скачать книгу бесплатно
Приключения славянки: Цветок Безвременник
Елена Сивер
Жила-была на земле русской собой прекрасная, но очень уж вредная, а оттого безумно одинокая, славянская богиня Морана. Да не просто богиня, а богиня зимы и холода, мрака и ночи, болезней и хворей всяческих… В общем, трудная у неё работа была, тяжёлая, да и характер, к слову сказать, соответствующий. Потому и недолюбливали её люди, друзей у неё было раз-два и обчёлся, и с личной жизнью тоже как-то не везло. Так и жила она в лесном уединении, скучала, пока не объявился однажды во владениях её дремучих гость таинственный, незваный. И стал он всяческие пакости и козни в Заповедном Бору устраивать, да богиню своими выходками гневить. А кто этот таинственный незнакомец, чего ему в тех краях нелюдимых надобно, а главное, как он посмел супротив воли зимы-матушки идти и предстоит выяснить Моране и её верному советнику-филину.
Елена Сивер
Приключения славянки: Цветок Безвременник
Глава 1
Готовь сани летом, а зима всё равно раньше придёт[1 - Одно из многочисленных мудрых высказываний старого, нудного, но очень умного (иногда даже чересчур) филина.].
«Триста двадцать две овечки, триста двадцать три овечки, триста двадцать четыре овечки…»
– Кхе-кхе!
«Триста двадцать пять овечек, триста двадцать шесть овечек…»
– Пора, хозяйка! Уж месяц взошёл.
«Триста двадцать ше-е-есть овечек… Нет, триста двадцать шесть было! Триста двадцать…»
– Хозяйка!
«…двадцать се-е-емь овечек. Двадцать восемь, тридцать две… Нет, какие тридцать две, когда их за триста было?..»
– Вы слышите?
«Тьфу на вас!»
Сквозь опущенные ресницы я ощутила, как на веки упал тусклый свет резко пахну?вшей свиным жиром свечи, но не подала виду, снова пытаясь начать считать в уме распроклятых четвероногих. И кто только придумал, что учёт этих блеющих созданий обязательно помогает заснуть?! Хотела бы я взглянуть на этого умника!
– Хозяйка? Вы слышите? – вновь неуверенно заскулили над моим левым ухом.
Я настойчиво продолжала делать вид, что сплю, ведь мне совершенно точно не хотелось вылезать из-под тёплых мягких перин на студёный воздух уже остывающей избы.
– Может, хватит притворяться? Все присутствующие прекрасно осведомлены, что у тебя очередной приступ бессонницы и сейчас ты не спишь. Вставай, твоё время пришло! – услышала я ещё один голос, вкрадчиво вещавший откуда-то сверху.
И, в отличие от предыдущего, этот звучал намного уверенней и даже чуточку сердито.
Едва уловимо прошелестели крыльев крылья, и кто-то тихо опустился в изголовье постели, едва не мазнув мне хвостом по носу.
– Вставайте, госпожа-а-а… Вста-ва-а-а-йте-е-е-е, – нежно протянули у меня над головой.
«Таким голоском неплохо бы колыбельные петь страждущим, то бишь страдающим от бессонницы», – размечталась я. Но не тут-то было!
– Подъём, Морана! – вдруг ни с того ни с сего гаркнул этот певец. От неожиданности я вздрогнула и резко открыла глаза.
– Совсем сдурел, что ли?! Чего орать-то так на самое ухо?
– По-другому вставать вы не соблаговолили.
– И что? Орать, значит, надо? Ты, птица неблагодарная! – Я села, скрестив на груди руки, и обвела гневным взглядом присутствующих.
Передо мной, едва возвышаясь над лавкой, стоял дрожащий от страха пузатенький старичок в когда-то белоснежной, а сейчас довольно замызганной рубахе, заплатанных портах и лаптях на босу ногу. В правой руке он сжимал подсвечник с коптящей свечой, которая ходуном ходила в трясущейся ладони, грозясь повергнуть и без того тёмное пространство избы в совсем непроглядную мглу. На его левом плече гордо восседал огромный филин, под тяжестью которого, скорее всего, и держался на ногах перепуганный моим взлохмаченным и гневным видом старичок. Птица невозмутимо вперила в меня немигающие янтарные очи. Старичок, выпучив тёмные глазёнки и подрагивая кудлатой бородой, уже был на грани обморока. Оно и понятно: будить Моровую[2 - Имён и прозвищ у Мораны великое множество (чаще нелицеприятных). Мара, Моровая дева – все эти имена берут своё начало от слова мор, то есть смерть.] богиню – удовольствие сомнительное, а если она ещё и бессонницей страдает, то даже опасное. Мало ли что ей в голову взбредёт, когда она, то бишь я, не в духе?
