скачать книгу бесплатно
Глава 13.
Когда самолет приземлился в международном аэропорту Багдада —несмотря на наличие в его названии слова «международный», им регулярно пользовались, помимо самолетов американских ВВС, только рейсовые лайнеры «Ираки эйрвейз» и «Джорданиэн эйрвейз», – Фрэнк убедился, что иметь на борту крупных военных чинов совсем неплохо. Самолет подрулил прямо к зданию аэровокзала, дверь моментально открыли, и господа офицеры прошли всего с десяток метров по залитому солнцем полю, как сразу же очутились в прохладном помещении. Здесь у стойки и рамки металлоискателя наряду с американскими военными из военной полиции стояли и иракские служащие, но документы проверили только у Фрэнка – единственного штатского американца. Впрочем, вся процедура заняла не более двух минут. Иракский служащий сличил фото в паспорте Фрэнка с оригиналом, поставил штамп, протянул ему паспорт со словами «Ахлян ва сахлян» и сам же перевел: «Добро пожаловать в Багдад». Фрэнк поблагодарил и прошел вперед.
В зале прилета его встречала вся американская колония благотворительного фонда «Уэлфээ интернэшнл» в количестве двух человек: директор-распорядитель мистер Дуглас Ричардсон и бухгалтер, он же программист и служащий для всяких поручений, мистер Джеймс Мур. Фрэнку сразу же бросилась в глаза поразительная разница в их внешнем виде. Помимо разницы в возрасте, Ричардсон имел вид типичного пожилого араба. Та же темная кожа лица и рук, подвергавшаяся воздействию солнца в течение десятилетий, такие же, в значительной мере поседевшие, волосы, даже налет какой-то чисто восточной вежливости без малейшего намека на свойственную американцам фамильярность. И чисто восточное изящество в одежде, на которое Фрэнк обратил внимание еще во время учебы в Дамаске, – выглаженные брюки и абсолютно чистые полуботинки.
Джеймс Мур, напротив, имел вид типичного американца. Его даже нельзя было назвать очень загоревшим: можно было подумать, что он пробыл все лето где-нибудь в Нью-Йорке и выбирался на природу только в Центральный парк по уикэндам. Его рубашку и брюки явно нельзя было назвать выглаженными, а на ногах вместо туфель красовались изрядно стоптанные сандалии. И прическа… Хотя у самого Фрэнка были непослушные волосы, такого он еще не видел. Ему пришло в голову, что мистер Мур причесывался последний раз в детские годы, возможно перед первым причастием.
На выходе из здания аэровокзала они посторонились и пропустили группу входящих американских военных. Неожиданно один из офицеров остановился, внимательно посмотрел на Фрэнка и направился к нему с широкой улыбкой и протянутыми руками.
– Фрэнк Норман, если мне не изменяет память, – выпалил он громким голосом. – Добро пожаловать в Багдад. Все-таки решились пощекотать себе нервы. И как? Трезво взвесив все за и против или подбросив монету? Помните наш разговор там, дома, в Хьюстоне?
– Господи! Майкл Готорн собственной персоной! Прошу прощения, что не узнал вас сразу. Кто бы мог подумать, что я встречу здесь знакомое лицо через десять минут после прилета! К тому же я вас видел в штатском, а тут эта форма, да еще каска вместо шляпы, и в бронежелете, – Фрэнк искренне обрадовался встрече. – А что касается вашего вопроса, могу сказать, что я принял решение на основе глубокого научного анализа обстановки на Ближнем Востоке. Затем я подбросил монету и… поступил наоборот.
– О’кей, не буду вас сейчас задерживать, – Майкл Готорн обвел взглядом сопровождавших Фрэнка. – На днях обязательно встретимся. Где вы собираетесь остановиться?
– Мистер Норман будет жить со мной, в «Зеленой зоне», – вмешался в разговор Ричардсон, – на вилле, арендуемой фондом.
Он достал из нагрудного кармана рубашки визитную карточку и протянул майору.
– Звоните и заходите в любое время. Будем рады вас видеть.
– Будем считать, что договорились. Счастливо и до встречи, – Майкл дружески хлопнул Фрэнка по плечу и вернулся к поджидавшей его группе.
