скачать книгу бесплатно
Граф фон Махель вывел женщин на улицу. Все были подавлены. Но усадив их в экипаж, просил уезжать без него. На прощанье сказал, что еще сделает одну попытку помочь и стремительно направился к зданию полиции. У женщин резко посветлело в душе. Затеплилась надежда.
События развязались к положительному результату только к вечеру. Начальник полиции взятку взял, но Игн сильно избили. Он ничего не понял потом, но перед ним открыли дверь и как мешок с трухой, избитого и окровавленного вышвырнули на улицу. Он летел вперед и больно, ужасно больно упал на свои руки, разодрав о прибитый ногами и колесами экипажа песок кожу. Он понял, что это «начало конца» и приготовился умереть, но к нему с живым участием кто-то быстро бросился на помощь. Подняв окровавленное и синие от синяков лицо, он узнал своего отца. Тот стал изо всех сил стараться его потянуть за руки и поднять. Игн, еще окончательно ничего не осознав, стал оглядываться, откуда последует очередной удар. А за ним была плотно закрытая дверь и на улице больше никого. И там, за прозрачными стенами было относительно тихо… кто-то кормил собак. Песок поскрипывал под удалявшимися парой ног, хлопнула железная дверь, еще кто-то прошел мимо, но к нему потерялся всякий интерес. Отец стал торопить его, очень хотелось поскорее покинуть это место. Игн поднялся и шатаясь, спешно поспешил с отцом вон, залечивать раны.
ГЛАВА 51
У Хелен шел шестой месяц беременности. И живот был очень большой. Она отекала, наметился второй подбородок, щиколотки располнели. Ее постоянно слушали, но каких-либо осложнений не выявлялось. На седьмом месяце то же самое. Она быстрее нормы набирала вес, но при прослушивании ей диагностировали – наличие одного плода. На восьмом месяце беременности стали пальпировать её живот и вход влагалища, и врачи установили – наличие одного плода. Ее увезли в Австрию, в туже клинику, где рожала Анни. Миррано пробыл с ней там две недели, и вконец одуревший от её капризов, под любым предлогом вернулся в Будапешт, решив звонить каждый день и появиться в Австрии на последнем месяце беременности, притом, что врачи отклонений от нормы не диагностировали. Она изъела его своей скукой и по поводу этого все претензии направила в его адрес. Он водил её в театр, в оперу, в синема. Они медленно и осторожно гуляли по улицам города, потому что врачи советовали прогулки. Он на неё то смотрел без должной внимательности, то почему-то взял себе первый чашку кофе, а не ей предложил. То ей среди ночи нестерпимо хотелось печеной картошки, то проходя мимо одного дома, который красили свежей краской, он её еле от него оттащил, потому что она обнаружила, что её этот запах просто завораживает. Она даже стала лизать куски отвалившейся штукатурки и Миррано охватил страх, за то, что у его супруги совсем плохо с головой. Он был врач, но психологических аспектов, причуд, возникающих во время беременности, он не изучал, и никто его в это не посвящал. Творог она ела каждый день, но организм требовал кальция в гораздо больших количествах. Стали ей мелко – мелко растирать яичную скорлупу, но от неё её мутило. Ей нравилась штукатурка.
– Хелен, – молил супруг – ты же не маленькая девочка, надо сдерживаться, а сдерживаться у неё не хватало сил.
Если Миррано среди ночи вставал не быстро, а медленно, потому что ей «дико» захотелось соленой рыбы, она приписывала ему море эгоизма и равнодушие к ней и её не рожденному ребенку. То ей становилось настолько страшно, и она была уверенна, что во время родов обязательно умрет, что даже заранее просила заказать ей именно такого фасона погребальный наряд и играть только ту музыку, которая ей нравилась. А еще она пол дня проводила в молитвах к Деве Марии, а на следующий день кричала, какая жизнь ужасная и в ней нет Бога, иначе он не позволил бы ей умереть и другим её знакомым тоже! Как кошка за мышкой, она наблюдала за Миррано, чтобы удостовериться, проявляет ли он к ней заботу или только думает о себе? И плакала, и хныкала, и грустила, и заламывала руки и по пол дня валялась в постели, ожидая смерти. Воистину, она вела себя совершенно неразумным ребенком.
Миррано ей однажды в раздражении выпалил прямо в лицо.
– О! если бы я только мог, лучше бы сам носил этого ребенка за тебя!
– И согласился бы даже умереть? – как ни в чем ни бывало, огрызнулась она.
