К вопросу о проститутках

скачать книгу бесплатно


Слышу – у соседа моего Лехи дверь открылась. Он чего-то басит невнятное, и кто-то мелодично смеется. Кто-то, мля…

Леха меня увидел, развел ручищами и изобразил из себя сто двадцать кило смущения. А Ляля радостно улыбнулась: «Боренька, какие у нас соседи будут чудесные!» Я хмыкнул: «У вас – не знаю, мне как-то оно по херу. Ты бы халатик запахнула, а то без трусов – просквозит».

Одевалась моя невеста липовая под собственный гневный монолог про современность, про свободу нравов, про доверие друг к другу. И попросила с собой недоеденную банку икры. Когда я предложил взамен икры хорошего пинка для скорости, Ляля сказала, что я – обычное быдло. И, наконец, удалилась из квартиры и моей жизни. С концами.

А Леха потом пришел, рассказал: «Вышел я мусор вынести. Эта телка выскочила, халат нараспашку и без штанов. Попросила закурить. Ну, телка аппетитная, я ее к себе позвал. Она пошла. Так что, Борян, ты уж прости…» Я только рукой махнул: «Леха, воистину, что в жизни с нами ни делается – оно все к лучшему».

Жертва армагеддона

Дело было в те благодатные времена, когда у меня еще была своя многострадальная квартирка. То-бишь, у меня было место, где я мог отрешиться от всего земного и в одиночестве проводить комплекс мероприятий, в просторечии называемый – «отходняк».

Вот и в тот раз я лежал на кровати и ничего не делал. Только с частой периодичностью заливал свой сушняк водопроводной водой. У меня бывали такие припадки, когда уже даже и похмеляться не хотелось. Просто лежал и ждал – когда оно все кончится.

Раздалось немелодичное кваканье дверного замка. Я бы не стал открывать, но этот звонок знали всего два человека – короткий «бздынь», потом в ритме «дай-дай-за-ку-рить», и опять – «бздынь».

Пришлось вставать. В квартиру вошел кент Серега, сгибаясь под тяжестью рюкзака. Очень аккуратно Серега выпутался из лямок и осторожно положил рюкзак на диван. Нетрудно было догадаться по глухому позвякиванию, что рюкзак полон каких-то бутылок.

Я сразу спросил: «Ну? И как все это понимать?» Меня пару раз вот таким макаром прилично подставляли. В наглую бомбили ларек, а добычу приносили ко мне, объясняя свое богатство очень удачной халтурой-калымом. А потом дверь выносили на пинках красивые фуражки, и так же на пинках объясняли то, что было и без пинков понятно.

А про Серегу я знал, что на его зарплату грузчика в продуктовом, и при его ненасытном в смысле алкоголя желудке… в общем, неоткуда ему было взять, по мне, такое количество бутылок законопослушным образом.

Но при всех его недостатках Серега имел вроде бы неплохую соображалку. Он отдышался наконец и сказал: «Не бзди, Борян. Я свой магнитофон Рустаму-мяснику задвинул». Я так и сел, как стоял. Хорошо – на табуретку попал.

Когда-то Сергей был инженером, по-моему, по всяким гидроэлектростанциям. По крайней мере, в египетском Асуане он побывал, когда наши строили там ГЭС. Была у Сергея и квартира хорошая со всей обстановкой, и «Москвич-403»… короче, все было. Даже жена была. И, как сам Серега однажды мне рассказал под настроение доверительное: «Мля, Борян, была баба, как баба. Хорошо жили. А как все это барахло появилось – я и не понял ничего. Как с цепи сорвалась! С утра до вечера, с утра до вечера – деньги, деньги, деньги. Почему мне зарплату не прибавляют! Почему я опять за границу не еду, валюту зарабатывать! А когда поняла, что Египет мой был просто случайной поездкой, собрала бумаги, поставила себе сковородкой бланш под глаз – и к ментам. И меня в ЛТП под белы руки. Типа, скажи еще спасибо, что не на зону. Потом развод, на котором этой шалаве все сочувствовали и все мое ей отдали. И вот когда я последний раз был в своей квартире – за шматьем пришел, увидел магнитофон. А там же все мое родное, она его и не слушала. Визбор, Городницкий, Окуджава… Собрал я провода, кассеты – и в сумку. Сука эта разинула было пасть – типа, не смей, тут все мое! А я после ЛТП уже был малость не в себе. Взял ее за глотку, говорю – падла, мне уже терять нечего, я тебя сейчас удавлю и хрен с тобой. Потом и в тюрьму не жалко. Видно, убедительно у меня получилось. Заткнулась».

