В последние дни сама не своя была, и взгляд пустой, как у зомби. Муж, ребенок, стройка – только она всем здесь и занималась.
Варвара Сергеевна задумалась.
– Интересное предположение… Но почему она своих близких в известность не поставила? Такой поступок нетипичен для женщины с высокой социальной ответственностью.
– Всяко в жизни бывает! У меня вон товарищ есть, с юности такой был тертый калач! В девяностых ларьки крышевал, позже сеть своих аптек открыл на районе, плюс автосервисы, может, видели, «Недорогой Дорожкин» называются. Жена, дети, Таити-Маити… Бухал, правда, временами не по-детски: стресс снимал. Но все равно орлом держался! Всегда на позитиве, всегда в движухе. А тут раз – и находит его жена на третьи сутки в дурке. Сам пришел. Задолбало его все так, что уже собственной тени шугался. Он, оказывается, на антидепрессантах последние пару лет сидел. И никто об этом не знал, даже жена!
Валерий Павлович невесело усмехнулся:
– Не такая уж редкая для наших дней история. Выгоранием называется. Часто встречается в больших городах с бешеным темпом жизни.
– Угу… Не, Андрюха больницы и морги уже пробил, вы, наверное, и сами знаете…
Дверь на террасу приоткрылась, и вошла Жанна с молочником в руке.
Ливреев, кивком поблагодарив, тут же выплеснул в свою чашку добрую половину и, не поведя бровью, перевел разговор на тему текущих на стройке дел.
Забыв про гостей, они с Жанной стали обсуждать особенности водосточной системы.
Прораб, открыв записи в телефоне и вернув голосу бодрость, начал объяснять, что сделать задуманное Алиной Евгеньевной за оговоренные деньги не получится: металл в разы дороже пластика, к тому же необходимо большое количество нестандартных деталей.
И тут Варвара Сергеевна увидела уже третью за день Жанну: собранную, практичную.
Глядя на его цифры, она принялась с жаром убеждать прораба, что необходимо сделать все возможное, чтобы вписаться в деньги, которые планировала потратить на водосточку хозяйка дома. В ответ на его эмоциональные доводы она предлагала конкретные вещи, например, закупить материал у фирмы-изготовителя, отформовать в другом месте и смонтировать не с помощью чужих монтажников, но силами своей бригады.
Под ее напором Ливреев обещал подумать, как снизить расходы, а Жанна довольно жестко подчеркнула, что присутствовала при его разговоре с Алиной и в тот раз Ливреев озвучил именно ту сумму, в которую теперь якобы не может вписаться.
– Вадик, ты же умный, вот и придумай, как… Именно теперь мне тем более не хочется беспокоить Андрея лишними расходами, – отрезала она.
Когда стороны, преследовавшие в этом вопросе разные интересы, перешли к теме укладки камня, Варвара Сергеевна и Валерий Павлович допили кофе и, решив прогуляться по поселку, сообщили об этом переговорщикам.
Когда они выходили с террасы, Валерию Павловичу позвонил Андрей и клятвенно пообещал приехать к ужину, на который их уже успела пригласить переменчивая в своих настроениях распоряжайка.
11
Из дневника Алины Р. 26 апреля.
Скучную и долгую зиму восемнадцатого года мне раскрасили ставшие обязательными поездки по торговым точкам.
Жасмин водила меня к своим проверенным поставщикам, честно признавшись в двух вещах: во-первых, объемы большие, и мне придется со всеми с пеной у рта торговаться, во-вторых – при любой окончательной цене она все равно получит от них свои кровные пять процентов.
Обои, светильники, смесители и плитка всех цветов и мастей снились мне по ночам. Как и огромные, кишевшие прорабами и домохозяйками с детьми торговые центры, где чуть ли не за каждым поворотом за стеллажами с залежами ламината и плитки и скопищем китайских душевых кабин можно было встретить живые цветы в пластиковых горшках. При ярком электрическом освещении и в отсутствие свежего воздуха они казались такой же китайской дешевкой, как и большинство товаров вокруг. Еще почему-то запомнилась огромная гора кислотно-голубых мыльниц в форме дельфинов.
Девочка лети пяти схватила одного дельфиненка и положила в громоздкую, переполненную всякой всячиной тележку. Ее измученная мать, покрутив мыльницу в руках и поинтересовавшись ее в общем-то копеечной стоимостью, отбросила дельфиненка обратно в его кислотную кучу. Пробегая мимо, я встретилась глазами с малышкой, и мне захотелось так же горько, как она, в голос заплакав, остановиться, найти этого дельфиненка и вернуть ему шанс. Но в тот момент, как обычно, Жасмин крепко держала меня под руку. Не глядя на эту и ей подобную, как она выразилась, «порнографию», она заставляла меня стремительно перемещаться в конкретные, значившиеся в нашем списке отделы.
В элитных небольших магазинчиках нас встречал холод мрамора, хороший кофе и вышколенные лицемерные продавцы. Некоторые девахи выглядели так, будто по вечерам оказывали эскорт-услуги бизнесменам средней руки. Они закидывали ногу на ногу, демонстрируя красные подошвы паленых «лабутенов», и тщательно наманикюренными пальчиками листали перед нами нарядные каталоги. Все в них было дорого и очень, очень красиво.
На строительных рынках продавцами выступали по большей части кавказцы или азиаты, успевшие обжиться в столице и обнаглеть. Эти прерывали свои скороговорчатые разговоры по мобильному лишь ради жуликоватых, будто попавших сюда из девяностых, с кожаными барсетками через плечо и в кожаных же куртках прорабов, пузатых, похмельных, прибывших на рынок с внушительным списком в руках.
