banner banner banner
Три солнца. Сага о Елисеевых. Книга I. Отец
Три солнца. Сага о Елисеевых. Книга I. Отец
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Три солнца. Сага о Елисеевых. Книга I. Отец

скачать книгу бесплатно


– О чем? – Григорий Петрович был уверен, что Гриша опять заведет речь про бутыли для вина и пива.

– О Марии Андреевне… у меня к ней чувства… – очень тихо ответил сын. Он словно стеснялся того, что говорил.

– Уверен? Не рано? Молодо-зелено, погулять велено, – Григорий Петрович отложил газеты в сторону. С одной стороны, он был очень рад. Об этом союзе они с Андреем Ивановичем мечтали уже несколько лет. Но с другой стороны, если это необдуманный, внезапный порыв, то как бы позже не было какого «шкандаля»…

– Уверен, – ответ Гриши звучал убедительно.

Вошел слуга. Принес письмо Грише. Молодой человек вскрыл послание и прочел про себя. Это было признание в любви от какой-то незнакомки. Юноша растерялся. Почерк был незнакомый, не было ни подписи, ни инициалов. Как же так? Как только он принял столь серьезное решение, тут же начались искушения. Гриша стал перебирать в голове возможных претенденток. На балах было много дам, которые заглядывались на него. Он был уверен в себе и знал, что получил бы любую девушку, которую бы захотел. Но, не имея явных привязанностей, Гриша был готов принять выбор отца. Тут вмешались Закретский с Машей. Ему показалось, что раз он испытывает сильнейшую ревность, значит, у него есть чувства к Марии Андреевне. Да и брак этот был бы выгоден для их предприятия. То есть отличное решение со всех сторон. А что если письмо написала сама Маша? Это было в ее характере. Она была смелая и решительная. Но отчего же не подписалась тогда?

– Что там? – Григорий Петрович с любопытством наблюдал за сменяющими друг друга эмоциями на лице сына.

– Так… пустяки… – немного краснея, отмахнулся Гриша.

– И выбор добрый, и для торгового дома слияние капиталов не лишне… Но не хотелось бы мне с другом рассориться из-за твоей поспешности. Подумай еще. Ежели через месяц не передумаешь, я сговорюсь с Андреем Ивановичем, – вернулся к важной теме отец.

– Я от своего решения не отступлюсь, – твердо заявил Гриша, убирая письмо в карман.

XIV

Дурдины долго готовились к свадьбе.

И вот, наконец, от их дома отъезжал «постельный поезд» с приданым, состоявший из пяти подвод. В первой подводе везли икону и самовар, рядом с которым сидел мальчик-блюдник. Он держал в руках завернутый в шелк поднос с пачкой чая. Особым украшением была огромная сахарная голова с повязанными разноцветными лентами. На второй подводе восседала крестная мать Марии Андреевны, держащая позолоченную солонку Фаберже. С ней ехала фарфоровая посуда. На третьей и четвертой подводах перевозили постель, мебель и ковры. В последней, пятой подводе была готова к отправке тетка Марии Андреевны. У нее в руках трепыхалась живая индюшка в чепчике. Андрей Иванович забрал у тетки список всего приданого и прошелся с проверкой по всем подводам. Закончив, он дал отмашку – и «постельный поезд» тронулся с места.

Пока отец занимался приданым, Мария Андреевна примеряла шикарное свадебное платье в своей комнате. Вокруг нее крутились две портнихи, подкалывая ткань булавками. Мария Исидоровна наблюдала за примеркой и подгоняла белошвеек. Ей казалось, что платье тянет то с одной, то с другой стороны.

Манефа принесла переданную невесте женихову шкатулку.

Мария Андреевна бросилась к няньке, чуть не порвав платье. Мать тоже подошла посмотреть на подношения жениха – черепаховый гребень с драгоценными камнями, колье из дорого жемчуга и золотой крестик фирмы Фаберже.

Дамы ахнули от восхищения.

Мария Андреевна достала крестик и прижала его к сердцу.

– Это будет мой оберег! Он всегда будет со мной!

Только Манефа не рассматривала драгоценности. Она смотрела на Марию Андреевну в подвенечном платье и тяжело вздыхала.

– Красуйся краса, пока вдоль спины коса. под повойник попадет – краса пропадет… – едва сдерживая слезы, бубнила под нос она.

– Сколько можно причитать, Манефа? Я знаю, что буду счастлива! – Маша обняла няньку, которая никак не могла смириться, что ее девочка выросла.

