Слёзы тоскующего ребёнка

Фомичева Екатерина Дмитриевна

22 года. Родилась и живу в г. Бор Нижегородской области. Стихи пишу с 13 лет.

Закончила МАОУ лицей г. Бор, сейчас учусь на 5 курсе факультета гуманитарных наук (направление «Русский язык и литература») НГПУ имени Козьмы Минина.

Моим главным увлечением является литература. Люблю читать М.Ю. Лермонтова, В. Гаршина, Л. Андреева, Г. Гессе, Э. По, Г.Ф. Лавкрафта, Р. Брэдбери, Ф. Кафку, Ж.-А. Рембо, Х.Л. Борхеса. Недавно с большой радостью открыла для себя Г.Г. Маркеса. Творчество почти всех этих писателей оказывает большое влияние на мою жизнь и на мои стихи.

В 2017 году со стихотворением «Воззвание Махатм» стала финалисткой «Русских рифм» в Нижнем Новгороде в номинации «Поэтические философские рассуждения».

В этом году стала участником «Тавриды Лит».

Эльмира

За гранью видимого мира,

В далёкой сказочной стране

Живёт красавица Эльмира,

Живёт с мечтою обо мне.

Когда не спится тёмной ночью,

Я устремляю взор к луне

И будто вижу: чьи-то очи

Из вышины сверкают мне.

Тогда задумчивая лира

Тоскует нежно в тишине,

И слышу я: моя Эльмира

С любовью шепчет обо мне.

Она вернуться к людям хочет,

Она томится в чудном сне,

Но лишь сапфировые очи

Из вышины сверкают мне.

Раздвоение

Я научился понимать

Цветов молчанье, шёпот снов.

Познал стремление принять

Судьбу высокую ветров.

Но дух мой таинства искал,

Пути к последнему стиху.

Я выпил истины фиал –

И сопричастен стал греху.

Распалась цельность на куски.

Я очи к бездне обратил:

В утробе алчущей тоски

Дремал источник тёмных сил.

Увы! Сомнением объят,

Взирает робко в лик чужой

Забытый друг. Так страшен ад

Тому, кто знал один покой.

Он тщетно ищет в глубине

Былую лёгкость, нежность грёз.

Теперь напомнят обо мне

Лишь капли чуть заметных слёз.

И древний идол, бог ветров,

Поставлен в душу на века.

Цветов молчанье, шёпот снов

Чужды для слуха старика.

Зов

Я чувствую: крылья растут за спиной

У призраков древних безмолвных ночей.

Я чувствую: мёртвое что-то за мной

Из тьмы наблюдает. Туманных речей

Из тысячелетий мне слышится зов:

«Прекрасен наш дом. Мы ждали тебя

Пять жизней, сплетённых из сумрачных снов.

Шестая – для нас. Никого не любя,

Ты тенью скитаешься в мире людском,

Ты горькую память о смерти хранишь.

Ты чувствуешь: где-то в тумане есть дом.

Ты очень скучаешь. И очень спешишь

Покинуть пустыню неспящей души.

Мы примем тебя, как блудную дочь.

Из древней, глубокой и мёртвой глуши

Навстречу поднимется вечная ночь!»

Я слушаю. Бездны небес и земли

Меня увлекают в бескрайнюю даль.

Я падаю! Камнем на сердце легли

Тоска, одиночество, мрак и печаль.

Путь к одиночеству

Что нужды восходить в стремленьи бесконечном

По восходящей ввысь волне?

Всё дышит, чтоб иметь удел в покое вечном,

Всё умирает в тишине.

Всё падает, мелькнув, как тень мечты бессильной,

Как чуть плеснувшая волна.

О, дайте нам покой, хоть чёрный, хоть могильный,

О, дайте смерти или сна.

А. Теннисон

Из забвенья мои приходили мечты

И меня увлекали с собой.

Опадали с деревьев листы и цветы,

Я искал одинокий покой.

Ну не странно ли жаждать холодной тоски

Среди добрых и верных друзей?

Я любил их любовь, но пустыни пески

Были духу скитальца родней.

И пока моё тело лежало в пыли,

Для души открывался тайник.

Бесконечные грёзы из древней земли

Пробудились. И к ним я приник.

Словно воды рождённого в поле ручья,

Обессиленно пил я в тиши

Сладость песни ночной, и мольбы соловья,

И покой одинокой души.

