Ленка

Екатерина Антипина

Ленка

Сидеть на кухне с чашкой кофе и чувствовать, как совсем рядом бежит день – это было бы бесценно, если бы не одно “но”: Ленка сейчас променяла бы миллионы кружек кофе, тысячи уютных вечеров и всего прочего, только бы иметь возможность жить этим днём, окунаться в его ледяные бурлящие воды, отважно преодолевать препоны на пути.

А именно окунаться Ленка не могла. Теперь навсегда она обречена сидеть у окна в кресле, облокотившись на спинку и смотреть, как жизнь утекает сквозь пальцы. Лена посмотрела на свои руки – они послушно лежали так, как час назад сложила их Ленина мама. Ни один мускул не дрогнет, даже крошечная жилка не бьётся на этих тонких пальчиках. Они просто лежат, как на картинах старых мастеров: аккуратное сложенные на коленях, не способные, теперь, поднять и пушинку.

Только не плакать, подумала Лена, только не жалеть себя.

Жалость к себе накрывала мгновенным вихрем: почему, почему именно так всё должно было случиться? Девочка, больше всего на свете любящая движение, чувствовавшая тончайшие его оттенки и выражавшая дивную красоту переливающегося огня, шквальный всплески ветра, монотонную моторику летнего ливня – она была была посажена, как цветок в горшок у окошка. Слёзы, которые Лена не могла утереть, стекали по лицу и заливались за шиворот. Внутри, в душе, была такая чернота, которую не под силу разогнать ничем.

Всегда – раньше это слово приносило только радость: всегда танцевать, всегда любить, всегда лето. Теперь всегда было – сидеть. Без права на помилование. Без ожидания исправления. Без единого шанса когда-нибудь ощутить под стопами деревянный пол танцевального зала, погладить гладкий шёлк пуант, закинуть вверх руки так, чтобы на спине сомкнулись лопатки.

Но даже сидя совершенно неподвижно, закрыв глаза, Лена ежедневно, ежечасно протанцовывала каждую свою партию в голове: два бантмана тандю, батман тандю жете, арабеск..