Новогодний квест для Снежинки

Новогодний квест для Снежинки

Глава 1. Утро, которое пахло мандаринами и обещаниями

Проснулась я не сразу. Сначала в полусне почувствовала запах, но не навязчивый, а едва уловимый, витающий в воздухе, словно эхо из другой комнаты. Это были мандарины. Кто-то из соседей, видимо, уже начал подготовку к празднику, очистил цитрус, и его терпкий, сладковатый аромат просочился сквозь стены, смешался с пылью и тишиной моей квартиры. Он всегда ассоциировался у меня с обещаниями чего-то нового, волшебного, того, что непременно случится «в следующем году». Когда-то я и сама верила в эти обещания.

Я медленно открыла глаза. Мир за окном действительно казался другим – приглушённым, мягким, бархатным. Снег, выпавший ночью, поглотил все резкие звуки и углы, укутал город в ватную оболочку. Сквозь незанавешенное окно пробивался тусклый, рассеянный зимний свет. Он не слепил, а лишь окрашивал стены в нежные, перламутровые тона, скользил по корешкам книг на полке, освещая пылинки, танцующие в воздухе.

Тридцать первое декабря. Календарная дата, обременённая тиранией всеобщего восторга. Я повернулась к тумбочке, посмотрела на цифры на электронных часах: 10:37. День, который всегда казался мне самым переоценённым в году. Сплошная, лихорадочная суета, навязанное, почти истерическое веселье, горы ненужных салатов, которые потом неделю доедаешь с чувством лёгкой тоски. Все эти: беготня с подарками, обязательные звонки родственникам, дурацкие телепередачи и поздравительные речи политиков. И кульминация – бой курантов, под который нужно непременно загадать желание, улыбаться и целоваться с первым попавшимся человеком. Фарс, да и только.

В квартире стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим гудением холодильника на кухне. Она была настолько звенящей, что я буквально слышала, как в соседней квартире включили «Иронию судьбы». Знакомые до боли аккорды вступления, голос Барбары Брыльски… Кто-то уже начал свой марафон предновогодней ностальгии. Я потянулась, скинула с себя одеяло. Воздух в комнате был прохладным, и я, поёживаясь, накинула на плечи старый, потёртый, но невероятно мягкий халат цвета увядшей розы.

На кухне пахло кофе и одиночеством. Вчерашняя чашка стояла в раковине, на дне – коричневатый осадок. Я автоматически насыпала в турку свежемолотую арабику, поставила на огонь. Звук закипания, бульканье – первые живые звуки в этом дне. Я налила себе чашку, прижала ладони к тёплому, почти горячему фарфору, чувствуя, как жар проникает в озябшие пальцы, и подошла к окну.

Город внизу медленно просыпался, укутанный в предпраздничную дымку. Снег продолжал идти, редкий, кружащийся. Люди внизу казались маленькими, почти игрушечными фигурками. Кто-то спешил, волоча за собой огромную, наряженную ёлку; кто-то, сгорбившись, пробирался сквозь снежную круговерть с пакетами из супермаркета, набитыми до отказа. А кто-то, как и я, стоял у окна в своей квартире, наблюдая за этой суетой со стороны. Я сделала глоток кофе. Горький, бодрящий вкус разлился по телу. И я подумала, как же всё-таки здорово, что у меня сегодня абсолютно пустой и ни к чему не обязывающий день. Никаких планов, никаких обязательств. Только я, мой халат и целый день полного, легального ничегонеделания.

План был железобетонный, выверенный до мелочей, как военная операция по избеганию праздника. Досмотреть скандинавский детективный сериал, где главного инспектора преследуют призраки прошлого. Заказать на ужин суши – роллы «Филадельфия» и острый тунец, без всяких новогодних «салатиков оливье». Лечь спать до полуночи, приняв таблетку мелатонина для верности, и благополучно проспать самый раздражающий, пафосный момент – бой курантов, истеричные крики «С Новым годом!» из телевизора и беспорядочную пальбу салютов под окном. Идеальный план для идеального одиночества.

Именно в этот момент, когда я мысленно уже доедала свой первый ролл, оглушительно зазвенел домофон.

