скачать книгу бесплатно
– Задачки… я понял. А почему?
– Потому что мы трупы. Как если бы эти зашли и просто расстреляли нас. Вот такие же трупы. Только не сразу.
– Понятно. А почему? Ты не думай, Коль, я не безнадёжно тупой… Просто в твоих объяснениях не хватает…
– Слов не хватает? – улыбается он.
– Например.
– Ну… Вадим, – он мнётся. Вижу, что ему не удобно звать меня на «ты», – Понимаешь… Мой отчим – не последний человек. Он типа шишка в правительстве. Не очень большая, но всё же… многое как бы знает… – Коля делает паузу, – Ненавижу его.
– Он тебя отправил служить?
– Не без этого. Матери сказал, что мне такое на благо. Скотина.
– Согласен с тобой.
– Так вот, я немного в теме…
– В теме, как спастись? Золотой миллиард? Мировая война чтобы очистить землю?
– Нет… это всё бред и теории заговоров. А вот мировая война реальна. Но не банальная война… Это уже не борьба стран, как это было в прошлом… Даже не борьба между несколькими крупными экономиками, как всего десятилетие назад. Крупные и дальновидные дядьки неожиданно поняли, за счёт чего растут сумасшедшими темпами молодые экономические титаны. Они осознали, что именно отличает Китай, Японию, Индонезию от Европы, Америки и России…
– Что же?
– Что… В Японии когда у самурая умирал сёгун, он делал себе харакири или же навсегда становился ронином – отщепенцем, носящим на себе проклятье. А вот в Европе, когда оруженосец рыцаря видел гибель хозяина в бою, то думал о том, как забрать его добро. Когда китайца выгоняли с земель – он погибал со всей своей семьёй. А когда нашего крестьянина гнали с земель – он шёл на Дон и становился Стенькой Разиным или Емелей Пугачёвым.
– Не всё так однозначно… но к чему ты клонишь?
– И американо-европейская и российская культуры очень эгоцентричны, они личностно-ориентированы… Провозглашают торжество индивидуальности и уникальность личного опыта. Ценность частного и вторичность общего. До поры именно эта культурная тенденция сумасшедшими темпами развивала наши страны во всех направлениях. Но… Возможно мы достигли пика этого витка эволюции…
– Сложно как-то всё это…
– Если проще, то для нас личность важнее системы. И личность может устроить революцию, разрушив систему. Для нашего менталитета это норма. В азиатском социокультурном коде нет личности. Есть только система, которая не на первом или втором месте. Она одна на всех местах. Именно это даёт ускорение экономике. Именно потому, что у нас этого нет, мы отстаём. Индивидуальность перестала быть движущей силой эволюции…
Он молчит несколько секунд… Я тоже жду…
– Я читал одного социолога… мутного. Он считает, что мы сильно заблуждаемся, когда говорим, что в том или ином событии виноват некий политик – президент, там, мэр или ещё кто-то. Он говорит, что в современном политико-экономическом социуме глупо и по-детски наивно приписывать промахи или достижения какой-то одной личности просто потому, что связей взаимно действующих друг на друга в информационном, энергетическом, социальном и физиологическом полях настолько много, что просто невозможно это многообразие учесть. Он сравнивает социум с мозгом, в котором нейроны имеют мириады связей друг с другом, образуя самостоятельный мыслительный механизм. Ни один нейрон в мозгу ничего сам не решает. Так же и в нашем социуме – решение происходит как реакция организма «в целом» в том виде какой он есть на текущие события вокруг или внутри. Так вот он – мутный социолог – как раз говорит, что переход на азиатскую модель «без личностного» или даже «безличностного» общества неизбежен и продиктован нейронным решением социума, как оптимальный шаг в борьбе за существование страны.
Я сижу и смотрю ему в глаза. Он начинает смущённо улыбаться…
– Несвязно всё, да?
– Да всё понятно… Только одно не ясно мне. Коль, ты скажи, почему мы трупы и бежать из города бессмысленно? Ты же про это хотел сказать?
– А… – он снова улыбается, – Чёрт… ну сирена же. Биологическая атака.
Я молча киваю и засовываю в рот ещё одну ложку с дрянными макаронами. Потом поворачиваюсь к Саше – она мирно сопит.
