скачать книгу бесплатно
Голова пухла от информации, а смысл любого текста по юридической тематике терялся для меня ближе к середине. Но усидчивость, упрямство и желание порадовать родителя заставили меня окончить юрфак.
Работу я нашла по протекции отца. Место было хлебным, и знакомые удивлялись тому, что я не порхаю от радости. Мне было грустно. С мужем я разошлась, фигура не радовала, постоянно возникающие лазейки в законах не вызывали азарта, только скуку.
Целыми днями я документально оформляла сделки и присутствовала на переговорах совместно с риелторами, продавцами и покупателями. Моё участие было номинальным, не влияющим на решения сторон – участников сделки, если речь, конечно, не шла о прямом подлоге.
Четко отработанными и заученными наизусть приемами я проверяла документы на подлинность и составляла договора. Однако основная живая работа с участниками сделки проводилась за дверями переговорной. Кстати, оплачивалась такая работа на порядок выше…
По терминологии, принятой в нашем агентстве недвижимости, общение с обеими сторонами называлось «выездом в поле». Для меня полевая деятельность была наполнена азартом, она манила. Частенько я наблюдала за риелторами, которые забегали в офис, буквально напиться воды из кулера, и снова кидались обратно, на улицу, окучивать потенциальных клиентов.
Естественно, такое поведение не было характерным для важных, сделавших себе репутацию агентов. Те подъезжали к офису редко, на дорогих машинах с кожаными папками, полными бумаг. Они не спешили, как и их клиенты, а чаще доверенные лица клиентов. Эти люди занимали самую лучшую переговорную комнату и просили обеспечить их юристом, тишиной и кофе.
Именно на таких встречах я чутко начала слышать, где ложь, где сокрытие информации, где оговорки и прочие отклонения от нормального хода событий.
В подавляющем большинстве участники сделки были честны, а недостоверность их сведений происходила из чьей-то лени или небрежности. На каком-то этапе сделки рядовой сотрудник забыл, завертелся-закрутился, не успел, пролил кофе на ксекорс, поругался с девушкой или потерял важный документ в единственном экземпляре.
У нас однажды случился сбой компьютерной программы, и мы не могли распечатать платежные поручения, а молодой человек из сервисной службы попал в пробку, не успев доехать до нашего офиса. Моя начальница, дабы не сорвалась важная сделка, использовала некоторые данные продавца с его же слов, не проверив по компьютерной программе. Моё присутствие на переговорах спасло начальницу от большой ошибки.
Что-то в поведении, в речи ли продавца подсказало мне: врёт, мерзавец, не ту сумму называет, которую в компьютерных документах зафиксировали. Решил воспользоваться нашей оплошностью, потом по судам затаскает. Наше агентство не захочет портить свою репутацию, не будет судиться и потеряет в деньгах.
У продавца бегали глаза, он ерзал и внезапно стал спешить, когда понял, что в офисе случился форс-мажор… Я покинула комнату переговоров, предупредила начальницу, и что вы думаете? Правда оказалась на моей стороне.
Продавец той недвижимости хотел прикарманить средства, гораздо больше обещанных.
Тот случай лишь подчеркнул: взрослый человек лжет крайне редко, когда на кон поставлено по-настоящему что-то ценное. Зачем головная боль, зачем невыносимо рваный ритм сердца, грозящий инфарктом? Врать тяжело, физически тяжело.
Так зачем Наталья мне сказала эту чушь? Что было поставлено на кон?
Я очутилась у двери своей квартиры. После развода мне пришлось вернуться обратно в дом, где я лет с двадцати проживала вместе с матерью и бабушкой. Отец давно женился на другой женщине, и теперь мы жили с матерью вдвоём в квартире, которую она получила в наследство от своей матери.
– У каждой женщины должно быть место, куда она может всегда вернуться, если у нее не заладиться с мужем, – часто говаривала моя бабка, прожившая душа в душу со своим единственным супругом аж до девяноста лет.
Моя мать удостоверилась в истине бабкиного утверждения на своей шкуре. Однажды ей позвонила женщина и более, чем внятно объяснила причины нечастого пребывания в доме моего отца. За этим последовало позорное в кавычках возвращение моей матушки в родные пенаты с ребенком в подоле. Ребенок в подоле – это я, а было мне на тот момент слегка за двадцать. Конечно, ребёнок! Мама долго переживала, что скажут соседи, пока бабушка не отчитала ее:
– Те люди, что тебя знали, уже давно померли, а те, что живы – находятся в глубоком беспамятстве!