Он в нетерпении стал размахивать руками так, словно бьет ладошками об стол.
– Ну почему ты все время думаешь о смерти, так же и притянуть эту смерть можно! Я просил тебя – выброси это из головы. У тебя нет никаких отклонений!
– Да, а то, что я отекла, вот посмотри, – и она приподняла платье.
– Да, ты располнела, и да…ты отекаешь, но моя мама родила пятерых детей, и я второй. У неё было точно так же. Это у многих!
А она совершенно не впопад, переключилась на другое
– И все дети живы?
Миррано уставился на неё, не зная к каким последствиям приведут её расспросы и его ответы. А она ждала и напряженно смотрела на него.
Он помедлил. И уже тише проговорил:
– Нет, осталось четверо. Но моя мать совершенно была в других условиях.
– Вот видишь, а ты говоришь не бояться.
– Дорогая, ну будешь бояться, это поможет родить?
Она опустила глаза. Он был прав. Но некая стихия брала её в свои обороты и уже не выпускала. Резко, вдруг, опять закинув голову, она с вызовом произнесла:
– Ты хочешь, чтобы меня не стало? Хочешь?
Миррано чуть не задохнулся от этого безумия. Несколько раз глотнув воздух ртом, он хотел что-то произнести, но получилось только прошипеть. Как только эта женщина забеременела, её словно подменили… …Он стал ходить взад и вперед по комнате, потом плюхнулся на кровать рядом с супругой, которая, видимо была удовлетворена произведенным впечатлением и несколько раз хлопнул себя по лбу. От раздражения он покраснел.
– Ты… думаешь, что ты говоришь! Все жилы ты из меня вытянула! – и уже чуть не плача – Это ты хочешь моей смерти! Я не доживу до твоего разрешения! Ты дура, дура! Совсем дура!
А ей было скучно. Она не останавливалась.
– У друзей моей семьи при вторых родах женщина умерла, а в соседнем поместье ребеночек мертвым родился.
Миррано кипел и ему уже стало казаться, что на нервной почве у него шевелятся волосы на голове. Он как-то «дико» посмотрел на свою супругу. У него уже от этого изматывания кончался словарный запас. Но он еще выжимал из себя что-то, и как спасение, у него появилась мысль под любым предлогом исчезнуть из дома.
– Хелен, твоя подруга Анни благополучно родила здорового ребенка. Ты молодая и здоровая женщина, зачем ты набираешься в свою голову плохие примеры? Ты получаешь от этого удовольствие? Ты просто мазохистка? – и его осенило. – Ты мазохистка.
Хелен хмыкнула.
– Жаль, жаль я не увижу с того света, какое у тебя будет лицо на моих похоронах и никто тебя уже не упрекнет за твои слова.
Он вскочил как ошпаренный. Заметался. Схватил резко пиджак, под которым опрокинул стул и выскочил с широко открытыми глазами в гостиную. Подскочив к столу, залпом выпил налитый в графинчик сироп из слив, прямо с графина и поспешил из дома.
Почему с Хелен произошло такое загадочное превращение, никто не знал. Даже её родная мать считала, что она очень странно переносит беременность. Все с таким нетерпением ожидали её роды, потому что ни у кого уже не хватало терпения выносить тот бредовый лепет, которым она замучила всех, и своего супруга в первую очередь. Но… самый свой звездный концерт она припасла на сами роды.
Все происходило как надо. Как при самых обычных родах начинается. Схватки начали усиливаться постепенно, в пять часов утра. Миррано с ней не спал, иначе у него сдали бы нервы и не дай бог, в нервном тике придушил бы свою супругу. Ибо если у неё начинался словесный поток, его было не остановить. И все про смерть.
Она стала тихо стонать и ворочаться, даже расплакалась. Он включил светильник и вошел в комнату, зажег и у неё свет.
– Начинается – простонала она.
– Ты уверена, или опять твоя истерика?
Она с ужасом уставилась на него.
– Я что не такой доктор как ты?
Он съязвил:
– Извини, за эти месяцы я напрочь забыл, что ты тоже доктор.
Стали звать акушерку. Раньше их в Германии называли повитухами. Но медицина за последние сто лет сильно продвинулась вперед.
Вначале она стала упираться идти рожать в акушерскую и заявила, что останется на этой кровати, ей так удобнее, и добавила, если что, то здесь легче умирать будет. У Миррано уже начали дергаться нервы, но её слова он проигнорировал. Ей пошли на встречу и оставили на кровати. В спальню комфортабельного номера клиники вызвали доктора-гинеколога. Он вошел в перчатках, чем несказанно удивил Хелен. Не смотря на боль, она стала интересоваться, что у него на руках и откуда. Ему пришлось объяснить.