– Не знаешь… долго умирают от этой заразы? – киваю куда-то вверх, где с ветром уже должны разносится смертельные порции вирусов или бактерий.
– Нет…
– В таком случае, у нас всё же есть выбор, – я встаю со стула. Нога начинает резко болеть… в глазах темнеет, но я стискиваю зубы и прилагаю все усилия, чтобы устоять…
– Какой выбор? – он удивлён… а я знаю, что делать дальше:
– Как ты говоришь, мы точно умрём. Хорошо. Пусть. Но мы можем решить, где нам умереть. Я не хочу умирать в этом подвале. Я ухожу. Думаю, что Сашка тоже… проснётся – спросим. А как ты, Коля?
Он смотрит на меня серьёзно и медленно кивает.
– Да… Да, Вадим.
– Вот и славно…
Голова кружится. Нога пульсирует. Интересно, невидимая смерть уже проникла в наши лёгкие и начала свою работу?
Глава 8
– Надо идти ночью, – Коля сидит, согнувшись над картой, и рассеянно малюет на ней дорогу до нашего предполагаемого укрытия. Саша варит макаронное месиво в мятой алюминиевой кастрюльке. Я разламываю ампулу цефтриаксона и набираю прозрачную жидкость в шприц.
– Ты уверен в дозировке? – он поднимает голову как раз в тот момент, когда я делаю вдох чтобы вколоть антибиотик в своё бедро.
– Нет, – я с размаху вгоняю шприц в раненую ногу.
– Как хорошо раньше было… Интернет, мобильные телефоны… загуглил – узнал.
Саша поворачивается. Смотрит на него с осуждением. Кажется, в таких ситуациях воспоминания другой жизни – один из страшнейших грехов.
– Телефон у меня и сейчас есть… – она переводит взгляд на меня, – Только что толку… его даже зарядить негде…
– А если и зарядишь, это не поможет…
В прошлой другой жизни я работал в телекоммуникационной компании. Борьба с внешними и внутренними врагами лихорадила интернет и телефонию чуть ли не больше всех других сфер. Запрещали и закрывали постепенно всё… до тех пор, пока однажды не закрыли всю страну во внутренний интранет. А потом и его разбили по областям.
– Что было, то было… – я хлопаю Колю по плечу, – Давай ещё раз, куда и как мы там двигаем? Гугл-катры, конечно, нет, зато есть мятая бумажка со странными названиями…
– Нам нужно обойти технопарк… – вздыхает Коля, – Он, скорее всего, охраняется…
– А что в нём?
– Я не знаю. Какие-то машины. Может, автобусы с фильтрами для перемещения людей из убежищ. Или техника для обработки городов химикатами против биологической угрозы…
– Понятно… ты хочешь, чтобы мы по дороге его обходили? Уверен, что там нет патрулей?
– Не уверен. Патрули есть, скорее всего, и КПП есть…
– Тогда обойдём полем вдоль реки. Там совхоз был в советское время…
Саша раскладывает макароны. Они больше похожи на серую манную кашу, состоящую только из комочков и сдобренную прошлогодней листвой. Мне известно, что «прошлогодняя листва» была высыпана в кастрюлю из банки с надписью «свинина тушёная». Пробую на вкус – сносно.
Сборы занимают пятнадцать минут. Всё-таки всучиваю Коле автомат. Он смотрит на него, потом на меня:
– Не хочу я убивать людей…
– Возможно, это уже и не люди.
Он тяжело вздыхает и закидывает его за плечо. Что значит этот вздох? Он поможет мне огнём в трудную минуту? Я смогу на него положиться? Не знаю.
Я выглядываю из подъезда. На улице уже смеркается. Ощущение, что темнеет раньше обычного. Я вообще давно не видел такого мрачного пасмурного лета в наших краях. Машу рукой Коле и Саше. Они тоже выбираются из подвала, перешагивая обломки двери. Рукой показываю им, чтобы были пока внутри. Сам выхожу и пару минут стою, прислушиваясь. Тишина. Пугающая и звенящая. Только сейчас понимаю, что для снайперов ночь не помеха. Прогнала ли их с крыш биологическая тревога, которая на время отсрочила нашу смерть? Не знаю… Мы в той ситуации, когда… ничего доподлинно не известно. Выдыхаю и жестом зову за собой ребят. Мы идём по обычной дорожке возле сталинской трёхэтажки и… так было в детстве. Когда встаёшь в четыре утра на рыбалку. Выходишь из дома, а на улице сумерки, никого нет… Стараешься не шуметь, а двор отражает и усиливает каждый шорох.