– А их дети? – спросила мама, не сдаваясь.
Бабушка махнула рукой и устало предложила вернуться обратно к мужу, заниматься делением совместно нажитого имущества.
– Ни за что! Пусть пользуется, разрешаю!
Я со своим мужем прожила гораздо меньше, чем мама. Каких-то два года стирки носков и варенья супов закончились для меня неприятным признанием подруги:
– Между нами любовь, между вами – быт.
– Верно, – парировала я, – можешь забрать моего мужа со всеми потрохами.
– Как это? Куда забрать? Мы будем жить с ним в этой квартире. Она ведь ему принадлежит.
Я отвернулась, чтобы скрыть поражение в глазах. Мне было противно от таких наглых заявлений некогда достаточно близкого друга. Ну, что ж! Любая женщина должна иметь маленькую квартирку, чтобы было, куда возвращаться? Так, бабуля?
– Забирай всё, дарю! – Я ушла.
Однако мои дары встали у подруги комом, проглотить она их не смогла. Муж попытался было начать со мной всё сначала: ворох грязных носков и пустые кастрюли, видимо, крепко удручали его.
– Нет, спасибо, – ответила я на его неловкие ухаживания.
Он стал для меня парадоксально чужим, хотя я знала этого мужчину даже лучше, чем себя. Как и мама, я с опущенной головой и поджатым хвостом, вернулась домой.
По установившейся в нашей семье традиции мне стало казаться, что я чрезвычайно интересна для всех соседей. Вот что странно, меня не так трогало моё разбитое сердце, как мнение чужих для меня людей.
Наверное, это как-то ненормально, не по-людски. Тем не менее, я уверена, сердце моё быстрее зажило потому, что думала я не о муже, а о соседях.
После работы ноги несли меня в мужнину квартиру, а гордость и разум – в мамину. Пока побеждала гордость, я чувствовала себя сильной, но однажды, когда, казалось бы, уже можно было привыкнуть, почему-то после работы я обнаружила себя у дома, где жил муж. Именно тогда я увидела вывеску “полдэнс”.
Счастливый случай подстерегает в самых неожиданных местах.
Теперь-то, когда я умею летать, мне безразлично, если в своем районе меня заметит бывший муж. А ведь он видел меня… Бедный. Полагаю, боялся, что я буду преследовать его. Нет, этот этап завершился. Назад не хочу, прошлое для мертвецов, а меня зовёт небо, чувство невесомости, легкости мыслей, любви к жизни.
Я люблю парить и теперь не мыслю себя в отрыве от этого. Это не просто хобби, увлечение, это что-то совсем другое. И всегда парение происходит
по-разному.
Чаще мне нравится летать ночью, жаркой летней ночью. Наша с мамой квартира находится относительно невысоко. Даже люди, далекие от того, чтобы парить, могут остаться живыми после падения с нашего четвертого этажа. Переломаются все, будут калеками, но сохранят способность существовать. Случается, что обходятся и вовсе без переломов, но, как намекает Марианна Васильевна, речь тогда идет о скрытых Парящих.
А я июльскими ночами выхожу в коридор подъезда, убедившись, что родительница моя крепко спит. Коридор у нас длинный и заканчивается он открытой лоджией, соединяющей лестничные пролеты этажей. С лоджии открывается великолепный вид на ночной город, который утопает в огнях.
Обычно я надеваю легкую ветровку, на высоте может быть прохладно, особенно, если мне захочется увеличить скорость. Поскольку я регулярно разучиваю новые трюки на пилоне, то тело у меня крепкое и гибкое, руки натренированные и сильные.
Мне ничего не стоит перелезть через лоджию и, держась за перила пальцами, повисеть над землёй, привыкая к невесомости. Женщинам, которым не по душе акробатика, для полета пришлось бы спуститься на первый этаж.
Когда моё в тело и душу проникает звенящая чистота, доверие и любовь, я отпускаю пальцы. По инерции какую-то долю секунды меня притягивает земля, и я чувствую, как стремительно падаю.