Ричардсон подвел Фрэнка к форду-универсалу выпуска конца девяностых годов и представил ему стоявшего у машины араба:
– А это господин Мухаммед, наш менеджер и водитель по совместительству.
Ричардсон сказал это по-арабски, и Фрэнк тоже по-арабски добавил в свою очередь, что рад познакомиться с Мухаммедом и надеется, что они будут успешно работать на благо фонда. Ин шаа лла.
Все уселись в машину, и Мухаммед, осторожно объехав бетонные блоки, преграждавшие въезд в зону аэропорта, выехал на шоссе. Фрэнк впервые отчетливо осознал, что он находится если не в воюющей, то по крайней мере в неспокойной стране: заходящий на посадку С-130 отстреливал тепловые ловушки, недалеко от шоссе прошли, чуть не касаясь земли, два боевых вертолета, а где-то на востоке раздался взрыв, и через какие-то секунды поднялся столб черного дыма.
– И часто здесь такое бывает? – поинтересовался Фрэнк.
– Часто, – ответил Ричардсон, – в среднем пять-шесть раз в день. Иногда больше, иногда меньше.
Фрэнк обратил внимание на то, что кустики, посаженные на разделительной полосе дороги, были почти без листьев.
– Давно не было дождей? Засуха?
– Дождей действительно не было давно, – усмехнулся Ричардсон. – Но дело не в этом. Насаждения обработали какой-то химической дрянью, чтобы боевикам было труднее устанавливать взрывные устройства.
– Да-а, – протянул Фрэнк, – когда смотришь дома по телевизору или читаешь в прессе о том, что где-то что-то взорвали, воспринимаешь все это чисто абстрактно. Не так впечатляет, как в реальной жизни.
– Ничего, привыкните, – Ричардсон внимательно посмотрел на Фрэнка. – Здесь часто начинают стрелять, когда стемнеет. Поздно вечером или ночью. И вы знаете, первое время, когда я сюда приехал, я не мог заснуть, если было тихо. Такое чувство, что чего-то не хватало. И я ждал, когда наконец раздастся автоматная или пулеметная очередь. А еще очень красиво, когда ночное небо прорезает очередь трассирующих пуль из крупнокалиберного пулемета. А потом уже спокойно засыпал, – он помолчал и добавил: – Конечно, когда невдалеке разрывается мина и кажется, что дом содрогается и вот-вот развалится, это неприятно. А в остальном… Привыкните. К тому же мы надеемся, что со временем все успокоится. Ин шаа лла.
Внезапно машина резко затормозила и остановилась. Фрэнк от неожиданности стукнулся лбом о спинку переднего сидения.
– «Зеленая зона», – пояснил Ричардсон. – Проверка документов, а иногда и машины, если солдаты новички. Те еще всерьез относятся к инструктажу.
К машине подошел морской пехотинец с винтовкой М-16 наперевес. Ричардсон, не дожидаясь вопросов, открыл окно и высунулся наружу:
– Привет. Мы американцы. Из благотворительного фонда. Ездили встречать нового сотрудника. Сзади его чемоданы. Хотите взглянуть?
– А ну их, – скривился солдат, – судя по вашим физиономиям, вы не собираетесь ничего взрывать. Какие у вас сигареты? «Кэмэл»? Оставите пачку? А то снабжение становится ни к черту. И чем дальше, тем хуже.
Он взял протянутую пачку, поблагодарил и махнул рукой.
– Валяйте. Счастливого пути.
Еще минут через пять-семь машина свернула на узкую улочку и остановилась возле небольшой двухэтажной виллы, похожей как две капли воды на те, что были рядом и напротив нее.
– Вот мы и дома, – Ричардсон, подождал пока Фрэнк вылезет из машины. – Прошу вас, добро пожаловать!
Он провел Фрэнка в холл и сказал:
– Присаживайтесь. А я пойду на кухню и посмотрю, что наш повар Ахмед оставил из съестного. Мы не держим большие запасы в холодильнике, так как электричество часто отключают, а мазут для генератора тоже не всегда подвозят вовремя. Но с голоду вы здесь не умрете. Мы все-таки представляем благотворительный фонд, и консервы у нас не переводятся. В случае необходимости сможем продержаться пару десятилетий. А вы, Джеймс, пока займите мистера Нормана беседой.
