скачать книгу бесплатно
Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 4
Александр Витальевич Дзиковицкий
Четвёртая книга «Этнокультурной истории казаков» включает в себя завершение III части работы и относится к тому же периоду «славянской надстройки» в «казачьем этническом доме». Однако этот период, в отличие от предыдущего, характеризуется уже не свободным, а подневольным существованием казаков под скипетром российских монархов. Его начало – царствование Петра I, а конец – падение монархии в России. После чего начался ещё более трагичный период – разрушение «казачьего дома»…
Этнокультурная история казаков
Часть III. Славянская надстройка. Книга 4
Составитель Александр Витальевич Дзиковицкий
ISBN 978-5-4483-1468-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
СОСТАВИТЕЛЬ А. В. ДЗИКОВИЦКИЙ
Часть III
Славянская надстройка
(период подневольного или имперского казачества)
издание 2-е, исправленное и дополненное
Глава 9. «Царское расказачивание»
(сентябрь 1689 – октябрь 1706 гг.)
Мне не надо твово ни злата, ни серебра,
Не руби-ко ты да наши головы,
Ты не брей-ко, не брей наши бороды
Старинная казацкая песня
«Поединок казака с турком при Петре I»
I. Ненавистник казачества на царском троне
Русский поэт Максимилиан Волошин называл императора Петра I «первым большевиком на троне». Характеристика хотя и образная, но исключительно точная. Стольник Пётр Хованский, как говорится, буквально в воду глядел, с воцарением в 1689 году на престоле Московии царя Петра I, впоследствии первого императора Всероссийского, «правда» казаков очень надолго, пожалуй, даже навсегда, разошлась с «правдой» новой империи.
Интересно, а был ли сам царь Пётр настоящим русским царём? Уж очень он ненавидел всё русское и очень уж любил всё заграничное… Интересно посмотреть, найдётся ли что-то об этом в документах XVII века? Да! Оказывается, именно это утверждали стрельцы, восставшие вскоре после возвращения Петра из длительной заграничной поездки. Напомним, что ранее стрельцы составляли надёжную царскую гвардию, были приближены к царскому двору. Отборные части стрельцов несли службу в столице и в Кремле. И вот, после возвращения Петра среди стрельцов начались волнения. Историк Р. Масси, собравший много документов по эпохе Петра, автор двухтомника «Пётр Великий», сообщает: «К тому же поговаривали, что Пётр вконец онемечился, отрёкся от православной веры, а может, и умер. Стрельцы возбуждённо обсуждали всё это между собой, и их личные обиды вырастали в общее недовольство политикой Петра: отечество и веру губят враги, а царь уже вовсе не царь! Настоящему царю следовало восседать на троне в Кремле… А этот верзила целыми ночами орал и пил с плотниками и иностранцами в Немецкой слободе, на торжественных процессиях плёлся в хвосте у чужаков, которых понаделал генералами и адмиралами. Нет, он не мог быть настоящим царём! Если он и вправду сын Алексея, в чём многие сомневались, значит, его околдовали, и припадки падучей доказывали, что он – дьявольское отродье. Когда всё это перебродило в их сознании, стрельцы поняли, в чём их долг: сбросить этого подменённого, не настоящего царя и восстановить добрые старые обычаи».
После жестокого подавления восстания стрельцов, на допросах и следствии выяснилось, что стрельцы «собрались сначала разгромить и сжечь Немецкую слободу, перерезать всех её обитателей, а затем вступить в Москву […] схватить главных царёвых бояр […]. Затем предполагалось объявить народу, что царь, уехавший заграницу по злобному наущению иноземцев, умер на Западе и что до совершеннолетия сына Петра, царевича Алексея, вновь будет призвана на регентство царевна Софья».
Приводя эти показания стрельцов, Р. Масси говорит, что сегодня трудно судить – было ли всё это правдой. Тем не менее, сам факт того, что подобные утверждения громко звучали на Руси в то далёкое время, очень интересен.
Казачья независимость раздражала каждого русского царя, и тем более не мог её переносить такой тиранический император, как Пётр I. Он не признавал никакой добровольности в казачьей помощи, а принимал её, как нечто казаками обязанное.
К концу XVII века приток беглых крестьян из России на Дон, в верхние городки, расположенные по pекам Хопру и Медведице, усилился до того, что это стало беспокоить и Главную Войску, так как с ними в тех местах стало развиваться нежелательное в военном быту земледелие. Ввиду этого в верхние городки была послана в 1690 году от Войскового Круга строгая грамота: «а если станут пахать и того бить до смерти и грабить». Эта мера до некоторой степени сократила прилив земледельческого элемента на Дон, часть беглых возвратилась на свои прежние места. В то же время, на требование Москвы не подговаривать и не принимать в свою среду беглых крестьян Донское Войско, твёрдо держась старых традиций «с реки не выдавать», отвечало или отказом, или уклончиво, что «таковых, де, на Дону не разыскано».
Помимо крестьян московских областей, на Дон в конце XVII и в начале XVIII веков стали усиленно переселяться днепровские черкасы, недовольные порядками на Украине, где во время «Гетманщины» стал выделяться класс старшин, крупных землевладельцев, и прежде свободное реестровое казачество стало обезземеливаться, порабощаться, обращаться в крепостных холопов. В таком положении был Дон при фактическом вступлении в сентябре 1689 года на престол единого самодержца Петра I.
* * *
В конце 1689 года Войско Донское вынуждено было заключить с азакцами невыгодный для себя мир, с условием не нападать на казачьи городки и южные пределы России. Азакцы были рады этому и втихомолку готовились к новым стычкам. Дав повеление Дону «чинить промыслы над азакцами и крымцами», Пётр I, объявивший себя в 1689 году единодержавным государем, деятельно готовился к войне с этими своими врагами. Мир, однако, продолжался до 1691 года. Главные причины заключения такого продолжительного мира были: внутренние неурядицы в Войске, частые ссоры с калмыками, ногайцами и черкесами, которых подстрекали к тому бежавшие с Дону противники Москвы во главе с Лёвкой Маноцким и Петром Мурзёнком. Последний, не добившись в Москве амнистии для старообрядцев, перебрался в числе многих других на Куму. Скоро они нашли могущественного для себя покровителя в лице крымского хана.
Маноцкий и Мурзёнок при помощи хана хотели вернуть Дону его старую казачью волю, его древнюю независимость. Но они не рассчитали, что в Черкасске сидел атаманом хотя и преданный рабски Москве, но испытанный в боях воин, – Фрол Минаев. Он случайно узнал о готовящейся опасности и принял все меры предосторожности. В Москву была послана лёгкая станица просить помощи, а азакцам – «размирная».
Весной 1691 года струги казачьи полетели в море громить крымские и ногайские улусы, а конница сухопутьем – под Перекоп. Набег был для донцов удачен. План врагов расстроился. В следующем году 1200 казаков на 76 стругах неожиданно явились под Темрюком и Казылташей, разгромили татарские улусы и освободили многих своих пленных; на возвратном пути приняли бой в Азовском море с сильным турецким флотом, шедшим в Азак, потом разорили предместья Азака и возвратились с добычей и пленными восвояси. В то время, как казачья флотилия громила татарские улусы, азакцы промышляли в окрестностях Черкасска и успели угнать часть донских табунов, но, захваченные врасплох казаками Черкасской станицы и Манычской, были почти все уничтожены; 60 человек попали в плен. 1693 и 1694 годы прошли в успешных схватках с теми же азакцами, калмыками и ногайцами, а также в морских поисках под Темрюк и крымские берега. В 1694 году, возвращаясь на 60 стругах из морского похода, казаки дали в устьях Дона бой сильному турецкому флоту, состоявшему из 30 кораблей и многих мелких судов, отбили 1 корабль и 1 судно, потеряв при этом 20 человек убитыми, и, не имея сил прорваться сквозь эту стену, возвратились в Черкасск через Миус, затопив свои струги в лимане этой реки.
* * *
Стремление казаков овладеть своей древней столицей – Азаком – совпало на сей раз с желанием царя Петра получить для России выход к Азовскому морю. Не дожидаясь окончания постройки нового флота, начатого в Воронеже, Пётр I двинул стотысячную армию под командой боярина Шереметьева рекой Днепром на Крым, а 31-тысячную – под Азак. Войско это собралось в Тамбове, откуда по первому весеннему пути двинулось на реку Хопёр, а потом правой стороной Дона к Черкасску. Войску Донскому предписано было, чтобы все казаки по мере приближения русского передового отряда присоединялись к нему и поступали в распоряжение его начальника, генерала Гордона. К этому походу призваны были также казаки малороссийские, терские и гребенские. Но как ни скрытно происходили эти приготовления, азакцы через враждебного Москве калмыцкого Аюку-тайшу проведали о намерениях царя и приготовились к защите.
Казаки встретили русские войска на своей земле с недоумением и тревогой. Недавнее брожение среди них ещё не улеглось. Подчинение московскому военачальнику, да ещё иностранцу, вызвало среди них волнение. Казаки подумывали даже об измене. В первых числах июня 1695 года (по другим данным – июля) русские войска достигли Черкасска, а 8 числа прибыл и сам царь и приказал двинуть все силы под Азак.
Русская армия состояла большей частью из войск новых, устроенных по иностранному образцу, с командирами-иностранцами, а также из прежних «потешных» Преображенского и Семёновского полков. Царь был среди этих последних в звании «бомбардира» Преображенского полка, под именем Петра Алексеева. Весь отряд, по оригинальнейшему распоряжению, находился под командой «консилии» трёх лиц: Головина, Лефорта и Гордона; их приказания утверждал сам царь. Соперничество и разногласие между этими начальниками, слабая дисциплина и ропот отдельных частей на командиров-иностранцев, неопытность царя в военных вопросах, к тому же не обладавшего никаким военным талантом, а также недостаток в лошадях и съестных припасах не могли сулить благоприятный исход этой кампании. На царя больше всего имел влияния профан в военном деле Лефорт. Инженерными работами руководил Франц Тиммерман, его помощниками были Адам Вейде, Яков Брюс и швейцарец Морло, люди неспособные и не знавшие своего дела. Ошибки их при взрыве подкопов вредили больше русским, чем туркам.
Осада безуспешно тянулась до конца сентября. Царь скоро убедился, что без флота город, имевший свободное сообщение с морем, взять невозможно. Другие причины безуспешности этой осады были следующие: устранение от активных действий донских казаков, знавших осадное дело и военные приёмы турок, неприязненное отношение казаков к походу, предпринятому без их ведома и согласия, а также пренебрежение царя к их лёгкому, но страшному для врагов флоту, при помощи которого они громили в течение веков крымские и турецкие берега и топили большие многопушечные военные турецкие корабли, и, наконец, измена гвардии капитана Якова Янсена, бывшего простого голландского матроса. Неустанные работы царя, собственноручно начинявшего бомбы и гранаты, мало помогли делу.
В конце сентября один полк из отряда Гордона был почти уничтожен татарами, а полковник взят в плен; много людей потонуло при внезапном разливе моря от западного ветра. Хлеба недоставало, даже не было соли. Иностранцы-командиры боялись показаться перед войсками. Турки стали делать смелые и удачные вылазки. Всё это заставило русских снять осаду. Вся тяжёлая артиллерия и порох оставлены были в Черкасске, а войска двинуты обратно в Россию. Флот отведён в Паншинский городок. На обратном пути русская армия почти вся погибла от голода и болезней. На пространстве 800 вёрст валялись трупы людей и лошадей, растерзанные волками.
Однако русские в этом походе имели некоторый успех. Донские казаки, которым была обещана денежная награда, взяли при помощи своего казацкого «розмысла» две каланчи (башни, хорошо оборудованные артиллерией), построенные турками по обоим берегам Дона выше Азака. В этих каланчах и в новопостроенной крепости Сергиевской, против Азака, царь оставил 3-тысячный гарнизон. На казаков же была возложена обязанность оказывать этому гарнизону помощь в случае нападений неприятеля. Вся тяжесть от мщения сильного и раздражённого врага легла на казаков. Осень и зима прошли в постоянных стычках донцов с азакцами, которых Порта старалась всячески усилить.
Земледелие до 1695 года среди донских казаков было под строгим запретом, но теперь было постановлено, что им заниматься можно. И плодородные донские чернозёмы вскоре стали давать обильные урожаи хлебов.
