Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 3

скачать книгу бесплатно


Со стороны Волги, по левому побережью Дона до устья Хопра кочевали ногайцы. Вся степная полоса к западу от Дона была свободна от кочевников и превратилась в «Дикое Поле», страшное для невооружённого человека. «От казака страх на Поле», – писал Иоанн III крымскому хану Менгли-Гирею в 1505 году. И действительно, казачество вело военные действия с южными соседями так, как это было издревле заведено в Поле, не считаясь в своих действиях ни с политикой Москвы, ни Крыма, ни турок.

Но одной из прочных связей донских казаков, гребенских и яицких с московским княжеством была церковная. Казаки в церковной иерархии входили в состав епархии епископа, переселившегося из центра Золотой Орды – Сарая – в московские пределы и находился под властью митрополита Всея Руси. На протяжении следующих веков казаки состояли в постоянной переписке с Москвой и эволюция русского языка московских и донских писцов шла совершенно одинаково.

Границы донских казаков с московскими владениями остались те же, которые были указаны Сарско-Подонской епархией, митрополитами Феогностом и Алексеем в XIV столетии и проходили по рекам Хопёр и Ворона. Между границами московских владений и землями донских казаков лежали большие пространства пустынных земель, и связь поддерживалась только дозорами городовых казаков, спускавшихся до пределов донских казаков. В значительно большем напряжении находилась часть низовых казаков. Ближайшей угрозой для них было Крымское ханство и Малая Ногайская Орда, кочевавшая между устьями Дона и Кубани.

Крымские ханы уже не были достаточно сильны для того, чтобы уберечь на Донце свои права и рекою завладели казаки. Вскоре казачье племя сары-азман, выделившееся из среды азакских или белгородских казаков, спустилось к берегам Дона. Ногайцы увидели в этом действия, направляемые Москвой, куда и посылали свои протесты. Они называли пришельцев «севрюками», но наравне с этим к ним применяется имя «сары-азманов» и «казаков». В сары-азманах видна сущность турано-аланская. «Азманы» очень часто встречаются в скандинавских преданиях IX века, как древние жители Дона (Танаквиса). Придя на Дон, сары-азманы, очевидно, представляли собою давно законченный сплав асов-аланов. Они положили начало возрождению казачьей жизни на Дону, но их племенное имя вскоре вышло из употребления, а восторжествовало единое для всех обитателей Дона имя – казаки. Исчезли также и иные названия и прозвища: бродники, козары, торки, берендеи, чёрные клобуки и тому подобные. Дольше других держалось принятое у русских наименование «донские черкасы».

Разрозненные в своём расселении, донские казаки оказались в военном отношении настолько сильными, что могли вести успешную войну против врага, от нападений которого Литва, Польша и Москва были бессильны защищать границы своих владений. Это были сильные и хорошо организованные казачьи войска. Казаки, несмотря на отсутствие военной помощи со стороны Москвы, Литвы и Польши, и даже при их противодействии, имели достаточно сил и средств для отражения нападений своих соседей. Считая лучшей обороной наступление, казаки предпочитали наступательные действия.

Жалобы Турции, Крыма и ногайцев на разбои казаков, начиная с первых лет XVI столетия, не прекращались, что в значительной степени отражалось на их отношениях с Москвой. Но и робкие попытки вмешательства во внутренние дела казаков со стороны приводили к тяжёлым раздорам и резкому противодействию этим требованиям.

Гребенские казаки вели войны против ногайцев и черкесов, яицкие – против ногайцев и кыргызов, нападали на Сарайчик, превратившийся в центр Большой Ногайской Орды после распада Золотой Орды. Войны казаками велись повсюду.

С 1515 года появляются на исторической сцене казаки белгородские, стан которых располагался близ Аккермана, у Днестровского лимана, у чуваш, черемис, мордвы, в Соловках при архимандрите Филиппе, впоследствии митрополите московском, и в других местах. Белгородские и азакские казаки заняли совместно кочевья в лесостепи и в 1518 году договорились с московским князем Василием о боевой ему помощи. С этого же времени Северский Донец стал служить перевалочной базой для казаков, возвращающихся отовсюду на Землю Отцов. Покидая Крымскую Орду, Литву и Московию, они начали сходиться на его берегах.

Казаками, возвращающимися на Дон после полуторавекового пребывания на чужой земле, был построен в дельте Северского Донца городок, названный почему-то Раздоры. От самого его основания и до 1622 года здесь находился центр казачьего речного государства, возродившегося на Дону. Здесь собирались Круги, помещалась администрация и Главная Квартира Войска.

Система общественной власти и поддержания порядка у казаков долгое время носила ярко выраженный отпечаток древних кочевничье-племенных традиций. Вообще, надо отметить, все вопросы казаки решали «демократически-анархическим» путём. Может быть, именно потому и получил название городок Раздоры – по причине проведения здесь войсковых Кругов? Собирались казаки или по заранее полученному извещению, или по сполоху (по срочному призыву) на площади возле Войсковой Избы. Когда собиралось много народа, войсковой атаман, окружённый начальниками и бывалыми людьми, выходил на Круг. Перед ним шли войсковые есаулы и выносились войсковые регалии. Сам атаман нёс булаву в руках (знак его власти). Выйдя из Избы, он останавливался посредине общего скопления народа. Есаулы, положив свои жезлы и шапки на землю, читали молитву и кланялись вначале атаману, а потом на все четыре стороны казакам. После этого они брали свои жезлы и шапки, подходили к атаману и, получив от него приказание, провозглашали: «Помолчите, атаманы-молодцы и вся Великая Войска Донская!». Затем есаулы объясняли суть дела, по которому собрался Круг. В конце своей речи они вопрошали: «Любо ли вам, атаманы-молодцы?». В ответ со всех сторон казаки кричали: «Любо» или «Не любо». В последнем случае атаман сам ещё раз объяснял дело, толковал его пользу, склонял к своему мнению. Однако, его разъяснения не всегда убеждали казаков. Воля войскового Круга становилась окончательным решением. Иных законов донцы не знали, а письменных законоустановлений у них не существовало. Все дела решались по большинству голосов.

Судебные приговоры Круга исполнял войсковой есаул. Он приходил к осуждённому и объявлял ему, что Войско требует его головы, руки или ока. Казнь совершалась немедленно. Вообще, два войсковых есаула заведовали войсковыми доходами, своеобразной донской полицией, казнями и охраной столичного городка.

При сборе в поход войсковые начальники старательно стремились скрыть намерения донских казаков. Для этого решения на Кругу принимались в обобщённой форме: идти на море или идти в поход. При таком решении скрывалась не только военная тайна, но и истинные намерения руководителей Войска.

Избрание войсковых атаманов и других предводителей протекало шумно и довольно редко обходилось без драки. Здесь всякий хотел настоять на своём. Необходимо было большое искусство и гибкость характера, чтобы обуздать страсти, чтобы склонить большинство народа в свою пользу.

Сменяемый атаман, сняв шапку, кланялся казакам на все четыре стороны, а потом смиренно клал булаву на стол, поставленный посредине Круга. Вновь избранный атаман, приняв булаву из рук есаула, также кланялся, благодарил за честь и клялся атаманам-казакам не щадить жизни для отечества и радеть об общем благе.

Провинившиеся казаки, осуждённые или как-то наказанные, в голосовании не участвовали. Им прощали вину с условием её возмещения кровью в каком-нибудь отважном мероприятии. Эти преступники назывались пенными. Они по приговору Круга как бы лишались права гражданства. Их любой мог бить и грабить, не опасаясь при этом никакого наказания в Войске.

* * *

На посольский караван Алакоза у Переволоки напали астраханские наездники, много людей, турок и русских, побили, а других забрали в плен. Путь по Дону для торговли и посольских караванов сделался совсем непроходимым. В 1521 году послу Тредьяку Губину, отправленному в Турцию, дан был наказ договориться: «как послам и гостям от обеих сторон по Дону бесстрашно ходить».

Последствия этих переговоров неизвестны. Только мы знаем, что приехавший с Губиным в Москву турецкий посол Скиндер отпущен был уже в 1524 году не Доном, а через Путивль, так как пронеслась молва, что он хочет осмотреть на Дону место для постройки города, а это, видимо, было крайне нежелательно для московитов. Донской путь так и остался небезопасным для сообщения с Азаком. В Поле по-прежнему носились лёгкие казацкие отряды запорожцев, белгородских и азакских казаков, сталкивались на поречьях Дона с ногаями, астраханцами и крымцами, отбивали у них пленных и в свою очередь прельщались товарами русских и магометанских купцов. Время было своевольное и безначальное. Азакские, ногайские и астраханские наездники соединялись с крымцами и господствовали на всём протяжении донского Поля.