– Вы тоже живете здесь? – поинтересовался Фрэнк.
– Нет, – Мур поправил очки. – Я обитаю в ста метрах отсюда. Через три виллы. Там живут ребята из строительной компании. Из Нью-Джерси. И мистер Ричардсон любезно разрешил мне поселиться у них. Дело в том, что он немного тугой на ухо. А поскольку он прекрасно знает арабский – я думаю, не хуже местных, —то постоянно либо слушает радио, либо смотрит телевизор, либо включает магнитофон и врубает иракские народные песни. Можете себе представить, что это означает для неподготовленного уха? Короче говоря, я выдержал все это ровно двадцать пять часов и семнадцать минут – как человек с математическим образованием я подсчитал точно, —быстро договорился с соседями и теперь живу у них. Вы же, как я слышал, арабист, и, возможно, вам это даже понравится. Как там говорится по-вашему: ин шаа лла.
Фрэнк пытался составить в уме как можно более деликатную фразу, чтобы выведать у Мура какими еще недостатками обладает их начальник, но в этот момент дверь холла открылась и появился сам Ричардсон с большим подносом, на котором стоял дымящийся кофейник и возвышалась целая гора сэндвичей.
– Вот и я, – Ричардсон поставил поднос на журнальный столик, – угощайтесь. У Ахмеда сегодня кто-то заболел, так что будем хозяйствовать сами. Пока перекусим, а вечером либо сделаем что-нибудь более капитальное, либо поужинаем в местном ресторане недалеко от дома. Французской кухни я вам не обещаю, но сытым вы будете.
Он налил Фрэнку и Муру кофе в большие кружки с замысловатым орнаментом и замолчал, давая гостям возможность спокойно поесть.
Потом он снова обратился к Фрэнку:
– Я подготовил для вас две комнаты наверху. Всего там их пять. Я занимаю одну, а вы можете занимать хоть все остальные. От одной до четырех. На первом этаже есть помещение под офис, оборудованное всеми техническими средствами. Мы с вами будем жить вместе, так как наше посольство настоятельно рекомендует сотрудникам одного учреждения селиться компактно. Они считают, что так безопаснее. Заботятся о соотечественниках! Хотя я помню как когда-то, когда в этой стране был военный переворот и в городе в течение нескольких дней шла стрельба, никто из посольства нам даже не позвонил. Я тогда работал в информационном центре. Когда через неделю все успокоилось, к нам приехал какой-то тип из аппарата советника по безопасности и с самой серьезной миной сообщил, что в городе неспокойно и опасно, и велел всем сидеть дома. А спорить с ними не рекомендуется. Они всегда могут доставить кучу неприятностей.
Ричардсон сделал большой глоток и продолжил:
– Исключение сделали только для нашего юного друга, – он кивнул в сторону Мура. – Его пожалели. Чтобы не мучался со старым хрычом, который старше его почти в три раза. Но он живет в нескольких десятках метров отсюда, – Мур хотел что-то сказать, но Ричардсон остановил его движением руки. – Ладно, не оправдывайтесь. Я же знаю истинную причину. Ну а теперь несколько слов о вашей работе, – Ричардсон снова повернулся к Фрэнку. – Наша задача состоит в том, чтобы распределять получаемые грузы гуманитарной помощи в соответствии с желанием иракской стороны. Мы кое-что хотели бы делать по-другому, но решающее слово всегда остается за иракцами. Мы можем считать, например, что в ближайшее время детское питание должно поставляться в Мосул, а нам говорят: нет, отправляйте в Кербелу. И спорить не приходится. Иначе выяснится, что какие-то документы оформлены не так, как надо, грузы нельзя доставить из порта Басра в Багдад и тому подобное.
Ричардсон остановился перевести дух, и Мур сразу же воспользовался паузой.
– Если позволите, сэр, я не буду отвлекать вас от дел. И потом, мы хотели съездить на военную базу немного поиграть в бейсбол.
– Ладно, – Ричардсон махнул рукой, – можете отправляться. Только не забывайте о комендантском часе. И помните об осторожности.