Я заглядываю за угол дома – там дорога, за ней поле. Нам пересечь его, потом через лесополосу и мы в бывших совхозных угодьях. Десять километров можно пройти за два-три часа, даже не сильно торопясь…
Выхожу на дорогу и смотрю по сторонам… Странно – не видно ни одного автомобиля. Ещё недавно десятки машин стояли припаркованные по всем обочинам, но сейчас… их нет. Смотрю в поле и снова думаю о снайперах. Лучший способ проверить – выйти туда. Получишь пулю, значит всё плохо. Новая русская рулетка. Сумерки сгущаются быстро. Попробовать стоит.
– Коля, Саша… стойте тут. Из-за дома не высовывайтесь. Я первый пройду поле. Когда буду на той стороне, подам знак фонарём: моргну три раза.
– Если снайпер?
– Ищите другой способ. Меня не ждать. Ключ от забора справа от калитки под дощечкой. Ключ от двери справа от двери в окне.
– Вадим, нет…
– Саша, не начинай. Я пошёл. Смотрите во все свои четыре глаза.
Я разворачиваюсь и снова выхожу на дорогу. Вокруг уже совсем темно. Луны нет. Спускаюсь в кювет и снова взбираюсь на бугор. Дальше поле ровное. Трава не очень рослая, но всё же чтобы идти нужно высоко поднимать ноги. Простреленное бедро начинает болеть сильнее. Я злюсь. Идти метров двести пятьдесят всего. Из них тридцать или сорок я уже прошёл без проблем, но внутри меня начинает зреть огонёк тревоги. Он медленно растёт. Я начинаю озираться по сторонам. Тревога понимается выше, вот она сейчас переместиться в голову и вдруг… я останавливаюсь. Внезапно приходит понимание, что это не тревога. Я совершенно точно знаю, что на меня смотрит человек. Я медленно поворачиваюсь назад и сразу вижу в пятиэтажке прямо напротив меня открытое чёрное окно. Он там. Он на меня смотрит через линзы прицела и… я как-будто чувствую его ровное дыхание. Я бы так же дышал, держа в руках винтовку. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох чуть длиннее… Я понимаю, что сейчас он спустит курок.
Я понимаю…
Выд…
Я подгибаю ноги, чтобы упасть в траву.
…ох.
Я падаю набок.
Пуля с глухим свистом проходит в паре сантиметров от моего плеча.
Удар. Земля. Я тяжело дышу в траву… Сейчас я рад, что она вроде и не очень высокая… но всё же достаточно, чтобы он подумал, будто попал. Я всё ещё чувствую его, но связь теряется. Да. Он решил, что я труп. Я переворачиваюсь на спину и… думаю.
Серо-чёрное небо. Саша и Коля здесь не пройдут. Да и я не доберусь до леса. По этому полю ещё метров сто пятьдесят до него… проползти их в траве? Шанс не высок. У меня бы такой не прополз. Я чувствую, что он снова смотрит на меня. Но мне из травы не видно черной дыры окна, в котором он прячется. Значит и ему не видно моё псевдо-мёртвое тело. Это означает, что у меня есть время. Хотя… Только бы эти молодые-горячие не совершили какую-нибудь глупость…
Серо-ч?рное небо. Делаю глубокий вдох. Неужели в этом воздухе уже живёт медленная смерть? Раздаётся далёкий гул двигателя… Это что-то новое. Я прислушиваюсь – гул усиливается… Я помню это ощущение. Из детства. Ты идёшь ранним утром по пустому городу и вдруг этот нарастающий гул… Очень знакомый. Очень… Этот двигатель слишком похож на мои воспоминания. Мусоровозы всегда объезжали город в четыре-пять часов утра. Ты идёшь и пытаешься не шуметь, но дизельной громаде всё равно. Она ревёт, пролетая по пустынным улицам к очередному контейнеру. Я лежу. Серо-чёрное небо. Гул всё усиливается и вот я понимаю, что оранжевый мусоровоз, похоже, уже повернул из отдалённого переулка на ту улицу, которую я не так давно переходил… Что ему тут делать?
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: