скачать книгу бесплатно
Во власти Золотого Бога
Константин Викторович Еланцев
Золото – бог, деньги – власть, желание – цель.... Миллионы и миллионы человек сложили свои головы, приняв эту религию.
Константин Еланцев
Во власти Золотого Бога
1.Сыверма – даль несусветная
Вертолёт тряхнуло. Задремавший, было, Черкашин, не заметил, как прислонился к стеклу и ударился лбом об иллюминатор. «Вот бесовщина!» – чертыхнулся он про себя. Внизу, изрезанная небольшими речушками и ручьями, сотканная из лоскутов елей и пихт тянулось от горизонта к горизонту на десятки, а то и сотни километров, бесконечное покрывало тайги. Где-то сверкнул одинокий костёр, и дымок серой струйкой между кронами деревьев поднимался вверх, растворяясь в безоблачной синеве.
Кто ж ты, одинокий таёжный бродяга? Грибник, ягодник? Хотя какие грибы и ягоды, когда до ближайшей фактории не один день пути и не одна бессонная ночь!
– Ещё немного! – местный участковый майор Кузьмин старался перекричать гул мотора. Он наклонился к уху следователя и показывал пальцем вниз. Черкашин утвердительно кивнул головой, снова всматриваясь в иллюминатор.
Скоро покажутся Поныри, деревушка, что уютно расположилась на берегу речки Нидукан. Те самые Поныри, куда каждый год на всё лето отправляли его родители давным-давно. Настолько давно, что выветрились из памяти названия речушек и местных достопримечательностей. А вот Поныри, само название, запомнил. В начале шестидесятых один за другим умерли дед с бабкой, да и домик их, скорее всего не сохранился…. И ещё вспомнил Черкашин старого тунгуса по имени Тыманча. Как-то незаметно он подружился тогда со стариком, а тот в свою очередь, видимо, тоже не прочь был поболтать с мальчишкой. Вечерами Черкашин частенько убегал от деда с бабкой к неказистой избушке Тыманчи. Тот всегда сидел возле неё на почерневшем от времени бревне, курил свою трубку и, щурившись, смотрел на заходящее солнце, тяжело вздыхая и покачивая головой. Теперь-то Черкашин понимал, что так он прощался с каждым уходящим днём своей жизни.
Многое узнал он от старика: как возникали фактории, где промысловики за бесценок сдавали драгоценные шкурки соболей, как бабы, самостоятельно отправляясь в тайгу, горбовиками приносили ягоды брусники и голубики, грибы да лечебные травы. Так и жил местный народ от сезона к сезону – зимой мужики кормили семьи, а летом бабы…. И зверя вокруг было много, и рыбы в реках было вдоволь, которую ребятишки на куканах приносили домой.
В пятидесятые власти пытались тунгусов в дома переселить, да только где там! Пожили они, пожили в неуютных для них домах, а потом и откочевали глубоко в тайгу.
– Раньше в чуме жил, – горестно сетовал Тыманча, – теперь тут!
Он, не оглядываясь, кивал на свою избушку и старательно посасывал потухшую трубку. От него Черкашин впервые услышал о Золотом Дялунче – изваянии маленького человека из чистого золота. Живёт тот, якобы, в пещере далеко от людей, под самым берегом дикой реки, оттого и переводится Дялунча как «заблудившийся». Никто его не видел никогда, но раньше все о нём знали.
– А откуда знали, если его никто не видел? – интересовался мальчишка.
– Однако, видел кто-то! – глаза Тыманчи хитро улыбались.
А потом, возвратившись к своим старикам, снились Черкашину ночами то вышагивающий по берегу золотой божок, то старый Тыманча, выныривающий из реки, то его собственный страх, от которого он с криком просыпался и замолкал, слыша, как кашлял за печкой не спавший дед.
