скачать книгу бесплатно
– Не хочешь вместе поужинать? – говорит Полузащитник.
Ирочка смущенно кивает. Оператору говорит, что он сам доедет. Пусть стоит и ждет, пока машину пришлют, – а сейчас – ДОООООО СВИДАНИЯ!
Короче, пошли эти два мстителя ужинать. Разговорились… И надо же такому случиться! Общее желание Директору в рожу плюнуть в итоге вылилось в горячую взаимную симпатию. Причем настолько горячую, что у них прелюдия началась прямо на диване в ночном клубе. Чистая математика: 1+1=2, а «-» на «-» всегда дает «+».
Полумрак, Ирочка тает в руках полузащитника. Причем, без всякой уже задней мысли о том, как будет выглядеть Директор с такими-то рогами. Народу кроме них – только персонал. Потому что по понедельникам нормальные люди еще отсыпаются после воскресенья. А официантов за людей уже давно никто не считает…Полузащитник тоже расчувствовался. Ему за всю жизнь даже родная жена столько приятного о нем, как о мужчине не говорила. А если и говорила, то еще до свадьбы – десять лет назад.
– И почему я тебя раньше не встретил? – шепчет Полузащитник между поцелуями. – А сегодня встретил… Я ведь никуда сегодня не собирался. Но я ни о чем не жалею, честное слово!
Он-то пьяный, говорит под влиянием момента. А она – все его слова воспринимает, как доказательство того, что Принцы действительно существуют! На глазах уже слезы выступают. Словно полжизни только его ждала. И уже кажется, что он ей тогда с самого первого взгляда в душу запал… И больно так – сладко и мучительно больно при мысли о том, что завтра она его потеряет, но ведь сегодня еще не прошло.
И Ирочка его целует, как в последний раз. Полузащитник с ума сходит. Но он по полю три часа отбегал, плюс акклиматизация начинает о себе заявлять. И не может же он теперь, перед ней взять и облажаться!
В аптеке, вместе с презервативами, покупает пачку «Виагры», тайно ее выпивает. И бегом в такси – в гостиницу.
Буквально на пять минут разминулись с Директором. У него этот бар самый любимый. А хозяин бара лучший друг и бесплатно наливает.
– О, – говорит! – Слава богу, ты сегодня припозднился. А то тут недавно твой «друг» торчал. Я боялся, как бы вы опять не подрались! – ехидно хихикает. – Помнишь, как тогда, – ну ты его еще потом отчислил?..
А у Директора и без того настроение – препаршивое. У него внутри что-то жжет, аж плакать хочется или на стену лезть. И поэтому разговор с хозяином бара о футболе, переводит на разговор о бабах…
А друг выдает: хочешь я тебе, кстати покажу чем тут твой «друг» занимался с какой-то бабенкой?.. У меня тут видеонаблюдение такое «видео наблюло – о-о-о!»
Директор человек слабый. К тому же, вроде как повод есть. Все-таки, не простые рядовые посетители записаны, а бывший игрок.
– Лично я бы их обоих на «Оскара» выдвинул. За лучшую любовную сцену, – комментирует Хозяин.
Директор сально улыбается, подливает себе еще коньяка и начинает смотреть в телевизор. Через минуту ему становится не по себе… Директор к экрану подался всем корпусом, присмотрелся! Мама дорогая! У него чуть глаза не выпали – в стакан. Ну, всего от нее ожидал, но измены!
Он еще долго смотрел, и чем дальше, тем хуже. Мало того, что она себе, точнее – ему, позволяет. Так и явно получает от дозволенного удовольствие. Причем, далеко не такое, как с ним в постели.
– Ах, ты!.. (падшая под другого мужика женщина)
Стакан в стену, пиджак на спину и чуть ли не бегом из кабинета.
Машину оставил. Долго ходил по улице, переживал. Даже позвонить ей хотел – скандал устроить. Но Ирочка – не дура, телефон отключила.
Директор с расстройства пошел в бар гостиницы, где они плотским утехам предавались и напился, как свинья. Никак не мог смириться с тем, что с ним она была как гимнастическое бревно, а с этим гадом – как гимнастка КМС. И если б она с кем-то другим была, он бы еще, может, не так бы переживал. Но с ЭТИМ!!!