* * *

Это был один из красивейших весенних дней. Яблони стояли невестами в бело-розовой фате цвета. Празднично звонили колокола. Вокруг церкви толпились нарядные гости.

В храме шло венчание. Священник крестообразно ознаменовал венцом невесту и дал поцеловать ей образ Спасителя. Шлейф платья невесты держал десятилетний Митя, один из многочисленных детей большого семейства, объединяющего в себя теперь несколько купеческих кланов.

– Венчается раба Божия Мария рабу Божию Григорию, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

В тот самый момент, когда священник возложил венок на голову Марии Андреевны, вдруг непонятно откуда взявшееся дуновение ветра заколыхало пламя ее свечи и на глазах изумленных свидетелей свеча в руках Маши, потухнув, согнулась пополам. На секунду в храме воцарилось гробовое молчание. В следующее мгновение по рядам гостей пополз тревожный шепот – «плохой знак». Мария Андреевна растерялась.

Александру Григорьевичу на секунду показалось, что вместо Марии Андреевны он видит свою сводную сестру Елизавету. У нее точно так же во время венчания потухла свеча. А через несколько месяцев она умерла. Он схватился за сердце и вышел из храма.

Гриша спокойно отдал Маше свою свечу и взял себе другую, которую ему уже протянул Григорий Петрович. Он взял невесту за руку и посмотрел в глаза. Мария Андреевна почувствовала, что пока она с Гришей, никакая беда ей не страшна.

XV

Вечером с небывалым размахом был устроен бал по случаю венчания Григория Григорьевича и Марии Андреевны. Зал «Баккара» в доме на Мойке с трудом вмещал всех многочисленных гостей и членов двух больших семей.

Степан Петрович проводил Варвару Сергеевну к столу. Ей не здоровилось, и она не была расположена танцевать.

– Позвольте предложить вам бокал шампанского? – стал ухаживать за невесткой хозяина дома тот самый мальчик Митя, который был пажом невесты на венчании.

– Если вас не затруднит… Здесь так душно… – обмахиваясь веером, подыграла ему Варвара Сергеевна.

– Вы сегодня обворожительны, – не унимался мальчуган.

– Мне кажется, вы буквально на прошлой неделе были влюблены в Наталью Павловну… – Варвара Сергеевна даже немного повеселела.

– Что вы! Это была не любовь, лишь мимолетное увлечение, – нашелся Митя.

Все, кто наблюдал за этим диалогом, покатились со смеху. Вот это ловелас растет!

Григорий Петрович и Андрей Иванович с удовольствием любовались счастливыми молодыми, которые не пропускали ни одного танца. Оба были довольны таким удачным союзом с большим потенциалом для дела.

Во время небольшого перерыва между танцами Марию Андреевну обступили ее сестры, которым хотелось рассмотреть платье и украшения. Григорий Григорьевич отошел к брату и его жене, Елене Ивановне.

– Гриша, поздравляю! Машенька такая чудесная! Береги ее! Она мне чем-то нашу Лизу напоминает… – старший брат был необыкновенно растроганным, Гриша его таким еще никогда не видел.

– Саша, что ты… Ну при чем здесь Лиза? – попыталась остановить его Елена Ивановна.

– Эти свечи… дурной знак… Я не говорил тебе, Гриша, но у Лизы также свеча потухла во время венчания…

– Я не верю в знаки… Но если тебе так спокойнее, даю слово, что буду беречь Машу как зеницу ока! Сам не обижу и другим в обиду не дам!

Объявили следующий танец. Григорий Григорьевич вернулся к своей молодой жене. Начав танцевать, он продолжал думать о старшем брате. Вдруг он осознал, что Александр стареет и становится слишком сентиментальным.

С улицы доносился какой-то шум, крики. Но их не слышно было за праздничным весельем. Около дома Елисеевых пьяный в стельку Закретский пытался прорваться на бал, но был остановлен урядником.

– Как ты смеешь? – орал он на урядника, пытаясь вырваться. – Не прикасайся ко мне! Пусти!

Ему удалось высвободиться.

– Елисеев, ты у меня будешь кровавыми слезами умываться! – пытался он докричаться до второго этажа.

В ответ ему из окон дома доносились музыка и смех.

Закретский без сил сел на лестницу и заплакал. Это были пьяные слезы. Но они были искренние. Никто, даже он сам, не смог бы разобраться, было ему так горько оттого, что не удалось залезть в карман к богатому купцу, женившись на его дочери, или ему действительно нравилась Маша, или ему было жутко обидно, что Елисеев обошел его в очередной раз.

Дамы стали жаловаться на духоту. Открыли окна. Ветер ворвался в комнату и стал раздувать тончайшие тюлевые занавески, словно паруса. Кружащиеся пары, размноженные в многочисленных зеркалах зала, и развевающийся, словно фата невесты, тюль сливались в красивейший свадебный танец.

Григорий Григорьевич, разговаривая с родителями, постоянно искал глазами невесту. Мария Андреевна болтала с сестрами, смеялась. Вдруг Григорию Григорьевичу показалось, что он увидел в зале еще одну невесту. Он побледнел. Ему живо вспомнился его сон накануне убийства Александра II. Он присмотрелся. оказалось, что это просто отражение Марии Андреевны в зеркале. Гриша выдохнул с огромным облегчением и решил больше тем вечером не пить.

Бал подходил к концу. К Грише подошли новоиспеченные тесть с тещей, которые собрались домой и хотели попрощаться.

– Гриша, сынок, а где ж твоя молодая жена? – поинтересовался Андрей Иванович.

– С сестрами секретничает… – махнув в ту сторону, где только что видел Марию Андреевну.

Сестры по-прежнему сплетничали на том же месте, где их видел Гриша, а Марии Андреевны не было. Григорий Григорьевич пошел искать супругу в зале. Ее нигде не было. К поискам подключились родители Гриши и сестры Маши. Безуспешно. Невесты нигде не было. Уже второй раз за свадьбу родственники встревожились – невеста пропала. Кто-то уже даже связал два события, мол, свеча погасла – это же дурной знак, вот невеста и пропала.

Глава II

I

Совершенно скандальное событие – на свадьбе пропала невеста. Елисеевы старались не афишировать свое беспокойство, иначе потом сплетен не оберешься. Людской молве только дай затравку, так они такого нафантазируют – не отмоешься!

Тем не менее сами Елисеевы были взволнованы не на шутку. Да и как можно было оставаться спокойными в такой ситуации? Тут еще выяснилось, что в дом рвался Закретский, который позже исчез в неизвестном направлении. От мысли, что дочь могла сбежать с графом с собственной свадьбы, Андрей Иванович схватился за сердце. Ведь этот мерзавец просил руку и сердце Машеньки. Неужели отказ ему был неискренним? Неужели граф с Марией Андреевной сговорились за спиной у отца и матери? Но зачем же было доводить до свадьбы, до такого позора? Нет, не могла любимая дочь так с ним обойтись!

Григорий Петрович был мрачнее тучи. Такого подвоха от дочери друга он никак не ждал. Да не могло такого быть, он же видел, какими влюбленными глазами она смотрела на сына. Те не менее невесты на балу не было.

Елисеевы и Дурдины удалились в сигарную комнату, чтобы не привлекать внимания любопытных гостей своими взволнованными лицами и обсудить план дальнейших действий. На Грише не было лица. Он готов был броситься в погоню. И вот в тот момент, когда в штабе шло бурное обсуждение, стоит ли ехать к Закретскому, в комнату зашла Варвара Сергеевна. За собой она вела заспанную Машеньку. Оказалось, та устала и прилегла в одной из гостевых спален буквально на минутку, чтобы ноги немного отдохнули. Невеста сама того не заметила, как провалилась в сон. То ли бессонная ночь накануне сыграла злую шутку, то ли игристое вино, которого Мария Андреевна, возможно, выпила чуть больше обычного, – от духоты и нервов, но девушка просто уснула и только потом узнала, какой переполох учинила.

Что творилось в сигарной комнате! Даже во время венчания не было столько эмоций. Матери плакали от счастья. Мужчины обнимали Машу, потом друг друга. С облегчением хохотали над смущенной невестой. Девушка боялась поднять глаза на Гришу. А тот был настолько счастлив, что она не сбежала с Закретским, что не мог злиться на нее.

– Рад Филат, что дело идет на лад, – снова засыпал поговорками Григорий Петрович. – И радость, и горе – дело временное. А давайте-ка, сердешные, закругляться! Погуляли – да буде! А то неровен час, еще кака оказия приключится…

II

Началась счастливая семейная жизнь Григория Григорьевича. Первые недели молодые не могли насладиться друг другом и как только появлялась возможность уединиться, непременно пользовались ею. Григорий Петрович только посмеивался в бороду от такой страсти между молодыми. Анна Федоровна порой укоризненно поглядывала на спальню, из которой никак не выходили молодожены. Хоть она и помалкивала, но такой пыл в исполнении супружеских обязанностей не одобряла. Возлежать супругам следовало для рождения детей, а не для греховной услады.

