скачать книгу бесплатно
Было позавчерашнее молоко.
– О! Они были такие странные! – в восторге стала рассказывать мама. – Они были в темных очках! Но зато у них были очень красивые подбородки!
– И сколько их было? – спросила я, наливая в стакан молоко.
– Их было двое.
Молоко было ужасным на вкус!
– А как ты догадалась, – не поняла я, – что это были сами Лимбарди?
– Я почувствовала, что это творческие люди, – скромно сказала мама.
Я вздохнула. Ну вот, сейчас новость о театре поползет по всему городу. Что знает один-два-три человека – знают и остальные.
– И что за костюмы?
– Это тайна.
– Тайна от дочери?
– Я обещала, – кокетливо сказала мама. – Это тайна от всего города.
Я вылила молоко в раковину и выбросила пустую пачку в мусорную корзину.
– Ты думаешь, я побегу рассказывать твою тайну всему городу?
Но маме и самой очень не терпелось хоть кому-то проболтаться.
– Только никому не рассказывай, – потребовала она, – даже Джессике! Вернее, первой – Джессике!
– Клянусь и обещаю!
Еще в холодильнике был какой-то кефир.
– Там такие странные костюмы. С плоеными воротниками, обтягивающими рукавами и шифоновым обрамлением по краям.
– Понятно, позапрошлый век. А брюки?
Я налила в стакан кефир.
– А покрой брюк они решили оставить современным, – сказала мама.
– Что? Обыкновенные брюки к плоеным воротникам?
А вот это уже было что-то интересное.
– И не говори, – поддержала меня мама, – меня саму это смутило. Но потом я поняла, что раз они люди творческие, то им все можно.
Кефир был просто ужасен! Наверняка его бабушка Урсула тут забыла! Да еще на позапрошлой неделе!
– Знаешь, мама, – сказала я, выливая в раковину оставшийся кефир, – спешу тебя обнадежить. Кажется, ты действительно видела самих Лимбарди. Такой творческий подход к своим костюмам может быть только у очень творческих людей.
– Дочь моя, – сказала тем временем мама, – чем ты там занимаешься? Тебя что, тошнит после ужина? Может, ты все-таки прекратишь есть всухомятку и переедешь к нам с папой и будешь нормально питаться?
На следующее утро Джессика тоже уже знала о странном заказе в доме моды. Она не могла вспомнить, откуда она это знала, но ей казалось, что она слышала об этом еще до самого заказа.
Мы с ней привыкли встречаться в ее баре. По утрам наспех жаловались на жизнь, в мой обеденный перерыв освещали наши проблемы гораздо шире, а уж после моей работы охватывали все со всех сторон и во всех подробностях.
– Ничего не видно в моих зеркалах, что там творится в вашей квартире, – пожаловалась Джессика.
– Джесс, тебя скоро посадят, если будешь вторгаться в частную жизнь, – сказала я.
– Я же говорю – ничего не видно! – обиделась на меня Джессика.
– Ну и хорошо, – успокоилась я.
– Тебе не интересно?
– Почему же, интересно, – сказала я, – да не все в нашей власти.
Джессика смотрела на меня с подозрением.
– Но все должно быть в нашей власти, – уверенно сказала она.
– Полностью с тобой согласна, – кивнула я, – но так не бывает.
– Понятно. Веришь в судьбу. Ничего не будешь делать своими руками.
– Да. Люблю, когда вода сама под лежачий камень течет, – подразнила я ее.
– Но это не интересно! – возмутилась Джессика.
– Почему же. Очень интересно. Ты вот суетишься и бежишь впереди паровоза. И что? Разве у тебя в жизни больше событий, чем у меня?
Джессика задумалась.
– Событий у нас с тобой одинаковое количество, – согласилась она, – но мне кажется, что твоя жизнь могла бы быть гораздо интереснее, если бы ты тоже предпринимала хоть какие-то шаги, чтобы ее изменить.
– Это зачем?
Она стала загибать пальцы на руках.
– Во-первых, ты не очень любишь свою работу, но не меняешь ее.
– Ты же всегда говорила, что это хороший плацдарм, – удивилась я.
– Все, плацдарм изжил себя, тебе надо двигаться дальше, – серьезным тоном сказала она. – Сколько можно исправлять дурацкие ошибки в дурацких сообщениях?
– Но кто-то должен это делать, – заступилась я за свою должность.
– Никто, кроме тебя, не хочет этим заниматься, – сказала Джессика.
– Вот же я и говорю, что кто-то должен.
– Ты могла бы заниматься дизайном одежды, – продолжила Джессика.
– Но этим уже занимается моя мама.