Среди донских казаков была сильная прослойка населения татарского происхождения, хотя дать точное определение такому понятию затруднительно. Во время княжения Василия III среди атаманов были известны многие с татарскими именами, в большем количестве среди верховых казаков. Со времени распада Золотой Орды и перехода казаков в положение независимого быта, татары и казаки сильно перемешивались. Но ко времени начала царствования Иоанна Васильевича во главе донских казаков, как верховых, так и низовых, становятся известными атаманы исключительно с русскими именами.

В 1538 году мирза Приволжской Ногайской Орды Кель-Магмет жаловался в Москву на обиды, чинимые ему городецкими, мещерскими и другими казаками. Боярская Дума именем царя уклончиво отвечала ему: «на Поле ходят казаки многие – казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки, а и наших украин казаки, с ними смешавшись, ходят. И те люди, как нам, так и вам, тати и разбойники; а на лихо их никто не учит: сделав какое лихо, разъезжаются по своим землям». Бессильная в то время Москва иначе и не могла ответить, а потому всегда прибегала к такой двойственной политике, втайне радуясь успеху казацкого оружия. Это, так сказать, были первые, нерешительные наступательные действия необъединённого ещё восточного казачества.

До середины XVI столетия Дон ещё представлял арену для казацких турниров с астраханскими и крымскими наездниками, с переменным счастьем для тех и других. В целом, можно сказать, черкасское, северское, белгородское и старое азакское/азовское казачество в этот период времени хранило грозное молчание и только соединилось в одну общую семью, чтобы вскоре одним дружным натиском дать отпор сильному и зазнавшемуся врагу. Эта грозная сила в конце первой половины XVI века двинулась лавиной на берега родного ей Дона и своим внезапным появлением обескуражила, смутила и навела страх на весь мусульманский мир.

Малолетство царя Иоанна IV Васильевича было временем господства князей и боярства. Связь донских казаков с Москвой во время боярского правления не прекращалась. Они продолжали сопровождать послов между Москвой и Крымом, и поддерживали церковную связь с епископом своей епархии Крутицким.

В сторону Казани и Поволжья верховые казаки имели сильную заставу, существовавшую ещё со времени Батыя, получившую название впоследствии «волжских казаков». На Переволоке между Доном и Волгой, в сторону Большой Ногайской Орды и Астрахани, находилась ещё одна постоянная застава.

В крымских генуэзских колониях, Кафе и других, а также в их окрестностях тоже были казаки, выходившие на добычу в Поле и нападавшие на татарские улусы. Интересно, что и крымские военные отряды частично состояли из тех же народов, от которых произошли казаки. Так, в начале второй половины XVI века австрийский посол де Бусбек писал: «Многочисленные народы русов, черкесов, аланов, приняв нравы монголов, их одежду и даже язык, составляли части многочисленных войск крымских ханов…».

В XVI столетии кавказские черкасы, в отличие от днепровских и запорожских черкасов, между которыми в то время уже не ощущалось никакого родства, в русских исторических документах называются «пятигорскими черкасами». В первой половине XVII столетия у донских казаков и в документах московских мы встречаем названия: «кабардинские черкасы» и «кубанские черкасы». Исходя из наших прежних лингвистических находок, следует, что это, как и поднепровские черкасы, тоже были кочевники-асы? Похоже на то, особенно, если вспомнить, что территории эти также входили в состав земель обитания сарматов.

В польско-турецких отношениях такую же роль, как донские для Москвы, играли казаки днепровские. Заняв земли Дикого Поля, за которые Русь в течение многих столетий вела безуспешно борьбу с кочевниками, казаки продолжили эту борьбу, решив эти земли прочно держать в своих руках. Занимая территории, лежавшие между московскими, литовскими владениями и кочевниками, казаки не считались с политикой ни Москвы, ни Литвы, ни Польши, и их отношения с Турцией, Крымом и другими ордами строились исключительно на соотношении сил, беря на свой риск и ответственность успехи и неудачи этой постоянной борьбы. Казаки Днепра и Дона, не считаясь с установившимися дипломатическими сношениями Москвы и Польши с Турцией, вели самостоятельную политику в отношении турецких владений, нападали на Крым, Астрахань и даже предпринимали рискованные морские походы на лёгких суднах-«душегубках», переправляясь через Чёрное море и нападая на побережья Малой Азии. Нередко они возвращались из походов с большой добычей, но платили за неё своими головами, и добыча эта обходилась казакам очень и очень недёшево…

Самостоятельные действия казаков вызывали бурный протест Турции. Москва и Польша обвинялись в том, что подвластные им казаки нападают на владения Турции и всю ответственность за деятельность казаков турки относили на их счёт. Москва и Польша старались убедить Турцию, что казаки – «вольный народ», от них независимый и действующий по своей воле. И действительно, на границах московских и польско-литовских владений нередко происходили нападения как на московские, так и на крымские посольства, в чём с той и другой стороны обвинялись казаки.

V. Донское казачество

Донские казаки во время княжения Василия III не были объединёны под властью одного атамана, верховое и низовое казачество были заняты устройством своих поселений и прочного обоснования на занятых ими землях. Связь с Москвой поддерживалась через епископа, отношения с московским князем определялись договорами, и только для известных целей. Постоянной службой донских казаков для Москвы было сопровождение послов и охрана безопасного движения официальных путешественников, проезжавших по землям, занимаемым казаками. Казаки получали необходимые средства вооружения от Москвы, но эти связи не обязывали казаков участвовать во внешних войнах в составе московских войск.

С границ московских княжеств к концу царствования Иоанна III на Дон и Терек ушло до 4 тысяч казаков. Большинство ушедших осели в пределах Хопра и Медведицы, и, присоединившись к жившим там, образовали «верховое казачество». Таким образом, в начале XVI столетия по течению Дона и его притокам образовалось два казачьих стана – низовых и верховых казаков. Первый стан имел центром Раздоры при слиянии Северского Донца и Дона, второй – Верхние Раздоры на Медведице… Одно из больших поселений расположено было на среднем течении реки Северского Донца.

Сто лет до своего исхода на Дон казачьи станицы выполняли пограничную сторожевую службу в Московском княжестве. Они стали здесь значительным фактором не только военным и экономическим, но и социальным. Теперь массовый уход казаков нарушал привычный строй в стране, но задержать их силой не всегда было возможно. Они возвращались домой на свою историческую землю и становились там желанными членами возрождающегося народа. Потому-то и установилось, как закон, правило «с Дону выдачи нет!».

На Тереке и Яике продолжали жить терские и яицкие казаки, а в пределах Литвы, по Днепру – приднепровские (или поднепровские, днепровские) казаки. Места расселения казаков в начале XVI века подтверждают то, что эти поселения существовали на этих местах и при ханах Золотой Орды.

На юго-восточных границах Московского государства расположились поселения независимых казаков, устроившихся на своих прежних местах и начинавших новую жизнь и новую историю.

По Хопру и Медведице, не покидая своих прежних мест, продолжали жить своей жизнью поселения донских казаков. Значительная группа казаков в нескольких городках жила на среднем течении Северского Донца. Но поселения были редки. Путешественники того времени описывают эти земли, как необитаемые. В 1514 году посол султана, князь мангунский, проезжая в Москву из Азака через донские степи, терпел голод и лишился коней, шёл до Ряжска пешком. Сведения путешественников о донских степях приводят к выводу, что Дикое Поле в то время было, действительно, необитаемым и никакого населения к югу от границ московских княжеств практически не существовало.

Посольские караваны в первой половине XVI века направлялись большею частью из Рязанского княжества первоначально рекой Доном, а затем сухим путём прямо на Азак, минуя восточный изгиб Дона в несколько сот вёрст, избегая столкновения с ордынскими казаками, господствовавшими на Переволоке. Этот путь считался наиболее безопасным и кратчайшим. Посол Коробов в мае месяце 1515 года видел на Северском Донце два отряда неизвестных людей, переправлявшихся с левой стороны на правую, и не попытался даже узнать, что это за люди и куда держат свой путь. Но это были не татары: последние заходили в эти места только для грабежа. Посольский же караван представлял для них богатую добычу. На Донце, за пять дней до Азака, рязанские казаки, сопровождавшие посольство, действительно встретили двух татар, а с ними «жонку-татарку да детинку татарин же» и «полонили» их.

