Шампанское из огурцов

Шампанское из огурцов

Елена Ликанова

© Елена Ликанова, 2022

ISBN 978-5-0059-0145-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

«Когда мой близкий друг, с которым мы пять лет общались душа в душу и воплотили в жизнь множество затей, внезапно скончался, я была ослеплена горем. Я пила по три бутылки вина в день в течение двух недель. Издёвка судьбы заключалась ещё и в том, что всё случилось в канун Нового года. Все вокруг веселились и пели, гуляли по улицам и взрывали праздничные петарды, а я валялась на кровати, пила и спала, спала и пила. Впрочем, смерть друга нельзя назвать абсолютно случайной. Ведь он, как и я, был алкоголиком. А умер он от цирроза печени. Очнувшись, наконец, от забытья в наступившей полной тишине первого января, когда все гулянки разом утихли, и утомлённый праздником город уснул, я встала с кровати, пошла на кухню, поставила чайник с водой на плиту и подумала: «А ведь я не пила чай уже пять лет. Ни чай, ни кофе, ни сок, ни молоко. Разве что цикорий и воду изредка. А так я пила только вино. В огромных количествах. Как так могло случиться, что я оказалась у подножия горы?» Есть расхожее выражение «Слететь в пропасть». Но мне больше нравится моё «Скатиться с горы к её подножию». Ведь из пропасти выбраться шансов нет, а вот от подножия горы подняться вновь на вершину вполне возможно.

Пять лет назад умерла моя мама. Были у меня и раньше потери – отец, муж, свекровь. Были и другие несчастья. Сын болел, от меня ушёл любимый человек, меня уволили с работы, а после – ещё с одной. Я и тогда выпивала. Но вот так, как в эти последние пять лет, – такого не было. И я полетела кубарем с горы. Тогда-то я и познакомилась с Сашей, Александром Андреевичем. Но… он оказался сильно пьющим, и мы придали друг другу ускорение в этом падении. Бывали моменты, когда кто-то из нас собирался с силами и пытался бросить пить, но тут же появлялся другой, который в этот момент был настроен иначе. Потом мы менялись местами. Быть в одной фазе в этом вопросе нам не удавалось. Я даже предлагала пойти вместе в общество анонимных алкоголиков, хотя сама не верила в успех. Но Саша лишь смеялся, говорил, что пойдёт туда разве что с бутылкой водки и закуской и «накроет для всех поляну». Если честно, я и сама туда идти не хотела. Ведь там надо было бы унижать себя, рассказывая о себе плохие вещи и называя себя каждую минуту «алкоголик». В нашей стране слово «алкоголик» носит презрительный оттенок. Хотя, по сути, это хроническое заболевание. А ещё хлеще слово «алкоголичка». Это вообще явное оскорбление. Не подходил нам с другом и вариант поездки в монастырь к чудотворной иконе, поскольку друг мой был атеистом, а я уже много лет страдала паническими атаками в транспорте, а если ехала куда-то, то в сопровождении пластиковой бутылки, наполненной вином. Таким образом я преодолевала нужное расстояние. Но случалось это крайне редко.

Заварив чай и налив в чашку, я бросила туда кусок сахара и наблюдала, как он быстро тает на глазах. Так же быстро растаяла жизнь моего талантливого и совсем ещё не старого друга от губительной зависимости. Гибель сына, уход жены, потеря работы, друзей. Всё по моей схеме. Всё почти как у меня. Наверное, поэтому мы и прилепились друг к другу. Но хочу ли я закончить свои дни так же, как мой друг (в мучениях, одиночестве и тоске)? Однозначно – нет. И он бы этого для меня не хотел. И я решила бросить пить».