Он долго, очень напряженно, слушал её живот акушерским стетоскопом. Его что-то настораживало, но он не был уверен. Не знал он с кем имеет дело. Хелен стоило только уловить его озабоченность и некую озадаченность и её как включили. На глазах появились слезы и она захныкала. Доктор невозмутимо посмотрел на неё и спросил:
– Зачем вы раньше времени плачете?
– Что-то не так, доктор. Я поняла. Вы боитесь мне сказать. Я же все вижу, не глупая.
Он не видел никакой причины для её повышенного волнения, но его, действительно, кое-что озадачило.
Он все-таки предложил ей пройти в кабинет для рожениц, но она стала отрицательно качать головой. Глазами она отыскала супруга.
– Ты должен быть рядом! Хорошо?
Миррано нервничал, но он сам хотел быть рядом, он же так же доктор. И утвердительно качнул головой.
Доктор-гинеколог-акушер клиники настаивал.
– Мне необходимо вас тщательно про пальпировать, мне это сделать здесь неудобно. Пройдемте в кабинет на смотровой стол. И Миррано принялся её уговаривать. Она согласилась.
Еще через два часа все, кто находился в том кабинете уже находились повышенном перевозбужденном состоянии.
Хелен так же, как и Анни не желала, чтобы её осматривал врач-мужчина. Ее уговорили уступить. Уговаривал даже сам супруг, в целях её же самосохранения.
Про пальпировав головку плода, доктор стал иметь еще более озадаченный вид. Измерили давление.
Отойдя в сторону, он подозвал к себе Миррано, и что-то ему сказал. У Миррано взметнулись вверх брови и появилось на лице выражение легкой потерянности.
Шейка матки уже полностью открылась. Начался завершающий этап. Хелен кричала, что над ней все издеваются и хватит её мучить! Каждая схватка лишала её сил. Акушерка командовала, чтобы она тужилась. Она то слушалась, то не слушалась. Миррано стоял в изголовье и вытирал с её пот. Когда ей ввели во влагалище щипцы, она заорала так, что заложило уши.
Сестра-акушер её просила, ласково и заботливо не кричать. Крик забирает силы, а они нужны при схватках, чтобы тужиться. Бесполезно. Щипцами, замотав младенцу ножки, его легко извлекли наружу и увидев голое, окровавленное тельце, висящее головой вниз, у Хелен от ужаса стали вытаращиваться глаза и скривился рот. Она думала он мертвый. Но его хлопнули по попке и раздался высокий, звонкий плач. Миррано чуть не заплакал. Столько напряжения, сколько нервов, и томящего ожидания ему довелось пережить!
Акушерка уверенно произнесла:
– Второй идет.
Хелен замерла. Это было сказано четко и громко, не услышать было невозможно, но её изумление так затянулось.
– Дева Мария, – взмолилась она и в истерике забилась на родильном столе, Миррано поспешил опять взять её за плечи, чтобы, чего лучшего, она не скинулась в припадке с этого стола. – Откуда там взялся второй? – завыла. – Я не хочу второго, я с одним не справлюсь – причитала она, вытаращив на всех глаза, словно они были во всем виноваты.
Доктор-гинеколог сказал:
– Госпожа Хелен Полани, вы пессимистка. Почему не справитесь? У вас же кормилица будет, горничная.
– Я рожать больше не могу!
– Можете!
– Не могу! Я устала!
– Ну уж нужно постараться – развел тот руками. Его начинало все это забавлять, ибо серьезно это никак не могло быть.
– Я не хочу. Мне надоело, Я устала вам говорю!
Доктор с немым изумлением поднял к ней свой взор. Миррано стал опять в раздражении обкусывать губы. И сестра-акушер тихо улыбалась. Что-то женщина говорила диковинно, словно не совсем в своем уме. А ей сказали, что эта женщина сама доктор. Они, здесь, в клинике, конечно, простых крестьянок, безграмотных, не принимали, но таких ребяческих выходок еще ни у одной роженицы не проявлялось.
А Хелен, приподняла голову и перехватив взгляд доктора, вконец разозлилась.
– Я столько выстрадала – с упреком ко всем, запричитала она – пока носила ребенка, а оказывается их двое. Мне было так тяжело, а супруг даже не понимал меня, обозвал мазохисткой. И сейчас у меня закончились силы, я больше не могу стараться. Делайте что хотите…
Доктор пожал плечами.