– Малый для сласти, большой для страсти, – поддразнивал жену Григорий Петрович, перехватив ее недовольный взгляд на сына, который схватил Машеньку, порхающую на втором этаже в пеньюаре, и потащил назад в спальню.

Анна Федоровна только шикнула на мужа.

– Старый бес! Ужо хватит зубоскалить!

Она и сама полностью не понимала, была ли это реакция на срамоту или тут еще подмешивалась материнская ревность. Анна Федоровна родила Гришу в сорок лет, когда уже и не ждала больше детей. А тут вдруг сынок, точная ее копия – красивый, синеглазый, здоровенький. Естественно, мать души в нем не чаяла. По ее мнению, ни одна из претенденток не была достойна Гриши. Все они были либо не слишком добродетельны, либо не слишком умны, либо недостаточно богаты, либо не очень красивы. В общем, Машенька, конечно, была милой девочкой, но не чета ее Грише.

А Григорий Петрович, наоборот, обожал Машу. Относился к ней как к собственной дочери, а то и более трепетно. Он восхищался ее быстрым умом и деловой хваткой. Именно такая жена может стать мужу настоящей соратницей и поддержит его в любых делах. Она напоминала ему его мать, которая после смерти отца, основателя их семейного предприятия, взялась за управление фирмы сама и делала это вполне успешно вплоть до своей смерти. Так что Григорий Петрович видел воочию, что такое, если выражаться современным языком, деловая женщина.

Уже на второй день после свадьбы Григорий Петрович ушел на традиционный полуденный сон, оставив недосчитанные счета в гроссбухе. Вернувшись, он увидел за конторкой Марию Андреевну в строгом черном платье с белым воротничком, напоминающую гимназистку. Он было взял гроссбух доделать оставленную работу, а там все уже аккуратно посчитано. С тех пор сердце его принадлежало невестке.

Ночью, лежа в кровати, усладившись друг другом, молодые супруги разговаривали о планах на будущее. Гриша недавно основал конный завод в Могилевской губернии и задумал вывести новую рысистую породу, чтобы она сочетала в себе лучшие качества орловских и французских скакунов, чтобы была красива, вынослива и быстра как никакая другая.

– Муся, что ты скажешь, если мы поедем завтра покатаемся на рысаках, которых я купил? А то отправлю их в Могилев скоро… Устроим пикник?

– С превеликим удовольствием! Ты так захватывающе рассказываешь про все эти виды скакунов, уже хочется самой увидеть таких красавцев! Как звали того прародителя орловской породы, про которого ты говорил, – Сметанка? – с улыбкой вспомнила Мария Андреевна.

– Да, чистокровный арабский рысак был, с бесподобным экстерьером и необычной длиной корпуса. Я говорил тебе, что у него был лишний позвонок? И цвета он был белоснежного, как твоя кожа… – Гриша гладил жену по тонким плечам, шее и, снова увлекшись, забыл и про скакунов, и вообще про все на свете.

На следующий день, как уговорились, Мария Андреевна и Григорий Григорьевич поехали кататься верхом. Машенька была неотразима в аспидно-синей амазонке, корсет которой плотно облегал ее тонкую талию. Шляпка со шлейфом в тон платья очень шла наезднице, выгодно подчеркивая глубокий цвет ее черных глаз, которые стали немного отливать вороновым крылом. Такими глазами можно было околдовать любого. Григорий Григорьевич не мог отвести взгляда от жены.

Парочка вдоволь накаталась верхом – и галопом, и рысцой, и вместе, и наперегонки.

Пока молодые супруги развлекались скачками, прислуга накрыла стол для пикника. Чего там только не было – запеченная буженина, кусочки стерляди на пару, кулебяки, пирожки с капустой и ягодами, мороженое, зефир и оладьи. Григорий Григорьевич помог Марии Андреевне спуститься с лошади и на секунду задержал ее в своих объятиях. Маша смущалась, но была безумно счастлива. Сели за стол. Гриша нагулял аппетит и набросился на мясо с кулебякой. Машенька надкусила пирожок и положила назад. Она перебирала пальчиками виноградинки, украшающие блюдо с бужениной, и была необычно задумчивой.

– Гриша, а помнишь, как мы были в лавке на поедании фруктов? Тогда, давно? Я тогда не понимала, что ты ко мне чувствуешь… – начала Маша.