Мур попрощался и вышел. Ричардсон и Фрэнк подождали, пока за ним закроется дверь, и Ричардсон продолжил:
– Неплохой парень, но шалопай. Ему всего двадцать пять лет. И вы знаете, зачем он сюда приехал? Не поверите. Он с детства коллекционирует монеты. И год назад он прослышал, что в Ираке этого добра хватает. Особенно после того, как местные бандиты разграбили Национальный музей и другие музеи, коллекции и собрания. И вот он использовал все свои возможности и связи для того, чтобы попасть в Ирак. И добился своего. У нас он числится бухгалтером. И притом он действительно хороший бухгалтер. С помощью своего компьютера он выдаст вам любую справку за полминуты. А если бы вы слышали, как он говорит о нумизматике! Это просто поэзия! Он без запинки и без подглядывания в справочники может сказать вам, чем отличается динар или дирхем, отчеканенный в 1200 году от своих собратьев выпуска 1280 года. Но во всем остальном он полный профан. Когда он приехал, я подобрал ему кое-какую литературу по Ираку. Самую простейшую, чтобы он получил представление о стране. А потом, через месяц, я решил проверить, что он усвоил. Оказалось, ничего! Ну а что касается нашего местного персонала, то их сейчас двенадцать человек. Я считаю, что они в большинстве своем хорошие ребята. Дружелюбны, никогда не скажут, что не могут задержаться на после окончания рабочего дня, если есть такая необходимость. К тому же они заинтересованы в своей работе в фонде. Платим мы хорошо, иногда распределяем между ними какие-нибудь консервы. Так что на фоне огромной безработицы в стране они, можно сказать, устроились великолепно. Насколько хорошо они относятся к американской оккупации и к американцам вообще, сказать трудно. Да я считаю, что это не столь уж важно. Главное, чтобы выполняли свои обязанности. Есть, конечно, и типично местные недостатки. Если вы не прикажите, а просто попросите их что-нибудь сделать, то наверняка получите ответ: завтра, ин шаа лла. То же самое вам скажут и завтра. Поэтому иногда приходится проявлять требовательность. Вот вкратце то, что я вам хотел сказать на первый раз. С деталями познакомитесь в процессе работы. Посмотрите наши отчеты. Что будет неясно, спросите. А сейчас устраивайтесь и отдыхайте до ужина. Пойдемте наверх, я вам покажу комнаты.
Ричардсон поднялся на ноги и пошел впереди Фрэнка на второй этаж.
Все четыре комнаты, которые он показал Фрэнку, были похожи как две капли воды. Каждая имела площадь примерно двадцать пять метров и была одинаково меблирована: большой платяной шкаф, письменный стол, два больших кресла и широченная кровать.
«Учитывая, что с дамами здесь обстановка напряженная, предоставлять постояльцам такие кровати является форменным издевательством», – подумал Фрэнк. По-видимому, Ричардсон угадал его мысль. Он пробормотал: «Да уж», – и рассмеялся.
Фрэнк распаковал свои чемоданы, повесил в шкаф костюмы, рубашки и брюки и решил принять душ. Он разделся, встал в ванную, включил воду и тут же, громко чертыхаясь, буквально вылетел из ванны.
– Что случилось, мистер Норман, – в корридор выскочил из своей комнаты Ричардсон.
– Вода, черт бы ее побрал, – пробормотал Фрэнк, потирая плечо. – Настоящий кипяток. Еще немного, и я бы сварился.
– Моя вина, – Ричардсон облегченно вздохнул, – забыл вас предупредить. Бак водоснабжения здесь устанавливают на крыше, и поэтому солнце нагревает воду чуть ли не до ста градусов. Когда открываете кран, надо подождать несколько минут, а то действительно можно свариться. Слава Аллаху, что все обошлось. Вы так громко выразили свое отношение к происходящему, что я подумал, мы подверглись нападению аз-Заркави и его шайки.
Ричардсон снова ушел к себе, а Фрэнк подождал еще несколько минут, попробовал воду кончиком пальца и наконец вымылся.
Спать или дремать ему расхотелось, он просто развалился на кровати и включил приемник. Багдадское радио передавало, что сегодня произошло два взрыва заминированных автомашин, три нападения на местных полицейских и обстрел колонны американских войск вблизи аль-Фаллюджи. Имелись убитые и раненые.