Это отрывок из книги, которую я начала писать четыре года назад с гордостью и самонадеянностью. Думая, что одного моего желания бросить пить алкоголь будет вполне достаточно, чтобы победить коварную зависимость. Я была полностью уверена в успехе и спешила поделиться радостью с окружающими. Меня хватило тогда на тридцать один день. Теперь-то я знаю, что этот самообман носит название «иллюзия излечения». Ибо вылечиться от алкогольной зависимости невозможно. Но можно выздороветь. И даже прожить долгую и счастливую жизнь. И да – принятие решения бросить пить – это первый шаг на пути к выздоровлению. А второй шаг – признать своё бессилие перед болезнью и не постесняться обратиться за помощью. И вы её обязательно получите. Надеюсь, что и через эту книгу тоже.

БЕСЫ

«А, ну-ка, иди сюда!» – поманил меня пальцем гадкий толстогубый индеец, нагло ухмылявшийся с потолка. Индеец был там не целиком, а только его «поясной портрет», как принято говорить в художественных училищах, одно из которых в своё время я закончила. Индеец был чёрно-белый, как и все другие персонажи этого «немого кино», разместившиеся на тот момент на стенах и потолке. Индеец возник позже других, но вёл себя так, будто он среди них главный. Первым же появился лоточник, мальчишка в шароварах и смешном картузе. Он как бы слегка приплясывал на месте, придерживая руками висящий на шее на широкой ленте лоток с пряниками (а, может, – с лентами и гребнями для девиц. Вроде той, что кокетливо поправляла на голове шляпку, маяча на стене возле полки с книгами и игрушками). Я машинально потянулась к фотоаппарату: «Надо их сфотографировать, такие они все интересные!», но тут же опомнилась: «Ну ты даёшь! Они же все в твоей голове!» Я даже смогла рассмеяться, хотя было совсем не до смеха. Который день я лежала на кровати, скорчившись от душевной боли – мой лучший друг скончался недавно. Сначала я не осознала, что произошло. Мне показалось, что он просто уехал куда-нибудь в гости к дальним родственникам или к друзьям. Хотя, ни тех, ни других у него не было. С тех пор, как его уволили с завода в пору страшного кризиса, разразившегося в стране, Александр Андреевич опустился, стал почти что бродягой и питался на деньги, вырученные от продажи всякого старья, найденного на помойках и приведённого в порядок. У дяди Саши были золотые руки, так что, найденный им, к примеру, старый холодильник в отремонтированном виде с удовольствием купила у него соседка по лестничной площадке, Люба. На те деньги, помнится, мы пировали три дня – ели в столовке, что находится в старом двухэтажном доме возле железнодорожной станции, суп и жаркое, а вечерами пили чай с пирожками на кухне в квартире Александра Андреевича. Слава Богу, крыша над головой у него была. Выбросив дядю Сашу на улицу, директор завода проявил милосердие и не отобрал выданную когда-то служебную комнату. Теперь она была завалена грудой барахла. Чего там только не было – сломанные швейные и печатные машинки, мешки с дверными ручками и замками, настольные лампы, абажуры, табуретки и кресла. Разглядывая всё это «богатство», я как-то увидела небольшую очень красивую модель старинной шхуны с алыми парусами. К сожалению, шхуна была слегка помята с одного бока. Но, всё равно, она была прекрасна. «Нравится? – перехватил мой восхищённый взгляд Александр Андреевич, – Когда-нибудь я её обязательно починю и подарю тебе!» Он был романтиком. В своём роде, конечно. Частенько он заводил долгие и нудные разговоры о том, какие женщины все предательские натуры, корыстные и безжалостные. Я не спорила – ему виднее, ведь он дважды был женат. И всякий раз жёны выгоняли его, когда видели, что его материальное положение становится шатким.