– А у вас есть выход?
Хелен быстро-быстро замотала головой, началась новая сильная схватка.
– Тащите его из меня. Что б я еще раз рожать собралась!
Миррано скривился. Промолчал. Ребенок вышел сам. Шлепнули по попке. Живой. Мальчик. Это были близнецы.
– Нужно еще по тужиться – попросила сестра-акушер. – Чтобы послед вышел. Сами. Схваток больше не будет.
И Хелен послушалась, но сил уже не было. В изнеможении она упала на подушку. Миррано тщательно и с благодарностью вытирал её прохладным полотенцем. Его жена спала. Спала, как младенец и ничего уже из происходящего не слышала. Так бывает.
Доктор клиники оставил заканчивать работу сестре-акушеру и шатаясь вышел из кабинета глотнуть свежего воздуха. Роды были обычные, необычной была пациентка. Он непременно решил завтра и послезавтра взять выходной.
ГЛАВА 52
Анни сидела в кабинете в ожидании доктора клиники Иоффа Вайнберга. Был уже вечер и с самого утра они с графом фон Махелем находились здесь. Ее супруг проходил обследование. Она выпила уже десятки чашечек кофе, читала книги из шкафа профессора, ходила взад и вперед, выходила на балкон и долго смотрела на прохожих, снующих туда, сюда. Она просидела бы здесь терпеливо сколько угодно, но её грызла изнутри сильная тревога. Последний месяц стал настолько трудным, что она стала пессимистично смотреть на окружающий мир, и её близкие её не узнавали. И вот, из боковой двери показалась фигура профессора и уже по походке, как ей показалось, не веселой и осторожной, она почувствовала приближение горя. Страх сдавил сердце. И у неё даже не хватило сил подойти навстречу профессора самой, чтобы поскорее узнать результаты. Она, наоборот, словно вжалась в стул и сгорбилась, в ожидании удара. Но все её естество было направлено туда, откуда вошел доктор.
И он, подойдя к ней, почувствовал её состояние. Лицо выражало глубокое сожаление и было печальным.
Она даже не спросила ничего, даже не произнесла этот так давно стремящийся вырваться наружу вопрос «что?».
А доктор, бросив мельком на неё встревоженный взгляд, сразу опустив глаза, стал докладывать.
– Графиня, вы сегодня поедете домой без своего супруга, он останется у нас. У него подозрение на чахотку, её сейчас назвали туберкулезом. Вы сама доктор, вы знаете, что это такое…
Анни открыла рот, словно произнеся восклицание.
– А! – но на самом деле, звук не пошел, и она стала мертвенно-бледной.
Возникла пауза. Профессор дал ей время пропустить информацию через себя и осмыслить её, а потом продолжил:
– Туберкулез на ранней стадии, но он опасен для всего окружения и для вашего малыша, он должен быть срочно помещен в клинику, но я предполагаю, что на днях он уедет в Эдинбург – Шотландию, там самый лучший санаторий.
Он подал ей стакан воды. Он один из самых опытнейших врачей и знал, в эти времена туберкулез практически не лечился.
Анни сделала только несколько глотков и с удивлением подняла на него глаза.
– Это болезнь бедности и нищеты, как же так, граф не может заболеть туберкулезом, этого не может быть, вы абсолютно уверены в результатах обследования?
– Графиня, я так хотел бы ошибаться! Я предполагаю, у графа на производстве есть рабочие, больные чахоткой, он заразился.
– А туберкулин. Это новое средство, его нужно ввести графу.
– О, я вижу, вы осведомлены. Конечно же, мы так и собираемся сделать. Но он действует профилактически, а не… …Я очень хочу дать вам надежду!
Она медленно поднялась и растерянно стала искать что-то или кого-то. Потом опять обратилась к профессору:
– Я же могу увидеть своего супруга?
– Да, графиня. Я распоряжусь, чтобы вам принесли повязку.
При этих словах, она тихо заплакала. Она хорошо знала, что теперь долгие месяцы, если не годы, она сможет общаться с графом фон Махелем, только в повязке. Она очень долго не увидит его ласковых губ, не поцелует их!
И сам граф сидел пасмурный, молча глядя в окно и в повязке. Анни, как только подошла к нему, так и упала ему на грудь. Всегда, всегда она считала себя стойким и сильным человеком. А сейчас стойкости и силы духа не хватало. Она стала боязливой, её терзали постоянные тревоги и страхи.