Я желал навсегда поселиться во сне,

Чтоб ни смерти, ни жизни не знать.

А быть может, о смерти лишь думалось мне,

Лишь о ней ещё мог я мечтать.

Но в тумане теней исчезали слова,

Умирала последняя мысль.

Я летел, края неба коснувшись едва,

В необъятно-могильную высь.

Музыка пианиста

Я пианист, давно уже влюблённый

В бессмертную мелодию ночей,

А этот сумрак, вечно оживлённый,

Далёк от мира, как и я – ничей.

В тиши полночной за своим роялем

Я уношусь в сиреневые сны,

И шепчут мне заоблачные дали

О таинстве рождения весны.

Как тонки пальцы! Трепетно и нежно

На клавиши ложится их тепло,

И музыка, неслышимая прежде,

Струится сквозь прозрачное стекло.

Она летит, и плачет, и смеётся,

Она с тоской кричит о небесах

И в чистых душах эхом раздаётся,

И остаётся в детских голосах!..

Но стоит только пальцам пианиста

На миг прервать движение совсем, –

И смолкнет музыка и Моцарта, и Листа,

И холодом дохнёт небытие.

Смирившись с тишиною и прохладой,

Мелодия укроется в ночи,

И между раем и беззвёздным адом

Она в печали светлой замолчит.

Среди лесов

Я тайную выдумал жизнь для себя.

В ней нет кругового мерцания дней.

Там, тихую верность печально храня,

Тоскует младенец по сказкам людей.

Но воздух дыханием трав напоён,

А ветви сплелись над усталой главой.

Для древнего царства лесов он рождён,

Приятен младенцу тенистый покой.

Его убаюкает шёпот листвы,

В древесный душа облачится наряд,

И с первым приходом стыдливой весны

Свершится невиданный брачный обряд.

Шёпот в лесу

Мои пальцы корой покрыты,

Мои ноги ушли под землю.

Все былые дела забыты,

Лишь дождю и ветрам я внемлю.

Одинок! Одинок с рожденья!

Кто услышит тревогу листьев?

Ночью леса печальный гений

Навсегда со мною простился.

И беззвучно, словно в пустыне,

Пробудились цветы забвения.

Помолись, беспокойный странник,

Не о жизни – о воскрешении.

Эльфийский лес

Ты послушай-ка, странник, чудесную быль:

За седыми горами, в Эльфийском лесу,

Лунодева жила, и веночки плела,

И, как роза в саду, одиноко цвела,

И пила на восходе росу.

И смеялась она, словно звонкая трель,

Ведь не знала тоски вдалеке от людей.

Только эльфы и феи свою госпожу

Берегли, укрывая под сенью ветвей.

Но однажды, проснувшись порою ночной,

Лунодева в раздумье к реке подошла.

А в реке отражался таинственный свет:

Свет звезды, что по небу печально плыла.

Тут почудилось деве, как кто-то зовёт,

Из бездонного мрака зовёт её вниз.

Странный голос шептал: «Мы искали тебя,

Поскорее домой, к своим сёстрам вернись!»

Колыхнулась вода: оживала река,

Свет звезды замерцал и исчез в глубине.

Серебристая нить ускользала на дно,

И была её тайна подобна луне.

Тёмной ночью, окутавшей пологом сна

И ущелья, и реки, и сказочный лес,

Эльфы с феями мирно дремали во мху,

Сновидения их были полны чудес.

А прекрасная дева безмолвно ждала

У воды, вся во власти таинственных сил.

Вдруг шепнул чей-то голос из страшных глубин:

«Наш отец белый жемчуг тебе подарил!

Подарил сундуки драгоценных камней,

В них алмазов, рубинов, сапфиров – не счесть.

Возвращайся к отцу, дорогая сестра,

У него для тебя много золота есть!»

Очарована речью незримых существ,

Лунодева не слухом внимала – душой,

И, в томлении сладком не помня себя,

Она смело входила в поток голубой.

Она шла, будто призрак, сквозь тьму и туман,

Голоса приближались и были слышней.

«Мы так рады, сестра! Мы так ждали тебя!

Ты навеки отныне с семьёю своей!..»