И вот я заставила себя встать с кровати и пойти на кухню, где в холодильнике лежал пакет с едой. Позавчера его принесла тётя Вера, соседка Александра Андреевича по коммуналке, таким образом не дав повеситься моей холодильничной мыши. Позавчера было девять дней, как не стало Александра Андреевича. Я все эти дни никуда не выходила. А еда, как вы понимаете, сама в холодильнике не появляется. «Вот, – сказала тётя Вера, протягивая пакет, – это тебе от его сестры, Наташи. И вот ещё визитка. Она сказала – ты можешь звонить в любое время. Она знает, что именно ты была его лучшим другом в эти последние пять лет». Я молча взяла пакет и визитку, кивнула головой, пошла сунула пакет в холодильник, а потом вернулась в кровать. «Этих» на стенах и потолке тогда ещё не было. Они появились позже, когда, провалявшись на кровати в обнимку с котом несколько суток и запивая горе вином, не готовя себе при этом никакой еды, я вдруг решила резко прекратить весь этот бред, взяв себя в руки. Наивная, я не догадывалась, что настоящий бред ещё даже и не начинался.

Пакет с бутербродами. Ну да, они ещё съедобны, хоть и немного подсохли. Но бутерброды с поминальной трапезы не лезли в рот. А поесть что-то было необходимо. И я поставила на огонь кастрюльку с водой, чтобы сварить гречневую кашу. Когда каша была готова, я запихнула в себя пару ложек. Больше не смогла. На столе стояла початая бутылка вина. «Нет! Хватит! – заорала я сама на себя, – Ты больше не сделаешь ни глотка этой дряни!» Я вернулась в кровать. Через несколько часов меня начало трясти, бросая то в озноб, то в жар. Я завернулась в три одеяла и включила обогреватель. Бутылка на столе в кухне торжествующе поблёскивала, предвкушая победу. «Нет! Ты не будешь здесь командовать!» Из последних сил я доползла до кухни и вылила вино в раковину. Нашарила в аптечке снотворное, приняла таблетку и вернулась в кровать. И забылась тревожным сном. Проснулась я под вечер. Сумерки опускались на город. Я посмотрела на белый с разводами и трещинками потолок. «Странно. Какие-то надписи, – обратила я внимание на мелкие буквы и цифры, нацарапанные на потолке, – рабочие, что ли, когда ремонт делали, написали? Типа – „Здесь был Вася“?» Я стала приглядываться, но толком разобрать ничего не смогла – всё плыло перед глазами. И тут появился мальчишка-лоточник. Я решила, что это просто тень от дерева, которое растёт за окном, так причудливо сложилась в фигуру. Решив не думать об этом, я приняла ещё снотворное и снова провалилась в сон.

С утра парнишка был на своём месте. Это уже точно не была ни тень, ни рисунок, который, в любом случае, сам по себе тут появиться не мог. Я вспомнила, как однажды разыграла своих друзей, которые оставили мне ключи от квартиры, чтобы я поливала цветы, когда хозяева в отъезде. На стене в коридоре было нарисовано большое дерево со множеством обитателей (птиц, зверей и насекомых). Поддавшись внезапному вдохновению, я взяла со стола в комнате кисти и краски и пририсовала на одной из веток вигвам, возле которого сидели индеец и его скво. Друзья, вернувшись из поездки, не сразу заметили рисунок. Когда же вдруг увидели, то впали в недоумение. Ведь они точно знали, что не рисовали эту парочку. Но тогда всё легко разрешилось, когда я со смехом призналась в своей шалости. Теперь же всё явно обстояло иначе, и надеяться, что это чья-то шутка, и сейчас из-за занавески выйдет приятель с проектором и скажет, что это он показывает кино, не приходится. В углу, за занавеской, и впрямь, кто-то шевельнулся. Я глянула туда и обомлела – там сидел и скалился маленький синенький зверёк типа кролика. Кот Лаки, которого оставили мне соседи, внезапно уехавшие в другой город, мявкнул недобро и кинулся на занавеску, раскачиваемую ветром. «Ты тоже его видишь?» – опасливо поинтересовалась я у кота по поводу синего зверька. И тут же испугалась. Мне показалось, что кот сейчас может ответить на человеческом языке. Но этого не произошло. Повозившись немного с занавеской, кот улёгся рядом, забавно умывая лапкой мордочку. «Гостей намываешь?» – машинально пошутила я. И тут же пожалела об этом, бросив взгляд на стену и потолок. Там уже обитали барышня в длинном платье с турнюром и зловредный губастый индеец.