Сам не может понять, что с ним происходит. Никогда такого не было! Но думать может только об Ирочке. Мысли о ней прочь гонит, а сам все равно думает. И перед глазами ледяная Ирочкина улыбка плавает, – правда, без Ирочки. И сомнения по части своей ценности, как Мужика Ого-го одолевают. Ведь он же ЕЕ БРОСАТЬ НЕ СО-БИ-РАЛ-СЯ! Он к ней хочет, но не может, потому что гордый. Но про себя мучается. Даже жене с расстройства позвонил. Сказал, что любит. Жена испугалась. Решила, что он с ума сошел от южного климата. Начала домой звать…
Стыдно ему стало перед женой; и в порыве совести решив стать примерным семьянином, Директор взял бутылку – на остаток ночи и решил домой идти…
А Ирочка с Полузащитником, как назло – другого места не нашли. В той же гостинице приземлились. И там всю ночь такое творили, что у Ирочки окончательно рассудок повредился. А Полузащитник даже задумался – откуда у него столько сил, неужели все «Виагра»? Не-е, шесть часов никакие таблетки не помогут. Значит, я – Супермужчина! Да, точно!.. Я – бог!
Тут еще Ирочка в себя пришла после второго оргазма и тоже самое ему вслух, полустоном-полушепотом…
– Я, – говорит, – хочу умереть у тебя на руках. Потому что ты – Бог!..
…Еле оторвались. Ему через час на самолет, ей через три – на работу.
Она чуть не плачет, сама не знает почему. У нее такое – в первый раз в жизни. Полузащитник себя чувствует скотиной, последней модели. Ну, не нужны ему ее страдания! Он о таком и не думал. Так карты упали, что теперь поделаешь. И он Ирочке на прощание шепчет, что ни об одной минуте не жалеет. От чего ей становится еще больнее и еще тяжелее. Она все понимает, но ничего поделать не может: у нее ЛЮБОВЬ, в том смысле, в котором она это сама себе придумала. С первого взгляда – и навсегда.
А у него дома жена. И хотя пара мыслей о разводе его, конечно, посещает, Полузащитник это дело списывает на Ирочкины достоинства и свое чрезмерное опьянение. Если каждый раз так разводиться, ему играть будет некогда.
А Ирочка все виснет у него на руке и оторваться не может. Полузащитнику перед лицом такой страсти аж не по себе делается…
Выходят они в холл, а навстречу… Ну, да – Директор из бара.
Пьяный, как свинья и злой, как дикий кабан. С бутылкой в руке. Он видит Ирочку, Ирочка видит его. Как-то стекленеет, отпускает, наконец, руку Полузащитника и пытается как-то обойти бывшего любовника. Но тот как раз очень хочет с ней встретиться и рассказать о том, что у него в душе накипело. Сам себе удивляется, но остановиться не может.
– Ах, ты, – говорит, – (нехорошая женщина неразборчивая в половых связях) подзаборная! И не стыдно тебе?
Ирочка на бутылку в его руке смотрит, как на гранату, глазами хлопает и молчит. А что ей сказать-то? Что они с Полузащитником всю ночь обсуждали перспективы российского футбола? И вообще, ей не стыдно. Просто ситуация не нравится и даже пугает. До ступора.
– А ты, – спрашивает Директор у Полузащитника. – Сначала вратаря моего поимел, а теперь еще и мою крошку, которую я сам-то еще толком не распробовал?
Полузащитник парень не робкий: телосложение позволяет.
– Да куда тебе, козел старый? В твоем случае к ней в койку лучше приходить, имея надежного человека в запасе.
Директор от такого дар речи потерял. А чтоб это прошло незамеченным, он в драку полез. Схватились два лося здоровых, катаются по полу, лупят по чем зря. Да еще при этом эпитетами обмениваются. А Ирочка вокруг бегает, стараясь, чтоб и ей не прилетело и пытается уговорить кого-нибудь из окруживших зевак вмешаться. Тут за спиной звон стекла.
Ирочка оборачивается… Директор из бутылки «розочку» изготовил и пихает ее в лицо Полузащитнику. Она и бросилась. За руку его схватила. Он дернул. Ирка на каблуках не устояла и – чпяк! Виском о битый остов…
Полузащитник в этот момент Директору еще больше достоинство ущемил – коленом. Вывернулся, хотел еще кулаком заехать. А все вокруг голосят – кровь, кровь!
Он смотрит, Ирочка стоит на коленях, одной рукой об пол опирается, другой за голову держится. А из-под пальцев кровь хлещет, как из крана. И такая лужа уже натекла – приличная. Полузащитник Директора бросил, к Ирочке рванул. Она на него уставилась дикими глазами, губы дрожат – сказать ничего не может. И так вот молча – на руки ему падает.
У него как по ушам резануло: «Хочу умереть у тебя на руках!» Он судорожно пытается кровь остановить. Директор тоже опомнился, они уже вдвоем ей пытаются рану зажать, да куда там? Ей осколком артерию перебило…
Кто-то «скорую» вызвал. Врачи приехали – а там уже все, трагический финал. Сидят два мужика, в крови по уши. Держатся за одну девушку и через нее испуганным шепотом переругиваются – кто виноват, а кто просто – мимо проходил. А девушке, судя по количеству крови на полу и широко распахнутым глазам, уже давно без разницы…
Так все и кончилось…
Редактор глубоко затянулся и раздавил затлевший фильтр о жестяной бак для окурков.
– А что потом было? – спросила Алена, пораженная в самое свое сердце.
– Ну, что-что? Ирку в морг, Директора с Полузащитником – на выяснение обстоятельств. Выяснили, сказали, что несчастный случай… Жалко девку. Простить себе не могу, что послал ее на эту чертову пресс-конференцию!
– А директор, его что уволили?
– А директор через пару дней в столб врезался. Менты еще понять не могли, отчего он погиб. Авария-то была пустяковая… А когда вещи Иркины разбирали, фотографию его нашли, какими-то знаками изрисованную… А снизу надпись: «Чтоб жить без меня не мог». И что там между ними на самом деле было, теперь уже никто не скажет.
Афонин поднялся и строго посмотрел на нее.
– Надеюсь, ты пришла работать, а не мужика искать!
Алена тупо уставилась на него.
Каждая бесстыжая сволочь
Элина Богданова не стала дожидаться лифта.
В Доме Радио лифт был устроен так, что любая хитрая сволочь могла перехватить кабину на любом этаже, без всякого намека на стыд, сбросить вызов и со спокойной совестью ехать вниз. Сама Богданова все время так поступала, но очень злилась, когда так поступали и с ней.
Стуча каблуками, она преодолела десять длинных гулких пролетов. Лестницей в Доме Радио редко пользовались и Богдановой мерещилось, будто она попала в ужастик. Будто бы все умерли, либо собрались и ушли. Все, кроме призраков, чей смех звучал за ее спиной вперемежку с эхом, порождаемым стуком ее каблуков.
Она с большим облегчением вырвалась в большой оживленный холл и остановилась, прижав тяжелую стеклянную дверь, с алюминиевыми рамами. Это была ее первая серьезная физическая нагрузка за последние месяцы.
Слегка отдышавшись, Богданова вновь припустила рысью, не обращая внимания на колотье в боку. Ей было около тридцати и давно, в двухтысячных, Элина была симпатичной тоненькой девочкой, с задатками хорошего журналиста. Увы, журналистика ее привлекала лишь тем, что давала повод крутиться вокруг «Амура», хоккейного клуба, который теперь уже был совсем не торт. Элина бывала там по давней привычке, не в силах оставить надежду, на которую убила всю жизнь.
Да, она понимала, как она выглядит. Что лишние килограммы никогда не слетят. Понимала, на что похожа ее прическа. Но сил заняться собой у Элины не было. Как большинство талантливых, но бесхарактерных человечков, на свободные деньги она предпочитала бухать.
Вход в редакцию регионального еженедельника, в котором девушка начинала, находился с другой стороны Дома Радио. С тех пор газета сильно потеряла в популярности и финансах, но каким-то образом продолжала выходить. Без поддержки правительства Хабаровского края «МД» держался на «желтизне», анекдотах, кроссвордах, репортажах о милицейских расследованиях и спорте.
Набрав трясущейся рукой код на двери «Только свои», со стороны холла, Богданова ввалилась в редакцию, отдышалась и посеменила в кабинет Ангелины…
…Когда-то, очень давно, еще в другой жизни, Ангела звала себя Леной, бухала, словно похмелье никогда не придет и висела на волосочке от увольнения. Тогда же, давно, они с Элиной были подругами. Вместе пили, вместе занимали денег у Ирки, вместе мучились, наблюдая за успехом других и мечтали прославиться.
Они втроем снимали квартиру у одного «бизнесмена», который тогда открыто звался «бандюк» и знать не знали никаких житейских забот.
Макс был человек душевный. Те годы, что Богданова прожила под его опекой лишь вдвоем с Ирой, она всегда вспоминала, как лучшие. Максим не брал с них денег за съем, в обмен на несложную домашнюю работу. Девушки готовили ему, делали уборку и стирали одежду, пока Макс отрывался со всеми по очереди шалавами. Продукты привозил тоже Макс и все у них было прекрасно.
Пока не появилась она!
Ленка.
Так она им представилась и у девчонок ни возникло ни одного вопроса. Ни к ее имени, ни к Максу, который привел ее по просьбе «близкого друга». Всего хозяйства у нее тогда было, – рукопись и чемодан заграничных шмоток. Да непонятная привязанность Димы-Матрицы, который тогда еще не был «почетным гражданином города Ха».