Но вот воздух становится ватным, осязаемым, он превращается в прозрачные волны океана, я принимаю то положение, которое мне сегодня захотелось – параллельно земле, словно стрела, слегка отталкиваюсь босыми ступенями от кирпичной стены дома и парю. Можно обойтись и без отталкивания, но мне нравиться начинать своё ночное путешествие с разгона.
Я меняю высоту, то лечу на уровне четвертого этажа, то десятого. Такие трюки мне необходимы, я изучаю, на что способно моё тело, а главное – душа. Именно от того, что происходит в ней, зависит, вернусь ли я живой с очередной ночной прогулки.
Когда я не знала, как важно состояние любви и доверия к этому миру, к высшим силам, которые поддерживают нас, со мной могло случиться непоправимое – падение. Едва пролетев пару метров над землёй, я подумала: вот оно – волшебство! И я его могу сотворить! Я сама! Я, я, я – гордыня взяла меня в оборот. Навстречу мне в лицо неслась снежная крошка, обжигающий холодом ветер, люди внизу уныло брели по асфальту, автомобили застряли на узких дорогах – и пафосные, представительского класса и отечественные, лихо косящие под пафосные. Дорога едина для всех: для пешек, для королей, для пешеходов и водителей. Только мне закон не писан: я лечу.
Всё быстрее и быстрее. Слава богу, хоть ума хватило не забираться слишком высоко. Я хочу чуть свернуть, впереди шлагбаум для машин, закрытый, и растерянно понимаю, моё тело перестало слушаться мыслей, а воздушный океан вокруг меня превратился в пустоту. Мне не на что опереться, ничто меня не держит, я стремительна словно пуля, выпущенная из пистолета: молниеносна и бескомпромиссна.
Что-то внутри меня подсказывает, и за миг до столкновения я начинаю истово молиться своими словами: “Даже, если сейчас наступит моя смерть, я благодарна за каждую секунду, которую провела на этой планете!”. И тут я ударяюсь о шлагбаум.
Живот пронзает дикая боль, меня складывает пополам. Полет закончился, я сползаю на мокрый от снега асфальт и плачу. Так больно мне, кажется, никогда еще не было. Я мечтаю потерять сознание. Такое чувство, что мне наживую разрезали живот, а теперь растягивают рану в разные стороны. Может, у меня кровотечение? Я просовываю руку под куртку, отодвигаю толстый свитер и ощупываю горячую кожу. Ладонь сухая.
Сзади сигналит машина, шлагбаум поднимается. Мне приходится отползти в сторону, и автомобиль приезжает. Ах, если бы во время моего полета этот злополучный шлагбаум был бы открыт. Из автомобиля выскакивает девушка и подбегает ко мне:
– Что с вами? Сердце?
Молодое обеспокоенное лицо.
– Нет, я поскользнулась просто, – со стоном отвечаю я.
– Наверное, у вас перелом где-то. Может, «скорую» вызвать? – девушка пытается меня поднять, а я внезапно понимаю, что она не могла не видеть, как я ударилась животом о шлагбаум. Это произошло за мгновение до его поднятия.
Наконец, я с помощью девушки принимаю положение стоя. Я смотрю на свою добрую спасительницу, и до меня доходит: “Меня никто не видит, когда я лечу. Пусть это будет день, пусть ночь. Я становлюсь видимой для людей только после приземления. А как они себе объясняют моё внезапное появление? Поистине, надо было упасть, чтобы задуматься об этом!”.
Я пребывала в эйфории после первых своих полётов наяву. Ни о чём не заботилась, просто наслаждалась. Наверное, я была тогда безумна. Но как тут не сойти с ума, когда стоит помыслить “А не попробовать ли мне еще разок?”, привстать на цыпочки, слегка оттолкнуться руками от густого воздуха и оторваться от земли. Должно быть я тогда была не в себе.
Девушка внимательно оглядела меня и мою относительно нормальную походку: я прихрамывала, морщась от боли в животе.
– Давайте подвезу. Я все равно уже опоздала… – Предложила она.
