скачать книгу бесплатно
Тайна священного озера
Елена Ворон
Захватывающие приключения русской девушки Насти и двух молодых англичан в маленьком островном государстве Вест-Индии на фоне экзотической природы тропиков. Сводный брат Насти таинственным образом исчезает после этнографического спектакля, где он играл роль зомби; одного из англичан похищают бандиты и требуют за его жизнь лежащее на дне горного озера индейское золото. Пытаясь выручить обоих, Настя сама попадает в переплет – оказывается в руках у негритянского жреца, который занимается психическим воздействием на людей и метит в президенты страны. С присущим ей чувством юмора, Настя повествует о расследовании загадочных обстоятельств и об обитателях живописного острова.
Елена Ворон
Тайна священного озера
Глава 1
Тропическая ночь… Мягкая, бархатная, с тысячью глядящих с неба глаз; наполненная таинственными криками леса… Та ночь была иной. Укрытые под пальмами барабаны выбивали зловещую дробь, на поляне рвались к небу алые языки костра. Вокруг огня цепью двигались черные воины в красных балахонах, с деревянными копьями в руках. Шаг – копья вскинуты вверх, другой – древки стукают по земле. На каждом шаге – хриплый выдох:
– Хха! Хха! Хха!
Лица воинов скрывались под раскрашенными масками – мордами то ли быков, то ли демонов; позолоченные рога масок тускло блестели. На балахонах скалили клыки вышитые ягуары; пламя костра малиново отсвечивало в их глазах. Кровавые капли переливались и в длинных бусах, на осколках вулканического стекла.
– Хха! Хха! Хха!
По земле скользили чудовищные тени; невидимые барабаны рассыпали глухую дробь.
У костра лежал человек. Негр – полуголый, с мускулистыми плечами и грудью, в белых штанах и сандалиях. Он лежал на спине, вытянув руки вдоль тела; глаза закрыты, лицо запрокинуто.
Живая цепь вокруг костра распалась, черные воины стали двумя шеренгами по сторонам огня. Барабаны подсыпали дроби. Раздался пронзительный вой, воины выбросили к огню руки с копьями. Острия коснулись пламени, вспыхнули – и погасли. Снова послышался леденящий сердце вой; он перешел в глухой стон и затих. Крайний воин в левой шеренге выступил вперед; казалось, рога на его маске чуть длиннее, а ниток бус больше, чем у прочих. Он подошел к лежащему; взмахнул копьем, словно намереваясь вонзить его в обнаженную грудь. Острие замерло над сердцем.
– Оюркатамбе! – выкрикнул воин.
Грохнули барабаны, эхом возвращая колдовское слово.
Дрожь прошла по бугристым мускулам лежащего. Больно здорово бугрятся, подумалось мне. Прежде я не замечала, что мой старший брат – такой атлет.
– Оюркатамбе!
Тело Игоря опять содрогнулось; приподнялись и опали сжатые кулаки. Справа и слева от меня, в чернильной мгле под кокосами, ежились иностранные туристы, приведенные в рощу тайком, под большим секретом. И, разумеется, за немалые деньги.
– Оюркатамбе!
Игорь выгнулся, как в конвульсии, снова вытянулся на земле. Я вглядывалась. Что с ним такое? Валька, младшенький, отчаянный ныряльщик, – тот да, девяносто килограммов сплошной мускулатуры. Игорь тоже не задохлик, но не в такой же мере… Я вздрогнула от ужасной мысли. Ему впрыснули сок какого-то кактуса, чтобы мускулы бугрились нагляднее! Ой, мамочки! Хватаясь в темноте за шершавые стволы, я двинулась к границе тьмы и пляшущего света. Так и так было пора.
– Оюркатамбе! – в четвертый раз проорал негр в маске и коснулся копьем горла Игоря.
Мой брат открыл глаза. Я всмотрелась в знакомый профиль: высокий лоб, приплюснутый нос, полные губы. Черная, выкрашенная соком какого-то растения кожа блестела, точно полированное дерево. Я успокоилась. Мышцы как мышцы, мне просто почудилось; под таким макияжем и родную мать не узнаешь, не то что сводного брата. Нервы, Анастасия: держи в узде нервишки.
