скачать книгу бесплатно
Другие вселенные Альби Брайта
Кристофер Эдж
Дети Вселенной. Исключительные книги #3
Ради людей, которых мы любим, можно сотворить чудо и даже открыть другие миры. Альби в этом совершенно уверен. Когда мамы не стало, в его душе образовалась огромная чёрная дыра, но он знает, как всё исправить. Услышав теорию о параллельных вселенных, Альби понял: где-то существует мир, в котором мама всё ещё с ним – а значит, он может встретиться с ней снова! Нужно только понять, как же добраться дотуда, как совершить невозможное?! Куда же заведёт Альби его путешествие? И что его ждёт в других вселенных?
Кристофер Эдж
Другие вселенные Альби Брайта
© Багно Е.А., перевод на русский язык, 2022
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
* * *
Посвящается Крисси, Алексу и Джози —
в каких бы Вселенных они ни находились
– Профессор, неужели вы и правда полагаете, что другие миры существуют и что они совсем рядом? – спросил Питер.
– В этом нет ничего удивительного, – ответил профессор и, сняв очки, начал протирать их. – И чему их только учат в школе? – едва слышно пробормотал он.
Клайв С. Льюис «Лев, колдунья и платяной шкаф»
1
Я решил отыскать маму с помощью квантовой физики. А появилась у меня эта идея с папиной подачи.
Мама умерла две недели назад. Похороны прошли во вторник, в местной церкви Святого Томаса. Сначала папа настаивал на «гуманистической» церемонии без всякой там «религиозной чепухи», но дедушке Джо эта идея совсем не понравилась, и когда папа попытался его переубедить, дед чуть не пролил на себя чай, а потом сказал:
– Она не какая-то там «гуманистка». Она моя дочь.
Ещё дедушка сказал, что когда мама была совсем малышкой, её крестили в церкви Святого Томаса и что он хочет, чтобы её прах покоился там же, рядышком с бабушкой Джойс, с видом на ветряные турбины и шахту на окраине болот.
Ведь там, на дне шахты, мама и работала. Нет, она не была шахтёром – она была учёным. Сейчас всё объясню: Клакторпская шахта – самая глубокая шахта в Великобритании, и когда из неё достали весь уголь, там обосновались учёные, которые вечно пытаются разгадать загадки Вселенной. На дне шахты они могли без проблем использовать своё сверхмощное оборудование, потому что там космическое излучение не мешало их опытам.
Космическое излучение – это радиация, которую излучает космос. Каждую секунду огромное количество лучей пронизывают ваши тела, а вы этого даже не замечаете. Но вы не переживайте: эти лучи не превратят вас в мутантов с выпученными глазами, зато они могут серьёзно помешать экспериментам, которые проводят мои родители. Они ведь поэтому и забрались так глубоко под землю.
Мама и папа любили шутить, что их первое свидание состоялось на глубине тысяча метров под болотами. Они опустились на самое дно угольной шахты в поисках тёмной материи (это такая невидимая клейкая субстанция, на которой держится наша Вселенная), а нашли друг друга. Спустя время они поженились, и – вот тут давайте опустим некоторые подробности из области биологии – через восемь месяцев на свет появился я, Альберт Стивен Брайт. Родители назвали меня в честь своих любимых учёных: Альберта Эйнштейна и Стивена Хокинга, но все зовут меня просто Альби.
Мама говорила, что моё появление было похоже на Большой взрыв: такое же неожиданное и пугающее – первые четыре месяца своей жизни я провёл в больнице. А когда наконец окреп, родители забрали меня и поехали работать в ЦЕРН, в Швейцарию.
ЦЕРН – это как Диснейленд, только для учёных. Именно в ЦЕРНе была создана Всемирная паутина, а сейчас там находится Большой адронный коллайдер. Если вы вдруг не видели ни одной передачи про эту штуковину, Большой адронный коллайдер – это самая большая установка в мире. Диаметр коллайдера – двадцать шесть с половиной километров, и весит он аж 38 000 тонн, поэтому и называется «Большой адронный коллайдер», или сокращённо БАК. Учёные построили его, чтобы заглянуть внутрь самой маленькой частицы во Вселенной. Внутрь атома.
Абсолютно всё во Вселенной состоит из атомов: вы, я, вот этот лист бумаги и даже солнце. И что самое главное – атомы сами по себе очень маленькие, прямо крохотные. Чтобы вы лучше могли представить себе, насколько они крошечные, хорошенько всмотритесь в точку в конце этого предложения. Ну как? В этой точке 8 квинтильонов атомов. Это 8 000 000 000 000 атомов. Посчитайте нули. В одной этой точке атомов больше, чем сейчас людей на всей планете. Это ведь умопомрачительный факт, согласны? А каждый атом к тому же состоит из ещё более маленьких частиц: протонов, нейтронов и электронов.
Когда я спросил у мамы, зачем нужна такая большая установка, чтобы заглянуть внутрь такой маленькой частички, она ответила, что Большой адронный коллайдер – это как подземная гоночная трасса для атомов, только в этой гонке побеждает тот, кто угодит в самую серьёзную аварию. В общем, эти маленькие частички гоняют по коллайдеру, пролетая круг за кругом, пока не разгонятся до скорости, близкой к скорости света, чтобы в итоге столкнуться друг с другом. Ещё мама сказала тогда, что из-за этих столкновений происходят мини-Большие взрывы, похожие на тот, после которого появилась наша Вселенная, и что, изучая их, мама и папа надеются понять, как именно всё началось.
Была только одна небольшая проблемка. Когда атомы сталкивались между собой, это создавало не только мини-Большие взрывы, но и мини-чёрные дыры. Чёрная дыра – это как невидимый космический пылесос, который засасывает всё, что оказывается к нему слишком близко. В книге, которую написал папа, говорится, что гравитация в чёрной дыре настолько велика, что из неё не может вырваться даже свет. И если вы, просто ради любопытства, попробуете подлететь на космическом корабле поближе к чёрной дыре, то вас засосёт внутрь и разорвёт на мелкие кусочки.
Конечно, всех напугала мысль, что из-за Большого адронного коллайдера здесь, на Земле, может появиться чёрная дыра. И вот не успели учёные и глазом моргнуть, как съёмочные группы разных телеканалов со всего мира слетелись в ЦЕРН и стали обвинять маму, папу и остальных учёных в том, что они замышляют – ни много ни мало – уничтожить нашу планету! В конце концов папу поставили перед телекамерами, и ему пришлось объяснять журналистам, что все эти обвинения просто смешны и что даже если внутри коллайдера и образуются чёрные дыры, то они мгновенно исчезают, и Землю в них точно не затянет и конечно же не вывернет наизнанку.
Тогда-то папин талант и заметили. Одна телекомпания предложила ему снять его собственную передачу под названием «Путеводитель Бена Брайта по Вселенной – для тех, кто ненавидел в школе естествознание и окружающий мир. Узнайте о космосе всё, что когда-либо хотели знать». Оказалось, что таких людей довольно много: папину передачу посмотрели восемь миллионов человек. Один телекритик даже дал ему прозвище «человек-который-может-объяснить-всё-на-свете», хотя, если честно, папа редко помогал мне с домашней работой. Чаще всего его вообще не было дома: он постоянно летал по миру, чтобы снимать крутые научные штучки для очередного выпуска своей передачи.
А когда он забирал меня из школы, мне приходилось ждать, пока каждый учитель сделает с ним селфи. Мне было очень неловко, а мама по этому поводу совсем не переживала. Она отшучивалась, что пока папа тратит время на карьеру телезвезды, она занимается настоящей наукой и получит Нобелевскую премию раньше его.
Но это было до того, как мама узнала новость, которая изменила всю нашу жизнь.
Как-то раз она пошла на обычный медицинский осмотр, который должны были проходить все учёные, работающие на БАКе, и на одном из снимков врачи заметили затемнение. Рак. Из-за одного этого слова мама и папа тут же собрали вещи, и мы вернулись в Великобританию, поближе к национальной системе здравоохранения.
Мы вернулись в наш старый дом в Клакторпе. Я навсегда запомнил, как папа возил маму из дома в больницу и из больницы домой, соглашаясь то на одно лечение, то на другое, пока врачи наконец не сказали, что пытаться больше нет смысла. У меня на глазах мама сначала облысела, потом перестала улыбаться и в конце концов потеряла надежду. Это тянулось очень долго, и я был зол на весь мир, а потом она нас покинула, оставив после себя сверхмассивную чёрную дыру.
Вот так я и оказался в церкви Святого Томаса перед её гробом. Церковь была заполнена друзьями и родственниками с папиной и маминой стороны: там были дедушка Джо, тётя Софи и близнецы, учёные с Большого адронного коллайдера и со дна шахты на окраине деревни. Были ещё люди с телевидения и мамины давние школьные друзья. Попрощаться пришли все.
Когда викарий начал говорить, папа крепко сжал мою руку, как будто боялся, что я тоже исчезну, а я почувствовал себя совсем маленьким. Дедушка Джо держал меня за другую руку, и мне пришлось послушно сидеть между ними, мечтая только об одном: высвободиться и заткнуть уши. Я не хотел слушать речь викария, но запомнил каждое слово:
– Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить память Шарлотты Элизабет Брайт, которая покинула этот мир в возрасте тридцати девяти лет, оставив мужа Бена и сына Альби. Шарлотта была не только преданной женой, любящей матерью и любимой дочерью, но и учёным с мировым именем. Её работа с Большим адронным коллайдером пролила свет на ранее неизведанные области космоса и тем самым помогла нам всем немного приблизиться к разгадке великой тайны мироздания. Атомы и звёзды, скорость света и биение человеческого сердца – за всем этим стоит сила, гораздо более великая и могучая, чем та, которая движет рукотворными механизмами. И теперь Шарлотта находится там, где подобные чудеса – обычное явление, где красота и величие бесконечны, где нет болезней и боли, нет печали и отчаяния, а есть лишь одна вечная благодать. Конечно, я говорю о рае, где Шарлотта найдёт ответы на все вопросы о Божественном мироздании, которые когда-либо её волновали.
Мне очень хотелось поднять руку и задать викарию тот единственный вопрос, который волновал лично меня, но папа и дедушка Джо всё равно не позволили бы мне этого сделать, поэтому я так и остался неподвижно сидеть под монотонное бормотание священнослужителя. И только после похорон, когда все разошлись по домам, а дедушка задремал в своём кресле, мне удалось спросить у папы о том, что не давало мне покоя:
– А откуда викарий знает, что мама в раю?
Папа сидел на диване и, услышав мой вопрос, удивлённо моргнул. Я ждал ответа, а папа только несколько раз открыл и закрыл рот, но так и не произнёс ни слова.
– Вот ты, к примеру, веришь, что рай существует? – спросил я его.
И тогда папа стал рассказывать мне о квантовой физике.
– Понимаешь, атомы и частицы порой ведут себя очень странно, – начал он. – Есть такой широко известный эксперимент, он называется двухщелевой опыт, в ходе которого учёные выстреливают одним атомом через две щели в стене.
Он взял лист бумаги и ручку и принялся рисовать, чтобы объяснить мне смысл эксперимента.
– Так вот, иногда атом проскакивает через щель слева, а иногда – через щель справа. Но самое интересное вот что: когда никто не смотрит, атом проскакивает через обе щели одновременно.
Классика. Я задал папе один простейший вопрос, а он превращает разговор в очередной выпуск своей передачи.
– Учёные выдвинули множество теорий о том, каким образом один и тот же атом может быть в двух местах одновременно, – продолжал папа. – Но некоторые специалисты по квантовой физике считают, что это может быть доказательством существования параллельной Вселенной. Они говорят, что наша Вселенная – ну то есть наш мир – это всего лишь один мир из бесконечного множества других миров. И каждый раз, когда перед нашим миром встаёт выбор, например проскочить атому через левую щель или через правую, он делится на новые параллельные миры, в которых случается каждый из возможных вариантов события.
– Как это – «новые параллельные миры»? – спросил я, не понимая зачем папа мне всё это рассказывает.
– Представь себе множество планет Земля, выстроенных в одну линию, – сказал он, – одна за другой, как в очереди на школьный автобус. Каждый из этих параллельных миров такой же, как наш, но чуть-чуть от него отличается. В одном из этих миров ты только что выиграл в лотерею, а в другом тебя съела акула. Всё, что может произойти, происходит где-то на самом деле. – Папино лицо приняло то самое серьёзное выражение, которое у него обычно бывает, когда он объясняет в своей передаче какую-нибудь очень сложную научную фишку. – Задумайся, Альби: если эта теория применима к атому, который проскакивает через обе щели в стене, то она применима и к тебе, и ко мне тоже. Мы все состоим из атомов. Мамин рак был вызван тем, что в её теле взбунтовалась одна-единственная клетка – но согласно квантовой физике существует параллельная реальность, в которой этого не произошло: там твоя мама не заболела раком, а значит, сегодня она всё ещё жива и рядом с нами. – Он попытался улыбнуться. – Приятная мысль, правда?
До меня постепенно начал доходить смысл папиных слов, и от этого закружилась голова.
Однажды я спросил у мамы, почему она захотела стать учёным, и она ответила, что больше всего в науке ей нравится то, что там идеи не принимаются на веру. Учёные задают вопросы, совершают открытия – и иногда это приводит к тому, что они меняют мир к лучшему. И ещё она сказала, что нужно пытаться совершить невозможное: ведь только так можно понять, что возможно на самом деле.
Если – согласно квантовой физике – мама жива в одной из параллельных Вселенных, то, возможно, квантовая физика поможет мне её найти.
2
Но прежде чем больше узнать о квантовой физике, мне нужно было вернуться в школу.
Вы, наверное, думаете, что если во вторник ты был на похоронах мамы, то до конца недели можно не ходить в школу. Ну а мой папа так не считает.
– Нам нужно возвращаться к нормальной жизни, – говорит он, как только я пытаюсь возразить. – Так хотела мама, и я сделаю всё, чтобы так оно и было. Поэтому я возвращаюсь к работе. Прямо сейчас поеду в «Глубокую шахту» и посмотрю, как там продвигаются эксперименты, а тебе советую нагнать отставание по пропущенным урокам.
– Но я хотел спросить про квантовую…
– Поговорим об этом вечером, – говорит он строго. – Мне пора, Альби. Слушайся дедушку и не опаздывай в школу.
Папа в своём репертуаре: на всё найдёт отговорку. Работа для него интереснее, чем я, как всегда. Если бы мама была здесь, она бы помогла мне с квантовой физикой. Если подумать, в этом есть доля иронии.
Я мог спросить маму о чём угодно. Почему сыр тает, если положить его на поджаренный кусочек хлеба? Куда делись все динозавры? Почему у людей две ноздри, а рот всего один? Какой бы вопрос я ей ни задал, она никогда не отвечала мне сразу, а обычно спрашивала меня, что я сам думаю на этот счёт, и мы вместе рассуждали. Мы могли жарить хлебцы с сыром, могли отправиться на поиски окаменелостей или даже практиковаться в запуске ракет до тех пор, пока не найдём ответ.
А теперь я остался с «человеком-который-может-объяснить-всё-на-свете», но у которого не нашлось даже минутки, чтобы со мной поговорить.
И вот мой папа спускается под землю, а я опаздываю в школу. Войдя в класс, я обнаруживаю, что теперь он больше напоминает лабораторию сумасшедшего учёного. Все парты завалены какими-то картонными трубками, гелиевыми шариками и пластиковыми бутылками, из которых капает и течёт. За ближайшей партой Виктория Барнс сооружает гору из картофельного пюре, а Кайран Ахмед приделывает к фигурке Базза Лайтера парашют. Все одновременно галдят, и громкость разговоров быстро приближается к критической отметке – к точке кипения мисс Бенжамин.
Мисс Бенжамин – НСУ. Что означает «не совсем учитель». Плюс в том, что с ней мы делаем много всего интересного. Вот скоро у нас будет научная ярмарка, и каждый ученик из нашего класса представит свой собственный потрясный научный эксперимент. Мисс Бенжамин даже пригласила моего папу, чтобы тот пришёл и оценил наши эксперименты, но он ответил, что на следующей неделе у него, скорее всего, будет слишком много работы в лаборатории.
С другой стороны, в отличие от настоящего учителя, мисс Бенжамин ну совсем не умеет поддерживать дисциплину в классе. Температура кипения воды – 100 градусов по Цельсию. А температура кипения мисс Бенжамин – 100 децибел. С такой громкостью ревёт мотор мотоцикла «Харлей-Дэвидсон», взлетает реактивный аэробус и – как говорит мисс Бенжамин – именно с такой громкостью галдит четвёртый класс, когда он «немного на взводе». Уэсли Макнамара говорит, что мисс Бенжамин как вулкан. Если её левый глаз начинает подёргиваться – значит, она скоро начнёт извергать огонь.
Мисс Бенжамин сажает меня за парту рядом с собой. Свой левый глаз она пока ещё контролирует.
– Я так рада, что ты вернулся в школу, Альби, – говорит она. – Нам всем тебя очень не хватало. Лично я считаю, что это очень мужественно – так быстро вернуться к учёбе.
Я умалчиваю о том, что папа буквально заставил меня пойти в школу, и вместо этого перевожу взгляд на свои ботинки. Папа начистил их перед похоронами, и теперь они выглядят так, будто он намазал их тёмной материей. Раньше они никогда не были такими чёрными и блестящими. Может, если я буду смотреть на них достаточно долго, меня засосёт в чёрную дыру и унесёт отсюда подальше?