Я заметила, что девушка эта гораздо старше, чем мне показалось вначале. В ее светлых волосах серебрилась седина, которую я приняла за современное окрашивание. В уголках глаз притаились морщинки, на лбу угадывалась поперечная складка. “Ей скорее ближе к сорока, чем слегка за тридцать”: решила я и приняла помощь:
– Мне недалеко, но, похоже, без вас я не дойду…
В сопровождении женщины я доковыляла до автомобиля и с кряхтением расположилась на переднем пассажирском сидении. Мы медленно тронулись в путь.
– До сих пор не пойму, откуда вы взялись? Вы что не заметили закрытый шлагбаум и врезались в него? – Женщина покосилась на меня. В ее голосе слышалась причудливая смесь изумления и подозрительности.
Мне не хотелось вдаваться в подробности. Она все равно бы не поверила. Я пребывала в ужасе от того, что со мной случилось и могло бы произойти. Можно, конечно, просто молчать и игнорировать вопросы своей спасительницы, но это как-то не слишком вежливо, поэтому я сделала не менее изумленное лицо, чем эта женщина и ответила вопросом на вопрос:
– Сколько вам лет?
– Что? – Она удивилась, потом пожала плечами, – Мне сорок.
– Вы хорошо выглядите. Я подумала, что намного меньше. Лет двадцать пять, может…
– Приятно это услышать, а с другой стороны: вот какая разница, насколько лет мы выглядим? Мы, женщины, я имею ввиду. Вам, допустим, около тридцати, и, у вас впереди десять лет, чтобы достигнуть моего возраста. Эти десять лет пролетят, не заметите. У меня именно так и вышло. Потом вы обернетесь назад, и хорошо, если за прошедшее десятилетие что-то случилось ценное.
– Например? – моя боль утихла. Разговор заинтересовал.
– Например: дети, любовь, карьера… Надо использовать это время. Понимаете, о чем я говорю? Неважно, пусть вы лицом как девочка или как старушка. Главное, что есть за спиной.
– И что у вас за спиной? – Я улыбнулась.
– Боюсь, что только моложавая внешность, – женщина изобразила нарочитую ответную улыбку.
По мнению собеседницы, у меня был в запасе целый десяток лет. Что ж, в этом она права. Но я уже не первый год замечала бег времени. Всё мне хотелось подбивать какие-то итоги, оценивать результаты и подсчитывать успехи.
Каждый Новый год я болезненно ощущала горечь от того, что хвастаться мне нечем. Семьи крепкой с мужем любимым и детками – нет, карьерных планов – нет, особых увлечений – снова и опять “нет” …
Но сейчас, сейчас что-то произошло, я что-то обрела, получила такое, с чем мне нужно разбираться. Бесшабашная эйфория от возможности летать закончилась. Я должна понять, с чем столкнулась, иначе десять лет, о которых говорит эта женщина за рулём, окажутся для меня недостижимой иллюзией.
Возле шлагбаума меня подстерегала если не смерть, то несчастный случай с дальнейшей инвалидностью. Так-то вот. Я знала, куда мне ехать. В танцевальную студию. К Наталье.
– Вот здесь, пожалуйста. Я выйду. Еще раз спасибо за всё.
– Берегите себя, – печально улыбнулась женщина.
Я энергично тряхнула головой и взбила обеими руками волосы, чтобы выветрить тоскливое настроение. Мне нужна была правда от Наташи, и я приехала за этим.
Спустившись вниз по лестнице, ведущей в студию, я осторожно приоткрыла дверь. У стойки, где мы обычно разувались, никого не было. Негромко играла джазовая композиция. Сразу захотелось раскованно и расслабленно покачиваться ей в такт, а лучше парить в густом воздухе, который держит тебя, но куда там! Моё тело, а особенно живот, ныло от недавнего удара о шлагбаум.
Верхние лампочки в студии были выключены, в зеркальных стенах отражался только отсвет напольного светильника в виде шара. Восемь пилонов, стоящих в ожидании женских тел, напоминали суровых стражников. Вдруг стало страшно. Я поймала себя на крамольной мысли: мне всё почудилось.
Какие полёты? Какой-такой осязаемый воздух? Я просто городская сумасшедшая. Объяснение очевидное.
Музыка всё лилась и лилась, вводя в какое-то полугипнотическое состояние. Потом к джазу присоединился смех, тонкий, чуть слышный, серебристый, как будто кто-то где-то проверяет прочность хрустальной посуды легкими постукиваниями вилки по стеклу.