– Оюркатамбе! – в пятый раз прогремело над поляной; я подалась еще ближе к опушке.
А Игорь поднялся, как в фильмах восстает от смерти зомби, – медленным, гибким, змеиным движением он оказался на ногах. Высокий, сильный, до пояса выкрашенный в черный цвет; его белые штаны ловили красноватые отблески костра.
Кто-то дернул меня за рукав и прошипел по-английски:
– Назад! Вас увидят!
Я не шелохнулась. Сердце трепыхалось в груди. Вообще-то я не трусиха, но в эту ночь Игорь уж слишком смахивал на подлинного зомби.
Он повернулся лицом ко мне и к туристам, и стал виден только его силуэт, охваченный по контуру языками огня.
– Бунда ачу менге! – рявкнул колдун.
Игорь вскинул голову, расправил плечи. Барабаны внезапно стихли. Колдун, поднявший Игоря от вызванного тайным ядом сна, воздел копье над головой.
– На языке белых людей приказываю, – загремел он на чистом английском, – убей белую женщину!
В наставшей за этим тишине Игорь снялся с места и направился в нашу сторону. Меня поразила хищная плавность, которую приобрели его движения. Пожалуй, он даже переигрывал: шел пригибаясь, согнув руки в локтях и скрючив пальцы, словно когти. Перебор, Игорек: зомби так не ходят.
– Назад, кому сказано! – меня сильно дернули за пиджак. – Вы – белая женщина!
Что правда, то правда. Мой костюм из идущего на капитанские кители хлопка буквально светится во мгле.
Непрошеный доброжелатель обхватил меня за талию и попытался уволочь от опушки. Провалит наш спектакль, скотина! Я рванулась. Нам с Игорем и в ум не приходило, что однажды кто-нибудь бросится меня спасать.
Игорь черно-белой тенью возник передо мной и занес сцепленные в замок руки. Я извивалась в объятиях незнакомца. Не ожидав столь яростного сопротивления, он никак не мог со мной сладить. Ого! Попробуйте сдвинуть с места Анастази Бернстайн, урожденную Настю Соболеву, когда она против.
Рыцарь выпустил меня так внезапно, что я мячиком отлетела и врезалась в пальму. Игорь метнулся ко мне. Не дай Бог, промахнется. Ну как вдарит тяжелым замком рук по моей хрупкой черепушке, а не по древесному стволу – и я свалюсь замертво на самом деле. Я присела, невольно втягивая голову в плечи.
Короткий хруст, вскрик… Игорь летит вверх тормашками. Нокаут! Мой спаситель, будь ему неладно, сгреб меня в охапку и поволок вон из кокосовой рощи. Я безвольно перебирала ногами. Следом с топотом ринулись туристы, позабыв о наказе соблюдать тишину и конспирацию: ведь сборище на поляне якобы не подозревает о присутствии зрителей.
Бедный Игорь! Что, если ему сломали челюсть? Туристы выложили денежки за возможность подглядеть, как зомбируют человека, и получили ворох впечатлений. А что до Игорька, еще вопрос, сможет ли он принять участие в следующем представлении. На его место возьмут другого, и тогда – прощай, жалованье зомби. И мой скудный приработок тоже.
Позади галдели оставшиеся на поляне актеры. Мой спаситель крепко прижимал меня к себе.
– Пустите, – начала я отбиваться, когда мы выскочили из рощи и над головой вместо листьев показались звезды.
На открытое место вырвалась взволнованная стая туристов. Три наших джипа стояли слева, в тени манговых деревьев; их не было видно в темноте. Сеньор Лосано, сопровождающий группу, пытался навести порядок.
– Господа, умоляю: тише, тише! – шипел он поочередно на английском, французском и испанском языках. – К машинам, пожалуйста, к машинам.
