скачать книгу бесплатно
Мало того, что постоянно приходил первым на работу, так еще и уходил последним. А иногда даже ночевал в кабинете. Вот и сейчас я, кажется, один на этаже, а может, и во всем здании, если не считать дежурных.
– Евгений Алексеевич!
Нет, все-таки не один. Может, не только меня никто дома не ждет?
– Ты еще здесь? – не поднимая голову, спросил я опера.
– Уже собрался уходить. Вы идете?
Я отрицательно покачал головой и посмотрел на папку, которая так и лежала на моем столе.
– Саша, – попросил, – дело не определишь на место?
– Окей, – согласился он. – Ничего нового не заметили?
– Да сегодня целый день перечитывал, но… Может, все-таки самоубийство? – предположил я. – Смотри, – начал объяснять, когда опер удивленно на меня посмотрел, – мы тогда обращали внимание на голые факты. А если взять в расчет профессиональное выгорание, эмоциональную составляющую. Одинокая врач-гинеколог, к которой полгорода на аборты бегало. Причем за полгода до гибели у нее обнаружились серьезные проблемы со здоровьем.
– Ну, Евгений Алексеевич, вы, по-моему, уже придираетесь к мелочам. Если ей так не нравилось то, что она делала, она могла бы пойти работать в репродуктологию. Ее же никто не заставлял. Согласно федеральному закону, врач может отказаться от проведения абортов по личным убеждениям. Может, нам проконсультироваться с той психологиней, которая у нас тренинги проводит? – вдруг радостно предложил Саша.
Я поморщился и ответил:
– Только если ты это сделаешь.
– А вы с ней не нашли общий язык?
Как раз очень хорошо и нашел, но ненадолго. Да и то потому, что она вроде как собиралась уезжать из города, но потом передумала. Еще и постоянно здесь ошивалась под предлогом повышения чего-то там у работников правоохранительных органов.
– Саш, а выпиши-ка мне адрес подруги Елизаровой. Она работала вместе с ней, Линкова, если не ошибаюсь.
Опер открыл папку, взял со стола ручку и лист для записей и, переписав адрес и телефон, протянул мне листок с данными:
– Вот, но мне кажется, что вы зря тратите время.
– Ну у тебя и почерк, – заметил в ответ. – Я пьяный левой ногой лучше пишу.
Итак, Линкова Елена Дмитриевна. Улица Красноармейская – недалеко, можно прокатиться. Зерно сомнения полковник во мне не посеял, но стало интересно, зачем Родионов интересовался смертью Елизаровой.
Блядь, вот работой бы заняться или чем-нибудь еще полезным, а я копаюсь в старом деле. Зачем ехать к этой медсестре? Что нового я могу услышать от нее? Не знаю, но почему-то упорно двигаюсь по темным улицам в сторону ее дома и убеждаю себя, что это просто работа, ничего личного.
Вся опергруппа, которая занималась тем делом, поначалу рассматривала версию суицида. Мне кажется, Саша до сих пор ее придерживался – не зря же подсунул мне тот журнал со статьей. Черт! Я и так не мог вырвать ее лицо из памяти, а тут еще эта фотография…
Сзади послышались настойчивые гудки, и я, подняв голову, понял, что не заметил, как сменился сигнал светофора. Тронувшись с места, свернул на нужную улицу и начал всматриваться в номера домов. Тот, в котором жила Линкова, выглядел новым, пара лет ему от силы. И откуда у медсестры деньги на новую квартиру?
Так, это уже точно отношения к делу не имеет. Ну, Родионов, черт возьми! Он умел заставить сомневаться в себе.
Я остановился напротив подъезда и потянулся за сигаретами. Закурил, не выходя из машины и не заглушив двигатель.
Родионов не только говорить умел так, что ты чувствовал себя полным ничтожеством, но и смотреть. Я помнил и нашу первую встречу, и последнюю. Тогда я был молод и горяч, не придавал многому значения, а стоило. Может, если бы я его не послал тринадцать лет назад, все бы сложилось по-другому. А в итоге моя жизнь полетела в пекло. Я мог прожить ее по-другому, так, как планировал, но Родионов забрал у меня все, разбил все мечты и… кости.