Поныри…. Всё, что Черкашин знал на сегодняшний момент, так это то, что осталось от бывшей фактории с десяток домов, да небольшая метеостанция с двумя сотрудниками. Осталась заготконтора, благодаря которой и кормятся местные. Знал и то, что на летний сезон контора закрылась в связи с реорганизацией. То ли кооператив хотели сделать, то ли ещё что…. И ещё остановилась там геологическая экспедиция из Красноярска. Туда-то и летел следователь с участковым Кузьминым, владения которого простирались на сотни километров в округе, а по всей округе пять деревень, приютившиеся по берегам речек. Ни дорог тебе, ни тропинок! Связь с миром – вертолёт, прилетающий раз в месяц, да далёкая река Тумбенча, по которой изредка ходят пассажирские катера. А там и до Туры рукой подать! Тура – посёлок большой, даже аэродром есть! Но и до Тумбенчи ещё добраться надо. Хотя…. У каждого лодчонка на берегу. Мало ли что. Одним словом – глухая тайга….
В вертолёте Черкашин с Кузьминым были не одни. Вертолёт был зафрахтован геологической экспедицией, который вёз на базу продукты и какое-то оборудование, упакованное в небольшие ящики. И ещё вёз руководителя экспедиции, вызванного на место в связи с чрезвычайной ситуацией. ЧП, проще говоря! А разобраться с этим ЧП и должен следователь Черкашин, посланный из самого Красноярска. Участковый Кузьмин, естественно, выполнял свою работу.
Начальник экспедиции сидел отдельно, прислонившись к ящику, то и дело потирал свои виски и часто моргал глазами.
«Волнуется…» – подумалось Черкашину.
Волошин Егор Кузьмич, шестьдесят пять лет. Доктор наук. Начальник Сывермской экспедиции. Всё это плотно улеглось в памяти следователя. Судя по всему, мужик неплохой, только рассеянный какой-то. Впрочем, как и все учёные.
Вертолёт ждали. У площадки, выложенной большим квадратом из брёвен, стояли три человека. Едва остановились лопасти, как к открывшейся двери подбежал толстый, небольшого роста человек.
– Егор Кузьмич, беда у нас! – начал, было, он, увидев Волошина. Начальник экспедиции молча спустился по трапу и протянул руку толстяку:
– Это не мне рассказывай, а вон участковому да товарищу следователю, который специально из Красноярска прилетел!
– А Вы, собственно, кто? – спросил Черкашин, спрыгнув на землю.
– Зубов Валерий Павлович, завхоз! – отчеканил тот, всё ещё поглядывая на Волошина.
– Фросин где? – грозно посмотрел на завхоза начальник экспедиции.
– Так он к Самсонову уже два дня, как ушёл! К вечеру будет!
– Ну-ну!
Навстречу шли ещё двое. Один – высокий парень в видавшей виды энцефалитке, а второй в клетчатой рубашке и закатанных болотных сапогах, заросший густой и явно ухоженной бородой.
Неуверенно поздоровались с Волошиным, исподлобья посмотрели на Черкашина и Кузьмина:
– Лавров Антон. Геолог.
– Демидов Александр. Тоже геолог, – представился бородач.
– Ну, ведите, деятели! – оборвал всех начальник экспедиции.
Зубов отстал, отдавая распоряжения подошедшим рабочим. Он жестом показал на вертолёт, разгружайте, мол, и побежал догонять прилетевшее начальство.
Суть происшествия Черкашин узнал ещё в Красноярске. Вникая в происходящее, он попросил всех ещё раз повторить цепочку событий, едва они расселись за длинным столом в огромной, оборудованной под лабораторию палатке. « Брезентовая крыша им, несомненно, ближе!» – съязвил про себя Черкашин.
– Я начну, так сказать, с преамбулы, – Волошин поднялся из-за стола, – Это для товарищей из органов, чтоб понятны были цель и задачи отряда товарища Фросина, – он посмотрел на Черкашина. Кузьмин хмыкнул.
– Так вот, цель у нас, как вы знаете, одна – благосостояние страны. По поручению правительства нашим Геологоуправлением поставлена задача по разведке недр Сывермы, богатого края в самом сердце Эвенкии. По данным геофизиков в этом районе сосредоточены большие запасы каменного угля. Вот разведкой этого месторождения и занимается отряд геолога Фросина. То, что он не присутствует на совещании – это ему воздастся, несомненно!
– А Самсонов – это кто? – не выдержал Черкашин.
– Геолог, ведёт работы на Сыртынском участке. Есть у нас такой ручей. Ну, а теперь давай ты, Валерий Павлович!
