скачать книгу бесплатно
– Давайте по-быстрому – разбежались. Ищите, какие вкуснее и тяжелее, чтобы ударил так ударил яблоком.
Я нашёл подходящее дерево с яблоками и залез на него, удобно устроившись. Яблоки были большие, я снял майку и завязал верхнюю часть. Получился маленький мешочек, куда отправлял эти красивые яблоки. Наполнив майку, которая увеличилась в размерах и была для меня уже тяжёлой, собрался спускаться с дерева, но услышал снизу окрик:
– Ага, попался воришка!
С испугу я перевернулся на ветке головой вниз, а майка с яблоками полетела на землю. Яблоки рассыпались, я же, падая, зацепился за сучок шароварами, они разорвались и стащили с меня трусы. Сторож смотрел на меня и с удовольствием хохотал, а сам сильно поцарапался о сучок. Удачно приземлившись на правый бок и правую руку, не повредив себе ничего, встал перед сторожем, виновато опустив голову. С ноги, которую царапнул, стекала кровь. Сторож перестал хохотать, взял меня за руку и повёл меня к шалашу.
– Пойдём, обработаю твою рану, заштопаем твои шаровары, а яблоки потом соберёшь. И куда столько нарвали? Твои дружки как увидели меня, сразу дёру дали. Своих, что ли, дома нет яблок? Попросили бы – и все дела.
Мне было трудно что-то возразить, но я с трудом объяснил, для чего нам понадобились яблоки. Дед обработал мне ранку, завязал и сказал, чтоб я сидел, а сам направился в сад. Через несколько минут он возвратился с сеткой, держа одной рукой, наполненной яблоками, а другой держал мою майку.
Сейчас тебя приведём в порядок, потом пойдёшь домой. А про футбол забудь на неделю. Когда придёшь, пусть мама тебе обработает и чистым бинтом перевяжет. Передай своим друзьям, чтобы не воровали, а спрашивали. Идти-то сможешь? – Заботливо спросил дед.
Я встал и захромал к выходу. Виновато посмотрел на сторожа и проговорил:
– Спасибо вам за яблоки. Мы хотели спросить, но вас в саду не было.
– Ну ладно, раз поняли. Валяй домой, скажешь родителям, что упал, ясно?
Уже без страха, с яблоками в сетке, смело выходил из сада. Сильно хромая.
Мои друзья ждали меня у обочины дороги. Я им рассказал, что всё обошлось, а вот с футболом ничего не получится. Так мы пропустили игру, наши планы рухнули из-за моей раны. Яблоки пришлось оставить дома, мы их давно съели, а вот ранка начала гноиться, и мама забеспокоилась. Я не смог выйти на улицу, когда мои друзья звали погулять, ходить было тяжело. Хорошо, что это случилось на каникулах, в конце лета, и я не мог беспокоиться о пропусках в школе. Родителям давно дал слово без причины школу не пропускать. Плохо, что Петька пойдёт в четвёртый класс, а я только в третий – сам виноват. Мама, приходя с работы, обрабатывала мне рану, мазала мазью, перевязывала, но это мне не помогало, и как-то мама мне сказа:
– Я завтра отпросилась с работы, мы поедем в город в больницу с тобой. Пусть посмотрят, а то ногу отрежут, а в школу уже скоро. Надо лечиться. – Мама пошутила про ногу, но стало не по себе, как представил себя без ноги. Я с радостью согласился, так как в больнице ни разу не был, да и до моря не далеко. Попрошу маму, может, покупаемся, когда вылечусь. Озёр здесь достаточно, но они очень мелкие и солёные, если только рыбачить. Мы с друзьями как-то ходили, но поймали мало.
Утром мы с мамой на стареньком автобусе отправились в городскую больницу. Пассажиров было мало. Мы ехали по дороге, а с обеих сторон красовались яблони колхозного сада, куда мы недавно лазили с друзьями и где я травмировался. Родителям я рассказал, что нам сторож разрешил нарвать яблок, а я свалился с яблони. Сад колхозный закончился, дальше начались пшеничные поля, отделённые от дороги абрикосовыми лесопосадками, которые ровно возвышались вдоль трассы. Мы их называли дичком и, если надо, рвали спелые сколько угодно. Они не охранялись.
