скачать книгу бесплатно
Один процент надежды
Елена Венедиктова
Когда кажется, что уже ничего нельзя вернуть, но это только кажется…
Елена Венедиктова
Один процент надежды
История, которая при желании может стать пьесой со всеми, упоминающимися в ней героями – Женькой, Рубеном, Егором, Жанной и др.
Глава первая.
По сути ничего страшного сейчас не происходило. Я кружилась в медленном танце с самым прекрасным мужчиной на свете, а со сцены звучал голос того, с кем вот уже около года мы пытались строить образцовую российскую семью. Если бы случилось чудо, и можно было бы повернуть жизнь назад, то я вернула бы только те пять минут, которые сейчас перечеркивали моё счастье. И кто же дернул меня за язык именно сейчас рассказать Рубену о том, как когда-то, в свой медовый месяц, мы с мужем валялись ночью на пляже в Геленджике, а неподалеку в местном ресторанчике веселились отдыхающие и я, в порыве счастья, сказала Олегу, что для полного безумия мне не хватает песни Амирамова «Молодая». «О,кей» –ответил мой молодой супруг, взмахнул руками, и через минуту раздалась знакомая мелодия. Такое совпадение казалось мне волшебством, которое больше никогда не повторится, и мы как ненормальные придумывали «па» своего танца под звездами…
« …и больше никто и никогда не посвящал мне песен…», – трагедийно закончила я своё печальное, как мне казалось, повествование. Рубен через несколько минут куда-то исчез, но как только зазвучали первые аккорды местной группы, появился на сцене с букетом белых роз под аплодисменты наших сокурсников и посетителей ресторана. Объявив в микрофон о том, что хочет сделать сюрприз для своей любимой женщины, он устремился ко мне… И тут же зазвучала знакомая мелодия. Я была на седьмом небе от свалившейся на меня радости, пока не увидела на сцене Женьку. И если бы не Рубен, то грохнулась бы в обморок от неожиданности. Небрежно скользнув взглядом по моему окаменевшему лицу, Женька начал петь. И это было второе совпадение в моей жизни, связанное с Амирамовым… Я не помню, как улыбалась Рубену, что отвечала на его вопросы, так как все это время тщетно пыталась придумать, что сказать потом в своё оправдание. Но как был хорош Женька… В его исполнении было столько искренности и чувств, что отовсюду слышались аплодисменты и крики «Браво» Я же пыталась уловить момент, когда смогу ему хоть что-то объяснить… Но в ту же самую минуту, когда мелодия закончилась, Женька объявил следующую: «Эти строки я хочу посвятить той, которая сейчас меня предает…»И, почти без паузы, опять начал петь. Все оглядывались, искали ту, которая потеряла стыд и совесть… Видимо, ожидали всемирного покаяния и вселенского воссоединения. Даже Рубен, оглянувшись несколько раз, в сердцах произнес: « Вот гадина… Надо парня потом за наш столик пригласить, посидим, выпьем…» А «гадина» продолжала кружиться, не выходя из состояния шока.
Я не люблю выносить свои переживания и проблемы на всеобщее обозрение. Только очень близкие мне люди знают, какие бури и шторма могут скрываться за явным спокойствием. Вот и сейчас, я не могла рассказать ни Рубену, ни сокурсникам, что являюсь главной героиней скандала. Мы когда-то все вместе учились в институте водного транспорта. Были самой дружной и веселой группой. После института нас раскидало по всему миру , но профессии не изменил только Макс Кузнецов, который по традиции каждый год собирал нас на базе «Обское море», связывая местное «море» с нашей студенческой мечтой.