Поняв, что шутки закончились, я наспех переоделась и выскочила на улицу. И даже, кажется, не заперла дверь квартиры. На улице я немного успокоилась. Там никаких странных персонажей не было. Вернее, они были, но вполне реальные. «Привет! – сразу же и попался мне навстречу один из них. Бредущий в неизвестном направлении Николай Николаевич, сантехник, любитель выпить, – Ты чего это в такую рань?» В той, прошлой жизни, я вставала довольно поздно, пила кофе, работала немного над очередной картиной, а уже во второй половине дня выбиралась наружу – в магазин за продуктами или по каким-то другим делам. «Мои галлюцинации выжили меня из квартиры», – мрачно пошутила я. Хотя – какие уж тут шутки. «Вот это да! – заржал Коля-Коля (так его зовут близкие и друзья), – А ты не пробовала с ними подружиться? Ну там, выпить на брудершафт». «Нет уж, спасибо, – усмехнулась я, – брататься с ними у меня желания нет». «Н-н-н-у-у-у, тогда-а-а-а, – почесал репу Николай Николаевич, – тогда терпи!» И махнул рукой, как бы закрывая эту тему. После чего побрёл понуро дальше – чинить то, что сломано, или ломать то, что починено. «Терпеть? – подумала я в отчаянии, – Он что имеет в виду – что „ЭТО“ навсегда?» Такая перспектива пугала.

Через пару минут я уже звонила в дверь квартиры, где жили Вера Дмитриевна и Александр Андреевич. То есть, Александр Андреевич уже не жил. «Вот такая со мной произошла история, – закончила я описывать свои мытарства, уже сидя в мягком кресле в комнате тёти Веры и попивая горячий сладкий чай, – а главное – я ведь совершенно нормальная. И я осознаю, что происходит на самом деле, а что – в моей голове. Но, всё равно, я боюсь идти домой. Потому что „они“ там». «Это бесы, – вздохнула, покачав головой, тётя Вера, – В храм бы тебе надо». «Да я еле на ногах держусь. К вам, в соседний дом, еле доплелась, -на глаза навернулись слёзы, – как же я в храм-то дойду?» «Ты пей чай, пей! – спохватилась тётя Вера, – И вот бери – сыр, конфетки. Я где-то читала, – продолжила она, – что это, ну, то, что у тебя, – тётя Вера деликатно опустила словосочетание „белая горячка“, – оно дольше недели обычно не длится. Я ведь, Леночка, многое повидала. После медицинского института сама попросилась на Север работать. А там – поселение осуждённых преступников. И вот я – один-единственный врач на всё это поселение. А основные болячки там какие? Вот и приходилось выводить из запоев по десятку человек на дню. Бывали у них и галлюцинации. Но длились дня три-четыре, не больше». «Неделя? Дня три-четыре? – опять попыталась я шутить, – Я тут за один день чуть с ума не сошла. Мне страшно. И не только от того, что „они“ появились. Ладно бы, они были одни и те же, на постоянной основе, так сказать. Так ведь они множатся. Не знаешь, чего ожидать в следующую минуту». «Я бы тебя оставила на ночь у себя, – вздохнула тётя Вера, – но у меня места мало, коты всё время орут, – коты тёти Веры, и правда, ребята несносные, – а у Саши в комнате всё так завалено, что и не зайти». «Про это я в курсе, – хмыкнула я, – помнится, я его спрашивала, как он сам в комнату проникает, а он смеялся – мол, как муха, по стенам и потолку». Тьфу ты, зачем я вспомнила про стены и потолок? «Жаль Сашу, – продолжила вздыхать Вера Дмитриевна, – хороший был человек, а какие руки золотые! И так рано ушёл. Шестьдесят – разве это возраст?» Не возраст, конечно. Но я понимала, что всё идёт к такому печальному финалу. Александр Андреевич после увольнения много пил. А когда я уговаривала его не делать этого, отшучивался: «Да что я там пью? Как воробей. Рюмочку перед сном. Иначе никак уснуть не могу». Где рюмочка, там и две, и больше. В последний год Александр Андреевич тяжело болел. Я таскала его по врачам, периодически клала в больницы, там его подлечивали… Но дома его уже снова ждала бутылка водки. Дня за два до смерти дядя Саша уже не выходил на улицу и попросил меня зайти к нему, занести продукты. Я позвонила в дверной звонок. Дверь открыл глубокий старик, в котором трудно было узнать дорогого моему сердцу друга – скелет, обтянутый кожей, ввалившиеся глаза и восковой нос. Печать смерти лежала на всём облике. Я кубарем скатилась по лестнице, едва обняв Александра Андреевича и пихнув ему пакет с едой. «А знаешь, – прервала мои тягостные воспоминания тётя Вера, – у Саши ведь многие предки были священнослужителями. И один даже канонизирован. Вот, посмотри», – и протянула мне небольшую бумажную иконку. «Что это?» «Это мне Наташа подарила, сашина сестра. Здесь изображён архимандрит Григорий, предок Саши. Посмотри, как похож!» Я вгляделась – да, и правда, похож – такое же, словно вырубленное из камня, лицо, сжатые плотно тонкие губы, проникающий в душу острый колючий взгляд. «Возьми. Потом вернёшь. Когда отпустит», – тётя Вера зажала иконку мне в кулачок. «Спасибо!»