Фрэнк посмотрел на часы. Было четыре часа дня.
«Интересно, что еще случится до конца дня», – подумал он про себя.
В пять часов в дверь постучали и вошел свежий и аккуратно одетый Ричардсон.
– Ну что, отдохнули? Спускайтесь вниз, выпьем по чашечке кофе, немножко поболтаем и решим, что делать дальше.
Когда Фрэнк через несколько минут спустился в холл, Ричардсон уже сидел за накрытым журнальным столиком. На подносе стояли большой чайник, стеклянная банка «Нескафе» и несколько тарелок с различными национальными сладостями.
– Как вы насчет растворимого кофе или чашки чая? – спросил он Фрэнка. – Молотый надо было варить, и к тому же пить его постоянно – значит расшатывать нервную систему. Здесь, куда бы вы ни пришли, везде угощают либо крепким, так называемым горьким, кофе, либо крепким и очень сладким чаем. За день выходит где-то по дюжине чашек того и другого.
– Ничего не имею против растворимого кофе, – сказал Фрэнк.
– О’кей, – Ричардсон взял чайник и наполнил чашку Фрэнка. – Кладите кофе сами по вкусу. Кстати, называйте меня Дугласом, а я буду называть вас Фрэнком. Нет возражений? Тогда расскажите мне о себе. Для лучшего знакомства. А то я знаю только то, что вы окончили университет по специальности «История Ближнего Востока» и потом работали в этой самой «Стандард ойл», которая решила вдруг заняться благотворительностью.
– Особенно интересного в моей биографии мало, – начал Фрэнк. – Разве что во время учебы в университе стажировался один год у наших соседей в Дамаске на историческом факультете по студенческому обмену. А после окончания была возможность устроиться либо в центре стратегических исследований Джорджтаунского университета, либо попасть в аналитический отдел «Стандард ойл». Выбрал второе. В компании предложили в три раза больший оклад, и была перспектива поездок чуть ли не во все страны Среднего Востока. Но на практике за почти шесть лет работы съездил пару раз с начальством в Эмираты. Краткие командировки. Так что тяга посмотреть другие страны региона осталась. Сейчас вот провел несколько дней в Египте. Заглянул по дороге в Дубай и Маскат. Что еще вам рассказать? Был женат несколько лет. Потом развелся. Детей нет.
– Какие-нибудь хобби? – поинтересовался Ричардсон. – Нумизматика, как у нашего юного друга, или еще что-нибудь?
– Ничего в этом духе, – рассмеялся Фрэнк. – Мое хобби – моя специальность. Опубликовал десяток статей по политическому и стратегическому положению в регионе. О фундаменталистских организациях в различных странах. О политике нашего правительства. Про все наши доктрины об объявлении Персидского залива сферой наших жизненных интересов и тому подобное. Что было хорошего в нашей компании, так это то, что я имел возможность выписать за ее счет любую книгу или журнал, которые считал нужным для работы аналитического отдела. Естественно, что я выписывал кое-что и для себя. Год тому назад начал работать над книгой о современном положении в зоне Залива. Сейчас, по-видимому, основной упор буду делать на Ирак. Как очевидец того, что здесь происходит. Если, конечно, за грехи дядюшки Сэма не отрежут голову мне.
– Будем надеяться, что этого не случится, – Ричардсон взял сигарету и щелкнул зажигалкой. – А как ваш арабский?
– Достаточно приличный, чтобы в общем и целом понимать политические тексты, газетные материалы и прочее. А что касается разговорного, то говорю более или менее прилично на сирийском диалекте. Хотя кое-что уже подзабыл. И, само собой разумеется, абсолютно ничего не понимаю в иракском. Когда вы в машине говорили с водителем, я поймал себя на том, что из десятка фраз, которыми вы обменялись, я понял только «хамду лилля»
и «ин шаа лла».
Оба рассмеялись.
– Но это меня не удивляет, – продолжил Фрэнк, – я прекрасно знаю, что между арабским литературным и диалектами существуют большие различия. Со временем научусь и иракскому. Ин шаа лла.