Пётр с торжеством въехал в Москву. Взятию каланчей, получивших название «Новогеоргиевска», и постройке нового укрепления против Азака старались придать признак победы. Пётр решил на будущее в ещё большей степени воспользоваться помощью иностранцев и поддержать действие сухопутных войск военным флотом. Он стал готовиться ко второму походу под Азак и с этой целью просил польского короля выступить против турок, а австрийского императора Леопольда и бранденбургского курфюрста Фридриха прислать ему опытных инженеров и минёров. Даже с Венецианской республикой завёл сношение о присылке к нему на службу корабельщиков.
* * *
В том же 1695 году, когда Пётр I находился за границей, в Москве вспыхнуло стрелецкое восстание, направленное против введения западноевропейских новшеств в жизнь страны, нарушавших древние традиции и порядки, а также против церковных новшеств – никонианства. В Московских стрелецких полках, если читатель помнит, основу в то время составляли донские казаки. Восстание было быстро подавлено, но срочно вернувшийся из заграницы Пётр потребовал нового расследования и подверг стрельцов массовым казням…
К весне 1696 года флот для нового похода на Азак был готов. Адмиралом его был назначен Лефорт, а командование сухопутной армией вручено боярину Шеину. По общему плану Шереметьев вместе с гетманом Мазепой должны были действовать в устьях Днепра, а главные силы идти под Азак. Как Лефорт к должности адмирала, так и Шеин – главнокомандующего были очень мало подготовлены, а потому их роль в этой кампании была незначительна.
Донцы десятилетиями отбивались от турок и татар как могли и почти ежегодно делали налёты на Азак. Их постоянная война прерывалась лишь короткими перемириями во время передачи московско-турецких послов, проходящих через казачью землю. При этом азакцы должны были оплатить мир рыболовными принадлежностями, солью, деньгами или возвращением пленников. По миновании надобности наступало «размирье» и тогда снова начиналась напряжённая война. Но все надежды вновь овладеть Азаком и выходами в море казаки уже потеряли. Может быть, поэтому в 1696 году они помогли завоевать его царю Петру I. Какой ни есть, а всё ж хоть по христианской вере родня.
В официальном издании Российской империи «Столетие Военного Министерства» читаем: «До последней четверти XVII века донские казаки были совершенно независимы от Москвы и в отношении Московского и других своих соседей вели свою политику». На карте 1696 года генерал Я. Брюс написал: «Юрты Донских Казаков». Перед началом 2-го азакского похода Пётр I побывал на Дону, где лично ознакомился с устройством общественной жизни и бытом казаков. Поэтому через 4 года он «отблагодарит» казаков за поход со знанием дела, начав уничтожать их с ликвидации их важнейшего инструмента власти – Кругов.
Дон выставил под Азак 5120 человек. Остальные полки были выдвинуты против враждебных калмыков, ногаев, черкесов и Крыма. Долгое время казачьи лодки не имели пушек, но при Петре I их стали вооружать одним или двумя фальконетами (орудия калибром 45 – 100 миллиметров, из которых стреляли преимущественно ядрами). Известная шаткость и слабое скрепление судов не позволяли вооружать их более тяжёлыми пушками. Нельзя было установить и большее количество пушек, поскольку конструкция такого плавсредства не выдерживала сильной пальбы. Пока русская армия и флот были на пути к Черкасску, донские казаки с атаманом Леонтием Поздеевым сделали на своих стругах поиск в Азовское море, схватились с двумя большими турецкими военными кораблями и потопили их вместе с людьми и грузом, не потеряв ни одного своего человека.
Гордон с передовым отрядом пришёл к месту назначения первым. 9 мая прибыл в Черкасск и царь. Петра встретил войсковой атаман Минаев со старшинами и казаками. Потом стали подходить другие части войск. Атаман Поздеев донёс царю, что по его разведкам в Азовском море показался турецкий флот с вспомогательными для Азака войсками и разными снарядами. Пётр приказал не допустить эти суда к Азаку и двинул к Каланчам 2 военных корабля, 23 галеры, 2 галиота и 4 брандера. Оттуда царь хотел проплыть с 16 галерами Кутерминским гирлом в море, но по случаю убыли воды от ветра пройти не смог. Гордон говорит, что Пётр возвратился из этой рекогносцировки грустным и удручённым; что он видел сильный турецкий флот, но не счёл благоразумным напасть на него и повернул обратно.
Но на что не годился русский неуклюжий флот, – говорит историк деяний Петра I, – на то решились «пираты» этой местности – донские казаки. Они на 100 летучих своих стругах притаились в камышах за островом Канаярским и подстерегли приблизившегося врага. Казаки налетели на турецкий флот со всех сторон, потопили и сожгли много судов, схватываясь с ними на абордаж, остальные рассеяли и обратили в бегство. Эта битва стоила туркам очень дорого. Эта первая победа, победа не русского флота, а донских казаков, была торжественно отпразднована. Деньги, сукно и разную мелкую добычу царь пожаловал казакам, а снаряды и оружие велел обратить в казну.
Донской струг времён Азакских походов
19 мая главная русская армия подошла к Черкасску. Боярина Шеина встретил наказный атаман Илья Зерщиков, так как войсковой атаман Минаев с донскими казаками был уже под Азаком. Русские войска двинулись туда же. На помощь им пришли запорожские и малороссийские казаки с наказным гетманом Яковом Лизогубом и часть калмыков, подчинившихся Москве.
28 мая авангард русских войск и донские казаки с атаманом Савиным расположились лагерем близ Азака. Вылазки азакцев были казаками отбиты. Шедшие на помощь Азаку кубанские и крымские татары были ими же рассеяны. Русские суда с адмиралом Лефортом стали позади Азака и загородили путь турецкому флоту. Донская флотилия заняла устье Дона. Флот прикрывали расставленные по берегам реки войска. Чрез Дон была перетянута железная цепь. Таким образом, Азак подвергся полной блокаде. Бомбардировка началась 16 июня и продолжалась беспрерывно до 25-го. 17 июля регулярные войска с 3-х сторон сделали демонстративное нападение на Азак, между тем как с четвёртой донские казаки с войсковым атаманом и малороссийские с Лизогубом пошли на решительный приступ и овладели двумя бастионами и четырьмя пушками. Отчаянные контратаки турок не могли их оттуда вытеснить. Казаки держались твёрдо. 19 числа царь велел готовиться к решительному штурму, но азакский гарнизон, отчаявшись получить откуда-либо помощь, решил сдаться на условии, чтобы ему и всем жителям дан был свободный выход из крепости. Условия были приняты. 20 июля на тех же условиях сдалась небольшая турецкая крепость Лютик, стоявшая на Мёртвом Донце, против Азака. Казаки поснимали с турок их платье, одели в серые свитки и отпустили, дав им в сумки столько хлеба, «чтобы степь перейти».
* * *
Со взятием Азака доступ к морю на юге России сделался открытым, а сам город отныне стал называем так, как в Московии его называли издревле – Азовом. Эта была старая мечта донских казаков, неоднократно владевших этим городом и потом отдававших его обратно туркам по повелению московских царей, не желавших войны с сильным врагом. Без помощи казаков поход царя едва ли б увенчался успехом. Казаки полагали, что Азов будет включён в состав территории Войска Донского, но… Пётр ненавидел казачество и отрицательно относился к его самобытности, к его заслугам в минувшие века. Стремление к самовластию царя не могло мириться с вольным духом казачества. Пётр положил основание порта и крепости Троицкой на Таганроге. После этого, оставив в Азове сильный гарнизон с князем Львовым во главе, он с торжеством возвратился в Москву. А все тяготы по защите приобретённой крепости легли на казаков.
Охват земель Войска Донского цепью городков-крепостей, как мы помним, начался на рубеже ХVII века. Впоследствии строительством крепостей Московия приобрела возможность контролировать, а подчас и пресекать контакты между Доном и Запорожской Сечью. Последним звеном в долгой цепи крепостного строительства, которой, как кольцом, окружили донскую часть земель Присуда Казацкого, теперь стала крепость Азов. По мнению большинства историков, взятие Азова открыло новую эпоху в отношениях российского государства и народа казаков – эпоху полного подчинения казацких земель юрисдикции империи Романовых. Занимая Азов и дополнительно построив Таганрог, Россия замкнула полное окружение. Одновременно на этих землях был дан старт совершенно новой для Руси-России национальной политике – политике превращения самобытного казацкого народа в так называемое воинское сословие, фактически в военного данника государства, пока, правда, называемого не «сословием» (это произойдёт позже, почти через полтораста лет), а неким «служилым народом».
Донцы за свои подвиги не получили от Москвы ничего, кроме строгих требований «чинить промыслы под ногайские улусы, под Темрюк и оказывать всеми силами помощь Азову, Сергиеву, Каланчам и Лютику». Все следующие годы прошли в жарких битвах казаков с турками и татарами как на море, так и на суше.
Царь ласкал и награждал одного Минаева и близких ему старшин за рабскую преданность. Словом, атаманы Корнила Яковлев и Фрол Минаев продали Дон Москве, продали все старые казачьи вольности. Донским Войском стала управлять кучка преданных Москве старшин во главе с войсковым атаманом. Их поддерживали 11 черкасских станиц и низовые городки, а также постоянно пребывавший в Черкасске гарнизон от 2 до 5 тысяч человек. Мало считавшийся со средствами и деятельный царь Пётр I постановил закончить покорение Дона.
* * *
Стала проявляться централизация власти в Черкасске, называвшаяся Главной Войской. Выдача царского жалованья стала производиться «по заслугам». Ближе стоявшие к власти и проявившие больше преданности, оценивались выше других, удалённых, живших в городках, выше по Дону лежащих. Верховцы всегда считались неблагонадёжными, «смутьянами», «ворами». Они жили своей самостоятельной жизнью и на централизацию власти в Черкасске, часто сообщавшейся с Москвой, смотрели с подозрением. На походы Петра, а в особенности на приказы его подчиняться командирам-иностранцам они отвечали скрытым ропотом, таким, после которого казак берётся за саблю. Ропот этот ещё усиливало сознание, что тысячи их братьев «по милости» Москвы скитались по Куме и Кубани – старые донские казаки, преданные казачьей идее, своему народу, ставшие за вольные казачьи права и за старую казачью веру, в которой они родились, крестились и выросли. Приказывать молиться за неведомого им патриарха и московского царя – явления на Дону до того времени небывалые, недальновидные, чисто «московские». Звание казачьего старшины на Дону было пожизненным, без права передачи его потомству. Войсковой Круг, возводя в это звание за личные заслуги, имел право и лишать его за дурное поведение и преступления против войска. Однако теперь стали встречаться случаи, когда старшинское звание давалось некоторым лицам по протекции, без всяких заслуг перед Войском. Такой порядок при старом всенародном Круге был нетерпим, но теперь стал чуть ли не нормой. Казаки, всегда не любившие московские порядки, ханжество и лицемерие бояр, из казачьей гордости не хотели подчиняться приказам Москвы, и те, кто не ушли на Куму, заняли выжидательное положение.
* * *
В числе последних знаменитых казаков-«охотников» почитался донской атаман Иван Матвеевич Краснощёков (около 1672 – убит на войне в 1742), наводивший страх и ужас на Кубани. Черкесы прозвали его Аксак, что значит «Хромой» – от прострела ноги пулей Краснощёков хромал. Существует легенда о поединке охотника Краснощёкова и горского джигита Овчара, который тоже любил «охотиться». Богатыри знали друг друга по молве, а потому желали встретиться и встретились. Краснощёков узнал противника по осанке молодецкой и начал осторожно подбираться к нему, чтобы не упустить «ясного сокола». Близ берега реки, над обрывом, у опушки леса, облокотясь и положив буйную голову на левую руку, распростершись ниц, лежал Овчар перед огоньком. На вид казалось, что он не слышит свиста бури и, греясь у костра, не чувствует холода и ненастья. Горский рыцарь был не новичок в своём ремесле, поэтому он почуял зверя издали, но с места не тронулся. Лежал и смотрел на огонек будто, а на самом деле вкось всё видел и не торопился. Он выжидал, чтобы даром своей винтовки не марать. Краснощёкову предстояло решить трудную, опасную задачу. У него имелось только короткое ружьё, а у врага било далеко. Ему податься назад было бы стыдно, да и удалому казаку это не по нраву. Он подумал, оглянулся и смекнул, как добиться своего. Пригнулся и пополз по густой траве, всё тишком и молчком. Так он приблизился на расстояние своего выстрела. И тут, приникнув к земле, едва успев выставить на посошке в стороне от себя свою шапочку-трухменку (видимо, имевшую складки, что позволяло изменять её форму), как свистнула пуля и пронзила её насквозь. Тогда Аксак встал, подошёл к Овчару и в упор из ружья убил его наповал. Оружие джигита и резвый аргамак (порода этого жеребца долгие годы сохранялась в табунах знатоков под названием овчарской) достались Краснощёкову.