Волошин сел.
– Собственно, хочу представить присутствующих, – замялся Зубов, – Я здесь и завхоз, и комендант, и мама с папой! Иван Ильич, то есть Фросин, на базе долго не задерживается, всё больше сам по маршрутам ходит. Вот и приходится мне всем заниматься: и бытом, и доставкой продуктов. Связь тоже на мне, кроме производственных вопросов, конечно!
– Кстати, как со связью? – вставил Черкашин.
– Есть радиостанция. Дизель-генератор опять же! К счастью, не только у нас. У метеорологов имеется, у заготконторы. Но там никого нет, один сторож.
– Ясно.
– Ну, с Лавровым и Демидовым Вы уже знакомы! – подытожил Зубов.
– В армии не старшиной служили? – не удержался Кузьмин.
– Да, – удивился завхоз, – а откуда знаете?
– Да всё у Вас по полочкам разложено, всё устроено. Где что лежит, не удивлюсь, тоже знаете! Прямо, как у старшины нашего, когда срочную служил!
– Это плохо? – Зубов поморщился.
– Нет, хорошо! Просто замечательно!
А дело обещало быть долгим и хлопотным. Это Черкашин понял, едва стали проясняться детали происшествия.
Пять дней назад пропал рабочий из отряда Фросина, который и был расквартирован в Понырях. Вадим Холодов, тридцать два года. Недоучившийся студент из Иркутска. В геологии уже с десяток лет, так что в тайге был не новичок, по крайней мере, все прелести таёжной романтики испытал на своей шкуре.
В палатку заглянул человек в выцветшей штормовке, а потом решительно прошёл к столу и плюхнулся на лавку:
– Фросин, – представился он, увидев незнакомых людей. Заметив Волошина, кивнул ему головой,– Извините, только вернулся и сразу к вам!
« Не ладят, видно, между собой!» – уточнил для себя следователь.
– Я веду дело Холодова, а это участковый Кузьмин. Знакомы, наверно? Что скажете, Иван Ильич? – поинтересовался Черкашин.
– Ну, если дело только за мной…. Саша тогда в верховьях Нидукана работал. Ну, километрах в десяти повыше Понырей, – Фросин посмотрел на Демидова, – Так ведь?
– Да, было такое! – кивнул бородач, – Со мной ещё двое рабочих на маршруте шурфы били, – уточнил он, – И я до сих пор уверен, что угольные пласты залегают среди стратифицированных вулканотеригенных образований!
– Ну, это ещё доказать надо! – вспыхнул Фросин.
– Докажу! – набычился Демидов и обиженно отвернулся в сторону.
– Давайте по делу! – разрядил обстановку Черкашин.
– Я по делу. Холодов попросился у меня к Саше. Хочу, мол, наверстать упущенное, в техникум геологический поступать. А он, говорит, геолог от бога, многому меня научить может. Я и подумал, чего его на базе держать? Образцы перебирать любой сможет, а Вадька, может, и в самом деле на свою работу по-другому посмотрел! Вот и отпустил его, на свою голову!
– Когда это было? – спросил Кузьмин.
– В среду, как раз пять дней назад.
– Днём?
– Да, днём, но ушёл он только к вечеру. Я, говорит, дорогу, как своих пять пальцев знаю! Мне тогда интересным показалось: откуда знает?
– Понятно. Много народу в Понырях? – вопрос Черкашина был адресован Зубову.
– Да нет, немного! Три промысловика с семьями, сторож в заготконторе, да на метеостанции двое, мужчина с женщиной: то ли муж с женой, то ли так, по работе….
– Так, давайте перерыв устроим, а потом мы с майором Кузьминым с каждым из вас по отдельности поговорим, договорились? – решил действовать по-другому Черкашин.
Волошин поднялся из-за стола:
– Николай Иванович, – посмотрел он на следователя, – Я на правах начальства отдам кое-какие распоряжения? Вертолёт только утром улетит, поэтому пилотов устроить надо, да и в целом обстановку по разведке из первых уст узнать. Раз уж я здесь! Кстати, – Волошин обратился к участковому, – Вы как, остаётесь? А то я утром тоже отбываю. Время дорого, знаете!