Я вздрогнула так, что едва не уронила чашку. Сердце глухо, испуганно стукнуло где-то в районе горла. Я не ждала гостей. Не ждала никого. Курьеров я не заказывала, пиццу – тоже. Подошла к панели с трубкой с ощущением лёгкой, иррациональной опаски, будто за дверью стояла не просто нежданная посылка, а само Вмешательство Судьбы в мой идеально выстроенный план.

– Да? – голос мой прозвучал сипло и невыразительно.

– Посылка для Алисы Снежинской, – пропищал безличный, металлический голос в трубке. Ни пола, ни возраста, просто голос.

– Я ничего не заказывала, – попыталась я парировать, чувствуя себя глупо.

– Отправитель – «Друзья», – также бесстрастно ответил голос.

Любопытство – опасное, коварное чувство. Оно шевельнулось где-то глубоко внутри, пересиливая здравый смысл и желание вернуться к кофе и сериалу. «Друзья». Какие друзья? У меня была пара приятелей, но мы договорились не дарить друг другу подарки в этом году, сославшись на всеобщую занятость и кризис.

Я всё же нажала кнопку, отпирающую дверь подъезда, и услышала короткий, одобрительный гудок. Через минуту донёсся топот на лестничной площадке – быстрый, лёгкий, словно кто-то спешил скрыться. Я прильнула к глазку. Никого. Сердце снова ёкнуло, на этот раз с примесью чего-то тревожного и интригующего. Медленно, осторожно открыла дверь.

На полу, на холодном кафеле, лежал конверт. Но не обычный коричневый канцелярский, а большой, плотный, дорогой на вид, цвета пожелтевшей слоновой кости. На нём ажурным, изящным почерком, чёрными чернилами было выведено моё имя: «Алиса Снежинская». Буквы были выписаны с каллиграфической точностью, с завитками и росчерками. Это было похоже на приглашение на бал из другой эпохи.

Я наклонилась и подняла его. Конверт был тяжёлым, основательным, в руках ощущался как некий артефакт, предмет силы. Внутри явно было не просто письмо, а что-то более существенное. Что-то, что могло изменить ход этого дня. А может, и не только дня.

Принесла его на кухню, положила на стол, как мину замедленного действия. Он лежал на гладкой столешнице, контрастируя своей старомодной изысканностью с привычным уютом беспорядка. Я допила остывший кофе, почти как глоток жидкой храбрости, взяла в руки нож для бумаги и, проведя лезвием по краю конверта, вскрыла его.

Внутри, на бархатистой бумаге, лежала открытка ручной работы. Она была ещё более красивой, чем конверт. На ней был изображён не просто заснеженный парк, а словно бы кусочек застывшего времени: старые фонари, запорошённые снегом ветви елей, и в центре – одинокая деревянная скамейка с ажурными железными подлокотниками. Под изображением – строчки, выведенные тем же изящным почерком:

«Дорогая А лиса !

Сегодня не просто день. Это приключение, которое ждало тебя за порогом. Ты готова?

Первая подсказка ждёт тебя там, где когда-то начинались твои университетские легенды, под третьей слева скамейкой от вяза-великана.

Ищи конверт. С Новым годом!

Твои друзья».

Я перечитала текст несколько раз, вглядываясь в каждое слово. «Университетские легенды»? «Скамейка от вяза-великана»? В памяти тут же всплыл образ – наш парк! Тот самый, что располагался в двух шагах от университета. И в нём действительно рос старый, могущественный вяз, его даже в шутку называли «деревом-стражем». А под ним – три скамейки. И та самая, третья слева… та самая, где мы с Никитой… где мы часто сидели после пар, особенно на первом курсе, когда всё было в новинку. Болтали о пустом, делились планами, мечтали о будущем, грелись под редким осенним солнцем или, наоборот, прятались от дождя под его раскидистыми ветвями.

Никита мой лучший друг. Неуклюжий, весёлый, с парой вечных веснушек на переносице и взглядом цвета спелого каштана, в котором тонули все мои студенческие драмы и переживания. Мы дружили с самой первой пары, нашли друг в друге родственные души. Он был тем, кто всегда знал, как поднять мне настроение дурацкой шуткой или просто молчаливым присутствием.