– Конечно, научитесь, – Ричардсон налил себе следующую чашку кофе. – Хотя иракский диалект гораздо дальше от литературного, чем сирийский. Ладно, теперь моя очередь. Чтобы вы получили представление о человеке, с которым живете под одной крышей… Итак, я получил свой диплом в начале шестидесятых. Когда вас еще и на свете не было. Только моя специальность была арабская филология. И мне очень нравился арабский язык. Что в конечном счете и погубило мою карьеру.
– Любовь к языку? – удивился Фрэнк.
– Представьте себе. Любовь и желание выучить его, как можно лучше. После учебы я устроился в государственный департамент. И был страшно горд. Как же! Посольства. Дипломаты. Приемы. Международные конференции. Хорошо звучит, не правда ли? И вот меня назначили в посольство в Каир на должность переводчика: делать обзоры прессы, быть на подхвате, когда кому-нибудь надо куда-нибудь съездить и с кем-нибудь встретиться. И я с течением времени стал прекрасно справляться с этой работой. В нашем переводческом бюро работали, или, вернее, числились, еще несколько парней моего возраста, которые арабский знали отвратительно и им совершенно не интересовались. Их нельзя было использовать в качестве переводчиков. И поэтому они продвигались по карьерной лестнице. Получили ранг атташе, потом советников и так далее. В общем, занимали те должности, где можно не знать ничего конкретного, а достаточно уметь говорить с умным видом всякую чушь. А я десять с лишним лет просидел переводчиком. Сначала в Каире, потом в Дамаске, потом в эр-Рияде. Все мои попытки получить другую должность кончались провалом. Кто же отпустит хорошего переводчика?
Моя собственная жена стала смотреть на меня как на законченного неудачника. Как же! У других дам мужья советники, посланники, специальные представители, а у нее – п е р е в о д ч и к. Как говорят немцы, швайнерай. Короче говоря, мы продержались с ней еще несколько лет. За границей и в Вашингтоне, где я стал работать в центральном аппарате. А потом дети – у нас их двое, оба мальчики, – выросли, стали самостоятельными, и мы с женой расстались. Она скоро вышла замуж второй раз, а я так и остался холостяком. Уволился из госдепартамента, долго работал в различных наших информационных агентствах. Потом пытался обосноваться в Вашингтоне, но ничего не получилось. Тянуло на Восток. Казалось бы, почему не сидеть дома? Денег хватает. Вполне приличная квартира в конце Коннектикут-авеню. Но нет, хотелось сюда. Я уже, наверное, не смогу без того, чтобы не слышать на улицах гортанную арабскую речь, не видеть практически постоянно голубое небо и тому подобное. Правда, здесь большие проблемы с дамами. По крайней мере в Багдаде. Но когда вы приближаетесь к семидесяти, все это не так уж и важно.
Ричардсон немного помолчал и продолжил:
– У Хемингуэя есть то ли рассказ, то ли повесть, которая называется «Праздник, который всегда с тобой». Это он про Париж. Так вот, для кого-то праздник – это Париж. А для меня это Дамаск, или Бейрут, или Александрия. Наверное, где-нибудь на Востоке я и умру… Впрочем, хватит мрачных мыслей. Здесь неподалеку есть вполне приличный ресторан с национальной кухней. Я вас приглашаю. Собирайтесь, и двинемся.
– Боюсь, у меня не самый подходящий вид, – Фрэнк показал на свои слегка мятые брюки. – Следовало бы поменять и рубашку.
– Ерунда, – Ричардсон махнул рукой. – Чем хорош материал с примесью синтетики, так это тем, что можно не гладить полгода. Никто и не заметит. К тому же уже начинает темнеть, а в ресторане и в полдень полумрак. И потом, здесь так часто отключают электричество, что половина Багдада просто не гладится. А если уж совсем не повезет и какая-нибудь местная дама уставится на ваши брюки, мы ей объясним, что вы только что прилетели, что сегодня пятница и у боя, который занимается глажкой, выходной. И если она захочет увидеть вас выглаженным, то пусть оставит номер своего телефона.
– Согласен, – Фрэнк улыбнулся. – Только, учитывая мое знание местного диалекта, объяснять будете вы.
Они вышли за ворота виллы. Ричардсон направился к не первой свежести «Доджу».