– Приехали, – объявил водитель автобуса. – Выходим быстренько, мне нужно ещё заправиться, и через два часа ждите меня здесь.
Мы с мамой вышли и направились к больнице, которая находилась рядом. Из-за сирени, яблок и груш её не было видно, и только асфальтированная дорожка и вывеска сверху говорили, что больница, а вернее военный санаторий размещался здесь. Мы вошли в одноэтажное кирпичное здание, где пахло медикаментами. Мама посадила меня на скамейку и сказала:
– Жди, никуда не уходи, я тебя позову, – и сама скрылась за дверью в какую-то комнату. Я только успел произнести:
– Хорошо.
Ждать пришлось недолго. Дверь открылась, и меня мама позвала:
– Заходи. – она меня взяла за руку. Мы вошли в кабинет, мама усадила меня на табуретку. За столом сидел врач и что-то писал. Он посмотрел в мою сторону и строго сказал:
– А где здравствуйте, молодой человек?
Мама отвесила мне подзатыльник. Я, конечно, растерялся, но еле проговорил это слово:
– Здравствуйте, – и от стыда отвернулся, а врач продолжал дальше:
– Снимайте свои шаровары. Будем осматривать вашу ногу и рану.
Я посмотрел растерянно на маму, но она мне:
– Снимай!
Я быстро подчинился такой строгости от неожиданности. Врач посмотрел поверхностно на ногу, развязал повязку, взглянул на ранку, помотал головой и сказал:
– Надо чистить ранку и лечить, а то так и без ноги можно остаться. Придётся госпитализировать вас, молодой человек, и сегодня же. Запустили вы ранку. И уже маме:
– Мы его оставляем у нас, а вы к сегодняшнему вечеру привезёте ему чистое бельё, одежду и полотенце. Всё, я вас не задерживаю, а вас, молодой человек, прошу, пройдёмте со мной, – и помог мне вежливо выйти, хотя он мне показался строгим. Когда мама выходила, я успел ей сказать, чтобы она моим друзьям сообщила, где я нахожусь, и передал:
– Пусть в гости приходят. Папе и брату скажи, где я, – как будто мама не знает, что сказать.
Вот так началась моя жизнь в больнице с постельным режимом, осмотрами и строгими врачами, которым мне приходилось подчиняться. Не очень-то нравился мне такой режим. Не с кем поговорить, никуда не сходить, хотя куда я уйду с такой ногой. Мне врач, конечно, шутливо, но твердил: не будешь лечить – останешься без ноги. Мне приходилось выполнять все предписания врачей.
Через неделю мне стало намного лучше, и я мог свободно передвигаться. Мама приезжала каждый день к вечеру и привозила мои любимые пирожки с яблоками и ещё что-нибудь. Я ходил на перевязки, в столовую покушать, читал много книжек, которые раньше меня нельзя было заставить взять в руки.
Однажды ко мне пришли мои друзья – Васька и Петька. Мне врач радостно объявил:
– Иди посиди со своими друзьями, наверно, соскучился. Но чтобы на процедуры вовремя появился.
Уже у входа меня встречали друзья. Мы поздоровались и пошли сели на лавочку. Начались расспросы – как кормят да чем занимаешься. Когда вопросы иссякли, Васька приступил:
– Давай с нами пойдём на рыбалку. Озеро рядом, мы червей накопали, посидим на берегу, порыбачим. Тебе когда на перевязку?
– Мне к пяти часам, – обрадовался я. – Успеем, а где удочки?
– Они у нас у озера спрятаны. Пошли.
Я соскучился по друзьям, как будто не виделся целый месяц их. Спрашивал, как они отдыхают, чем сами занимаются, ну и всё такое, как у пацанов в то время. Ребята не забыли взять удочку и на меня. Больше делились своими впечатлениями и вспоминали наш поход за яблоками в колхозный сад. Время подошло быстро, и мне нужно было уже идти на перевязку. Поймать мы ничего не поймали – было сильно жарко. Ребята показали мне. Куда они спрячут удочки, чтобы не таскаться с ними. Если мне понадобится, то могу воспользоваться. Уходя, Петька напомнил:
– Мы к тебе завтра придём рыбачить, под вечер, а то днём жарко сильно.
– Обязательно приходите. Меня скоро выпишут, времени больше будет, вот тогда порыбачим, – обрадованно проговорил я и направился в процедурную на перевязку. Мне врач сделал перевязку и сказал:
– Через пару дней, молодой наш человек, нам придётся с вами расстаться. Мы вас выпишем, и вы будете наслаждаться своей свободой, рады?
– Конечно! Меня друзья ждут не дождутся.
Врач поинтересовался, где же меня так угораздило получить ранку, которая загноилась. Я ему рассказал правду, как это произошло, и он только кивнул мне:
– М-да, детство есть детство, и все мы через него прошли. Да, завтра вечером будет обход, комиссия приезжает, далеко не пропадайте, молодой человек. – Он меня всегда называл «молодой человек», но не по имени. Меня, конечно, радовало, что скоро выпишут. Мама сейчас приедет, и я её обрадую.
Я ждал следующий день как никогда. Он наступил, а завтра меня уже выпишут. Но этот день для меня длился вечно – так я ждал своих друзей, чтобы их порадовать, что завтра мы будем вместе. А сегодня, хотел подумать – порыбачим. Однако врач меня предупредил, чтоб я не отлучался в связи с осмотром. Ну ничего, обойдутся без меня, а вот завтра – сколько угодно, весь день буду с ними. Друзья, как и обещали, вызвали меня, но врач ещё раз предупредил меня, чтобы я не отлучался. Я вышел к друзьям навстречу и выпалил:
– Ура! Меня завтра выписывают, а сегодня ничего не выйдет – обход будет, комиссия приезжает, без меня обойдётесь, не обижайтесь.
– Да ладно, мы понимаем. До завтра, так до завтра, – сказал Петька.
Меня в это время окликнул лечащий врач:
– Молодой человек, идите к себе в палату. Обход начинается.
Нехотя поплёлся к себе в палату. Почитал книгу, попил из графина воды. Время тянулось очень долго, я не находил себе места, и вот дверь распахнулась, вошли трое незнакомых врачей в белых халатах и мой лечащий врач, который объявил:
– Этого молодого человека мы завтра подготовили к выписке.
В это время вбежала женщина в белом халате – врач и выпалила:
– Там привезли двух мальчиков. Копали червей и подорвались на мине, нужно срочно оперировать.
У меня от услышанного подкосились ноги, и промелькнуло в голове: неужели мои друзья?
Да, это оказались мои лучшие друзья, и я мог быть вместе с ними. Вот такая трагедия постигла моих друзей. Это было эхо той проклятой войны.
В катакомбах
С тех пор, когда я потерял своих дорогих мне друзей, многое изменилось. В то время ещё не осознавал всех ценностей и не знал, что последствия войны бывают ужасны и долговечны для всех. Как всегда, у меня появились новые друзья. Учась уже в четвёртом классе, я больше время проводил со своими родителями. Продолжал коллекционировать марки – это стало моим основным увлечением, их у меня стало намного больше. Родители мне купили специальный альбом – большую тетрадь с прочными листами в клетку. В них я наклеивал на специальных ножках свои марки, а потом часами разглядывал, перебирая их. Часто родители ездили в город Симферополь и брали меня, там жили наши родственники по матери. У них было много детей, с которыми я подружился, привозил с собой марки в альбомах и показывал всем. Многие тоже коллекционировали там марки, и мы обменивались ими. Я гордился тем, что у меня было больше всех марок.
Я успел побывать на экскурсии. Нас возили в музей в Бахчисарае. Такую красоту видел впервые – всё с золота, серебра, меди, фарфора. Дорогостоящие украшения сверкали в ханском дворце. Даже подушки, вышитые золотыми нитями, сверкали от падающих лучей солнца из окон, впечатляли всех. Многих гостей привлекал Фонтан слёз, или Бахчисарайский фонтан, который описывал А. С. Пушкин. Ханский дворец нравился многим туристам, а в особенности этот фонтан, который для меня в то время был не очень примечательным по сравнению со статуэтками, коврами, кувшинами, посудой сверкавшими позолотой, и это меня поражало. Уже потом, когда стал изучать произведения Пушкина, я начал понимать величие этого Бахчисарайского фонтана и многое другое. А пока я наслаждался тем, куда меня возили, и рассматривал всевозможные достопримечательности Крыма. Крым – это клад для туристов. Я часто рассматриваю фотографии того времени – старые, потёртые, начиная с детского сада и они мне дороги. Каждый раз мы с родителями фотографировались на память, особенно на море.
Больше всего мне нравилось ходить и лазить в катакомбах. Всегда меня родители ругали за это, угрожая тем, что если я ещё схожу туда, то они меня не будут брать с собой в поездки. Но этим меня было не удержать, как и старшего брата. Мы сбегали, всё начиналось с упрёков. Мама всё говорила:
– Я боюсь за вас, что что-нибудь выкинете. Ты, сынок, забыл случай с пистолетом или как твои друзья подорвались на мине? В этих катакомбах чего только нет, одних патронов валяется сколько угодно. Ты же знаешь, что двоих исключили из школы только за то, что они разожгли костёр у школы и набросали туда патронов, устроили фейерверк! Или ты забыл свою стрельбу? Мы скоро переедем на север отсюда, подальше от этих трагедий, к отцу на родину.
Я был не против переехать. А то, что мы сами бросаем в костёр патроны – это не секрет. Мы от них избавлялись, а то, что старшеклассники устроили в прошлом году, нас это не касалось. Мы разводили костёр далеко от школы у катакомб, чтобы можно было спрятаться и никого рядом не было. Вот так у нас в то время проходило наше детство, где мы жили, учились. Редко, когда мальчишки не сидели по два года в одном классе за какие-то проступки в поведении. Часто нас в школе навещала милиция, проводили беседы, собрания с родителями. Но дети есть дети, и нас тянуло на необдуманные «подвиги».
Мы даже не боялись гадюк, которых здесь было предостаточно. Из кустарников вырезали рогульки, чтобы были в наш рост, и этим способом вылавливали змей. Увидев змею, рогулькой у основания головы прижимали сильно к земле, пока змея не переставала дёргаться, замирала. Потом брали её у головы, как бы за шею, рассматривали – жива или нет. Теперь по истечении стольких лет, я никогда не взял бы змею в руки. Вот такое у нас было ничем не оправданное геройство. На каникулах больше находился с родителями и с братом. Отец в то время перешёл работать сторожем на баштан – охранял колхозные арбузы, а мама на молочной ферме. Я в свободное время на лошади, запряжённой в бричку, загруженную бидонами с молоком, развозил населению на продажу это молоко. Однажды, когда развёз молоко и возвращался назад на ферму, меня в который раз постигла беда. Сам колхоз – то есть жители и их дома располагались на верху, вдоль дороги, а сама ферма находилась внизу, в полутора километров от жилых домов. Недалеко от фермы стояла начальная школа.
Лошади везли бричку – повозку медленно, только пустые бидоны, соприкасаясь друг с другом, издавали неприятный звук. Когда мы начали спускаться вниз, пустые бидоны ударились так, что напугали лошадей. Лошади понеслись вниз, разбрасывая бидоны в разные стороны, а потом и сам вылетел из брички, сильно ударившись у обочины. Лошади бежали ещё метров двести, пока сама бричка не перевернулась. Лошади только потом остановились, недалеко от фермы. Всё это видели женщины с фермы и моя мама, которая бежала ко мне. Я встал и по дороге направился в сторону мамы, хромая, с порванными новыми шароварами, приготовился получать оплеухи. Но мама меня обняла и сквозь слёзы говорила:
– Какой же ты у меня невезучий! Нет, надо срочно отсюда уезжать от греха подальше. Какое-то проклятое место! Пойдём на ферму, приведём тебя в порядок. Ушибся сильно? Женщины соберут бидоны, ты сейчас помоешься и пойдёшь домой.
Я только успевал мотать головой, соглашаясь с мамой, а потом сказал ей:
– Мама, может я сразу пойду домой? Ты придёшь и заштопаешь шаровары, а я к этому времени помоюсь. Мне не удобно.
Мама согласилась:
– Только сразу домой и никаких друзей. Возить молоко больше не будешь, понятно?
Я побежал домой – не по дороге, а вдоль кустарников, чтобы меня не увидели, как сверкаю своими разорванными шароварами. Бежать было больно, но надо быстрей домой, а то ещё из друзей кто-нибудь встретится – вот веселье для них будет. Лучше подальше держаться. Так закончился для меня день с приключениями, но он не был последним в моём детстве. Буквально прошла неделя после поездки с развозкой молока, как новое приключение меня ждало, не зависящее от меня. Как-то мама вечером подошла ко мне и попросила:
– Сынок, ты завтра за соседку нашу попаси коров, а то её очередь, а она заболела, муж на работе. Там ничего сложного нет. Она тебе заплатит, а я добавлю и куплю тебе брюки к школе, согласен? Покушать я тебе приготовлю, а пасутся они ты знаешь где.
Когда мама просит, разве откажешь? И я с радостью согласился:
– Конечно, только мне нужен кнут, собака наша – Орёл будет помогать мне.
Больше всего меня интересовало, сколько мне денег дадут за работу. Радовало то, что на заработанные деньги смогу купить себе брюки в школу. Я стал ждать наступление завтрашнего дня, но время шло долго. Приготовив всё к утру, наконец уснул.
Мама разбудила меня рано, а мне ещё хотелось поваляться, и мама несколько раз меня теребила за голову и говорила:
– Вставай, коровы ждут!
Наконец я соскочил с кровати, помылся, попил молока кипячёного с пирожком и вышел во двор. Там жители колхоза выводили своих коров на улицу, у кого они были. В итоге набралось двенадцать коров, подсчитал я – и с торбой за плечами, в которой находилась еда, и с кнутом в руке, как заправский пастух, махнул рукой со словами:
Ну, пошли.
И коровы, повинуясь кнуту больше, чем мне, двинулись по маршруту, который они уже изучили и знали, куда идти. Я был рад, что так всё хорошо складывается.
На поляне, куда пришли, коровы сразу стали щипать траву. Я, как мог, расположился в тени куста сирени. Погода обещала быть жаркой, поэтому место для меня было отличное. Воды приготовил достаточно. Мой друг – чёрно-белая собачка Орёл бегал недалеко от нас. Отец принёс его мне ещё щенком полтора года назад. Мы с ним подружились, но больше он находился на цепи. Отец боялся, что собачка сбежит. Наблюдая за собакой, а больше за коровами, лёжа на травке, стал засыпать, веки тяжелели. Коровы наелись травы и тоже расположились кто где на траве, не переставая жевать, как будто засыпали, отбиваясь своими длинными хвостами от надоедливых насекомых. Их было очень много – где животные, там и они. Я провалился в сон…
Услышав лай собаки сквозь сон, я соскочил и увидел картину: коровы убегали в разные стороны. Не зная, что делать в этом случае, за какой коровой бежать, весь в слезах, кричал на собаку:
– Орёл! Орёл!
Забыв про кнут, кинулся в сторону, куда побежало большинство коров. Они выскочили на дорогу. Там навстречу им шли двое мужчин, которые крикнули на коров, остановили их. Испуганный, весь в слезах от случившегося, я обратился к ним:
– Дяденьки, у меня коровы разбежались, помогите! Двенадцать коров… – Хотя семь коров стояли и уже щипали траву.
Мужчины посмотрели друг на друга. Один из них мне сказал:
– А ты что плачешь, мужик? Никуда они не сбегут, а придут к себе домой, и не надо слёзы лить. Это «пауты» виноваты – накусали за вымя, вот они и взбесились. Этих коров паси, остальные вернутся, или к себе домой пойдут. Так что не переживай, мужик, паси.
Мужчины пошли своей дорогой, а я часть коров погнал на поляну, где они паслись. Через два часа все коровы собрались в одном месте, кроме одной. Беспокойство всё равно оставалось большое. Настроения никакого, скоро домой гнать коров, а одной нет. Вдруг не придёт, что тогда? Всё, больше никогда не буду соглашаться пасти коров. Лучше буду пропадать в катакомбах, как мои друзья, которые не в лагере. Жара стояла за тридцать, насекомые одолевали меня и коров. Без коров их как будто нет.
Так с трудом дождался я окончания дня и погнал коров к их домам, где их встречали хозяева. Ко мне никаких претензий от них не было и так же не было нареканий от соседки напротив, корова которой сбежала и уже стояла давно у себя в стойле. Соседка при встрече объяснила, что её корова часто уходит домой из стада, а я об этом не знал. Не знал ещё много – на то она жизнь, чтобы учиться. Коров всё равно больше не пас. На брюки себе заработал.
Брат у меня тоже работал в саду колхозном, помогал вывозить ящики с яблоками на склад. Вывозил ещё арбузы с баштана, где трудился отец сторожем. У меня теперь времени было много для безделья: ходить на рыбалку, в катакомбы, иногда к отцу – поесть холодненьких арбузов, дынь. Скоро будут отбирать самые спелые и большие арбузы и отправлять на ВДНХ, в Москву. У меня отец в прошлом году возил с бригадой лучшие арбузы на выставку, для продажи.
Мы часто с ребятами пугали жителей колхоза, которые возвращались из клуба после какого-нибудь фильма домой. Выбирали большие арбузы, вырезали одно отверстие, чтобы рука входила, и всю мякоть изнутри вынимали – съедали или выбрасывали. Получалась большая голова с вырезанными в ней глазами, ртом и носом, а внутри этого пустого арбуза ставили свечку и зажигали. Люди, выходя из клуба видели эту жуткую картину, были в ужасе. Но это увлечение было не долгим и не прижилось.
Как-то мы с братом решили поискать в катакомбах фляжки и котелки, которых после войны оставалось ещё достаточно от прятавшихся там партизан, которые там жили, как и в лесу – в этих каменных джунглях. В ракушечных отложениях выпиливались целые комнаты, там обустраивались партизаны. Эти подземные лабиринты уходили под землёй на несколько километров и уводили людей так (без проводника), что они часто терялись, поэтому нам строго запрещалось удаляться далеко. Но нам, детям, интерес и тайны были важнее всяких запретов взрослых.
Мы с братом приготовили факелы, без них никак не обойтись, и нарезали больше бумаги на мелкие кусочки, рассовали по карманам, за пазуху, а то вдруг кончатся. Метров на пятьдесят этот путь для всех был знаком и исхожен, а дальше было много ответвлений и коридоров, которые часто приводили в тупик. Мы с братом выбрали путь прямо, зажгли факелы. Брат Толик шёл впереди, а я сзади с факелом и ещё разбрасывал бумажки – это был наш указатель, чтобы не потеряться. Местами было сыро и жутко. Раза четыре попадали в тупик. Приходилось возвращаться. Встречались тупики с двумя-тремя комнатами, где жили и обитали партизаны, но кроме тряпья и бумаг с жестяными банками мы ничего не находили. Попадались проржавевшие алюминиевые вилки и ложки. Фляжек, мисок, кружек пока не попадалось. Видимо, до нас растащили. Сколько до нас уже здесь побывало? После войны прошло больше десяти лет, поэтому искать здесь уже нечего, если только в земле. Это сколько надо перерыть! Мне просто повезло, когда копал ямки под виноградник и нашёл пистолет, и такого случая уже, наверно, не представится. Но мы продолжали с братом упорно искать, желая хоть что-нибудь интересное найти, что не зря ходили. Мы уже бродили около двух часов по этим лабиринтам. Я уже свой факел брату Толику отдал. Хорошо, что указателей много – нарезанной бумаги. Я своему брату напомнил:
– Может, возвратимся, ничего нет.
Толик тоже готов был сдаться:
– Сейчас ещё один тупик найдём, и всё – пойдём назад, – хотя до тупика было далеко или его вообще не было.
Брат вдруг тщательно начал освещать одну из стенок, в которой находилась ниша, а в ней находился небольшой ящик с патронами. Мы его аккуратно вытащили и поставили. Он был хоть и не полный, но тяжёлый. Брату я сразу сказал:
– Давай его оставим там же, а когда надо заберёшь, я его не потащу, как хочешь. Мне это и не надо.
– А тебя никто не просит, я сам его и вытащу. У входа устроим фейерверк.
Я не стал возражать брату. Он мне дал факел, а сам понёс ящик с патронами. Теперь я шёл впереди и освещал наш пройденный маршрут. Толик с ящиком пыхтел сзади, но ничего не говорил, чтобы помочь.
Вскоре появился свет, мы вышли из катакомб, ничего не найдя, что искали, кроме патронов. Немного передохнули. Брат принёс сухих веток, разжёг костёр и сказал:
