Умай и Тамуз

скачать книгу бесплатно


Земля разошлась, и Жельаяк вынес всадника в долину. Прямо перед Тамузом воины Толеу под белым стягом с расшитым золотом знаком солнца рубились с конниками пери. Тамуз поднял меч Алдаспан, и лошадь, не дожидаясь тычков, вся в нетерпении предстоящего боя рванула в самую гущу пери.

Быстрой была победа людей над дозорным отрядом колдунов. Необыкновенно показал себя меч в руках Тамуза – при взмахе сталь вытягивалась, рубя сразу нескольких врагов и снова обретая обычную длину в завершении удара. Подставленный под мечи колдунов щит не имел даже царапины. Покончив с пери, воины Толеу съехались у камня и радовались встрече с Тамузом, но вспомнив, что Умай в беде, дружина, отправив раненых за Тургай, торопясь, направила коней к очень близким Синим горам. Тамуз сошел с коня и низко поклонился холодному, обдуваемому ветром затихшего боя каменному исполину.

В то время, как Ульбе слушал ворона, исчезновение Умай обнаружили в лагере состязающихся. Поднялся переполох, возникли споры, на поиски следов беглянки отправились все лучники, по побережью, у скалы Окжетпес, они обшаривали кусты и деревья, заглядывали за каждый валун. На одной из берез, растущих у самого берега, чародеи радостно зашумели: найден золотом сверкающий волосок беглянки. Но больше следов не было, хотя лучники обыскали все восточное побережье и хребет. Зеркало озера, освещенное рассветным солнцем, было чистым и спокойным. Нигде не блеснула золотая коса, и пери угрюмо перешептывались: не обошлось без высшей “царской магии”.

Ульбе не поверил встреченному в пути гонцу, доложившему о том, что пленница исчезла, но все же быстрее погнал коня.

“Случилось небывалое: впервые со времен своего появления пери признали красоту человеческой девушки, впервые ссорились за нее, даже золота не пожалели жадные колдуны, а она исчезла у них, глупых, из-под носа, – так думал все более раздражавшийся Ульбе. – Неужели и вправду сгинет род пери, и память о нас увянет, как трава в зной?”

У подножья Окжетпес, словно огромный стог сена, лежали переломленные стрелы, скала, еще вчера ничем не выделявшаяся среди других, кроме как величиной, сейчас была похожа на гигантский гриб с выщербленными стрелами ямками под шляпкой.

Примчался гонец: у берега, на одной из берез, найден первый след – золотой волос беглянки.

– Оцепите хребты с внутренней стороны, не дайте ей вырваться в степь, – приказал царствующий, и отряды дозорных вместе с Бареном умчались выполнять приказ.

На вершине что-то блеснуло, и Ульбе поднял голову – золото пластины сверкало, отражая солнце. Развернув коня, играя желваками скул, царь направился за гонцом. Примчавшись к березовой роще, Ульбе встретил отряды лучников возвращавшихся с южного берега озера, не обнаруживших больше никаких следов.

Царь был взбешен: тут явно было замешано колдовство “царской магии”, вот и лучники угрюмо смотрят на него, подозревая в том же его, Ульбе. Царь вдруг испугался: его стража ловит беглянку, а он один среди мрачных лучников. А рядом с ним, словно не замечая его злобы, стройные молоденькие березки свежей, зеленой листвой прикрывали белоснежные колени, смеялись о чем-то своем. Вытащив из-за голенища ичигов камчу, царь бросил ее в березы: “Бей их, пока не скажут, куда ушла Дева! Бей их все! Изломай”.

Камча полетела по рощице, щелкая направо и налево, вперед и назад. Стон поднялся над деревьями, подрубленные ветви и листья устлали пробужденную весной землю, а плеть продолжала свою работу…

– Мы спали всю ночь! – вопили березы.

– Не верю! – заглядывал в остатки кроны Ульбе. – Куда она убежала? Скажите, и я остановлю плеть.

– Мы ничего не видели! – плакали истерзанные, истекающие соком деревья, и лишь когда стоны иссякли, царственный спрятал камчу.

Через искалеченную рощу, слыша едва сдерживаемые стоны и проклятия берез, к Ульбе шел Джанга.