* * *
Османы были обескуражены взятием русскими Азова. Уже в следующем 1697 году в феврале большая армия их вместе с крымцами, ногайцами и горцами стала формироваться на Таманском полуострове для нападения на Дон. Казаки дали знать о том в Москву. Атаман Минаев, ехавший со станицей «за царскими подарками», должен был из Воронежа возвратиться назад.
В мае турецкий флот показался в Азовском море, но был в морском бою частью потоплен, частью размётан казаками. В июле турецкая армия подошла к Азову, но благодаря подоспевшему русскому отряду казаками, после 11-часовой битвы, была рассеяна по степи. Азов и другие крепости – спасены. С этого времени казаки разъездами под Крым и на Кубань постоянно тревожили неприятелей и преграждали им все пути к набегам на русские границы. Не раз они делали морские поиски под Темрюк, Казылташ и крымские берега. Так длилось до 1700 года, когда 3 июня Россией был заключён с Турцией 30-летний мир.
Несмотря на огромную помощь, которую русскому престолу оказывали казаки, возглавляемые промосковской партией старшин, царь проводил чётко антиказачью политику. В рамках её в 1700 году вышел указ, запрещающий казакам вести лесозаготовки не только на Дону, но и по крупным притокам этой реки.
Начиналась великая Северная война России со Швецией. Казакам было предписано на всякие обиды от набегов татар не отвечать набегами, а приносить жалобу азовскому коменданту, который обязан был ходатайствовать у ачуевского паши о возвращении награбленного. Этот приказ поставил казаков в недоумение. Не иметь права мстить за частые набеги и грабежи татар на южные их границы от Цимлянской и Камышинской станиц до Пятиизбянской и Паншинского городка, где стоял русский флот, бывший под Азовом, – это было сверх сил гордых донцов. Кроме того, грамотой от 22 июля 1700 года, адресованной «на Дон, в нижние и верхние юрты атаманом и казаком, войсковому атаману Илье Григорьеву и всему Войску Донскому», царь приказывал свести тем же летом верховых казаков, живших по Хопру, Медведице и по другим рекам, «и поселить их по двум азовским дорогам, одних до Валуйки, а других от Рыбного к Азову, по урочищам и речкам: Кундрючке, Лихой, Северскому Донцу, Каменке, Белой и Чёрной Калитвам, Берёзовой, Тихой и Грязной».
Этот приказ поставил Главную Войску в тупик. Разорённые в 1688 году по приказанию царей казачьи городки по Медведице вновь были густо заселёны выходцами из низовых станиц, противниками сближения с Москвой. Также много возникло городков по Хопру, Бузулуку и другим соседним речкам. Насильственное переселение части казачества по приказанию царя могло вызвать в открытое возмущение. Царь же даже угрожал Войску: «А буде вы, атаманы и казаки, нынешнего лета с Хопра и с Медведицы казаков на вышеописанные две дороги в назначенные урочища не сведёте и не поселите, то по нашему, великого государя, указу те хопёрские и медведицкие казаки поселены будут в иных местах». Войску пришлось подчиниться и часть верховых казаков была сведена на указанные царём речки.
Уже вовсю шла война со шведами и после разгрома под Нарвой Пётр I вспомнил о старых опытных воинах – казаках. Пётр начал перебрасывать их теперь против своего северного противника. В 1701 году на Дону был сформирован первый конный полк, до этого у донцов полковых структур не существовало. Полк этот насчитывал 430 казаков, возглавил его Максим Фролов, сын атамана Фрола Минаева. Впрочем, донские полки оставались временными, они создавались только на время походов и назывались по фамилиям командиров. Полк Фролова, а потом и другие казачьи части были направлены в Лифляндию, в армию Шереметева, состоявшую из дворянской конницы, татар и калмыков. И именно эти войска принесли первые победы в Северной войне, разгромив корпус Шлиппенбаха при Эресфере и Гуммельсгофе. Казаки успешно действовали и в других боях и робости перед шведами не испытывали. Но, возглавляемые «промосковленными» вождями, они не смогли также храбро встать за свои собственные права и интересы на родной земле. В 1696 году донцы помогли царю завоевать Азов, надеясь этим избавиться от мучившей их турецкой вековой занозы. Пётр тотчас переселил туда часть «безработных» служилых казаков. Современник события, историк В. Н. Татищев пишет: «От Симбирска, через Шацкую и Тамбовскую провинции к Дону находилось 15.000 казаков, которые в 1702 году были переведены в Азов, земли же их были розданы знатным господам для заселения».
В 1702 году центральная власть запретила донцам ловить рыбу на Дону близ крепости Азов, на всём протяжении Нижнего и Среднего Дона вплоть до устья реки Северский Донец, а также «на море Азовском и по запольным рекам». Безумие этого указа, грозящего взорвать Дон буквально во всенародном восстании, вскоре стало ясно даже в Петербурге. Указ был не отменён, а, по российскому обычаю, заболтан – обставлен множеством мелких уступок и послаблений. Но общее давление на донское казачество продолжалось. Тяжкие и импульсивные, подчас кровавые реформы, которые Пётр I обрушил на Россию, вызвали невероятно большой исход великорусского населения на казацкие земли. Как пишет современный историк А. С. Козлов, «В донские степи приходили крестьяне и дворовые люди, посадские жители, солдаты и всякие работные люди из южных городов России. На Дону искали спасение от корабельного строенья и рекрутских наборов, от крепостных и городовых работ». Этнические казаки на определённом этапе были заинтересованы в этом приходе на Дон новой рабочей силы. «Новопришлые» люди на протяжении семи лет не могли и думать о приобретении прав «старых», то есть этнических, казаков. Они посылались варить соль на казацких солеварнях, косили траву в интересах казацких семей, их принявших, занимались земледелием, работали на пасеках.