Виденные Коробовым отряды были не кто иные, как казаки запорожские или севрюки, двигавшиеся уже в то время на Дон.

Верхнедонские казаки, уйдя с границ русских княжеств и устроившись на своих прежних местах, в пределах Хопра и Медведицы, стали очищать земли от ногайских орд, кочевавших между Волгой и Доном до устья Хопра. Части Ногайской орды, кочевавшие в этих местах, быстро были оттеснёны в низовья Волги, ища спасения в переправе на восточный её берег. В 1519 году посол Голохвостов в своих донесениях московскому великому князю Василию III из Азака и Керчи сообщал, что ногаи, теснимые казаками, хотели перейти Волгу, но астраханский царь их не пустил. Стиснутые с двух сторон, ногайцы были частью уничтожены, частью бежали в пределы Северного Кавказа. Пространства Червлёного Яра и среднее течение Дона казаками были очищены от кочевников и верховое казачество стало охранять эти земли от Астраханского ханства и Большой Ногайской Орды.

Низовые казаки, вытесненные из Азака и Таврии, тоже укреплялись на занятых ими землях и, чтобы обеспечить своё существование – вели непрекращающуюся войну против Крымского ханства и Турции, гарнизонами которой был занят Азак. А из Азака велось военное руководство и организация походов против московских владений и казачьих городков. Опасным соседом для казаков были и ногаи Малой Орды, кочевавшие в пределах Северного Кавказа, между Азовским и Каспийским морями.

В первой половине XVI века верховые (чи?ги) и низовые (черка?са) казаки имели своих отдельных атаманов. Военные усилия верховых казаков направлялись в сторону низовьев Волги, против Астрахани и Большой Ногайской Орды. Низовые главные усилия направляли в сторону Азака и Крыма, где находились их главные угрозы, и, кроме того, низовые казаки не оставляли надежды занять покинутый ими свой прежний этнокультурный центр – Азак, превращённый в турецкую крепость.

Историк Татищев, опираясь на утраченные ныне летописи, относил образование Войска Донского (из низовых казаков) к 1520 году. А это значит, что всего через два поколения после разгрома Тамерланом территории Подонья разрозненное казачество, выйдя из своих убежищ, сумело образовать свою республику.

Связь казаков с Москвой не прерывалась. Ряд причин заставлял московское правительство считаться даже с таким неприятным обстоятельством, как независимость Дона. Москва нуждалась в помощи казаков и потому поддерживала с ними сношения. Приходилось поневоле примиряться с существованием этих самостоятельных союзников – «федератов», признавать их права и обычаи, льстить их самолюбию, называя Великим Войском, принимать их послов с честью наравне с другими иностранцами и даже высылать им более или менее регулярно дары – «жалование». В-общем, казаки нуждались в материальной помощи Москвы, а Москва – в военной помощи казаков. В отношениях Москвы с Турцией и Крымом донские казаки играли очень значительную роль, поскольку располагались по Дону и в степной полосе. Нападения казаков на Крым сдерживали крымские орды от походов на московские земли, но вызывали страх и недовольство Москвы, что часто приводило к размолвкам с Доном.

Казачьи войска, расположившись в степной полосе, устроившись в укреплённых городках, управлялись выборными атаманами, при которых состояли совет выборных старшин, есаулы и несколько писарей, которыми велась вся переписка. Всё мужское население казачьих городков состояло на войсковом учёте, только оно и составляло казачье население и пользовалось правами Войска.

Сложившиеся представления, что в казаки принимался всякий сброд по порядку, установленному в казачьей общине запорожцев – «в Бога веруешь, перекрестись, вот и казак!», – никакого отношения к порядку зачисления посторонних в состав Войска не имели. Казачьи поселения как донских, так и днепровских казаков жили семьями, и население их пополнялось естественным приростом. Большая убыль, происходившая временами из-за военных потерь, заполнялась значительным приёмом в состав казаков людей, набиравшихся со стороны. Но приём этот производился с большим разбором и требовал обыкновенно значительного времени пребывания зачисляемого среди казаков, а также поручителей среди казачества.

В царствование Василия III на границах московского княжества происходили частые нападения и грабежи, и казаки на обвинения в этих грабежах отвечали, что в Поле много всякого гулящего народа, отвечать за действия которого они не могут. В Войсках казачьих существовала строгая дисциплина и за проступки виновные подвергались тяжким наказаниям. Действительно, хотя большая часть южных степей занималась казаками и находилась под их контролем, но в Поле бродило ещё много отдельных шаек татар, турок и ногайцев.

Из посольской переписки Василия III видно, что азакские и белгородские казаки, прежние «беловежцы», в первой половине XVI века после многих скитаний поселились в Северской области, где впоследствии стали известны под именем путивльских и белгородских «станичников» и под общим названием северских казаков или «севрюков».

Вот здесь-то и скоплялась до сороковых годов XVI века та грозная сила казачества, которая вскоре явилась на берега родного ей Дона и сделалась страшной для всего мусульманского мира. Начавшееся перед этим в литовско-польских областях гонение на православие окончательно оттолкнуло северское казачество от Литвы, и оно, усиленное днепровскими черкасами, стало медленно, но неуклонно продвигаться вниз по Донцу, где в лесистых и малодоступных оврагах и балках, впадающих в эту реку, казаки всегда могли укрыться от внезапного нападения татарских отрядов. Дорога эта издавна была известна северскому украинному казачеству, по которой оно не раз «с дозором» спускалось до «Большого Дона».

Ко времени совершеннолетия царя Иоанна (Ивана) IV Васильевича (1550 год) среди донских казаков появляется ряд выдающихся атаманов, преимущественно низовых, усилиями которых, подчас кровавых, было достигнуто объединение разрозненных частей казаков (низовых и верховых) и установлены тесные отношения с московским царём. Но различия в характере и быте верховых и низовых казаков не были сглажены и после объединения их под властью одного атамана, а затем долгого пребывания в положении единого Войска. На характере двух казачьих частей сказывались не только политические, но и этнические особенности. Верховые казаки имели более тесное общение с населением славяно-русских княжеств и менее тесное – с татарами, кавказцами и прочими южными народами, что отражалось на их физических данных и на характере.

Границы донских казаков с московскими владениями остались те же, которые были у Сарско-Подонской епархии и проходили по рекам Хопёр и Ворона. Между границами московских владений и землями донских казаков лежали большие пространства пустынных земель, и связь поддерживалась только дозорами городовых казаков, спускавшимися до пределов донских казаков. В значительно большем напряжении находилась часть низовых казаков. Ближайшей угрозой для них было Крымское ханство и Малая Ногайская Орда, кочевавшая между устьями Дона и Кубани.

Обмен послами между Турцией и Москвой продолжался. Безопасность путешествия между Крымом и Москвой составляла одну из первых забот Москвы и Турции. Пути из Крыма в Москву проходили – первый и главный – по течению Дона, через земли, занимавшиеся казаками; второй, которым велись все нападения крымцев, проходил из Крыма прямо на север, пересекая Северский Донец, где было расположено тоже одно из больших поселений донских казаков. Таким образом, безопасность движения в Поле могла быть обеспечена только казаками. В переговоры послов Москвы и Турции были привлечены казаки и были выработаны условия сопровождения посольств и их безопасного движения. Было условлено, что охрана в пути послов будет обеспечиваться вооружёнными отрядами турок, крымцев и казаков. Вопрос сводился к тому, где должна производиться передача: в низовьях Дона или в устье Хопра. Казачьи поселения находились в постоянной войне с Крымом, ногайцами и турками, а поэтому движение крымских и турецких вооружённых отрядов через их поселения до устья Хопра было неприемлемо. Поэтому местом передачи посольств было принято низовье Дона, на полпути от Азака к Нижним Раздорам. За свою службу казаки получали жалованье от Москвы и Турции. От Москвы казаки получали в виде жалованья часть недостающих предметов питания – хлеб, просо, пшеницу и предметы вооружения.

Для своей охраны московские послы брали с собой станицы казаков, сопровождавшие их в Крым, и случалось, что татары грозили казакам расправой и отправкой их в «Сарай», если они будут вмешиваться в посольские дела. Но угрозы оставались только угрозами, так как казаки сами нередко врывались в Крым и платили татарам тем же.

Наблюдение за степью и разведка лежали исключительно на частях городовых и донских казаков, порядок службы которых определялся строгими уставами, разработанными в соответствующих приказах. После того, как вся полоса между Волгой и Доном была очищена казаками от Ногайских Орд и находилась под неусыпным казачьим контролем, владения астраханского хана были в полной безопасности с этой стороны и порывать с Москвой ему не было никакого резона.