– 2 -
А Рубен всегда был со мной рядом. Мы были знакомы ещё с детского садика, потом в школе десять лет сидели за одной партой и, оказавшись в институте, продолжили наше образование в одной группе. За это время у нас не было ни одной попытки перевести наши дружеские отношения в любовные. Потому что ещё в школе поняли, что «любовей» может быть сколько угодно, а настоящий друг один и навсегда. В самые трудные ситуации моей жизни Рубен был рядом и поддерживал как старший брат… Но почти сразу после института укатил в Канаду и я, оказавшись без его покровительства, благополучно создавала для себя огромное количество проблем, и училась выживать сама, утешаясь его редкими письмами и звонками. Последние лет пять наши институтские встречи проходили без Рубена, и только в этом году он смог вырваться на две недели. Вот мы и решили зависнуть на базе дня на три. Все были со своими семьями ,и из всей группы только мы с Рубеном в единственном числе… Я, потому что не хотела рассказывать раньше времени о Женьке, а Рубен просто приходил в себя после четвертого развода…
Поэтому, мы на протяжении всей встречи являлись основной мишенью для шуток наших одногруппников: «Вам надо было ещё в садике приглядеться друг к другу, в школе на выпускном пожениться. Глядишь, уже скоро и серебряную свадьбу бы праздновали. А то ищите себе подобных, и только время теряете.» Естественно, что Рубен, появившись на сцене с цветами и песней для любимой, вызвал такой ожидаемый переполох среди наших. Как же спокойно и весело мы проводили время на базе, пока «черт не дернул» Макса уговорить нас повеселиться в местном ресторанчике. Чем, собственно говоря, все сейчас и занимались.
Но как бесподобно пел Женька. Упорно не замечая моих взглядов, легко покоряя одно женское сердце за другим. Он даже несколько раз приглашал ту или иную даму на танец, чем очень украсил свой песенный марафон. Я же, боясь выглядеть смешно и глупо, больше не танцевала, механически поднимая бокал шампанского то за один, то за другой тост. Боялась сорваться, превратиться в базарную тётку и устроить примитивный скандал. Тем более и моя честь была очень даже задета. Я совершенно не знала, что Женька умеет петь. Трудно было угадать месть более изощренную, чем он выбрал.
Со сцены звучали все мои любимые песни, как под копирку, одна за другой. Сам этот выбор исключал возможное музыкальное совпадение моё и подвыпившую публику ресторана. Мне даже захотелось встать рядом и услышать переговоры при заказе песни: « Что вы? Какой «Владимирский централ»? Давайте я для вас совершенно бесплатно исполню песню вот из этого списка…» Несмотря на моё состояние, бурное веселье продолжалось и только Рубен, время от времени, посматривал в мою сторону и ободряюще обнимал, прижимая к себе. «Тебе тоже жалко парня? – тихо произнес он во время перерыва. -Я уже пригласил его за наш столик. Но мне кажется, что домой он сегодня уйдет не один. Посмотри только, сколько красавиц не сводят с него глаз! Молодец, настоящий джигит. Нет прощения предательницам! Это я ещё мягко сказал». Надо добавить, что Рубен разговаривает абсолютно без акцента, и только в минуты сильного волнения переходит на родовой язык своих предков. Сейчас его акцент был особенно ярок, что говорило о приступе невообразимого бешенства доброго армянина.
Я уже было решилась подойти к Женьке и, раскаявшись, броситься ему на шею, так как знала, что долго сердиться он не умеет и обязательно меня простит, а я прощу его и как в любимых маминых сериалах мы, взявшись за руки, вернемся в нашу уютную тихую гавань… Но после перерыва Женька петь не вышел, а вместо него на сцене появилась ярко накрашенная девица и, дерзко улыбнувшись весёлой публике, продолжила концерт. Наверное, шок у меня всё же был, может быть даже потеря сознания, потому что я не побежала догонять дорогого для меня человека, а продолжала петь, танцевать и веселиться. Чёрт побери, эту семейную гордость – держаться во чтобы то ни стало.
– 3 -
«Даже если горит дом,– говорила моя бабушка, – посмотри на себя в зеркало и носи воду спокойно и без истерик». В моей жизни было столько ситуаций, когда я просто уходила на дно, но зато молча и достойно, с зеркалом в руках.