Мне стало жутко и холодно от внезапно налетевшего ветра. Я даже покачнулась, но пришла в себя. Да какого лешего! Мне вспомнился мой развод и все, что ему предшествовало. Да какого лешего?
– Сделай вид, что ничего не замечаешь. Замни, забудь, пропускай мимо ушей, если хочешь сохранить брак, – со знанием дела уговаривала меня свекровь.
Она провела полжизни на пороховой бочке, то и дело, прощая супруга за измены. Оттого вид у нее был уже давно не очень, нервы ни к черту, об остальном умолчу, и так – достаточно.
– Да какого лешего! – ответила я тогда ей.
А сейчас в студии с этим же восклицанием я быстро разделась, обдирая пальцы о молнии, крючки и замочки зимней одежды. В одном нижнем белье, чтобы кожей лучше держаться за гладкую сталь, я шагнула к ближайшему пилону и полезла к самому потолку словно дикая злая кошка.
Краем сознания я поняла: в студии замерло время, стихла музыка на середине аккорда и исчез звенящий смех. Меня окружила напряженная тишина, кто-то или что-то внимательно следило за моими движениями.
Я это чувствовала всей разгоряченной кожей. Замерев на секунду у потолка, я зацепилась за прохладный пилон скрещенными в коленках ногами так, чтобы удерживать его только между внутренней стороной бедер. Носочки вытянуты, смотрят вверх: всё, как учила Наталья.
Корпус я медленно опускаю вниз, руки безвольно свисают вдоль пилона. Позвоночник растягивается, волосы откидываются с лица, мои глаза закрыты. Я испытываю блаженство, пилон медленно вращается вокруг своей оси.
Да какого лешего! Ноги соскальзывают с пилона, повинуясь моей воле. Я больше не держусь за пилон. Ничем не держусь. Совсем не держусь. Я вишу вниз головой, параллельно пилону, словно живое подтверждение своего сумасшествия.
Кровь приливает мне к лицу, ноги начинает покалывать, и я как плывущая русалка выныриваю из неудобного положения. Мне больше нравится всё-таки видеть мир не кверху ногами, а как положено.
Я медленно опускаюсь на пол босыми ступнями, разглядывая свое полуобнаженное тело в четырёх зеркалах во всю стену. Мне наконец стали заметны изменения в моем внешнем облике. Руки и ноги словно вытянулись, тонкие, красивой формы. Щиколотки стали точеными от специфических трюков, когда я, сцепляясь с пилоном, крутилась, несведущему неизвестно, за что, держась.
Кажется, я даже подросла на пару сантиметров, многие минуты проводя в висе с растянутым позвоночником. Однако моё тело не превратилось в длинную переваренную макаронину. Я походила на пружину, которая скрывает в себе силу.
Лицо моё от природы круглое с мягкими щеками тоже похудело, за счет чего зеленоватые глаза стали выразительнее. Я пристально уставилась в них. От уютного полумрака ли, царившего в студии, или так было и в самом деле, отражение в зеркале мне подмигнуло. Я вздрогнула.
Тут раздались негромкие аплодисменты. Из темноты вышла Наталья и Марианна Васильевна. Тогда я не знала, кто она, и видела ее впервые. Женщины переглянулись и завели беседу, в которой я не понимала и половины. Они не обращали на меня никакого внимания, будто я сделалась невидимкой.
– Откуда ты их берешь? Уже вторая за год! – С недовольной гримаской на лице выговаривала Марианна Васильевна.
– Что ж, мне студию закрывать? Это, вообще-то, мой хлеб… – ответила Наталья.
– Я за всю свою жизнь не встречала стольких. Похоже, что они размножаются в геометрической прогрессии.
– Век информационных технологий, что вы хотите. Это раньше все по углам шептались и сплетничали, а теперь форумы есть, чаты, клубы по интересам. Шила в мешке не утаишь. Свободно мыслящие люди появились. Я этому только радуюсь.
– Ты очень легко рассуждаешь, а это опасно. Я рада, что ты еще не столкнулась с тем, о чем мне на консультациях рассказывают. Бог бережет тебя. До поры до времени… – В словах Марианны Васильевны послышалась угроза, – Мало дать человеку увидеть свой дар, понимаешь? Ты несешь ответственность за то, как он этим своим даром распорядится.