«Эх, ну что же, братцы, снова я иду к вам, – с трепетом в сердце я поднималась к себе на пятый этаж, – хорошо ещё, ребята, что вы сидите на потолке и не слезаете оттуда!» – пыталась острить. Но я ошибалась. Сразу же, как я вошла, ко мне бросился с воплями кот, словно упрекая за то, что я оставила его наедине с незваными гостями. «Ох, прости, Лаки, – погладила я бедолагу, – сейчас-сейчас, я накормлю тебя вкусным паштетиком…» Идя на кухню, я вдруг ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Глянула боковым зрением в сторону окна. Из-за занавески смотрел пухлогубый индеец, который не просто сошёл с потолка. Он целился в меня из лука. «Тебя нет! – заорала тут я, взбешённая такой беспардонностью незваного гостя, – Ты просто в моей голове!» Подбежала к окну и отдёрнула занавеску. Видение испарилось.

Накормив кота, приняв снотворное и пожелав спокойной ночи барышне в платье с турнюром и мальчишке-лоточнику, я забылась сном. А проснулась с утра от того, что на улице кто-то пел. Пение было какое-то заунывное – будто нестройный хор голосов повторяет одну и ту же фразу из унылой нескончаемой песни. Я повертелась немного в постели, но спать под этот аккомпанемент было невозможно. «Да кого это так разобрало с утра пораньше?» – высунулась в недоумении с балкона. На улице никого не было. Но пение всё звучало, то чуть усиливаясь, то затихая. Я закрыла уши руками. Ничего не изменилось. И тогда я поняла, что «кино» перестало быть немым. Я с опаской огляделась по сторонам. На стенах повсюду висели картины. На них были нарисованы разные сказочные животные, рыбы и птицы. Я писала картины в наивном стиле. Один человек как-то назвал этот стиль «детский Шагал». Сейчас же все эти персонажи шевелили губами, и казалось, что пение исходит от них. Песня же, ранее не имевшая текста, обрела одну строчку, звучавшую бесконечно по кругу, что-то типа: «На зелёненьком крылечке мы сидели – ты и я». Песня кружила и кружила, доводя до истерики, и вдруг ей в такт заплясали стоящие на полке плюшевые игрушки – мишка, зайчик, чебурашка, тигрёнок. Я собирала игрушки. Не то, чтобы их было много, но достаточно, чтобы устроить танцы. «Перестаньте!» – закричала я на них. Но не тут-то было. Веселье было в разгаре. «Стоп, – вдруг расхохоталась я, – если всё это в моей голове, то мне и решать, что им делать. Эй, – прикрикнула на матрёшку, раскрашенную под хлопца в синих шароварах, красной рубахе и чёрном картузе с приколотой сбоку ромашкой, – а ты почему не танцуешь? Давай, пляши!» И деревянный парень, словно и правда услышав команду, смешно задёргался в такт музыке. Удобная, надо сказать, игрушка. Когда мама была ещё жива, я прятала в этой матрёшке бутылку вина (мама на дух не переносила алкоголь в доме). Размер игрушки подходил идеально. Одурев от безумного танца игрушек, я собрала их все в мешок и потащила на улицу. «Вот вам! Танцуйте теперь там!» – с этими словами я выбросила мешок в контейнер с мусором. «Да, но лоточника с барышней так просто с потолка и стены не соскребёшь», – уже слегка успокоившись, хмыкнула я. Вернувшись домой, я сняла со стен картины, свалила их в углу и накрыла для верности тряпкой. Потом заставила себя съесть пару ложек гречневой каши. Сил совсем не было. «Надо, наверное, обратиться ко врачу, хотя бы к терапевту для начала», – подумала. Но было страшно, что врач вызовет психиатрическую помощь, если посвятить его во все подробности общения с новыми обитателями квартиры. «Может, смогу сама справиться? – теплилась в душе надежда, – Ведь я же не сумасшедшая. Меня зовут Елена, мне столько-то лет, я живу на улице такой-то, в доме номер…», – я с лёгкостью вспомнила даже номер своего страхового полиса и дни рождения всех родных и друзей. К тому же, я чётко осознавала, что всё происходит не на самом деле, а в моей голове. Но уж больно материальны были эти образы. Многие люди, которым я после рассказывала про это, спрашивали: «Это было что-то вроде сна?» В том-то и дело, что нет. Это было настолько реально, что в дрожь бросало.

Надоедливое пение, всё же, покинуло меня к ночи. Но в гаснущих лучах заходящего солнца я заприметила на балконе… себя. Да-да, себя. Я сидела к себе спиной, в моём любимом домашнем платье, на голове – мои, туго стянутые в пучок, волосы. На руках я держала младенца и тихонечко его убаюкивала. Вскоре я (та, которая настоящая) заметила, что поддельная Лена там не только с младенцем, с ней ещё двое мужчин. «Может, возьмём её на работу?» – спросил один другого. «Да нет, она ленивая очень, ты что, не знаешь?» – ответил тот. Я поняла, что речь идёт обо мне. «А-а-а-а-а-а-а», – баюкал младенца мой двойник. И голос был мой! Вот тогда-то индеец, который уже вновь красовался на потолке на своём любимом месте, и поманил меня корявым пальцем, мол – иди к нам, иди, никуда ты от нас не денешься! «На работу? Ну уж нет! Не буду я на вас работать, бесы проклятые! Мама, ну хоть ты им скажи!» – я повернула голову к шкафу, где на полке стояла мамина фотография. Но мама лишь слегка пошевелила губами. Вид у неё был строгий. Даже сердитый. «Помоги, Николаюшка! – перевела я взгляд на икону с изображением Николая Угодника, одного из самых почитаемых в нашей семье святых, – Не бросай! Выведи из этого ада на свет божий!» Николай смотрел строго, но не осуждающе. Губы были плотно сомкнуты. Я сняла со стены икону, легла, обняв её, прочла несколько раз «Отче наш» (единственную молитву, которую знаю наизусть), приняла снотворное и забылась в очередной раз сном.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.