Это я к чему вспомнил? Да к тому, что Серега однажды в минуты жажды и тоски продал свой диван и спал потом на полу. Но, как бы плохо ему ни приходилось, магнитофон был вещью неприкосновенной. И что же приключилось?

Серега на знал, что я не хочу похмеляться, поэтому из первой рюкзачной бутылки налил два стакана. Ну, я не стал его расстраивать и отказываться. И правильно сделал. Потому, как если бы я не выпил, то меня бы, наверно, кондрашка стукнула. С перепугу, или от смеха. Серега выпил свой стакан, утерся рукавом: «Все, Борян. Допрыгались. Скоро армагандон наступит». Хорошо, что я уже выпил, а то бы точно подавился: «Хто? Хто наступит?» Серега угрюмо закурил: «Я думал, ты знаешь это слово. Короче, конец света вот-вот нагрянет». Я почесал бороду, еще не зная, как это все воспринимать: «Это че – тебе с неба голос был?»

Оказалось, что Серега вчера бухал с каким-то седым стариком: «Он мне, Борян, сказал, что всюжизнь в монастыре прожил. Так что верить ему можно. Хоть и седой весь, а крепкий такой старичок. А сейчас, из-за армагандона их главшпан монастырский почти всех монахов отправил предупредить людей». Я сам налил в стаканы: «Серега, ты говоришь – бухал ты с ним. А, ежли не секрет – кто кого поил-то?» Серега возмутился: «А при чем здесь это? Ну, он подошел, сказал – болеет. Мне чего, говна этого жалко? Налил я ему. А потом и разговорились».

Смотрел я на Серегу, смотрел. Это ж надо так в жизни запутаться, чтобы хватаься за первый попавшийся… мнэ-э… армагандон. Я на всякий случай спросил: «Серый, а ты название точно разобрал?» Он утвердительно кивнул: «Старик еще предупредил, чтобы я не обращал внимание… что так звучит».

Короче, я помаленьку перевел разговор на другие темы. А когда Серега успокоился, я сказал: «Ладно, посмотри пока телек, а я в магазин схожу. А то водки море, а жрать нечего. И курева мало».

Шкандыбая от магазина к магазину, я активно вертел башкой. Очень мне хотелось встретить седого крепкого старичка. Который ходит, и в наглую издевается над людьми, которые ему же добро делают. Век воли не видать, попался бы он мне в тот момент – я бы не посмотрел, что он седой и крепкий. Устроил бы этому армагандону натуральный Армагеддон, и был бы ему – полный арма… конец…

Сколько я детей убил?

Бабы всякие важны, бабы всякие нужны. Особенно в молодости, когда душа просто рвется в клочья от желания все попробовать самому.

Это я к тому, что не пугался я женщин с внешностью Бабы Яги или поведением постоянной клиентки дурдома. Мне – лишь бы нескучно с ней было.

Была у меня когда-то в прошлых веках подруга по имени Люся. Правда, она требовала, чтобы я называл ее Клеопатра. Вот уж поистине, дама была – «вся такая несуразная… такая внезапная… вся угловатая такая… такая противоречивая вся». Ну, вспоминать все подробности у меня как-то не было никогда желания. Но вот последнее свидание помню почему-то до сих пор.

Я уже тогда переселился к Люське… пардон, к Клеопатре – со всеми своими немногочисленными потрохами. Жили, тэкс-скэть, семейной жизнью. И ничто не предвещало… кошмарной трагедии. Я тогда занимался полукриминальным улаживанием конфликтов, поэтому с бабками у нас проблем не было. А Клеолюська переводила для самиздата всякие забугорные детективы.

И как-то приперся я с работы своей хитрой, довольный, как слон. И деньги получил, и сам целый остался, и прятаться пока ни от кого не надо. Приволок с собой полную сумку иностранного бухла, консервов тоже нездешних. Выдернул у Люськи бумагу из пишущей машинки и заявил: «Полундра! Немцы в городе!»

Сначала моя мадам забурлила возмущением за мое самоуправство. Но потом подозрительно быстро стихла, и мы с ней налимонились принесенных напитков.

Честно сказать, я жопой-то чувствовал, что Клеопатра эта ведет себя как-то странно. Но не стал углубляться в это, а зря, как оказалось.

Короче. Откидывает неожиданно Люсенька простыню, вылезает и начинает одеваться. Я, ничего не понямши, говорю: «Плавный переход. И далеко ты, девица, собираешься?» А она, не глядя на меня: «Сейчас же одевайся и убирайся отсюда!» Вот те на. Я сел на крвоати: «Эй, на буксире! Штой-то вы в лице переменимши?» И тут Люсю так понесло! Она металась по квартире и орала голосом Луи Армстронга: «Ты подлейший человек, который только мог появиться на этот свет! Как ты можешь жить, когда ты убил столько детей! Но нет! Меня убить тебе не удастся!» И далее в том же духе. Мало того, она достала из шкафа мою сумку, запихала туда мою одежку – вплоть до кроссовок – распахнула балконную дверь, и мое скудное имущество полетело в никуда.

Поймал я, наконец, ее взгляд. Свят-свят-свят! Там в глазах плескалось натуральное безумие. Ну, пару раз я тырился в дурдоме, когда тучки сгущались. И от скуки помогал санитарам. Поэтому я быстро Люську упаковал на вязки, которые изобразил из простыней, положил матрас около батареи и к ней буянку привязал. Позвонил в скорую, правда, объяснид все туманно.

Хорошо, доктор попался толковый и широкого профиля. За бонусы он попробовал все сделать в домашних условиях. И, слава Богу, получилось. Доктор и промыл ее со всех концов, и нашпиговал чем-то. Оставил ампулу и шприц – на рецидив возможный.

Люська спала, улыбаясь, а я, завернутый в простыню, курил на балконе. Сумки внизу не было. А ведь, кроме шмоток, у меня же в джинсах и документы, и бабки были. Твою же мать-то… Деньги-то – да хрен бы с ними.

Под утро Люся-террористка проснулась и потянулась ко мне целоваться. Ага, счас! Оказалось, у нее полный провал памяти. И она долго не верила моему рассказу. И, только когда не нашла моей сумки и одежды – до нее дошло и она взялась за голову. Объяснилось все очень просто. В тот день Люська пожаловалась подруге на головные боли. И та привезла ей какие-то пилюли импортные, которые не только избавили мою Клеопатру от головняка, но и настроение поправили. И до моего прихода мадам еще несколько раз закинулась этими колесами. А потом солидная доза коньяка – и перемкнуло у ей все муэжички.

Просидел там еще пару часов, пока кенты привезли одежку. И уехал с концами. Понимал, что ее вины нет никакой. Но чего-то внутри обломилось. Я до сих пор уверен, что из человека может выскочить только то, что в нем было. Он даже сам может и не подозревать о своих внутренних запасах.

Кстати, именно поэтому, когда подсирают, а потом все валят на то, что – «ну, прости, пьяный я был!» – меня это не утешает. И отношение к человеку – меняется…

Романтичная мужская любовь

С детства был я к жизни очень любопытен. Очень любил знакомиться с новыми людьми, мне все было интересно.

А когда наступил определенный период моей взрослости, новые знакомства происходили, в основном, в застольях, на рыбалках, на скамейках в парках… в подъездах. Вот тогда-то у меня и начал пропадать энтузиазм к общению со всеми подряд. Жизнь подбрасывала мне такие сурпризы, что я, бывало, долго и ошалело встряхивался, как пес, которого случайно облили помоями. И потом какое-то время на всех окружающих смотрел настороженно и подозрительно.

А ближе к старости я вообще сделал себе парадное крыльцо, где всех и встречал. Еще завел сторожевых злых собак. И внутрь своего душевного дома мало, кого пускал. Если же человек пытался просто вломиться ко мне, я с удовольствием спускал с цепи всех собак. Почему и получил в определенных кругах репутацию личности грубой и даже е… нутой.

А что было делать? Ну, на хрена бы мне было общение вот с таким кренделем, с которым я познакомился в парке Горького?

Я сидел на скамейке, не шалил, никого не трогал. Настроение было погано-лирическое – меня подружка продинамила, и, вместо веселых скачек в густых кустах, я в одиночестве хлебал припасенный портвейн «Три топора», меланхолично закусывая маленькими кусочками плавленого сырка «Дружба» и размышляя, как обычно в таких случаях, о бренности бытия.

Вот тут-то и нарисовался Арнольд Константиныч – так он потом представился. Красавец-мужчина весьма и весьма спортивного вида. В усах а-ля Максим Горький. Подошел, спросил – свободно ли, можно ли присесть. Разговорились, познакомились. У него с собой был коньяк и шоколадка, как счас помню – «Золотой ярлык». У этого Арнольда был рокочущий баритон, и мысли он свои излагал свободно и понятно. Поэтому я слушал его с интересом, тем более, что коньяк на бормотуху – они меня малость растащили по углам.

Вот, примерно, монолог Арнольдушки: «Меня, Боренька, с детства родители терроризировали. Запихнули зачем-то в парное фигурное катание. Нет, польза, конечно, была. Привычка к физическим нагрузкам, развитие координации тела. Но! Я с детства нахватался руками за все места женского тела до такой степени, что, когда повзрослел, дамы у меня не вызывали никакого интереса. В какой-то момент я устроил родителям истерику, и они согласились с испугу, чтобы я пошел в секцию классической борьбы. Вот это я понимаю – спорт! Мужчины сплетаются в жарких объятьях, ни от кого не прячась!» Тут мой собеседник странно хохотнул: «Через год меня из секции выгнали. Там не нашлось ни одной родственной души, которая была бы способна понять истинный взлет мятежного духа». Я автоматом кивнул, икнул и подумал: «Красиво излагает, собака! Учитесь, Киса…»

А классический борец за полеты духа положил свою ручищу мне на плечи: «Боренька, я сразу почувствовал, что именно ты меня поймещь! Сразу, как только увидел твой мужественный профиль!» И вот тут я почувствовал, что усы а-ля Максим Горький начали елозить у меня за ухом. А свободная рука Арнольда начала разыскивать, как я понял, мою пипиську.

Ну, коньяк – коньяком, и портвейн – тоже. Я ведь не занимался фигурным катанием. И из классической борьбы меня не выгоняли – я сам ушел, боксом заниматься. Поэтому я решил, как говаривал Остап Ибрагимыч, что наши взгляды на жизнь с этим пидором диаметрально противоположны.

Учитывая его габариты, я не стал рисковать и по-боксерски благородничать. В руках у меня был 0,7 – пузырь портвейновый. Вот горлышком я со всей дури и въехал ему в сплетение. Арнольд сразу задумался – где бы кислороду взять. А я встал. Чем больше я трезвел от ситуации, тем злее становился. Дубасил, короче, этого фигуриста – как тренировочный мешок. Уж на что у меня кулаки были набитые – потом неделю еще болели.

Публика в те времена была общественно-активная. Сами, конечно, жертву спасать не полезли, но ментов – вызвали. И – хэппиэнд. Мент-старлей подбежал, меня отпихнул, вгляделся: «Е… ть-колотить! Ну, наконец-то, этому гандону досталось!» Повернулся ко мне и вполголоса: «Вали отсюда. Молодец!»