– Все, кто участвовал в состязании, считают себя обманутыми. Многие отдали последнее золото… Лишь ты, наполнив казну, похитив наш приз “царской магией”, оказался в выигрыше. Поэтому мы хотим, чтобы ты отдал нам золотокосую девушку, а мы доведем наш спор до конца.

Лечники придвинулись ближе.

– Но у меня нет вашей пленницы – ответил царь.

– Не верим! – зашумели все вокруг.

– Вы все поглупели от жадности, спутали золото с солнцем – сказал царствующий и рассмеялся, но, заметив, как еще ближе, угрожающе придвинулись хмурые лучники, возмутился неожиданным бунтом, ударил камчой Джангу, превращая его в камень. Но в ответ десяток вскипевших канжаров взметнулись к телу Ульбе и отхлынули. В огненных зрачках растерянных колдунов, убивших своего повелителя, отразились синее апрельское небо и пылающий жаром желтый диск солнца, поднимающийся вместе с новым днем.

…А березы так и останутся изломанными калеками, волнами Времени проплывут годы и сложатся в тысячелетия. Люди назовут ту рощу “карликовой, танцующей”.

Нет… Боль может быть очень долгой. Такой же, как путь до звезд. И камень-Джанга, трудно его не заметить среди берез, до сих пор лежит там, отполированный Временем.

Ворон с наслаждением пил, задирая клюв кверху, чувствуя, как струится по горлу незнакомый терпкий вкус молока.

– А зачем тебе быть императором? Зачем тебе это нужно? – спросила Ален.

Когда ворон увидел глаза колдуньи – будто холодом повеяло из заледенелых ущелий, но он ответил:

– Нас много, воронов, но мы не стали народом, потому что не было у нас вождя, объединявшего всех для славы и смысла.

Царица Ален засмеялась:

– Прошло уже сорок лет, Каратай! От огромных стай воронов остались жалкие поселения воронья. Теперь сороки принимают парады на деревьях вдоль рек и озер, а тебе уже никогда не собрать армию, – Ален засмеялась. – Может быть, ты выбрал не того лучника, или сам оказался стрелой с тупым наконечником, уже не имеет значения.

Заливаемый светом холодно-огненных глаз, Каратай зашатался: растрепанная, некрасивая в этот утренний час царица Ален завертелась перед глазами ворона, и, жалобно захрипев, он завалился на бок. Колдунья подняла перед собой руки – тело Каратая поднялось к рукам пери, она вышла из шатра, выводя перед собой плывущего по воздуху недвижимого ворона, и направилась к обрыву. Впереди сверкало озеро, а за ним темнел лес. Размахнувшись пустой рукой, Ален будто бросила камень вдаль. Но вместо невидимого камня тушка несбывшегося императора, набирая высоту, перелетела через озеро, Бурабай и упала на другом берегу. Наивно самоуверенно полагая, что ворон разбился, царица пери ушла за полог шатра. Рядом, совсем рядом с тем местом, где упал ворон Каратай, вспыхнул на солнце золотой свет и погас, укрывшись за лохматыми соснами.

Если бы ворон ударился о землю, то он бы испустил дух, даже не почувствовав боли, но он упал на верхушку сосны и, выгнувшись дугой, дерево отправило его в соседнюю сосну. А потом с ветки на ветку беспомощным турсуком Каратай упал на ковер сухих иголок. “Жив”, – подумал о себе ворон и подняв голову – сторонясь солнечных, открытых мест, прижимаясь к теням сосен, та, которую он знал как “девушка-Солнце”, прошла мимо Каратая. “Она тоже жива!” – мелькнула удивленная мысль, и черная птица уронила голову, впадая в думы об извилистости житейских дорог.

А Умай даже не заметила ворона, зато вскоре услышала дробь копыт по камням и притаилась за валуном, догадавшись, что выше по горам пери замыкали выходы за хребет Синих гор.

“Когда колдуны пойдут рядами вниз, к озеру, обшаривая каждый куст и камень, меня поймают”, – отчаивалась девушка, не замечая, как из-под валуна выползла змея. Умай следила за мелькавшими выше, среди редеющих сосен, всадниками, а змея, раскачиваясь, наблюдала за испуганной беглянкой.

– Ш-ш-ш… Не бойся меня, – прошептала змея. – Тебе нужно укрыться. Ш-ш… Ползи за мной…

И змея стала заползать в траву, под валун, Умай раздвинула заросли мелкого кустарника: между землей и камнем была узкая щель, в которую можно было пролезть.

Сверху послышались команды и неторопливый перестук копыт. “Пери начинают облаву, – затрепетало сердце, – но лучше смерть от змеи, чем новый плен у пери!” – решилась девушка, пролезла в узкую щель, расправляя за собой примятые кусты, и огляделась. Здесь, за узким входом, было не тесно, пещера, не кончаясь, уходила в темноту. Все ближе топот копыт, уже слышны голоса, дыхание и храп лошадей. Но ловцы прошли дальше, звуки, рожденные ими, замерли, и теперь в тишине, Умай услышала стук своего сердца.

– Ш-ш-ш… Не бойся меня, – змея лежала, свернув длинное тело в кольца, возвышающаяся над ними голова нацелилась немигающим взглядом на девушку. – Природа говорит лучше всяких слухов, ведь я видела знамение… Ты та, что пришла в этот мир для свершения чуда…

– О чем ты говоришь? – удивилась Умай, – какие слухи дошли до тебя? Я не понимаю, о каком знамении ты говоришь. Я избежала плена, вот это – чудо…

– Так ты ничего не знаешь? – змея задумалась – я знаю лишь часть предсказаний древних мудрецов… Ш…ш… не торопись! Твои враги рядом и я слышу их…

– Я так напугана жестырнаками, пери… – тихо заплакала Умай. – Я не хочу никаких предсказаний и приключений. Я хочу чтобы рядом был Тамуз.

…А Тамуз в это время вместе с дружиной спускались, готовые к бою, по южному склону, торопя коней, не встречая почему-то пери на своем пути. Внизу, засверкало серебром озеро, по его побережью дымились костры стана колдунов. Люди решили атаковать внезапно, пробиваясь через лагерь пери, разыскать Умай и, отбившись, увезти ее домой. Они ворвались на побережье в тот момент когда колдуны, ошеломленные гибелью Ульбе, собрались у искалеченной березовой рощи, загнав большую толпу в озеро, опрокидывая телеги и шатры, допрашивая попавшихся. Впереди всех на гнедом жеребце Тамуз со сверкающим на солнце мечом разил всех, кто пытался сопротивляться, теснил чародеев к озеру.

Ален сразу услышала звуки нападения, выскочила из шатра, и с высоты холма, под обрывом увидела, как растекаются по ее лагерю люди, сея панику, а всадник со сверкающим мечом крушит любую защиту, нагоняя ужас на лучников. Стрелы отлетали от его трехглавого щита, как простые ветки и царице сразу вспомнились сказки старухи Сакар о необычном щите, от которого веет страхом, об ослепительном мече, утерянном людьми. Какой у него блеск, больно глазам!

Вбегая в шатер, Ален уже знала, что нужно делать. Спасением было призвать диу. Она бросилась к сундуку, покопавшись, достала серебряное зеркало и, выбежав за полы шатра, направила пойманный луч на близкий холм.

– Проснись, диу, – закричала пери – Пришел твой лютый враг забрать твой глаз. Проснись же скорее, диу!

Зеркало стало горячим, солнечный зайчик от него раскалил камни на ближайшем холме так, что те стали крошиться, загорелась дымно зеленая трава. Стряхивая с себя груды земли и молодые сосны, начал подниматься огромный диу-циклоп. Ален бросила начавшее плавиться серебро и еще громче завопила:

– Иди, диу! Защити своих создателей. Не дай в обиду любящих тебя пери. Иди и сражайся!

Диу, разбуженный обжигающим лучом, разъяренный болью услышал голос пери. Он поднялся во весь рост, оглядываясь единственным выпученным глазом, прислушиваясь огромными, как телеги, ушами к звукам боя,и стал спускаться к озеру, к блистающему солнечными бликами мечу.