– Вы были крайне легкомысленны, мисс, – буркнул мой рыцарь на безупречном Royal English, на котором говорят дикторы БиБиСи и три процента населения Великобритании.
И руки такие сильные… Я сяду с ним в одну машину.
– Доброй ночи. – Он подтолкнул меня к джипам, куда устремились любители экзотических зрелищ, а сам зашагал вдоль края рощи. Над ним, на фоне звездного неба, топорщились взлохмаченные верхушки кокосовых пальм.
Я смотрела вслед моему герою, едва различая его силуэт на фоне стволов. Почему он уходит? Разве он не с нами?
– Живее, мисс! Шевелитесь! – обрушился на меня сеньор Лосано.
Компания рассаживалась по машинам – с непременными разговорами и хлопаньем дверец. Разве туристы умеют вести себя тихо?
В кроне дерева подала голос ночная пичуга, ей в ответ заквохтала другая. Внезапно раздался конский топот, в звездном свете я различила фигуру верхового. Мой рыцарь! Вот еще загадка. На Гвантигуа туристам лошадей напрокат не дают. Кто бы это мог быть?
Потеряв терпение, Лосано хлопнул меня по спине.
– Поторопитесь, Настя!
Это уже оскорбление словом. «Настя» созвучно английскому nasty, что значит «отвратительная», «безобразная», «мерзкая», и я не зря уже давным-давно зовусь Анастази.
– Бобика тебе лысого, – вякнула я по-русски, чтобы Лосано не понял, и направилась к джипам.
Уехал мой герой. Экая досада, ей-богу.
Глава 2
Гвантигуа – один из Малых Антильских островов, из группы Подветренных, что находятся к северу от Сент-Лусии. Вся Вест-Индия – это рай на Земле, и наш остров не исключение. Чудесный климат: температура редко опускается ниже 20 градусов и не зашкаливает за 30; бесподобные пейзажи, ослепительные цветы и бабочки с попугаями; величественная гора Голден-Маунтин, и вулкан Нурриальба, закутанный в вечные снега, ослепительно белый, с желтым ожерельем серы вокруг кратера; обглоданные ветрами и прибоем скалы на севере острова; горное озеро под названием Водяная Курочка, на дне которого покоятся древние сокровища… Однако я увлеклась.
Вы спросите, как наше семейство очутилось на Гвантигуа? Очень смешно. Ваш вопрос, я имею в виду. Два года назад Леонид Борисович, второй муж мамули, задумал эмигрировать; а чтобы мы все стали Бернштейнами и обрели право на поддержку и заботу зарубежья, он усыновил нас, Соболевых, – двадцативосьмилетнего Игоря и двадцатичетырехлетнюю меня. Ничего себе детишки!
Мы покинули Россию Бернштейнами, а в Нью-Йорке превратились в Бернстайнов. Там было скверно. Нью-Йорк – шумный, душный, раскаленный город. Слава богам, мы в нем надолго не застряли. Надо отдать должное папе Лене – он крутился как мог, и не успели мы глазом моргнуть, как он организовал переезд в Вест-Индию.
На Гвантигуа нас приняли с фанфарами. Сходу предоставили особняк с телефоном и мебелью, назначили пособие. Это был, конечно, политический жест, а вовсе не признание наших выдающихся заслуг. Год с небольшим мы как сыр в масле катались. Пять ленивых головок сыра в золотистом, растопленном на солнце масле. Ни один не озаботился тем, чтобы подыскать работу. Да и не больно ее отыщешь на крохотном островке, стотысячное население которого держится за свои места руками и ногами, и даже в сезон наплыва туристов работы на всех не хватает. Увы нам, увы – разжиревшим ленивцам. В один прекрасный день было объявлено: грядут выборы. Политика! Наше пособие отменили, за дом велели платить. И электричество грозились отключить, а это уже ни в какие ворота не лезет. В тропиках – без холодильника?!
Вот так и вышло, что мы с Игорем подрядились изображать зомби у ритуального костра и белую женщину – жертву покушения. Какой-никакой, а доходец. Но только – тсс. Папе Лене с мамулей – ни слова.