– Я уверена, ты справишься, – продолжает мисс Бенжамин, – но если вдруг почувствуешь, что тебе нужна передышка от занятий, я попросила миссис Форест выделить для тебя тихий уголок в школьной библиотеке. Так что если станет тяжело или просто захочешь побыть наедине со своими мыслями, просто скажи – и сразу же сможешь пойти туда. Обещаю: с расспросами приставать не буду.
Вдруг в конце класса раздаётся хлопок: взрывается шарик, наполненный гелием. Я поднимаю взгляд на мисс Бенжамин, оценивая, как сильно дёргается её левый глаз.
– Я просто хочу посещать уроки, мисс.
– Конечно, конечно, – кивает она, и её веки едва заметно вздрагивают. – Ну, как видишь, твои одноклассники вовсю трудятся над проектами для научной ярмарки, она ведь уже на следующей неделе. Но у тебя есть время придумать что-то своё, Альби. Почему бы тебе не взглянуть на то, что делают Виктория и другие ученики? Может быть, тебя это вдохновит.
Я встаю и иду к Виктории Барнс, чтобы выяснить, зачем она делает гору из картофельного пюре, а мисс Бенжамин сломя голову бросается в конец класса, собираясь остановить Уэсли Макнамару, который с помощью компаса планирует воссоздать Большой взрыв.
Виктория Барнс – самая популярная девочка в нашей школе. Мне об этом известно потому, что именно этот факт она сообщила мне первым делом, когда я перешёл в Клакторпскую начальную школу полгода назад.
– Я самая популярная девочка во всей школе. Твой папа телевизионщик. Нам надо дружить.
Наша «дружба» продлилась до первых каникул, пока Виктория не обнаружила, что у моего папы в телефоне нет номеров известных друзей на быстром наборе, а ещё потому, что я сказал ей, что папа снимет её в своей передаче, только если она превратится в сверхновую звезду.
Сверхновая звезда – это когда в космосе взрывается звезда-сверхгигант. Представьте себе самый большой салют, который вы когда-либо видели, и умножьте его на квинтильон. Вот так выглядит сверхновая звезда. Я не хотел злить Викторию – просто она сбила меня с толку: сама же постоянно твердила, что хочет стать большой звездой на телевидении.
Я наблюдаю за тем, как Виктория возится с хлюпающей картошкой, намазывая её, слой за слоем, на склоны горы. Её длинные светлые волосы собраны в хвост, а из уголка рта торчит кончик языка: как всегда, когда она сосредоточенна.
– Зачем ты лепишь гору из пюре? – спрашиваю я её.
Она бросает на меня сердитый взгляд.
– Это не пюре, мистер Тугодум. Это папье-маше, – говорит она, размазывая остатки липкой смеси вокруг круглой дыры на вершине горы. – А это гора Везувий.
Виктория знает, что меня зовут Альби, но к концу моего первого дня в новой школе она убедила весь четвёртый класс, что моё имя «М.Т.» и что теперь надо угадать, что эти инициалы означают. Версия «мистер Тугодум» ей понравилась больше всего, и она очень постаралась, чтобы это прозвище ко мне прилипло. Сейчас я уже не обращаю внимания, когда слышу его. Как говорила мама, есть вещи пострашнее чем когда тебя обзывают.
Виктория делает шаг назад, чтобы как следует рассмотреть своё творение. А я теперь вижу, что это и вправду не картофельное пюре, как я сначала подумал, а полоски бумаги, щедро пропитанные клеем, из которых Виктория соорудила что-то вроде горы. У подножия этой горы выстроились в ряд домики из лего, там же пасутся пластмассовые животные, а римские легионеры из лего всё это дело охраняют. Виктория тычет кисточкой в свой лего-город:
– Это Помпеи. Солдатиков я нашла в комнате младшего брата, а коровы и овцы у меня остались ещё с детства. Мисс Бенжамин говорит, что это один из лучших научных проектов, которые она когда-либо видела. Твой отец будет просто обязан признать мою победу.
Я не хочу снова злить Викторию, поэтому решаю не говорить ей, что, скорее всего, папа не будет судить научную ярмарку. А вместо этого спрашиваю, почему в её горе дыра.
– Это не гора, мистер Тугодум. Это вулкан. Две тысячи лет назад на горе Везувий произошло извержение. Её верхушка взлетела на воздух и погребла под слоем вулканических камней и пепла город Помпеи. Никто не смог спастись от смертоносного потока лавы, и тысячи людей были или заживо погребены, или сгорели дотла. – Глаза Виктории блестят, когда она описывает катастрофу. – И если я налью уксус в кратер моего вулкана, а потом добавлю туда соду, произойдёт… БА-БАХ! Первоклассный фейерверк.
Я смотрю на одного из игрушечных солдатиков – его малюсенькое копьё направлено в сторону пластмассовых коров, которые вдвое больше его, – и представляю себе, как его дом накроет волной булькающей лавы из вулкана Виктории.
– Почему они не попытались убежать?
– Никто не знал, что Везувий начнёт извергаться, – отвечает Виктория, довольно ухмыльнувшись. – Они грелись на солнышке, ели пиццу, а через минуту… БА-БАХ! И всё – их смело как букашек.
Мама любила повторять, что я слишком сильно переживаю по всяким пустякам. Глобальное потепление, астероиды, которые могут попасть в Землю, чёрная дыра, которая может появиться из-за её экспериментов и уничтожить нашу старую добрую Вселенную. Если бы я жил в городе Помпеи, вы бы точно не застали меня загорающим в саду перед домом или поедающим горячую острую пиццу.
– Мисс Бенжамин рассказала нам о твоей маме, – говорит Виктория. – Она сказала, что когда ты вернёшься в школу, мы должны быть с тобой исключительно добры.
Похоже, быть «исключительно доброй» в понимании Виктории не означает перестать называть меня мистером Тугодумом, но в следующую секунду она произносит нечто такое, чего я точно не ожидал от неё услышать:
– Ну так что, хочешь прийти в пятницу на вечеринку в честь моего дня рождения? Начало ровно в семь, в местном клубе. Будет диджей, фотобудка и танцевальный конкурс – я его сто пудов выиграю. И вообще соберётся клёвая тусовка. Мама сказала, что я должна тебя пригласить, чтобы подбодрить.
По шкале от «полный отстой» до «лучше не бывает» приглашение Виктории я бы оценил не очень высоко. Я не люблю фотографироваться, да и танцевать не умею от слова «совсем». Но папа сказал, что нам нужно возвращаться к нормальной жизни, поэтому, может, мне стоит дать Виктории и её вечеринке второй шанс.
– Спасибо, – говорю я ей. – Я спрошу у папы, можно ли мне пойти.
Виктория берёт одного из солдатиков и разворачивает его спиной к вулкану.
– Подарок не забудь, – бросает она мне через плечо.
– Она что, пригласила тебя на свой день рождения? – слышу я голос Кайрана из-за парты позади меня. Присвистнув, он добавляет: – Вот это да – ну теперь я видел всё.
Кайран Ахмед – мой лучший друг из всего нашего класса. По правде сказать, он мой единственный школьный друг. Сложно заводить друзей, когда переходишь в новую школу в четвёртом классе, да ещё и посреди учебного года. Все уже знают друг друга несколько лет: они вместе получали расписание в начале каждого учебного года, вместе играли в футбол на школьном дворе, и все помнят, как в первом классе Уэсли Макнамара с помощью палки исполнил смертельный номер, который окрестили «Смертельная схватка с пауком». Каждый уже подружился с кем хотел, и никто не собирается тратить своё время на то, чтобы помочь мне адаптироваться. Никто, кроме Кайрана. Вот такие дела.
Сначала я подумал, что он – как и Виктория – хочет быть моим другом только потому, что моего папу показывают по телевизору, но потом узнал, что единственное, что интересует Кайрана, – это космос. Он говорит, что будет первым человеком, нога которого ступит на Марс, но если у него не получится достичь настолько великой цели, то он постарается хотя бы стать первым британским космонавтом с азиатскими корнями. Ещё он берёт уроки по нырянию с аквалангом в бассейне, чтобы привыкнуть к невесомости, и знает названия всех спутников в Солнечной системе.
– Зацени, – говорит он, держа Базза Лайтера за парашют. – Я собираюсь запустить этого парня в бесконечность и за её пределы!
К краю парты Кайрана привязан шарик, заполненный гелием. На нём написано: «Мой маленький пони». Ещё одной ниткой шарик привязан к ремню с инструментами Базза Лайтера.
– Ты собираешься запустить его на шарике с «Моим маленьким пони»? – спрашиваю я.