Да ,конечно же, я набирала мобильный Женьки, но больше для того, чтобы потом говорить себе, что, в принципе, я все-таки что-то сделала для своего несостоявшегося счастья. Как я и полагала – «абонент» был не доступен.
Когда мы вернулись на базу, было уже далеко за полночь. Все сразу отправились спать, и мой замечательный друг Рубен тоже. Мне не к кому было припасть к плечу и покаяться. Я тихо сидела на берегу и молча глядела как волны стирают следы на песке, словно ластиком. Вот было бы так в жизни, взяла ластик, несколько движений и стерла боль из сердца вместе с этой проклятой любовью. Ничего не хочу больше, ничего…
Я плакала, и тихо прощалась с Женькой, зная, что моё глупое враньё он не простит никогда. Только не лги мне, часто повторял он. Но ведь, сегодня, мы оба выглядели не лучшим образом. Я «уехала полоть грядки» на семейной даче, а он вместо «тренировки» – поёт в ресторане. И это было похлеще измены. Тысячи раз повторенное, как ему медведь наступил на ухо, Женька всегда исчезал, когда на наших корпоративах мы начинали передавать друг другу микрофон. Но каким изощренным обманом теперь выглядело его неподдельное восхищение мной, когда я, выучив пять аккордов на гитаре, сочинила две песни. И пусть гитара через месяц уже пылилась на шкафу, о моих «музыкальных успехах» с Женькиной помощью знали все: друзья, родные, соседи. А он оказывается – поёт! И все его отлучки вечерние, это не футбол и не баня с друзьями, это в сто, нет в тысячу раз хуже. Обманщик. И я разрыдалась от жалости к себе.
Плакала так, что не услышала, как тихо подошёл Рубен. «Ну, теперь рассказывай, подруга», – и он протянул мне фляжку с коньяком. «Что рассказывать?» – я попробовала создать невозмутимое выражение на лице, но дрогнувший голос предательски выдал меня. Да и Рубена трудно, почти невозможно, было обмануть: все мои уловки с невозмутимостью он испробовал на себе ещё в детском саду. Поэтому, продолжил: « Всё рассказывай, это же не я весь вечер вёл себя как Жанна Д Арк перед сожжением. Давай, давай… ты его любишь, он тебя – нет».
– К-кто? – я от неожиданности чуть не свалилась с лавочки, – Кто меня не любит.
– А я знаю? Вот сейчас ты и прояснишь ситуацию. Мы конечно давно не виделись, но я думал, что у
тебя всё хорошо. Да и ты писала, что делаешь успехи на личном фронте. Или врала?
– Нет, не врала, – коньяк действительно подействовал, и мне удалось даже выдавить из себя
несколько слов. – Всё и было хорошо, всё у меня было … до сегодняшнего вечера.
– А-а-а, – протянул Рубен, считая себя знатоком женских душ. Или, по крайней мере, одной женской
души,– Я понял, тебя тронула эта ресторанная история настолько, что стало жалко бедного парня?
– Мне себя жалко, – честно сказала я, больше самой себе, чем Рубену.
– Ленка, я тебя умоляю, ведь это же всё было придумано для вас дурочек. От первого до последнего
слова. Он же актер первостатейный, неужели ты не заметила. Ты ведь видела, как толпы красавиц
ринулись его защищать и жалеть.
– Постой, а сам? Ты же приглашал его к столику нашему, «змее» этой хотел в глаза посмотреть.
– Хотел, пока не понял, что никакой тут женщины нет. Во-первых, если бы она существовала, то
выдала бы себя с самой первой минуты, во-вторых её ухажер дал бы ему в морду и заставил
извиниться, а в-третьих..
– И что в третьих? – я стала заводиться от мужской неповторимо наглой логики.
– 4 -
– А в третьих, его столько баб, прости, дам, жалеть начали. Вот тогда я и допёр до всего, просто не стал нарушать спектакль, хотелось досмотреть, чем закончится. Правда так и не понял, с кем он уехал, но это же не главное…Главное, что нашлась дурочка и пожалела… Ведь жалость – это единственное ваше женское достоинство. Ведь, если мужик успешен и здоров, вы его не жалеете, а «пилите». Любите и одновременно пилите так, что он от вашей «любви» загибаться начинает… а вот потом вы его жалеть начинаете. Причем учти – жалеть и пилить одновременно. Я наелся этого вот так…
Выпалив этот монолог, Рубен выдохнул, допил коньяк и присел рядом со мной. Помолчав, он продолжил абсолютно спокойно:
– Ладно, прости, ты же не несешь ответственность за весь женский пол…Давай, колись, кого ты
любишь, кто тебя не любит и , может, я тебе помогу. Потому что не любить тебя просто невозможно.
– Это тост, Рубен…
– Да, увлекся, пожалуй, – Рубен поёжился от холода и накинул мне на плечи свою куртку. – Послушай,
а может ты просто напилась?
Ему даже стало спокойнее от своей версии, и он уже уверенно продолжал:
– Черт вас разберет, женщин. Ну, напилась, вспомнила бывшего… наверное, позвонила даже, а он вне доступа… ведь так?
При слове «бывший» слёзы градом полились у меня из глаз, а Рубен неловко продолжал меня утешать.
– Лен, не стоим мы, наверное, вот этих твоих слез. Подумаешь, не любит. Да мы другого найдем.
Ещё лучше.
– Рубен,– кричала я ему. – Ты – великий знаток моей души! Как же ты не заметил, что «гадина» эта
весь вечер веселилась рядом с тобой? Почему-то ты не съездил ему по морде, и не заметил, как он
уехал из ресторана… Причем один уехал, один, понимаешь, без всякой на то моей бабской
жалости. Потому что ему не жалость нужна, а любовь. Понимаешь? Любовь! А я обманула самого
дорогого для меня на земле человека.
То ли от неловких утешений, то ли от добавленного к выпитому коньяка, я выпалила всё сразу и легче мне не стало.
Рубен просто оторопел от моих слов, потом стал носиться по пляжу, размахивая руками и уничтожая меня взглядом. Со стороны казалось, что снимается ещё один водевиль про любовь, но мне было совсем не до смеха.
– Вай, женщина, – кричал Рубен перейдя на армянский акцент, видимо, всех своих предков до десятого колена. – О,великая дура! Три часа изображала неизвестно что, а я ещё и участвовал в твоём цирке. Идиотка!
Я даже и не пыталась защищаться, потому что это было самое невинное обвинение из всех, которые вертелись в моей голове. Потом, он помчался в сторону коттеджа, а я поняла, что кроме своей любви теряю ещё и друга. Поэтому, решила вернуться в номер и дождаться первого автобуса. Думать о Женьке я больше не могла, бессильно рухнула в кресло, закрыв глаза, решила если не спать, то хотя бы набраться сил для предстоящего возвращения домой. Наверное, я задремала, поэтому ночной стук оказался внезапным и резким. «Женька», пронеслось в моей голове и я распахнула дверь. На пороге стоял Рубен, больше напоминающий мавра из известного произведения, чем доброго армянина и, в хорошем смысле, кандидата технических наук. Я от неожиданности чуть не потеряла равновесие, но удержалась на ногах.
Рубен картинно развёл руками, обращаясь неизвестно к кому:
– Вы только поглядите, она спокойно спит. Нет, это высший пилотаж твоей наглости.
– 5 -
– Что ты знаешь про пилотаж, проектировщик круизных лайнеров, – тихо тявкнула я, защищая свое
достоинство.