Я долго не мог поверить, что Лиля уехала. Приходил и смотрел на темные окна квартиры, бросался на каждый телефонный звонок, пока не понял: все, это конец. Она выбрала отца и предала меня. А ведь обещала…
Окурок обжег пальцы, и я, выбросив его в приоткрытое окно, вышел на улицу. Подойдя к подъезду, достал листок с каракулями Саши, чтобы посмотреть номер квартиры, но дверь как раз открылась. Под ноги мне бросилась мелкая собака, за ней вышла пожилая женщина и, окинув меня взглядом, кивнула в знак приветствия. Я ответил тем же и вошел в подъезд.
Подниматься пришлось пешком, чтобы не пропустить этаж. Еще и опер со своим почерком… Семьдесят шесть или семьдесят восемь? Вроде на шестерку больше похоже. Я нажал на звонок и ждал. Долго не открывали. Наверное, стоило предварительно позвонить Линковой, но мне не хотелось ехать домой, как и достал уже собственный кабинет.
Наконец послышался щелчок замка. Не ошибся. Я узнал Елену Дмитриевну. Сейчас она выглядела лучше, чем в тот день, когда мы общались в отделе. Меня она, кажется, тоже узнала, потому что удивленно спросила:
– Вы?
– Здравствуйте. Можем поговорить?
Она открыла дверь шире и кивнула:
– Проходите. Вы из-за Маши? Ну, Марии Александровны Елизаровой…
– Да, – ответил, направившись за ней в кухню.
– Удивительно. От меня только что ушла дочка Родионова, и интересовало ее то же самое.
Елена Дмитриевна даже не заметила, насколько ее слова меня выбили из колеи. Я настолько сильно сжал зубы, что перед глазами появились темные круги, а в ушах зашумела кровь. Я перевел взгляд на стол, где стояли две чашки – на одной отчетливо виднелся след помады.
Какой-то бессознательный порыв, я даже сам не понимал, что делал, когда накрыл чашку ладонью и провел большим пальцем по отпечатку ее губ. Блядь, это сильнее меня. Это что-то нездоровое, на грани одержимости. Когда же ты, Лиля, меня отпустишь? Или я тебя…
– Кофе хотите?
Черт! Что-то я увлекся, даже забыл, что нахожусь в чужой квартире под пристальным взглядом хозяйки.
– Нет, спасибо, – покачал головой в ответ. – И что Лилия Николаевна от вас хотела?
– Вы ее знаете? – удивилась медсестра.
Я ее знал – теперь нет.
Нашу встречу не допустила пара минут – значит, не судьба, не стоит нам видеться и ворошить прошлое. Так бывает у всех: люди встречаются, клянутся друг другу в любви и верности в двадцать лет, потом расходятся, взрослеют, забывают, женятся на других, за других выходят замуж. Может, уже без той юношеской страсти, но это, наверное, и к лучшему.
Только я, кажется, оказался однолюбом. Ну, или просто идиотом.
Разговор с медсестрой ничего нового не дал. Все те же слова, что и полгода назад. Только вот тогда я как-то упустил, что клиника, в которой работала погибшая Елизарова, принадлежит Родионову. Вернее, уже принадлежала. Ну а в принципе, что бы это поменяло? Мое отношение к делу? Вряд ли. Работа есть работа, а прошлое есть прошлое. И мои разногласия тринадцатилетней давности с Родионовым точно не пришьешь в папку.
Уже в коридоре, когда Елена Дмитриевна меня провожала, я все-таки спросил:
– Лилия Николаевна приехала, чтобы вступить в права наследства?
Медсестра замялась и опустила глаза.
– Не думаю, – наконец ответила она.
– Почему? – я вцепился мертвой хваткой в слова, поняв, что Елена Дмитриевна что-то не договаривает.
– А какое отношение это имеет к Марии Александровне?
– А что вы скрываете? – ответил вопросом на вопрос.
– Ничего…
– Но?..
– Понимаете, – собралась Елена Дмитриевна с силами, – у меня с Николаем Николаевичем были не только деловые отношения. И он говорил, что бизнес оставит не своей дочери, но я все равно не понимаю, при чем здесь смерть Маши.
– Ни при чем, – согласился я. – Всего доброго.
И нахрена я все это спрашивал? Меньше знаешь – крепче спишь. Не знаю, правда, что меня больше удивило: что Елена Дмитриевна могла крутить роман с Родионовым или то, что он не оставил Лиле свой бизнес.
А вообще… Это не мое дело.