Но царь не хотел примириться с повальным бегством из России на Донец и Дон. Он считал беглецов своими подданными и «работными людьми», в которых всегда чувствовался недостаток. К тому же, к казакам уходили многие русские старообрядцы. На Дону видели в них стойкое пополнение и братьев если не по крови, то по старой вере. Царь требовал их возвращения, а Круги не хотели нарушать древнее обыкновение «С Дона выдачи нет!». Постулат казацкой вольницы «С Дона выдачи нет!» был ценен для этнических казаков не только в материальном, но и в определяющей мере в мировоззренческом аспекте, как подтверждение незыблемости казацкого национального суверенитета. Английский дипломат ХVII века Чарльз Уитворт в своих воспоминаниях отметил: «Всякий крестьянин или невольник, оказавшийся в стране казаков, получал свободу и не мог быть востребован своим хозяином или правительством московитов».
Эта пропозиция – «Дон, суверенитет, свободная воля – Московия, произвол власти, личная кабала» – определяла сознание этнических казаков на протяжении десятков поколений, поэтому любые попытки российской власти вернуть с Дона «беглых холопей» воспринимались в казацкой среде очень остро.
В 1703 году Пётр I послал на Дон стольников Кологривова и Пушкина с целью приведения в гласность всех казачьих городков, поселённых по pекам Хопру, Бузулуку, Медведице, Донцу с его притоками и Дону до Паншинского, и для высылки из тех городков в прежние места всех людей, с жёнами и детьми, которые пришли туда после 1695 года, с наказанием каждого из них «до одного человека» батогами и отсылкой десятого из этих «новоприходов» в Азов на каторгу. Сюда же были включёны и те, которые зашли на Дон хоть и до 1695 года, но не участвовали в походах под Азов. Из тех же казачьих городков, которые заселены по азовским дорогам с 1701 года, выслать всех новопришлых, пришедших туда после этого года. Стольникам приказано отбирать от атаманов и казаков подписки впредь не принимать беглых людей под страхом смерти. Стольники, как в России водится, переусердствовали и стали переписывать и высылать в Россию не только старожилов, но даже родившихся на Дону.
Несмотря на промосковскую Главную Войску, Дон глухо волновался. Это бесцеремонное обращение с донским казачеством и самонадеянность царя заставили задуматься и преданных ему старшин. Спешно снаряжёна была в Москву станица с атаманом Абросимом Савельевым, которому поручено было объяснить боярам, что многие русские люди живут на Дону издавна, что они казакам в их домашнем быту необходимы, и если они не участвовали в Азовских походах, то только потому, что оставались в городках для их защиты. Также поручено было разузнать, за что царь вообще гневается на казаков. Пётр I увидел, что зашёл слишком далеко, что обострять отношения с донским казачеством ещё не время, так как казаки ему в затянувшейся войне со Швецией очень нужны, а потому, обласкав станицу и её атамана Савельева, дал на Дон грамоту с уверением, что никакого гнева его на казаков нет, что верховые городки должны остаться на прежних местах и что перепись людей и городков повелено было произвести только для сведения, сколько их находится на Дону, давно ли они там поселёны и нет ли в них пришлых людей. Однако эта царская грамота не удовлетворила донцов, так как одновременно явились многие другие обстоятельства, оттолкнувшие большинство казачества от Москвы.
Обстоятельства же эти были таковы. В 1698 году по царскому повелению были командированы 2 полка казаков в распоряжение князя Долгорукова для охраны крепостей, отнятых у турок со стороны Днепра. Вся тяжесть последовавших битв с турками и крымцами легла на казаков. Привыкшие подчиняться своим выборным атаманам «и думать заодно с ними свою казачью думу», полки эти были страшно недовольны бесцеремонным с ними обращением спесивого московского боярина и роптали.
На Бахмуте с 1701 года пошли стычки донских казаков с Изюмским слободским полком за соляные варницы, издавна принадлежавшие донцам. Дело не раз доходило до кровавых столкновений. Полковник Изюмского полка Шидловский в 1704 году самовольно разорил один казачий город и все соляные варницы, разломал часовню и забрал всю церковную утварь, а потом наложил на бахмутских казаков за соль пошлины. Захват донской общественной собственности – солеварен – резко сократил доходную часть бюджета Войска. Возникли обоюдные жалобы. Но этого показалось мало: царь в 1705 году издал приказ уничтожить все казачьи городки, построенные казаками по правой (крымской) стороне Донца без его указов и после 1695 года, жителей перевести на левую сторону, а новопришлых выслать на прежние места. В своём житейском обиходе казаки стали терпеть разные притеснения от азовского гарнизона, забравшего в свои руки все рыбные ловли в низовьях Дона, в море и по запольным речкам. Появлявшихся там казаков забирали и связанными препровождали в Азов вместе с рыболовной «посудой» для «допроса и розыска». Также на «верхнем изголовье» Мёртвого Донца азовцами была поставлена застава, через которую казакам воспрещено было провозить в крепость Люток хлебные и другие запасы находившимся там их одностаничникам.
Рыбные тони в гирлах Дона захватили самовольно переселившиеся туда из разных монастырей чернецы. Жалобам казаков в Посольский приказ на эти стеснения не было конца. Споры эти разрешены были царской грамотой, данной 26 февраля 1703 года. Казакам «дозволялось» ловить рыбу в Дону и по запольным речкам «про свой обиход» по-прежнему, «оприч тех вод, которыя отведены на прокормление азовским жителям и зимовым солдатам, а именно: что вверх по Дону до устья Мёртваго Донца на 10 верст, да вниз от города Азова до взморья на 4 версты и на 150 саженей, и в те воды и в рыбныя ловли вам, атаманом и казаком, отнюдь не велеть вступаца и рыбы в них не ловить»…
Словом, лучшие и богатые рыбные тони были отобраны у казаков. Казаки призадумались. «Того ли мы заслужили у московского царя?» – и спешно снарядили в Москву лёгкую станицу. 2 мая 1703 года последовала новая царская грамота: «и мы, великий государь, наше царское величество, вас, атаманов и казаков, и всё Войско Донское пожаловали, велели вам в реке Дону и по иным рекам рыбу ловить вопче по прежнему […] сопча с азовскими жителями, нераздельно, безпорубежно».
Вмешиваясь в донские дела и отнимая у казаков их исконное право по самоуправлению, царь спешно издавал одну грамоту за другой, указ за указом, часто противоречащие одна другой, иногда вопреки желаниям Войска. Так, после азовских походов, видя покорность Аюка-тайши, много раз до того изменявшего России, царь разрешил с подвластным ему калмыцким народом кочевать по войсковым землям по pекам Хопру, Медведице до Маныча. Это страшно стесняло казаков и вызывало постоянные столкновения с этим полудиким народом, промышлявшим воровством и грабежами. Грамотой 26 февраля 1703 года царь разрешил казакам, построившим городки по реке Бугучару, оставаться там на жительстве и «на иныя места не сходить». Но через год Бугучарский казачий город без ведома Войска майором Шанкеевым, присланным из Адмиралтейского приказа для сыска беглых, был уничтожен и все жители его высланы в Россию.
Возникали всё новые споры и недоразумения, продолжавшиеся весь XVIII век. Пожаловав Войско Донское такой великой милостью, как свободной ловлей рыбы в Дону, царь в то же время приказал всю сушёную рыбу, какая найдётся на Дону, отписать на него и никому не продавать под страхом смертной казни.
* * *
Антимосковские выступления продолжались на севере Дона и после гибели Разина. Только теперь они вылились в формы сопротивления «никонианским» новшествам. При этом поборникам старого обряда приходилось выдерживать натиск и со стороны низовцев, покорных царским велениям, и со стороны самих русских, не стеснявшихся вторгаться в северные области казачьих владений. Крепким прибежищем старообрядцев на Дону несколько лет оставались городок и монастырь у речки Медведицы. Там собирались наиболее упорные противники Москвы и старожилые и новопришлые. Московиты разрушили этот оплот «древлего благочестия» в 1689 году и тогда остатки непримиримых ушли за турецкую границу на Северный Кавказ. Сначала они обосновались на реке Аграхань, а в 1703 году, с разрешения султана, перешли на правый берег Нижней Кубани. Там от Лабы до Азовского моря они и основали несколько поселений и с этого времени стали именоваться кубанскими казаками. Прозвищем «кубанские казаки» именовались вообще все обосновавшиеся за турецкой границей на Кубани сторонники Степана Разина. Кроме старой веры, они унесли с собой разинский дух вражды к Москве и её донским сторонникам.
Положение было нестабильным не только на Дону. Мнение о «подмене царя» на русском троне оказалось довольно устойчивым. В 1705 году из-за злоупотреблений царских чиновников взбунтовались башкиры. В том же году в Астраханском крае началось восстание. Кроме общего недовольства прозападными реформами Петра, «слухи подливали масла в огонь: царя в живых нет, иноземцы посадили его в бочку да кинули в море, а на московском троне ныне сидит самозванец, а то и сам Антихрист» (Р. Масси). Но соседнее Яицкое Войско бунт не поддержало – оно совместно с царскими войсками воевало с башкирами. Несмотря на притеснения, не поддержал Астраханское восстание и возглавляемый приверженцами Москвы Дон. Здесь на Кругу подтвердили верность Петру и выслали против астраханцев отряд Максима Фролова и Василия Поздеева. Они заняли взбунтовавшийся Царицын и, казнив сто зачинщиков, вынудили сдаться повстанцев в Чёрном Яру. Восстание было локализовано, и подошедшее войско Шереметева окончательно подавило его. Пётр наградил своих донских приверженцев очень щедро. Прислал «честные клейноды» – знамя, бунчук, серебряный атаманский пернач, 6 станичных знамён. Выдал огромное жалованье, на которое казаки заложили каменный собор в Черкасске. За доблесть под Азовом и в Лифляндии никогда таких наград не было, а за рейд против астраханцев – пожалуйста!
А между тем самим казакам на Дону приходилось очень несладко. Донское казачье население насчитывало 60.000 человек обоего пола. Из них 10.000 находилось в армии. А оставшимся требовалось выполнять свалившиеся на них дополнительные обязанности, то есть обеспечивать себя и ушедших на фронт. И враги этим не преминули воспользоваться. Осенью 1705 года, когда казаки, остававшиеся на Дону, вышли на облавные охоты, на их городки напали кубанские татары. Погромили, пожгли. И казакам со звериных ловов пришлось бросаться в погоню. К счастью, удалось настигнуть врагов, отбить людей, угоняемых в полон, и уведённый было скот.
* * *
Население Нижнего Дона к этому времени уже изживало исключительно боевые черты, которыми прославилось казачество. В процессе социально-экономической эволюции воины обращались в домовитых хозяев. Многие из них теперь строили своё благосостояние не на сомнительных прибылях военной добычи, а на деловых расчётах, на непрерывном труде хозяина-скотовода. Именно таким постепенно становилось первоначальное население края.
Недавно ещё большая часть верховых была служилыми людьми московского государя. Теперь же, когда границы Московии отодвинулись далеко на запад и на юг, им, в качестве безработных воинов пограничья, пришлось познать московские общественные отношения во всех подробностях. Убегая от голода и закабаления, они стали прибывать на Дон с семьями, одиночками и целыми станичными общинами. Озлоблённые бескормицей, тяжёлой эксплуатацией их труда, церковными и социальными реформами, унижениями со стороны «начальных людей», верховые казаки стали самыми преданными сторонниками Булавина.
Казаки-старожилы основали Казачью Республику в условиях непрерывной борьбы с турками и почти непрерывного союза с Московией. Они проживали далеко от её границ, никогда не имели с ней близких связей и о печальней судьбе её рядового населения знали только понаслышке. Они заключали договоры с московскими государями и хотели верить, что слово представителей христианской династии не пустой звук. Что отношения с царями, в худшем случае, могут вылиться в формы своеобразной персональной унии: где-то «на высокой Москве» – общий с русскими монарх, а на Дону – вольная воля, жизнь по древнему обыкновению, «как деды и отцы положили». Они хотели мира без постоянных тревог и видели в «новоприходцах» только лишние хлопоты и осложнения. Они относились к верховым казакам свысока, потому что многие из них не спешили в своё время возвратиться на родной Дон, а приходили на его берега, только потерявши службу на московских «украйнах». Они считали себя выше их не потому, что были богаче их, «голутвенных», а потому, что одни, без них, освоили после татар казачьи земли кровью своих отцов, их вековыми боевыми трудами.