Диу шел к побережью, шагами сотрясая озеро, все больше горячился и громко ревел, а царица Ален, как завороженная, смотрела на меч в руках всадника на гнедом коне: она узнала его. О нем рассказывала ей старая ведьма, жалмауз-кемпир Сакар в детские годы, им всегда грозилась за непослушание – Алдаспан. Меч возмездия за пролитые слезы и кровь – он опять появился у людей, а поэтому, она это чувствовала сердцем, бесполезно всякое чародейство.

Диу шел, не выбирая дороги, прямо к всаднику, разящему колдунов, на блеск Алдаспана, ломая деревья на своем пути. Всадник тоже увидел зложелателя и разворачивал к нему коня. Когда диу ступил ногой на лежащую кучу переломленных стрел под скалой Окжетпес, они, смявшись под тяжестью, словно снежный ком, скользнули под уклон, и диу, не удержав равновесия, рухнул мордой вниз, а когда он поднял голову, в его одиноком глазе вспыхнул страх. Скакавший прямо на диу человек сверкнул мечом и обрушил удар на голову чудовища, деля его череп на две части. От острой боли дикое существо вскочило и бросилось прочь от человека в озеро, там посреди водного простора уронило свое тяжелое тело и застыло, каменея, превратившись со временем в остров.

Тамуз ласково погладил шею коня: “Молодец! Не испугался, не свернул”. Он вытер струящийся пот со лба и поднял голову: на вершине Окжетпес сияло золото пластины. “Так вот куда они метились!” – догадался юноша и, достав из чехла лук, из колчана стрелу, неторопливо прицелился и отпустил тетиву. Сбитое золото подлетело вверх, ударилось о скалу и упало в подставленную ладонь Тамуза.

…Весь стан пери был перевернут, пленные клялись, что Умай исчезла ночью от сильного колдовства, а сделать это могла лишь только царица Ален вместе с окружающими ее жалмауз-кемпир.

– Чтобы ты поняла меня, я должна рассказать тебе о тех временах, когда седая древность была еще юной девой, – Умай внимательно вслушивалась в шипящий шепот змеи.

…Жило в этих краях племя, все у них было по-людски, всего у них было в достатке и изобилии, дети росли здоровыми, и никаких войн не было… Но были те, кого сейчас называют “пери”, жившие колдовством. Малыми стали казаться им их знания, стали они общаться с запретным миром тьмы, узнавая его тайны, отдавая в жертву своим покровителям детей пастухов и охотников из людского рода, живших рядом.

Делали они все тайно в угоду темной стороне, только перестала у людей земля родить урожай, начался падеж скота. Голод в багрово-красных одеждах пронесся на знойной колеснице по бескрайним степям. Но черные дела колдунов открылись, и на совете старцы-вожди постановили изгнать служителей мрачных сил за пределы Великой Степи. Изгои ушли из леса в холодную пустыню, не бросив и там своих черных устремлений. А у людей без пери все наладилось: изобилием радовали посевы, стада становились тучными, как прежде… Только перестали в этом племени рождаться мальчики. Год за годом, как ни высчитывали сроки шаманы, на свет появлялись только девочки. Мужчины быстро старели, а девочки быстро росли, превращаясь в невест, только женихов для них не было. А следом новое поколение девочек вступало в пору ожидания. В сундуках пылилось дедовское оружие и боевое отцовское снаряжение, стал забываться боевой клич-уран.

Однажды в дождливую пору осени, прошли по степи девятью путями белобородые старцы и призвали женщин собраться на перекрестке дорог перед курганом первого человека. Восемь дней шли туда женщины, словно реки широкие стекались, на исходе девятого дня старцы обратились к женщинам, заполнившим всю долину до горизонта.

– Дочери наши! Оглянитесь вокруг! И что же увидите вы? Кому оставите свои крепкие хозяйства, когда придет старость к последней из вашего племени? Неужели не будет звучать детский смех в ваших юртах, и как сможете вы пережить это? Мужья не выйдут к вам из вод Золотого Аральского моря. Вам выпала забота о будущем своего племени!

Старцы поклонились и ушли, а женщины ругались и плакали, спорили и перешептывались восемь дней и ночей. На закате девятого дня выбрали они себе царицу и из каждых десяти тысяч одну наставницу. Всю зиму новая царица и двадцать наставниц решали судьбу своего народа, а по весне разлетелись вестницы по всем восьми частям света с приказом собираться с оружием и в боевом снаряжении. Все лето женщины учились стрелять из луков, биться на мечах, разить копьем, а под осень ушли в южные просторы и вернулись с плененной армией противника. Всех плененных отдали в мужья женщинам, еще способным родить детей, и в новый поход за отцами будущих поколений отправилось женское войско.

Но по-прежнему рождались от захваченных мужчин только девочки… Все дальше приходилось уходить воительницам за моря и горы, сокрушая города-крепости, чтобы привести связанных по рукам, полоненных продолжателей рода. Женщины-воительницы перестали терпеть волю мужчин – используемые в хозяйстве бывшие воины готовили пищу, занимались ковроткачеством, пасли скот. Устав и порядок воинственных женщин царили в степи. Девочки с детства изучали секреты войны, вырастая, становились бойцами, превосходя мужчин в ведении боя, хитрости и жестокости.

Подросло новое поколение невест, и войско во главе с царицей и семью наставницами ушло в далекий поход к холодным лесам, где в березовых лесах скачет восьминогий конь. Когда в небе вспыхнула хвостатая звезда, войско возвращалось с добычей в степь. С каждой ночью становилась ярче звезда и длиннее ее хвост, в один из дней вспыхнул в небе яркий свет, земля задрожала, а потом три дня стоял гул, и пять дней небо было в пыли…

Когда женщины пришли в родные просторы, горю их не было меры. На том месте, где была цитадель воительниц, их аулы, все близкое и родное, зияла огромная яма, необозримая вдаль, неодолимая вглубь. Женщины, отбросив мужественность, скорбели о погибших. А мужчины взяли в руки луки и стрелы, ушли в степь и набили дичи, развели костры и с сочувствием мозолистыми ладонями вытерли горячие женские слезы.

Мужчины стали свободными, но не захотели уходить от своих победительниц. Яма, заполняясь реками, превратилась в озеро, а женщины стали рожать мальчиков. Но не всем хватило мужей, и весной царица повела в последний поход войско под надзором двух наставниц.

Армия воительниц шла по побережью седого моря Каспии, когда разведчики заметили и предупредили: впереди большой столб черного дыма. Это царица пери Урмек, увядая красотой, нашла слова к Вечной Молодости и увлеклась шепотом сложенного заклинания. Синяя жидкость густо парила котел, красные грибы, брошенные в костер, горели черным пламенем. Урмек ликовала: еще немного, и путь мимо пропасти Тамыка к Бессмертию будет открыт для всех пери, а для царицы еще и Вечная Молодость. И не жаль того, что исчезнет все живое на земле, не будут петь птицы и не будет цветов и травы. Надо только еще… Пери так увлеклась в колдовстве, что заметила войско слишком поздно. Она выпрямилась, понимая, что воительницы не дадут ей доварить отвар до конца: сотни стрел калеными наконечниками готовы были пронзить черное сердце Урмек. Ведьма запела, в небе заклубились тучи, и тогда чародейка закричала, обращаясь к женщинам.

– Вы лишили меня Вечной Молодости, так потеряйте же свою. Вы лишили меня Красоты – так станьте же существами неприкасаемыми. А если вернетесь в свой мир, то лишь тогда, когда появится на земле…

Синий отвар пеной стал переливаться за край котла.

– Хамбала! – Закричала колдунья, простерев руки к клубившейся, наливающейся теменью туче, и оцепенела от этого вся армия воительниц.

– Хамбала! – Опять закричала, словно позвала кого-то, ведьма.

Туча треснула тысячами молний, извиваясь, они входили в тела девушек, превращая их в гадюк.

… Не многим удалось воспротивиться колдовским чарам, но и этих было достаточно: пронзенная десятком стрел ведьма Урмек упала, перевернув котел. А молнии все продолжали низвергаться, и уже тысячи змей расползались, испуганно ища укрытия. Когда у потухшего костра остались царица и две наставницы, из тучи вырвались три огненных шара и один за другим устремились к земле. Первый шар превратил царицу и ее коня в горстку пепла. Старшая наставница повторила участь своей повелительницы, вторая из наставниц успела отпрыгнуть в последний миг от лошади. И над побережьем моря Каспии наступила тишина.

– Бедняжка! – сказала удивленная Умай, – так ты из тех воительниц!

Змея замолчала, все так же покачивая головой, но девушке показалось, что в немигающих холодных глазах притаилась слеза.

– Долго ждем мы, наблюдая, как капли жизни падают в реку времени… наши сестры стали бабушками, потом поколения сменялись одно за другим. Наше племя забыло о нас, затерянных среди веков, превратив нашу печаль в мифы, потом в сказки. Лишь мы остались молодыми в телах ползающих, будто связанные по рукам и ногам. Разойдясь по степи, тысячи лет ждали тебя.

– Милая воительница! – грустно улыбнулась змее Умай. – Я все равно не понимаю, почему вы ждали меня и как трагедия ваша может быть связана со мной. Я еще ничего не поняла…

– Ш… ш… Не торопись. Я снова слышу над нами топот копыт. Слушай же дальше… Живой, в настоящем облике, осталась лишь одна из наставниц. Восемь дней и ночей плакала она, а вместе с ней и мы, сплетясь клубком, не знали утешения. На девятый день, смахнув слезы, наставница поднялась и сказала:

– Я пойду и найду тех старцев, если они еще живы. Спрошу мудрецов, ведь мы жили по их заветам, как расколдовать вас, сестры мои и соратницы, а пока живите, как получится, ждите меня.

Она поклонилась и ушла. Долго ее не было, и мы уже потеряли надежду, но как-то желтой теплой осенью пришла к побережью дряхлая старуха и стала скликать нас родовым ураном. Зашевелились травы и пески, на клич к не зарастающему кострищу стали сползаться гадюки, узнавая в согбенной путнице свою пропавшую наставницу.

– Долго бродила я по свету, выспрашивая людей о старцах. День за днем исходила всю землю от дунайских степей до окраин Магоги, от северных снежных лесов – до жарких далеких пустынь, а нашла их у горы Тенгри. Там, на границе вечных снегов, живут они, сторонясь сущего, все о нем зная. Я пришла к ним, пройдя голод и холод, я спросила, как расколдовать вас. Недолго держали они совет и сказали мне. Слушайте! Пройдет по земле дева, отмеченная светом Солнца, в ее глазах, цвета абрикосовой косточки будет жить Надежда земли. Вернутся утерянные символы Памяти. Вот тогда пери зачахнут, жестырнаки изведут сами себя, люди перестанут бояться зложелателей, и вы снова примите облик человеческий. Только ждать придется, может быть, очень долго… а еще сказали мне мудрецы, что будет в небе рассветным утром знамение в облаках: меч, копье и щит, слившись, соединятся в узоре необычном.

– Почему ты думаешь, что та дева именно я? Не ошиблась ли ты? Неужели такова моя участь… Мне страшно.

Но вскоре девушка выплакалась и стала прислушиваться к звукам над головой.

– Теперь и ты слышала, как хрипят кони и сыплется камень из-под копыт… Пойми, не смогут женщины спокойно растить детей в радость, пока зложелатели топчут землю рядом. И ты, и потомки твои будут тревожно прислушиваться к ветру ночному, если не решишься пойти по предначертанному пути. Если не поможешь, сломаешься духом, пери пройдут до конца путь к Тамыку, тогда зачахнут на земле травы и леса, а вместе с ними все живое. И мы, – змея печально зашипела, – из степных гадюк не сможем невестами войти в аулы…

– Так что же должна сделать девушка с глазами цвета абрикосовой косточки? Как должна она поступить?

– Ты должна пойти на юг и, как было сказано: у подножия горы Тенгри, на границе вечных снегов в пещере Просветленного ты найдешь ответы на вопросы Великой Степи.

Умай печально вздохнула:

– Как же идти мне в такую даль, если приходится прятаться, слыша топот коней своих врагов…

– В этом пути тебе помогут и птицы и звери, – сказала змея и добавила, – возьми меня на руки… Эта пещера – ход, вырублен он был далекими предками, теми, кто постиг науку победных войн.

Умай взяла змею на руки и поднялась во весь рост.