Валюха, наш бравый ныряльщик, спортсмен, у которого мозги отшибло при ударах о воду, тоже нашел занятие: он прыгает в кипящие волны в заливе Лебрада, а богатый приезжий люд глазеет, восторгается и выкладывает за экзотику гроши, каких не жалко. Львиную долю кладет себе в карман Валькин импресарио, который собирает деньги со зрителей. А Валька прыгает с немыслимой высоты в такую кипень, что и глядеть-то страшно. У него, видно, чувство страха отбито напрочь заодно с умом.
Мамуля – та вышивает, покачиваясь в гамаке или устроившись в гостиной. Ее кредо: «Обо всем должны хлопотать мужчины». Она могла бы организовать кружок вышивания для девочек, я сколько раз ее уговаривала, но мамуля ни в какую. Она даже не продаст вышивки любопытствующим туристам, так как бросает панно, не закончив. Не могу же я за нее вышивать самые сложные куски!
Папа Леня. Он считает свою миссию исчерпанной. «Я, – твердит он каждый день, – вывез вас из России и не дал протухнуть в Нью-Йорке. Теперь, молодежь, дело за вами. Добейтесь чего-нибудь от жизни, покажите свою стать.» Ну, мы и показываем, как можем.
Ах, вы еще спрашиваете, какого лешего я ввязалась в авантюру с эмиграцией. Я бы и не ввязывалась, кабы не разрыв с Сергеем. Когда в стране началась эта заваруха с перестройкой, мне страшно нравилось. Свобода, свобода! Что денег нет – не беда, эка важность. Поэтому когда Леонид Борисович развил активность, готовя семейство к выезду за бугор, я подняла мятеж и заявила, что остаюсь. Дескать, Россия мне мила, я патриотка и стану Сереженьке верной женой. И тут у нас с ним все развалилось. В один день. Бесповоротно. Всей памяти о нашей любви – «капитанский» белый материал, идущий на пошив кителей. Отрез мне подарила Сережина мать, а костюмчик вышел такой классный, что я до сих пор его таскаю, и сносу нет.
Да, кстати: евреев у нас – половинка с четвертинкой, потому как мы с мамулей чистокровные русаки, папа Леня полукровка, а Валька, само собой, «квартерон». Я уж молчу про Игоря. Он – безотцовщина, сын иностранного студента, внук африканского царька. Причем он даже не мулат, а невообразимый белый негр, с характерными чертами лица, шапкой черных волос и совершенно европейской, светлой кожей.
И этот вот белый негр, наш недоделанный зомби, в ту ночь не вернулся после спектакля домой.
Глава 3
Ночью я спала вполглаза, прислушивалась: не явится ли Игорь, не просквозит ли на второй этаж в свою комнату? Нет как нет! Под утро я крепко заснула, а пробудилась от шумного пения папы Лени:
– Эх, Настасья, ты Настасья,
Отворяй-ка ворота.
Отворяй-ка ворота,
Принимай-ка молодца!
Что дальше в песне поется, никто из нашего семейства не в курсе, поэтому папа Леня ревет страшным голосом ударный аккорд:
– Эх, Настасья, пляши-и!
Порой он варьирует: «Настасья, дрожи!» Или она же «круши», «кружи» и так далее.
Я влезла в халат, сунулась в спальню Игоря. Постель не разобрана – брат не приходил. Неужто он в больнице со сломанной челюстью?! За больницу придется платить… Я спустилась в гостиную.
– Смир-рна! – заорал при моем появлении папа Леня.
Обращался он не ко мне: на плетенном из пальмовых волокон ковре подскочил и стал во фрунт маленький мангуст. У него, видно, с головой тоже непорядок, как у Валентина. Ну, какой разумный зверь будет стоять на задних лапках перед Леонидом Борисовичем, в котором генеральского – один голос, а сам он армии не нюхал?