В ответ раздался знаменитый восточный набор непонятных по сути, но вполне понятных по силе эмоции высказываний в мой адрес. Потом уже сдержанно, Рубен продолжил начатое:
– Слушай, женщина, дура и идиотка, я тебя породил, я тебя и убью, если надо будет.
А я подумала, что если и убьет, это будет не так больно, как сейчас… Потому что я сама разрушила то, что подарила мне судьба, и, оказывается, совсем не понимала какое великое счастье витало рядом со мной.
Рубен, видимо, тоже почувствовал моё состояние, поэтому, перейдя на нормальный русский язык, тихо сказал:
– Макс дал машину, мы едем в город. Там поговорим с твоим джигитом, извинимся за дурацкую шутку. Я покажу ему паспорт и улечу домой, если он нам не поверит. Ты же перестанешь устраивать балаган из своей жизни и будешь ходить за своим мужем на шаг позади, как типичная восточная женщина, любить его будешь и слушаться во всем. Понятно?
Я всхлипнула, говорить больше не могла.
– Молчание- знак согласия, – подытожил Рубен, повернулся и пошел к машине.
Я же поплелась следом, как «типичная» восточная женщина, и мне впервые за весь вечер стало легче. Господи, как хорошо, когда кто-то берет всё в свои руки и решает за тебя все твои проблемы, даже если они возникли по твоей великой дури.
Когда мы выезжали с базы, начинало светать. Рубен не гнал, погони не получалось, я возвращалась в город как побитая собака. Хуже всего было то, что тягостная тишина, повисшая в машине давила так, что хотелось выпрыгнуть на полном ходу. Рубен учел всё, кроме отважных полицейских на подступах к городу. Оказывается, в спешке, они с Максом забыли про доверенность, но хуже всего было то, когда он на ломаном русско-армянском начал объяснять нашим ребятам какую изощренную идиотку он должен доставить в город к третьему мужу. Потому что,«те два сбежали и этот сбежит, если мы не успеем»,. Потом он картинно взмахнул руками, показывая им размеры моей глупости, но был связан или повязан, доставлен в полицию, где он просто перешёл на чопорный английский и стал ждать адвоката. Следующие два часа я провела в каком-то неуютном кресле, а Рубен изображал знаменитое армянское радио. По-моему, полицейские давно так не веселились и продержали бы нас ещё с неделю, если бы мы не были вызволены приехавшим Максом. Всё отделение выстроилось, провожая нас. Рубена обнимали, хлопали по плечу, обменивались телефонными номерами, приглашали в гости, мне галантно поцеловали руку, довели до машины и посоветовали обращаться за помощью, если что. А я вдруг представила, что если бы сейчас мне навстречу вышел Женька, то объяснить ему одного Рубена я бы ещё смогла, а целое отделение полиции в пять утра уже навряд ли… И мне стало смешно. Я хохотала как сумасшедшая, пока Макс не запихнул меня в машину и следом Рубена. Потом он всю дорогу читал нам лекцию о том, что знакомые в полиции у него есть, а в психиатрической клинике нет. И если мы не успокоимся, то он не отвечает за себя, а просто выгрузит нас на первой попавшейся остановке и снимет с себя всякую ответственность за жизнь местной психопатки и канадского армянина. В общем, когда мы добрались до моего подъезда, я была вымотана до невозможности и уже не понимала хочу я вернуть Женьку сейчас или чуть попозже. Хотя, если быть честной перед собой, я понимала ещё вчера, что дом у меня пожалуй есть, а вот Женьки там нет и не будет. Поэтому войдя в пустую квартиру я уже знала, что в шкафу только мои вещи, в ванной моя зубная щётка и об отсутствии любимых синих шлепанцев я тоже знала. Поэтому, я не раздеваясь прошла в спальню и рухнула на кровать, мне уже было все равно. Рядом также молча примостился Рубен. Он обнял меня как когда-то в детском саду, защищая от всех моих детских врагов и мы уснули.