– Смело иди вперед. Армия бывших воительниц блеском своих змеиных глаз осветит весь путь, и ты выйдешь этим переходом на другую сторону хребта Синих гор.

Девушка пошла вглубь и за поворотом увидела множество блестящих точек, показывающих все изгибы и повороты тайного военного хода. Весь вечер и половину ночи несла Умай на руках гадюку. “Ну что ж, раз такая моя судьба, если уже распорядился кто-то дорогой моей, придется идти. Живы ли старцы, ведь прошло уже тысячи лет… может сон это все, только проснусь ли я после такого… А если я погибну где-то в степи? Как страшно. Ну, а если дойду до Тенгри, что сказать? Вот, я пришла? Может и вправду получится избавить землю от зложелателей? Ох, и страху мне было от них… Змеи-гадюки девушками вернутся к нам, людям – счастье какое для них будет – ведь столько лет уже ждут!”

Умай слышала вздохи холодных на вид гадюк, немигающими взглядами желтых глаз освещавших весь ее путь. Мимо десятка тысяч змей прошла девушка и глубокой ночью вышла среди неприметных камней, разбросанных в долине за Синими горами. Звезды ярко пылали, и хотелось спать.

– Спи, – сказала змея, – тут земли людей. Здесь для тебя земля всегда будет теплой.

Умай легла на траву, свежим стогом показалась ей молодая зелень, и она спокойно и крепко уснула. Было тихо вокруг, лишь травы порой колыхались – это уползали в посты девушки-воительницы в облике существ неприкасаемых. Воздух, густой от запаха разнотравья, убаюкивал весенним колыханием ветерка. Над головой спящей Умай звезды кружились в апрельском танце, но уже в ожидании, нетерпении майского. Но вскоре темное небо прорвалось синевой рассвета, вскрикнула вдали потревоженная птица, и умолк сверчок, перестав играть на шан-кобызе.

Когда темное небо прорвалось синевой рассвета, и вскрикнула вдали потревоженная птица, Тамуз проснулся. “Где же Умай? – сердце ныло в груди, колотилось. – Где искать ее теперь?”

Вокруг все спали, завернувшись в походных палатках, а он, поднявшись, пошел к алеющему горизонту.

…Невероятно огромный, великий простор лежал перед Тамузом, готовясь к пробуждению, равнодушно думая о чем-то своем, не замечая в себе человека.

“О, степь родная! Где же Умай? – Горький комок опять подступил к горлу, – Неужели не скажешь, где искать ее в твоих далях, неужели позволишь отдать ее в руки зложелателей? А если погибла она, та, что любит тебя больше жизни, почему от горя ты не стала черна? Как найти мне слова в своем одиночестве, чтобы достучаться ими до тебя?.. Люди всегда находили в тебе еду, одежду и опору, помоги же и мне. Не можешь сказать, дай хотя бы знак, если жива она и здорова…”

Тамуз стоял и ждал…

Первый луч солнца пробил сумрак, и сразу стало светло, запели птицы, прятавшиеся в кустах, ярко-зеленым стал степной ковер. Ветер, будто выпустили его из заперти, появился и колыхнул свежей травой, горькой полынью и еще чем-то неуловимым, от чего наполнилось сердце Тамуза надеждой.

Разоренные лучники-пери бежали, предупреждая встречных о нападении, гибели Ульбе и страшной участи диу. Напуганные победой людей, пери собирались на западном, внутреннем склоне Синих гор, куда еще раньше, сразу же после исчезновения золотокосой беглянки по приказу Ульбе ускакали дозорные передовые отряды Барена, чтобы замкнуть выходы за хребет. Всех их напугал щит, при взгляде на который в сердца пери вселился обессиливающий страх, и совсем не действовало чародейство, и меч, который рубил любую защиту, от блеска которого хотелось спрятаться… Вспомнилась вселившая тревогу, полузабытая сказка о подобном оружии: была у людей сила, не подвластная чарам магии, но люди, когда-то ее навсегда, безвозвратно потеряли. Нерешительности добавило исчезновение золотокосой пленницы, которую тоже связали с памятью из прошлого. И теперь, растерянные, они ждали выехавшую к ним вместе с самыми влиятельными жалмауз-кемпир Великую царицу Ален.