Глава 7 Лиля
Из города я не уехала. Остановившись возле кафе на окраине, устроилась с чашкой кофе в полупустом помещении возле окна и задумалась. Что делать дальше? По-хорошему, стоит уехать в Штаты и жить так, как жила до этого. А зачем тогда приехала?
Да, я собиралась в первый же день заявиться к нему и в лоб спросить, что тогда случилось. Но запал мой как-то быстро угас. Я боялась… Боялась услышать: «Разлюбил, так бывает».
Эти слова равнодушно бросил мне в самолете отец и уткнулся в документы, не понимая, что разрушил тогда мой мир. Все, чем я жила, о чем мечтала, разлетелось на осколки, которые с каждым вдохом царапали меня изнутри.
Я умерла, но почему-то продолжала дышать. От меня остался только сгусток боли. А зачем мне это надо было?
Незачем…
Едва мы приехали в купленную отцом квартиру в Нью-Йорке, я вскрыла себе вены. Да, можно подумать: идиотка, ни один мужик того не стоит. Но дело даже не в этом.
Боль, разъедавшая меня, достигла критической отметки. Я больше не могла ее терпеть и даже не ощущала, как лезвие впивалось в кожу.
Я никогда не спрашивала, как отец догадался, вряд ли у него сработало родительское чутье – в принципе, мы после этого и виделись только один раз. И, возможно, если бы он сам не был врачом, то исход был бы другим.
Но если с физическими ранами он мог помочь, то с душевными нет. Поэтому и пришла в себя я уже в больнице. И, наверное, странно, что именно там у меня открылось второе дыхание…
– У вас телефон звонит, – сказала подошедшая официантка и предложила: – Еще кофе?
Я кивнула и, достав смартфон, посмотрела на экран. Только вспомнила – и вот.
Ответив на видеозвонок, я увидела уставшее лицо бывшего мужа и сказала:
– Привет.
– Я не говорю на русском, – напомнил он.
– Извини, – перешла я на английский. – Как дела?
– Нормально, только вернулся из Аргентины, – Роберт снял очки и потер переносицу. – Открыл электронную почту и увидел письмо от твоего отца.
– Он хотел записаться на прием? – не придумала я лучше вопроса.
Может, старик точно умом тронулся. Зачем ему еще понадобился психиатр?
– Ему нужна была консультация специалиста по расстройствам мышления.
– И он не нашел никого, кроме тебя?
– Я лучший, – равнодушно сказал Роберт.
Тут, конечно, не поспоришь.
– Слушай, а он не описал в своем письме что-то конкретное?
– Нет, просил позвонить, как прочитаю. Я вот пробовал сейчас набрать, но…
– Отец умер, – перебила я.
От собственных слов неприятно сдавило грудь. Наверное, мне надо было произнести это вслух, чтобы понять. Сапожник без сапог, черт возьми! Все-таки он был моим отцом, пусть не самым лучшим, но…
– Лили, – позвал меня Роберт. – Соболезную.
– Спасибо, – машинально кивнула я. – Можешь переслать мне это письмо?
– Конечно, – кивнул он.
Мы еще немного поговорили о делах наших клиник, и я снова уставилась в окно, помешивая ложкой кофе. Кафе пустело, и вскоре я осталась одна в зале, не считая бармена и девушки-официантки.
Чем же ты, Николай Николаевич, занимался и что тебя интересовало?
У меня упорно появлялась навязчивая идея – я хотела понять отца.
В кафе появился запоздалый посетитель. Молодой парень устроился напротив меня за соседним столиком и игриво подмигнул официантке. Он не сделал заказ, но вскоре она поставила перед ним две тарелки. Любовь у людей, невооруженным взглядом видно. Скорее всего, встречает девушку после работы.
Парень поднял голову, мазнул по мне взглядом и снова уткнулся в тарелку. Но не успел донести вилку до рта, нахмурился и теперь посмотрел на меня в упор. По крайней мере это неприлично, молодой человек. Я хотя бы наблюдала за ним боковым зрением.
Парень поднялся и подошел к моему столику.
– Извините, – неуверенно начал. – Вы Лилия Родионова?
Странно, я думала, уже никто, кроме отца, меня удивить не сможет.
– Да, – кивнула в ответ.
– Я читал вашу статью о профессиональном выгорании и суицидальных мыслях у медицинских работников. Там еще фото было, вот я вас и узнал, хотя в журнале указано, что вы живете в Штатах.
– А вы, простите?..
– Александр, – представился парень. – Я в полиции работаю.