В начале Ангелина-Лена не доставляла хлопот. Она держала под кроватью бинокль, чтоб наблюдать за Каном и его девушкой, пила и страдала. Ее тело уже далеко не стройное в сам день переезда, продолжало медленно, но верно рыхлеть и Бонечка к ней прониклась.
Ленка катилась по той же горке, что и она, и интереса для хоккейной команды не представляла. С ней можно было плодотворно дружить против двух других журналисток, которые имели виды на игроков.
Но даже тогда еще, все было хорошо.
Ирен сама все испортила. Она имела виды на Кана и думала, будто бы его интерес к соседке – родственный и односторонний. Бонечка объясняла подруге, что ни один мужчина не станет помогать девушке только из-за того, что их мамаши дружили, но Ира ничего не хотела знать.
Элина понятия не имела, что именно между ними произошло и что тогда Ира Лене наговорила, но… Разговор был явно кармическим. Лена вдруг перестала пить, перешла на здоровую пищу, которую раньше ел только Макс и начала заниматься спортом.
– Это – фаза, – сказала Бонечка. – Она никогда не станет такой, как раньше.
Результат их ошеломил. Из безвольного хнычущего желе поднялась стройная красавица и с размаху, как дерево, упала к Максу в постель.
– Поздравляю, Сученька! – сказала Элина Ирке. – Хана теперь нашему Эдемскому хостелу!
– Ой, да с чего ты взяла? – не сдавалась Ирка.
– С того, что теперь, когда она вновь красивая, мы на хер ей не сдались! Ни мы, ни книга ее дебильная. Сейчас она Кроткого задрочит так же, как Кана, а виноватыми останемся мы!
– С чего вдруг? – мямлила Ирка.
– С того, что ее он хочет, а нас с тобой – нет! Не все мужики думают желудком, как Толстый. Некоторые думают хуЁм!
Элина хотела бы ошибаться, но оказалась права.
Рай рухнул: Макс перестал душевно с ними дружить и привозить продукты. Теперь Макс только ругался с Ленкой, угрожал, пинал ее дверь ногами и вел себя, как буйнопомешанный. Совсем, как раньше вел себя Кан.
Леночка, конечно, считала, что Макс – больной. Что это у мужиков – заразное. Что жертва – это она и ничего не желала слушать.
– Дима прав! – заключила Ира. – Она – ебанутая! Она реально не понимает, что она с ним творит!
– Поди, объясни ей, – фыркнула Бонечка, потягивая «Абсентер». – Пока на нее обезболы действуют.
– Думаешь, она в самом деле уйдет? К Поповой?! Она же ненавидит ее и ревнует к Кану.
Леночка в своей комнате переговаривалась с другом с работы. Просила помочь с переездом.
– Я тебя умоляю! Такая ненависть – лишь форма любви…
Ирка только насупилась и ничего не сказала.
По коридору прошла прямая, как палка Лена, сняла что-то с вешалки и снова ушла к себе.
На следующий день она переехала и притворилась, будто никогда их с Ирой не знала.
Бонечка часто встречала ее у клуба, но Ленка всеми силами старалась избегать встреч.
Худая и с сиськами, она теперь одевалась в Сонины шмотки, красил ее бесплатно Сонечкин гомодруг, а выходы в свет теперь открыто оплачивал Дима. Когда они с Соней начали выходить с ним не по очереди, а вместе, вцепившись в Кана, каждая со своей стороны, Макс от ревности чуть с ума не сошел. Он метался, названивая то Ленке, то Сонечке, срывался на все подряд и в итоге выгнал из дома уже их с Иркой.
С Леной ему это, правда, не помогло.
Она к тому времени грамотно залетела и вышла замуж, став Ангелиной Кан. Так выяснилось, что она не Лена, а Ангелина. И что несчастнее ее в целом свете нет. Она, мол, не создана для семейной жизни и не чувствует себя матерью, и когда Дима уезжает, ей сразу хочется умереть.
Как же! Страдалица! Вся в мехах, на джипе с охранником, с кислой рожей и мямленьем, что она, мол, рожей не удалась. Чтобы все ее баловали и убеждали в обратном.
Приспособленка от бога!
Богданова лишь мечтать могла такой стать. Но она не стала. Теперь, когда Ирен умерла, ей оставалось только одно: подлизываться к Лене, которую по старой привычке так и звала и Лена не возражала. Перебрав сто тысяч разных имен, она подписывалась всеми по очереди, и никто в городе толком не знал, как ее зовут.
Если возникала путаница, то говоривший уточнял:
– Жена Матрицы!
И собеседник понятливо откликался:
– Ах, эта Лена… – после чего, оба осторожно оглядывались по сторонам и уверяли друг друга. – Отлично пишет!