Я прищурила левый глаз, посматривая то на одного, то на другого, оценивая неизгладимое впечатление, которое произвела на публику грозным видом взлохмаченной и невыспавшейся ведьмы. Филин по-прежнему был сама невозмутимость, правда, всё же предпочёл переместиться повыше, от меня и от греха подальше. А вот дед ещё чуток – и всё же грохнется без чувств.
– Ладно, так уж и быть, встаю! Трут, приготовь мне одежды, платье достань то, голубенькое, сапоги принеси. Да отомри уже, наконец! – начала распоряжаться я, нехотя отбрасывая тёплое пуховое одеяло. – А с тобой, – ткнула в потолок указательным пальцем, – позже… Ай! – взвизгнула я, отдёргивая пятки от обжёгшего холодом пола. – Трут! Ну сколько можно протапливать эту чёртову печь! Где чулки мои?
– С-сейчас, моя госпожа, – пискнул старичок, юркнув куда-то в сторону.
– И чего тебе именно сейчас меня будить приспичило? Нельзя было до утра подождать, что ль? – пробурчала я, натягивая тёплые белые чулки, уже волшебным образом очутившиеся на моём ложе.
Про то, что я сама же и назначила на сегодняшнюю ночь своё восшествие, так сказать, в должность, я, конечно, не упомянула. Удивительно, что советник молчал. Я искоса глянула на тёмный силуэт под потолком и поняла: будь у него человеческие губы, услышав мои речи, он непременно бы их поджал.
Трут шустро забегал по тёмной избушке, громко топоча. Я только и успевала замечать его косматую головушку: то у сундука, то у печи, то он уже в сенях чем-то грохочет.
Изба у ауки[3 - Аука – дух леса, который, в отличие от прочей нечисти, не спит ни зимой, ни летом, а также мешает спать всем остальным… Зараза!] была просторная, тёплая (когда протопится, конечно), с добротными дубовыми полами, высоким потолком, белой[4 - В отличие от курной печи, у белой дым выходит не через устье, а через трубу.] русской печью, что занимала треть всего пространства. Условно изба была поделена на две неравные части – печной угол, где Трут готовил пищу и выполнял различные домашние дела, и мои «покои». Тут располагались высокая лавка с постелью да сундуки с вещами. Моя половина была отгорожена от Трутовой тяжёлыми занавесями, сам же аука ютился на печи, кутаясь в медвежью шкуру. Мне как гостье полагалось самое тёплое и почётное место в избе – на печи, но, по правде говоря, я очень боюсь высоты, да и представить смешно, что я с кряхтеньем куда-то взбираюсь или обратно скатываюсь. Я ж не какая-то селянка, я – богиня, в конце концов! Так и порешили, отделив мне половину дома и выдав легчайшие, как облако, но тёплые перины.
В печном углу стоял дубовый стол с широкой скамьёй да приставными лавками, тут же имелись ручные жернова. На стенах располагались наблюдники[5 - Наблюдники – полки для столовой посуды.] для столовой посуды да различные шкафчики. Чуть выше – полки для хозяйственных принадлежностей: ковшиков, чугунков, кувшинов, туесов и всевозможных горшочков. Под самым потолком примостились специальные насесты для таких вот пернатых, как наш Варс, да сушились пряные лесные травки и берёзовые веники.
Кстати, Варс, или, как он порой просит его величать, Варсонофий Измарагдович (угу, щас), – мой неизменный и преданный советник, а по совместительству – самый верный друг. К слову, один из очень немногих, но сейчас речь не об этом.
Собственно, об избушке. В общем-то, тут ничего, жить можно. Я даже рада погостить здесь, в тишине и покое, подальше от шумных родственничков, а родственнички у меня – ого-го! Не подарок. Вот, к примеру, в скором времени мне предстоит встреча с одной из моих любимейших сестёр, Авсенией – богиней Осени и урожаев плодородных. Но не будем забегать вперёд.
– Нельзя нарушать порядок вещей. Поутру вся земля должна снегом укрыться, чтоб люди знали: за ночь власть в свои руки зима взяла, и это необратимо. А ты только утром хочешь приступить? Что же народ подумает? – раздалось сверху мудрое наставление.
Я задрала голову и внимательно посмотрела на сидящего на посудной полке филина (и когда только перелететь успел?), глубокомысленно изучающего что-то у себя на когтистой лапе.
– А мне всё равно, что народ подумает! Для них что раньше, что позже зима наступит – всё плохо. Холодно и ветрено или тепло и солнечно будет, а я всё равно для них останусь той же злобной и отвратительной ведьмой.