Мысль о том, что это его рук дело, мелькнула яркой, но короткой вспышкой. Я тут же её отогнала. Нет, не может быть. Ник вчера улетел к родителям, в другой город. Он даже прислал мне смешную фотографию – открытое небо за иллюминатором и его ноги в разноцветных носках – с подписью:

«Не скучай слишком сильно, Снежинка . Вернусь сразу после праздников, и мы наверстаем упущенное кофе и пирожными».

Значит, всё-таки друзья. Кто-то из нашей бывшей компании. Решили развеять мой новогодний сплин, устроить какой-то романтический, детективный квест. Мило с их стороны. Очень мило. Хотя и немного навязчиво. Вмешиваться в чужое отшельничество без спроса – моветон.

Я посмотрела на свой уютный, потёртый халат, на чашку с кофейным осадком, на экран телевизора, где замерла пауза в сериале – главный герой с подозрением смотрел на тёмный силуэт в дверном проёме. А потом мой взгляд упал на открытку. На этот нарисованный парк, который так до боли напоминал настоящее место, хранящее кусочки моей души.

И внутри что-то дрогнуло. Одиночество, которое ещё пять минут назад казалось таким комфортным и желанным, внезапно обрело вкус горечи. А приключение… приключение пахло тайной, мандаринами и обещаниями.

«Ладно, – сказала я сама себе, с лёгкой улыбкой и вздохом капитуляции. – Куда же ты денешься, Снежинская? Придётся встряхнуться».

Полчаса спустя я уже была одета в узкие джинсы и тёплый свитер, в хороших, непромокаемых зимних сапогах и с нелепым, щекочущим нервы чувством тайны внутри выходила из подъезда. Воздух встретил меня уколом колючего, морозного ветра. Он был чистым, холодным и пьянящим, пах хвоей от установленной на соседнем дворе ёлки и тем самым неуловимым обещанием снега, чуда и перемен, которое, казалось, витало сегодня над всем городом. Мой план рухнул. Но на его руинах начало прорастать нечто новое. Неизвестное. И от этой неизвестности по спине бежали мурашки.

Глава 2. Первая загадка и призрак прошлого

Парк, в который я пришла, был не просто пустым. Он был безмолвным, заколдованным царством, погружённым в зимнюю спячку. Воздух, ещё утренний, резкий и промозглый, обжигал щёки, но вместе с тем был невероятно свеж, пах озоном, хвоей и тишиной – редким, почти вкусовым ощущением чистоты. Снег под ногами не просто хрустел, он пел свою монотонную, убаюкивающую песню, и этот хруст был единственным звуком, нарушавшим величественное безмолвие. Казалось, весь город, все его жители, куда-то испарились, оставив меня наедине с этим заснеженным миром и тайной, которая медленно, но верно начинала меня затягивать.

Я шла по знакомой аллее, той самой, по которой бегала на пары, будучи студенткой, спешащей на лекции по философии или зарубежной литературе. Тогда эти дорожки были полны жизни: смех, разговоры, звук гитары из чьего-то телефона, запах сигаретного дыма и дешёвого парфюма. Сейчас всё было иначе. Деревья, могучие дубы и стройные берёзы, стояли, как заколдованные великаны, укрытые тяжёлыми белыми шубами. Их голые, чёрные ветви прочерчивали на бледном небе причудливый узор, словно стараясь что-то сказать, что-то напомнить.

И сердце моё стучало не просто быстрее, чем обычно. Оно отбивало странную, нервную дробь, смесь волнения, ностальгии и того самого любопытства, что заставило меня покинуть уютную квартиру. Каждый шаг приближал меня не просто к скамейке, а к порталу в другое время, к месту, где жили мои «университетские легенды». Легенды, которые на поверку оказались просто юностью – бесшабашной, немного наивной и такой безвозвратно ушедшей.

Вот и он – старый вяз-великан. Он казался ещё массивнее, ещё величественнее под своим снежным покровом. Его мощный ствол, тёмный и рельефный, был похож на спину спящего дракона. Я замедлила шаг, подходя к трём скамейкам, выстроившимся в ряд слева от него. Они были одинаковыми, чугунными, с деревянными планками, но для меня они всегда были разными. Первая – для случайных прохожих. Вторая – для влюблённых парочек. И третья… третья была нашей. Никиты и Алисы. Местом, где мы, два самых ярых спорщика на потоке, находили перемирие и понимание.