Тёмной ночью, окутавшей пологом сна

И ущелья, и реки, и сказочный лес,

Эльфы с феями мирно дремали во мху,

Сновидения их были полны чудес…

Я подслушал, о странник, чужой разговор:

То деревья шептались над тихой рекой.

Этот шёпот печальный мне в сердце проник,

Эту тайну повсюду ношу я с собой.

Говорили деревья: когда-то давно,

За седыми горами, в Эльфийском лесу,

Лунодева жила, и веночки плела,

И, как роза в саду, одиноко цвела,

И пила на восходе росу.

Так и было б всегда, но однажды, как сон,

Лунодева исчезла в туманной реке.

Лишь три ночи спустя, в полнолуние, эльф

Побелевшее тело нашёл на песке.

Песня печали

И всю ночь я писал, не зная усталости, свободно паря на крыльях могучего, святого вдохновения. Я писал великое, я писал бессмертное – цветы и песни. Цветы и песни…

Л. Андреев

На скрипке чудесной играл я в ночи,

Мне звёзды, тоскуя, внимали.

Листва шелестела: зачем скрипачи

Влюбляются в тайну печали?

А звуки струились и горечь мою

С собой в вышину уносили,

Где ветер и листья в бескровном бою

Последние тратили силы.

Заплакал смычок, зарыдала струна,

Их жалобы ветер услышал,

И вдруг, став печальным, как дева луна,

Ко мне он спустился, притихший.

Он думал о тяжести солнечных дней,

О трепете ласковой ночи.

А скрипка рыдала сильней и сильней,

А ночь становилась короче!..

И песня, слетев с нераскрывшихся губ,

Упала, как птица на камень.

«Я был горделив, беспокоен и глуп,

Нечистый горел во мне пламень.

Но музыка! Странные грёзы тоски

Неведомый мрак пробудили.

Теперь даже чутких цветов лепестки

В безмолвии смерти застыли.

Зачем же, великую тайну храня,

Ты душу свою открываешь?

Не мучай, не мучай, не мучай меня!

Ведь счастья, скрипач, ты не знаешь…»

Так ветер-отшельник надрывисто пел

Бессмертную песню печали,

И звук его сердца незримо летел

В туманные, лунные дали.

И плакать хотелось, но было светло

От этой загадочной боли.

Далёкое солнце стыдливо цвело

На хрупко синеющем поле.

Мгновенья промчались, – и вновь тишина

Окутала душу печалью.

Был робок смычок, непорочна струна,

И звёзды, тоскуя, молчали.

Все дни и все ночи, что видел потом,

Встречал я безмолвным моленьем,

И больше ни разу о звуке святом

Не вспомнил в пылу вдохновенья.

А где-то в туманах, при свете луны,

Полночном таинственном свете,

Кружат, словно листья, бессмертные сны

И страшно свирепствует ветер.

Строка

Рождаясь в пене слов,

Строка моя течёт,

Переплетеньем снов

Ласкает небосвод.

Безмолвна и светла

Художника печаль,

Когда на лик земли

Накинута вуаль.

Художник недвижим,

Обвенчан с тайной он,

И мысли-мотыльки

Летят со всех сторон.

Вот так и я: в лучах

Погаснувшей звезды

Картины тку из снов

И дождевой воды.

Откроется окно:

Космическая ночь

Окутает мой дух,

И мы умчимся прочь.

Как призрак или тень,

Как синеватый дым,

Я буду высоко

Над городом немым.

Станцует ветер вальс

С осеннею листвой,

И в шорохе листвы

Услышу стих я свой.

И музыка дождя,

И осени, и звёзд

Построит для меня

Чудесный лунный мост.

Но кратким будет путь:

У ночи малый срок.

Печальный дух-скрипач

Опустит свой смычок.

Последняя звезда

Растает в полусне.

Тоскливо, и светло,

И сладко будет мне.

Тогда из пены слов

Родится та строка,

Что нежной чистотой

Прольётся сквозь века.

Она минует тьму,

В один лишь веря свет,

Чтоб, тленность победив,

Бессмертен стал поэт.

Первооснова

Тоскую часто я о странах,

В чьей вещей, дикой тишине

Мечты и сумрачны, и странны,

Как думы на моём челе

Там стоном тьмы тревожит птица

Беседы призраков слепых.

Там дух поэзии родится –

Шаманов заповедный стих.