– Остаюсь, Егор Кузьмич! Моё время оценивается количеством несовершённых преступлений….
Шёл июнь 1989 года.
В апреле закончилась Всесоюзная перепись населения, и по итогам её численность Советского Союза составляла 286 миллионов 717 тысяч человек.
Кто-то рождался, кто-то умирал. Вот и здесь, в глухой и почти никому неизвестной Сыверме, шла своя размеренная, далёкая от великих потрясений, жизнь. Шумела тысячелетняя тайга, гнулись от проливных дождей сочные травы, и взбесившиеся после ливней реки захлёстывались на перекатах, смывая всё на своём пути. А вечерами неистребимый гнус упоённо набрасывался на всё живое. И не было от него ни спасения, ни укрытий….
2. На бывшей фактории
Вот она – избушка старого Тыманчи! Черкашин постоял возле почти развалившегося строения. Надо же, даже бревно сохранилось! Трухлявое, почерневшее, но ещё лежит! Вспомнился старик с его трубкой, хитрые с прищуром глаза, маленькие с проступающими жилами руки. Сколько лет прошло!
– Воспоминания? – спросил Кузьмин.
– Да вот, вспомнилось что-то!
Черкашин с участковым решили прогуляться по бывшей фактории. Бывшей. Вот справа от избушки Тыманчи добротный ещё дом, в котором, несомненно, живёт кто-то из промысловиков, дальше ещё один, потом ещё….
– Сколько людей осталось в деревне? – уточнил следователь.
– Трое промысловиков с семьями, метеорологи, ну, и геологи в своём лагере. Ах, да, ещё сторож в заготконторе! Сейчас тебе скажу…, – Кузьмин открыл полевую сумку, – Вот! Нефёдов Александр, пятьдесят лет, жена и один ребёнок. Сын на лето приезжает к родителям, а живёт у тётки в Туруханске. Там и учится. Дальше… Старостин Антон, сорок пять лет, женат, но детей нет. И… Сорокин Фёдор, пятьдесят один год, жена, двое сыновей живут в интернате, в районе.
– А сторож?
– Сторож…. Вот и сторож! Двигун Матвей. Пришлый, не здешний. Работает уже лет пять. Прибыл откуда-то с Дальнего Востока. Добровольно остался в заготконторе. Ехать, говорит, некуда.
– Вон видишь, на пригорке сруб разваленный? – показал рукой Черкашин, как бы пропустив мимо ушей ответ участкового, – Это и есть моё родовое гнездо, так сказать! Мать здесь родилась, отсюда и увёз её отец перед самой войной.
– А ты с какого года, Николай Иванович? – поинтересовался Кузьмин.
– С сорок шестого. Как отец с фронта пришёл, аккурат через год и я появился! А ты?
– С сорок первого…. Отец меня так и не видел.
Они бродили по пустой, единственной улице деревушки, и Черкашин рассказывал участковому о старике Тыманче, о бабке с дедом, о ночных страхах тёмными ночами.
– Кстати, ты слышал что-нибудь о Золотом Дялунче? – посмотрел на участкового следователь.
– Это ты о божке тунгусском?
– Ну, да!
– Эта легенда не один десяток лет людям голову мутит, а то и сотню! О ней с детства каждый тунгус знает, и не только тунгус. Да вот найти никто не может. Я так думаю, что сказка это. Ведь не видел никто: как выглядит, большой, маленький ли….
– Ну, да, – Черкашин не стал заострять этот вопрос, – А давай-ка мы с тобой сторожа посетим, как думаешь?
– Давай, сам тебе хотел предложить! – оживился участковый.
Сторож был на месте. Крепкий мужик, этот Двигун, мускулистый! Он исподлобья посмотрел на подходивших Черкашина с Кузьминым. Неохотно поднялся с крыльца, на котором курил. Чуть смутила форма участкового, но быстро взял себя в руки, расслабился.
Похоже, имел что-то с законом! Впрочем, форма, особенно милицейская, всегда вызывает чувство тревоги, если даже и за душой никакого греха нет. Это Черкашин знал по своему опыту.
– Матвей, – Кузьмин кашлянул, – не знаю как по батюшке….
– Егорыч.