Григорий Григорьевич кивнул, но, не зная, куда она ведет, воздержался от ответа под видом увлеченного поедания разносолов.

– А поехали сегодня в лавку? Так фруктов хочется, – хитро предложила Маша.

Гриша наивно махнул рукой на вазон, с которого разве что не валились спелые абрикосы, персики, яблоки, груши и виноград.

– А эти чем тебе не глянутся? – удивился Григорий Григорьевич такому предложению.

Мария Андреевна многообещающе посмотрела ему в глаза и положила свою руку на его. Тут Гриша догадался, на что она намекает, и уговаривать его более не пришлось.

Когда молодые приехали в лавку, Григорий Григорьевич распустил всех служащих. Они были немного обескуражены, но хозяин – барин. Какая бы блажь в голову не пришла, нужно исполнять.

Как только последний человек покинул магазин, Елисеев закрыл дверь и помчался в зал. Он сбросил со стола все фрукты и, страстно целуя, уложил туда Машу. Все было сладкое от сока спелых плодов, но пара не замечала ни липкости, ни сводящего с ума аромата, которые источали раздавленные Гришей у стола персики, абрикосы, маракуйя.

Домой молодые вернулись поздно. Пришлось приказать прислуге готовить Марии Андреевне ванну. Волосы ее были в колтунах, прекрасная амазонка была в грязных, липких пятнах. Но сама она светилась от счастья.

Гриша заснул как убитый. Он был уставшим и совершенно удовлетворенным. Его жизнь все больше и больше принимала те самые очертания, о которых он мечтал.

III

Григорий Григорьевич спал глубоким сном здорового молодого человека в уютных объятиях своей жены. Вдруг он проснулся от странного звука. Вначале он никак не мог понять, что происходит. Он повернулся и увидел в углу комнаты на стуле женщину. У Гриши по спине пробежал холодок. Еще даже не разглядев лица, он понял, что это его сестра, Лиза. Он хотел подойти к ней, но какой-то странный, жуткий страх сковал его тело. Он не мог двинуться. А сестра хваталась за горло и словно задыхалась, издавая страшные звуки. Через мгновение она сумела подняться со стула и, извиваясь от удушья, стала приближалась к кровати, протягивая к брату одну руку. И вот мертвецки бледная рука уже почти коснулась Григория Григорьевича. Гришу охватила неведанная доселе паника. Он закричал.

Младший Елисеев проснулся от собственного крика. Сердце бешено стучалось. Он повернулся в сторону жены. Ее рядом не было. Тут он понял, что звуки были реальны и доносились из ванной комнаты. Гриша пошел туда и увидел изнеможенную жену, сидящую рядом с новомодным фаянсовым унитазом от Томаса Твайфорда, который Григорий Григорьевич – любитель всех технических новинок не мог не приобрести одним из первых не только в России, но и в мире. Марию Андреевну буквально выворачивало наизнанку от рвотных позывов.

– Господи, Муся, что с тобой? – бросился муж к Маше. – Давно тебе плохо? Почему меня не разбудила?

– Пожалуйста, не смотри на меня… – едва справляясь с новым приступом тошноты, прошептала Маша, отстраняясь от Григория Григорьевича. – Умоляю, иди в спальню. Сейчас все пройдет…

– Надо срочно послать за доктором!

Гриша выбежал из комнаты, разбудил отца и мать, чтобы отправить прислугу за врачом. За доктором поехал Александр Григорьевич, чтобы прислугу не отправили обратно и не ждали до утра.

Пока мать с Еленой Ивановной и со служанками занимались Марией Андреевной, пытаясь привести ее в порядок и напоить водой, Григорию Петровичу пришлось налить сыну рюмочку коньяка, чтобы хоть немного его успокоить. Он и сам был встревожен, но не подавал вида.

– Господи, я сам виноват! Зачем я послушал ее и мы поехали на эти фрукты на Невский… наверное, какой-то гнилой попался, – причитал Гриша.

– Ежели это из-за фрухта, так не страшно. Не всякий умирает, кто хворает, – пытался утешить Григорий Петрович, но сам он тоже так некстати вспомнил дочь Лизу, которая скоропостижно скончалась через несколько месяцев после свадьбы. И еще эта свеча, погасшая у Марии Андреевны в церкви так же, как у Лизы, – плохой знак.

– Я слышал, в Европу опять завезли холеру, из Алжира. Какие там точно симптомы? Что если с фруктами эта зараза и к нам приехала? – нагнетал сын.