Все казачьи городки, каждый в отдельности или близко один от другого расположенные, прочно укреплялись: обносились общим валом и рвами. На валах располагались пушки, которые им доставлялись Москвой. Деятельность казаков часто не совпадала с политикой Москвы, что приводило к неприятным для той и другой стороны переговорам и переписке, но Москва никогда не прерывала связи с донскими казаками и донские казаки, несмотря на многие частые вмешательства Москвы в их внутренние дела, никогда не проявляли стремлений к разрыву с Москвой.

Глава 2. Завоевание Казанского, Астраханского, Сибирского ханств казаками и присоединение их к Московии

(1546 – январь 1598 г.г.)

Вся история России сделана казаками.

Недаром нас зовут европейцы казаками…

    Русский писатель Л. Н. Толстой

I. Дон – Москва: причины союзных отношений

Всё казачество Волги, Дона и Днепра в этот период времени сливается в один общий союз. Дон становится центром. На Дону как бы получился разнородный сплав из различных субэтнических элементов казачества, прошедших в течение предыдущих веков каждый свою историческую судьбу, но имеющий один общий корень от предков – народа ас. Ввиду этого типы казаков на первый взгляд кажутся довольно разнообразными, но при тщательном наблюдении, несмотря на это разнообразие, исследователь найдёт в них нечто и общее, выделяющее их из среды других народностей. Но это уже работа последующих веков – общинная жизнь, совместные походы, служение одной идее и прочее. В XVI же веке разнообразие это сказывалось резче.

Во внутренней жизни казаки сохраняли независимость от центральной власти: и атаман, и ближайшие его помощники выбирались общим голосованием. Все вопросы казачьей жизни решались на общих казачьих собраниях, носивших название «Войсковой Круг» у донских казаков, и «Рада» – у днепровских и, в будущем, – кубанских. Однако попытки ущемления и подчинения казаков власти Москвы, называемые «политикой расказачивания», упоминаются в исторических документах уже в XVI веке. Историк Соловьёв писал по этому поводу: «Казаки представляли собой более древний этап развития общества по сравнению с земством, поэтому расказачивание в XVI – XVIII веках – это естественный закономерный процесс».

Установившийся порядок общего равноправия и деятельности общеказачьих собраний большинство историков объясняют заимствованным у новгородцев, которые в большом количестве влились в казачью среду. (Хотя и в среде новгородцев от разных времён присутствовали те же казачьи элементы). С развитием внутренней жизни система общих собраний должна была отживать и принимать формы, более отвечающие новым условиям. Но казаки прочно держались веками сложившейся системы войсковых Кругов и Рад, общеказачьи собрания служили для них символом их свободы и равноправия.

Cистема общих собраний была трудно осуществимой уже в XVI веке и на войсковых Кругах донских казаков, собиравшихся в пределах нижнего течения Дона, – в Раздорах – отсутствовали казаки верховых станиц, общие вопросы решались без их участия. Общие казачьи собрания, как и собрания новгородцев, происходили часто при бурных спорах, нередко приводивших к вооружённым схваткам, что также вело к неизбежности в будущем, если бы самостоятельность казачьих территорий сохранилась, устройства более устойчивой формы внутреннего управления, что и попытался в следующем столетии претворить на практике гетман Запорожья Богдан Хмельницкий.

Казаки ощущали недостаток в военных припасах, предметах питания и нуждались в моральной и вооружённой поддержке союзников в борьбе с южными противниками-мусульманами. Помощь, которой пользовались казаки от Москвы, это – порох, свинец, хлеб, сукно, деньги. С расширением границ московских владений влияние Москвы становилось более значительным. Казаки должны были считаться с положением, делать уступки своей независимости.

Казачьи городки подвергались частым нападениям и в борьбе с кочевниками несли большие потери. Количество боевого состава донских казаков в XVI веке было около 20 тысяч. Из этого количества в самостоятельные походы или в составе московских войск уходило не больше 2/3, а одна треть оставалась на Дону для защиты своих земель и для замены полков после пребывания их в походе. В 1546 году путивльский воевода князь Троекуров донёс царю, что казаков на Поле много, и «черкасцев, и киян и твоих государевых, – вышли на Поле из всех украин».