– Ладно, не хочешь – как хочешь. Ты же у нас главная, – почтительно склонил голову филин, подозрительно быстро приняв мою сторону. – Что же прикажешь доложить Авсении? Пускай ещё погуляет, насладится, так сказать, властью, так великодушно тобой дарованной? – как бы между прочим добавил он.
«Вот зараза, ведь знает же, как меня задеть!»
– Ещё чего не хватало! Ей и так наш добрый братец Лучезар почти половину серпеня[6 - Серпень – август.] даровал, хотя вряд ли по своей доброй воле. Тьфу! Тряпка, а не мужик! – Я решительно встала, отбросив за спину длинную косу, и направилась к умывальнику около печи. – Ай! Чтоб тебя леший за бороду оттаскал! – заворчала я, со всего маха налетев на лохань с водой. – Трут!
– Да, госпожа? – мгновенно возник передо мной старичок, сгорбившись, будто стараясь стать ещё ниже и незаметнее.
– Будь добр, зажги ещё свечей, а то темно, как у чёрта в… – я покосилась на Варса, скорбно поджавшего губы, то есть клюв, и приготовившегося меня отчитать за неподобающий стиль речи, и поэтому быстро вывернулась: – … в закромах!
Не хватало мне ещё нравоучений от какой-то хохлатой птицы!
– И убери бадью эту куда-нибудь подальше, пока я опять на неё не налетела, – добавила я более миролюбиво.
Боюсь, по моей милости бедный аука скоро заикаться начнёт – и так какой-то пришибленный ходит.
– Слушаюсь, хозяйка, – склонился он, хватаясь за ушки треклятой посудины.
Умывшись, одевшись и, надо же, обувшись без всяческих дальнейших происшествий, я уселась к столу.
– Трут, милый, а есть чего-нибудь перекусить? – беззаботно поинтересовалась я у хозяина избушки, изучая единственную свечу в светце, грустно стоявшую передо мной.
Филин недоумённо перевёл взгляд янтарных глаз на меня, видимо, намекая на то, что час для трапезы поздний и возможен вред для моей фигуры.
– И что ты так на меня смотришь? Не могу я, что ли, подкрепиться на дорожку?
– Конечно, можешь, – не стал перечить филин, чем сильно меня расстроил.
И вообще, я ещё не разобралась с тобой насчёт твоего бестактного поведения!
– Бестактного? Что ж, извольте, разбирайтесь, – невозмутимо проговорила птица.
– Так вот, умник, впредь так со мной разговаривать не смей! Ты должен почтительно, с глубоким уважением относиться к той, кому ты служишь. Ясно? И вообще, раз у меня бессонница, это не значит, что меня можно так бесцеремонно поднимать с постели! Ничего бы не случилось, если б я перенесла время наступления зимы на какой-то один-единственный денёк. У нас целый месяц в запасе. Я же права, Трут? – обратилась я к ауке, который шустро расставлял передо мной нехитрую снедь: кувшин с молоком, кусок пирога с капустой и куриными потрохами да чашу брусники в меду.
– Да, госпожа, вы, безусловно, правы, – не поднимая головы, пропел тот.
– А откуда молоко взял? – поинтересовалась я, одной рукой подставляя кружку, а другой отправляя в рот пирог.
– Так у людей же! Сегодня заплутали двое на болотцах близ Змеиного Яра, так я их и развёл по разным тропкам, покружил, помаял чуток. Один догадался, что это я с ним играюсь, вот и откупился тем, что в дорогу взял.
В следующий раз ты у них ещё и свечей для избы затребуй, а то живём, как в пещере, наставительно заметила я.
Кто ж со свечами в лес то ходит, госпожа? удивился Трут.
А что такого? Очень нужная вещь. Особенно для нашей избы, вновь намекнула я непонятливому ауке.
Трут растерянно посмотрел на меня, так и не поняв, чего от него хотят.
Свечи. Нам в избу нужны свечи. По крайней мере, мне уж точно нужно больше света. У меня, в отличие от Варса и тебя, нет ночного зрения.
Сделаем, хозяйка, всенепременно! Я достану! наконец дошло до ауки.
– Вот и славно. А второй чего? снова взялась за пирог я.
Какой второй?
Тот, который с первым по Змеиному Яру бродил.
– Ах, второй. Проворный оказался, гад. Пока я того крутил, сам дорогу нашёл.
– Теряешь хватку, смотрю, – погрозила я пальцем ауке – Хозяину[7 - Речь идёт о Лешем – хозяине леса.] это не понравится.
– Так я ж… – вдруг побледнел старичок.
– Ладно-ладно, шучу я! Ничего, в следующий раз отыграешься, – приободрила я нечистика, пережёвывая вкуснейшее лакомство. – И чего это их в такую даль понесло?