Мангустов раньше на Антилах не было; зато во множестве водились змеи, и превредные. Вам что-нибудь говорит название «копьеголовый гремучник»? Эта зараза одним духом рождает семьдесят одного детеныша, а ее укус ведет к мучительной смерти. Для борьбы с нею на острова завезли мангустов; славные зверушки со змеями не совладали, но сами расплодились до безобразия.
Вот и у нас в доме поселился Рики. Он не такой симпатяга, как на рисунках в книжке моего детства – и мордочка у него длиннее, и хвост пожиже, но все равно живой Рики-Тики-Тави придает особое очарование дому.
– Вольно! – скомандовал папа Леня, Рики опустился на все четыре лапки и побежал мне навстречу. – Гутен морген, буэнас диас, – приветствовал меня приемный папочка. – Завтрак сегодня вегетарианский, для соблюдения фигуры, – он с кисловатым видом кивнул на огромное блюдо на столе.
На блюде громоздились истекающие соком, ароматные дольки папайи. Я не великая поклонница «тропической дыни», однако мы собираем ее возле дома бесплатно.
– Еще предлагаются овсяные хлопья, замоченные в кипятке, – добавил папа Леня бодрым голосом.
Мой отчим сидел в шезлонге у окна. Одет он был в пронзительно-синие шорты и демонстрировал миру крепкие ноги и начинающее набирать жирок, но пока что упругое брюшко. У папы Лени крупные, величественные черты лица, совершенно не подходящие инженеру по электротехнике, которым он работал в России. Такое лицо требует императорского титула, не меньше.
– Кто знает, где Игорь? – в комнату вошла мамуля.
У меня упало сердце: выходит, брат даже не позвонил. Может, он умер там, в роще?!
Мамуля прошла к телефону на журнальном столике, подняла трубку и послушала сигнал.
– Еще не отключили, – объявила она. – Твой брат, Анастасия, мог бы не заставлять меня волноваться.
Когда провинятся братья, почему-то всегда корят меня. Как будто я их родила и такими воспитала. Мамуля придвинулась к столу, взяла с блюда ломтик папайи и начала аппетитно хрумкать.
– Восхитительно, – она прижмурилась от деланного наслаждения. – Пища богов.
В свои сорок восемь мамуля по-прежнему красотка хоть куда, а ее фигуре позавидует любая молодуха. Счастье, что фигурой я в нее. По дому мамуля непринужденно ходит в вышитых трусиках и лифчике. Это единственная работа, которую она довела до конца: на одной чашечке вышит зимний пейзаж, на другой – летний, а трусики изукрашены золотыми кленовыми листьями. С первого взгляда и не скажешь, что на мамуле нижнее белье.
– Ты подыскала себе мужа? – осведомилась она, прикончив ломтик.
Старшие Бернстайны убеждены, что я каждый божий день слоняюсь по пляжам и кафе в надежде подцепить богатого парня из туристов. Знали бы они, чем я занимаюсь на деле…
– Унылый вид юной красавицы – свидетельство, что достойный кандидат не обнаружен, – изрек папа Леня. – Ищи, душа моя, ищи. Смир-рна! – гаркнул он на бедолагу Рики, и ошарашенный мангуст взвился и встал столбиком.
– Вольно, – вздохнула я и побрела вон из гостиной.
На лестнице мне повстречался Валька с пакетом сухого печенья в руке: он прыгал вниз через ступеньку и был наряжен в одни только плавки. Страсть к наготе – у Бернстайнов семейное. По-моему, это порнография: белые плавки с желтым солнцем на передке, однако Валюха уверяет, будто они пошиты из японского флага.
– Слыхала?! – начал он возмущенно. – Опять кормят папайей и отвратными хлопьями!
– Ненавижу, – согласилась я с младшим братом. – Игорь не звонил?
Если Валентин снял трубку и поговорил с Игорем, он мог и не передать это остальным, с него станется.
В ответ Валька обидно расхохотался.
– Игореха – не дурак, чтобы жрать мерзкую зелень и хлопья. Он свалил от вас навсегда!