– 6 -
Проснувшись в полдень, как ни странно, выспавшейся и бодрой, а не разбитой и несчастной, я выползла на кухню. И чуть не упала от неожиданности, присев на шатающийся табурет у стола, Напротив меня, у плиты суетилась наша соседка, на площадке с которой мы снимали квартиру. Аромат блинчиков видимо меня и поднял с постели. Тут же Ольга Савельевна подала мне чашечку свежесваренного кофе. Я обожала её, мне кажется, что это единственная пенсионерка на всю нашу страну, которая никогда никого не учила жить, не обсуждала молодежь и ничему не удивлялась, по крайней мере внешне.
Вот и сейчас, увидев зевающего Рубена, выходящего из спальни, она абсолютно спокойно пригласила его за стол и подала ещё одну чашечку кофе. Рубен даже несколько раз оглянулся, думая, что это оптический обман.
– Садитесь, садитесь, – щебетала Ольга Савельевна, очень ловко управляясь с моей плитой на моей кухне, – Женечка так и сказал, что вы под утро появитесь, с друзьями и уставшая. Попросил меня заглянуть к вам, помочь и завтраком накормить всех. Только я думала, что вас больше будет.
И она ловко поставила на стол блюдо с ароматными блинчиками.
Я молча поглощала ещё один вариант Женькиной мести, и думала – милая моя Ольга Савельевна, почему же вас не удивляет небритый армянин, выходящий из моей спальни. Что же вы расскажете моему мужу, когда он вернется. И это, пожалуй, была первая мысль о возможном его возвращении за последние сутки.
– Спасибо, спасибо. Очень вкусно, такие блинчики моя мама делает, – ловко разводил соседку Рубен.
– Кушайте, кушайте, сколько хотите, – Ольга Савельевна ободряюще посмотрела на меня, и мне стало стыдно за гадости в моей голове.
– Леночка, не волнуйтесь. Женечка, то есть Евгений Андреевич, уточнила она, скорее всего для Рубена, видимо для придания статусности моей половине, оплатил квартиру на полгода вперед.
– Да, – протянула я , не зная как на это реагировать,
Это была вторая наша с Женькой квартира, которую мы снимали и везде, буквально через два дня, он уже был для местных мужчин – своим парнем, для бабушек – Женечкой, а для малышей – дядей Женей, который классно играет с ними в футбол. Меня же очень долго все называли или на вы, или женой дяди Жени. Когда он успевал, я не знаю. Мы вместе уходили на работу и вместе возвращались вечером. Вместе ходили в магазин, убирали квартиру, готовили еду как тысячи образцовых семей во всем мире. Как ему это удавалось? И пока я решала эту, видимо, в данный момент необходимую для себя дилемму, Ольга Савельевна пояснила:
– Он так переживал, что его срочно отправили в командировку, Вы же на базе отдыха вместе были. А ему уехать пришлось, расстраивать вас не хотел, Леночка. Приехал поздно, Шекспир уже спал.
При этих словах Рубен поперхнулся и вопросительно посмотрел на меня.
Мне стало смешно, но я постаралась сохранить невозмутимое выражение на лице
– Шекспир – это кот. Всё нормально, не волнуйся, – успокоила я старого друга.
– А у меня свет, – продолжала Ольга Савельевна, – вот он и постучал. У меня ведь то бессонница, то Байрон.
–Кот… – утвердительно произнес Рубен.
– Почему кот? – удивилась Ольга Савельевна
– Рубен, – злорадно протянула я, наслаждаясь моментом, – Байрон – это английский поэт, начала 19 века, стыдно не знать…
– 7 -
И закатив глаза, нараспев, как настоящий любитель поэзии, торжественно произнесла:
– Не вспоминай тех чудных дней
Что вечно сердцу будут милы, -
Тех дней, когда любили мы…
Тут голос мой дрогнул:
– Они живут в душе моей.
И будут жить, пока есть силы –