Вместе с тем, низовые видели в них братьев по крови, своих казаков, войсковые Круги не препятствовали «новоприходцам» основывать поселения и выделяли под их юрты свободные земли. Им всем, в равной степени, не нравились попытки Москвы наложить руку на донские дела, но пока что бесцеремонные действия русских воевод касались больше жителей Северского Донца, Верхнего Дона и его «запольных» притоков, не доходя столь явно до Донского Низа.
* * *
Показателем складывающихся новых отношений донцов с Москвой может служить следующий факт. В сентябре 1705 года станичный атаман Савва Кочетов, будучи в Москве, говорил униженно боярам: «Мы взысканы паче всех подданных, до нас не коснулся государев указ о платье и о бородах; мы живём по древнему обычаю, всякий одевается как ему угодно: один черкесом, другой по-калмыцки, иной в русское платье старого покроя, и мы не насмехаемся друг над другом. Немецкаго же платья у нас никто не носит и охоты к нему вовсе не имеем; если же угодно будет государю заставить нас носить немецкое платье, то мы противиться тому не будем». Но, как выяснилось позже, далеко не все казаки ещё были настолько раболепны перед московской властью.
В феврале 1706 года последовал новый запретительный указ: казакам под страхом каторги и конфискации имущества воспрещалось занимать «пустопорожние» земли в верховьях Дона. Одновременно на эти земли стали в массовом порядке селить государственных крепостных крестьян – «пустопорожность» этих земель не мешала, конечно, их долговременной аренде русскими помещиками.
Все земельные конфликты, возникающие на пограничных рубежах Войска Донского, российская администрация никогда не разрешала в пользу казаков. В тех случаях, когда у великорусских претендентов на казацкие земли, в основном у монастырей и помещиков, не оказывалось де-юре никаких прав на удовлетворение своих исков, власть реализовывала подлинно «соломоново решение» – конфисковывала спорные владения и отписывала их «на государя».
Весной 1706 года царь послал на Дон грамоту, жалованье и много различных даров. Перечисляя подвиги казаков и службы ему и прежним царям, Пётр I не преминул указать заслуги Войска в подавлении старообрядческого мятежа, за выдачу зачинщиков Москве, за приведение к крестному целованию заблудших и за смертные казни упорствующих. Царская грамота и жалованные клейноды были приняты центральным войсковым правительством (атаманом и старшинами) с великим торжеством. Верховцы же хранили подозрительное молчание. На Донце было неспокойно.
Казаки медлили с выполнением приказа о снесении правобережных городков и настаивали на оставлении в неприкосновенности Нового Айдара, Беленского, Закотного, Кабанья и других. Издавая оскорбительные для Войска распоряжения, царь в то же время просил казаков служить ему «с великим радением», следить за движением и намерениями турок и татар, оберегать построенные в устьях Дона крепости, ладить с калмыками.
* * *
В 1705 году 34-летний Кондратий Афанасьевич Булавин занимал пост атамана Бахмутского городка и выступал в обороне казачьих прав на местные соляные промыслы, которыми донские казаки владели исстари, и которые теперь царь пожаловал Изюмскому Слободскому полку, а точнее – его командиру Ф. В. Шидловскому. В результате этого «пожалования» начались вооружённые столкновения между старыми хозяевами и новыми претендентами.
Наказный полковник Изюмского полка Шуст вооружил всех подчинённых ему слободских казаков и обложил Бахмутский городок, но, узнав, что за Булавина встали все соседние городки, поспешил уйти. Булавин не оставил этот поступок без отмщения; он перешёл реку Бахмут и уничтожил все бывшие там варницы, забрал соль и продал её на месте. Завладев, таким образом, всеми соляными источниками, Булавин стал со своими казаками вываривать соль, не допуская к тому никого.
По жалобе Шуста из Адмиралтейского приказа для обуздания донских казаков был послан дьяк Горчаков с отрядом солдат. Чтобы примирить враждующие стороны, царь Пётр принял очередное «Соломоново решение»: он приказал Горчакову «отписать» спорные и изобильные соляные прииски на самого себя.
Атаман Бахмутского городка Булавин, человек твёрдого характера, поборник старого казачьего права, несмотря на предписание из Посольского приказа об отобрании всех варниц в казну, в октябре 1705 года с партией казаков разорил все строения и заводы и разогнал всех жителей, занимавшихся вываркой соли близ реки Бахмута, забрав всю казённую и частных лиц соль. Прибывшего Горчакова атаман взял под стражу и донёс Кругу о его прибытии. Приехавшие с Круга старшины освободили дьяка из-под ареста, но на соляные промыслы тоже не допустили. За казачье право на выварку соли вступился весь войсковой Круг, и Горчаков должен был возвратиться в Воронеж без выполнения возложенных на него поручений. Сопротивление требованиям могущественного соседа – Московии – сулило много бед, но блюстители древних казачьих прав не пожелали смириться перед столь откровенно и враждебно высказываемой силой. В Булавине они признали своего предводителя.
Однако изюмцы во главе с Шидловским не унимались. В феврале 1706 года они забрали в свои руки селитряные заводы, бывшие во владении Ахтырского полка и находившиеся частью на донских войсковых землях.
Не теряя времени, Булавин снёсся с Астраханью, Запорожьем и Тереком, заручился обещанием тамошних казаков поддержать донцов в случае нужды. Вообще, угрозу, надвигавшуюся с севера уже полстолетия, видели все казаки. Все хотели избежать закабаления вольных казачьих республик, но не все верили в успешность вооружённого сопротивления Москве. Партия верховых казаков и «новоприходцев» готова была биться и оказывать отчаянное сопротивление силе, наступающей с севера, а партия низовых, уже традиционно, стояла за соглашения и уступки.