– Так в ближайших лесках почитай всю ягодку собрали, вот народ и тянется в глушь.
– Ах, ну да, ну да! Осень ведь в этом году хоть и подпортила конец лета, подмочила урожай людям своими дождями, да теперь лесными дарами откупается, утихомирить гнев людской пытается. Ну, Сенька, ну, лиса подлая! – сгоряча я прихватила горсть ягодок и отправила в рот, костеря про себя сестрицу на чём свет стоит. – Б-р-р-р, кислятина какая! – скривилась я и отставила тарелочку от себя подальше. – Варс, будешь?
Филин, нахохлившись, по-прежнему сидел под самым потолком, отвернувшись.
– Да ладно тебе, чего дуешься-то? Откушай ягодки лучше – и в путь. Пока рыжая-бесстыжая не сбежала. Ищи её потом по всем лесам, болотам.
Стоит заметить, я вовсе не собиралась откладывать наступление зимы на потом. Было бы слишком благородно с моей стороны позволить Авсении продолжать наслаждаться властью и дальше. Это совершенно противоречило моему образу. Я же Морана – злая, жестокая, а главное, подлая богиня Зимы, Холода и Смерти. Хотя кто из нас двоих подлее – ещё спорный вопрос, очень спорный (я, по крайней мере, не скрываю своей подлости).
Так что все мои капризы – это всего лишь капризы, а долг – дело святое. И это прекрасно понимали все: и я, и Трут, и Варсонофий – мой умный незаменимый советник-филин, который всегда рассуждал здраво и по делу. Хотя всё же и он порой вёл себя просто как зазнавшаяся, вредная и чересчур капризная птица! Как раз под стать мне, и всё-таки капризы – исключительно женская привилегия. Но, как говорится, дурной пример заразителен. А ещё на звание умнейшей и справедливейшей птицы претендует!
– Так что, будешь ягодку?
– Нам пора.
– Пора так пора, – не стала спорить на этот раз я и встала из-за стола, сладко потянувшись. – Трут, подай-ка кожух мой овчинный!
– Лучше полушубок, тот, что соболем отделан, – подал голос Варс.
– Что так? – поинтересовалась я.
– Солиднее так, – глубокомысленно изрёк тот и перелетел на стол.
Я молча пожала плечами: советник, что с него взять? Ему ведь по статусу советы давать положено! Я же не видела особого смысла красоваться перед сестрой: лучше уж на деле покажу ей, чего стою.
Трут же послушно поднёс мне полушубок и небольшой ларец с украшениями, из которого я выудила любимый серебряный обруч и перстни.
– Ну, теперь что скажешь? – поинтересовалась я у филина, поправляя длинные иссиня-чёрные волосы.
– В самый раз.
– Тогда в путь! Трут, посвети, – приказала я и проследовала за аукой к выходу из лесной избушки. – Что ж, как увидишь поутру глубокие сугробы снега (а я мелочиться не люблю), знай: зима окончательно вступила в свои права. Это я тебе как мастер своего дела говорю! – улыбнулась я Труту и, повернувшись, гордо ступила сапогами прямо… в болотную грязь.
***
– У-у-у, гадство! – взревела я, оттирая запачканный сапог о мох. – Терпеть не могу грязь, лужи, сырость осеннюю, фу! Терпеть не могу осень! И болота тоже терпеть не могу! – оглядевшись, буркнула я. – Как же я устала! Поскорей бы домой вернуться. Не могу я уже тут! – продолжала я ныть, напрочь позабыв, как совсем недавно радовалась тишине и покою в глуши, в лесной избушке.
Варсонофий же истуканом сидел на ближайшей осине и терпеливо ждал, когда я нажалуюсь всласть.
– И угораздило же крыше протечь именно в моём крыле! Нет чтобы у Лучезара или Сеньки… Ну у Лельки, в конце-то концов! Ведь нет же! Почему-то именно мне, мне приходится скитаться по чужим избам, пока мои милые сёстры и братец наслаждаются домашним уютом и теплом! Ну почему? Почему?! – С досады я даже пнула ствол дерева, на котором восседал мой рассудительный и спокойный советничек. С веток на меня прыснули тяжёлые осенние капли. – Это несправедливо! Они, наверное, сговорились все трое против меня. Ну почему? Почему?
Варс по-прежнему был нем, даже ухом не повёл. Видимо, решил, что это был риторический вопрос.
– Тьфу, и кто только назначил встречу в такую пору?!
– Вы, моя госпожа, – наконец, язвительно подал голос советник.
А вот это как раз-таки был риторический вопрос.
Я уничтожающим взглядом посмотрела на пернатого, но это его ничуть не смутило. За долгие годы верной службы богине Зимы вряд ли вообще остались вещи, способные смутить Варса.