Джессика долго разглядывала меня, не понимая, при чем тут это.
– Потрясающе, – наконец сказала она, – ты ничего не хочешь менять! В твоей квартире живут сами Лимбарди! А может, один из них – твоя судьба?
– Ах вот оно в чем дело, – сказала я. – Так вот к чему ты это опять ведешь?
– Да, – кивнула Джессика, – мне за подругу обидно.
– Ну хорошо, Джесс, – сказала я, – я пойду к ним в квартиру.
– Наконец-то!
– Но только когда из этой квартиры послышатся звуки взрывов!
Несколько секунд оторопевшая Джессика сидела с раскрытым ртом. Крыть ей было явно нечем. Но она и тут не растерялась.
– Ну хорошо, моя дорогая, – сказала она тоном, мало обещающим что-то хорошее, – так и быть. Звуки взрывов из этой квартиры я тебе организую!
Потом пару дней жизнь продолжалась без приключений. Разве что нашей редакции пришлось разместить на первой полосе вот такое скромное объявление:
«Редакция газеты с грустью сообщает, что парень, разыскивающий девушку, без которой его жизнь будет вдребезги разбита, своего телефона не оставил, и наша редакция уже не может справиться с потоком звонков от девушек, считающих, что без них будет разбита жизнь этого незнакомца».
Слова Джессики не давали мне спокойно работать. Нет, не про взрывы. Как она сможет их обеспечить? Нет, это ей никак не удастся. А ее слова о том, что мне надо менять работу. Дело моей жизни так и оставалось неким печальным призраком у меня в мозгу. И я никак не могла понять, чем хочу заниматься.
Ну и что, что я умею неплохо рисовать? Ну и что, что я очень люблю читать? Ну и что, что люблю придумывать что-нибудь и воображать? Ну и что, что обожаю театр и лицедейство, но только не самой «действовать», а смотреть со стороны.
Как объединить все эти качества? Я и в школе-то на анкеты о том, кем хочу быть, давала такие противоречивые ответы, что учителя терялись и не могли мне ничего толкового посоветовать.
Но Джессика и сама не шла дальше учиться, а работала в каком-то баре! И как же я не догадалась сразу поставить ее перед этим фактом? И как я же уже очень-очень давно не поставила ее перед этим фактом?
Истязать себя дальше не получилось, потому что позвонила плачущая мама. А она редко звонит мне в редакцию, так она демонстрирует уважительное отношение к моей работе, а воспитательные цели – штука трудоемкая и каждодневная.
Но тут, видно, и правда произошел из ряда вон выходящий случай.
– У меня ничего не получается! – расстроенным голосом сообщила она.
– Что у тебя не получается? – вздохнула я.
– Ничего!
– А конкретнее?
– Эскизы!
– Какие эскизы?
– Твой отец уже несколько дней хохочет над моими эскизами!
– Над какими именно, не напомнишь?
– Ну над теми… с плоеными воротниками и современными брюками!
– Ах! Ха-ха-ха, – не удержалась я.
– Ну вот, и собственная дочь туда же, – совсем расстроилась она.
– Нет-нет, – стала утешать ее я, – я полностью тебя понимаю и поддерживаю.
– Тогда приходи и помогай.
– Но почему сразу я? У вас в доме моды еще много людей работает помимо тебя.
– В том-то и дело, что я не могу никому об этом рассказать! Это дело заказали только мне!
Я задумалась.
– Тогда плохо твое дело, – сказала я.
– Приходи и помогай, – потребовала она, – а не соль мне на рану сыпь!
Я горько вздохнула. Я и сама не могла представить, что тут можно придумать. Но это была моя мама, а потому я после работы пошла к ней, и мы полночи придумывали, как с наименьшим ущербом для своей гордости осуществить этот заказ.
К утру я все-таки убрала плоеные воротники, сделала их шифоновыми, сделала более современными камзолы и менее современными брюки. Выходило что-то среднее между обыкновенным нарядом вампира и нарядным костюмом оборотня.
Мама была несказанно рада и сообщила мне, что раз я все это придумала, то я и пойду относить все это в театр к парням Лимбарди.
– Ну что ты опешила? – ласково спросила она меня. – Сегодня как раз суббота, а мы с ними и договорились встретиться в субботу.
Я с трудом пришла в себя.
– Видишь ли, – сказала я, – мне абсолютно все равно, на какой день вы там договорились, но я никуда не пойду ничего относить.
– Ничего страшного, – утешила она меня, – чего тут бояться? Уже полгорода в курсе того, что театр Лимбарди открывается.
– Не в этом дело.
– А в чем?
– Я не пойду к ним в театр.