Малолетство царя Иоанна IV Васильевича (с 1547 года) было временем господства князей и боярства. Связь донских казаков с Москвой во время боярского правления не прекращалась. Решающая роль среди донских казаков принадлежала части низовых казаков. Положение это установилось со времён господства монголов. Низовые казаки несли службу при ханах и имели организованное для этой цели управление, находившееся в их центре – Азаке. Положение это низовыми казаками ревниво поддерживалось, и они предъявляли требования даже в более позднее время к московским царям, чтобы в переписке на первом месте писалось не верховым, а низовым казакам. Низовые казаки имели большее значение и в сношениях Москвы с Крымом и Турцией.

Донские казаки вернулись на Дон после вековых странствий, как на свою землю. Здесь они не могли довольствоваться одними зимними стоянками или оборонными кошами. Семьи, дети требовали хотя бы примитивных удобств. И их родовые общины оказались достаточно многочисленными и сильными для того, чтобы построить и оборонить свои укреплённые поселения. С этих пор население Дона стало непрерывно пополняться казаками с севера, остатками черкасов-казаров с кавказских предгорий и черкасов-чёрных клобуков с Днепра. В 1549 году ногайский мурза жаловался московскому князю, что донские казаки, подвластные Москве, в трёх-четырех местах построили новые городки, грабят его людей, а многих убивают.

Совершенно очевидно, что донские казаки появились здесь грозной сомкнутой колонной опытных воинов. Не успев как следует обжиться в новых городках, они повели энергичное наступление на соседние области павшей империи ханов. Мощные своей организованностью и неустрашимостью, они в приморских владениях султана в два года опрокинули полувековые турецкие порядки. Находили они также время и силы для помощи московскому государю в его борьбе с общим врагом – ордынцами.

Вернувшись на Дон к 1549 году целым племенем, усиленным притоком казаков белгородских, азовские казаки также сразу же предъявили свои права на Азак. Ногайский князь Юсуф шлёт в Москву одну жалобу за другой на чинимые ему казаками обиды: «В нынешнем (1549) году наши люди в Москву шли для торгу, а осенью, как шли они назад, ваши казаки севрюки, которые на Дону стоят, пришли на них […] и куны их взяли».

При окончательном возвращении с Северщины на Дон, казаки принесли с собой и не забытое ими своё племенное имя азманов (сары азман), что есть искажённое «асы-аланы» (Губарев). В следующем письме к царю, в 1550 году, ногайский князь Юсуф объясняет, что торговый путь из его улусов в Москву обещан быть свободным, а вышло напротив: «Холопи твои, нехто сары-азман словёт, на Дону в трёх и в четырёх местах городы поделали, да наших послов и людей наших, которые ходят к тебе и назад, стерегут да забирают, иных до смерти бьют. […] Если ты тех разбойников, что на Дону живут, к нам пришлёшь или изведёшь, то будет знаком дружбы; а нет, то не будешь союзник»… Потом прибавил: «…этого же году люди наши, исторговав в Руси, назад шли, и на Воронеже твои люди – сары-азманом зовут – разбойник твой пришёл и взял их».

Вслед за этим Юсуф новой грамотой упрекает царя: «Дружба ли то, что на Дону твои холопи, сары-азманом зовут, наших послов и гостей разбивают и грабят».

Царь Иван политично отвечал: «Те разбойники, что гостей ваших забирают, живут на Дону без нашего ведома, от нас бегают. Мы не один раз посылали, чтобы их переловить, да наши люди добыть их не могут. Вы бы сами велели их переловить и к нам прислали, а мы приказали бы их показнить. Гостей ваших в своей земле мы бережём, а дорогою береглися бы они сами. Тебе известно, что на Поле всегда лихих людей много разных государств, и тех людей кому можно знать: нам гостей ваших беречь на Поле нельзя, а бережём и жалуем их в своём государстве».

Вся эта переписка относится к тому времени, когда Иван IV деятельно готовился к походу на Казань и склонял к тому союзника своего, сильного ногайского князя Юсуфа, а потому двусмысленные и уклончивые ответы на жалобы Юсуфа говорят сами за себя. Царь в своих ответах был прав только в том, что утвердившиеся на Дону казаки действительно ни ему, и никому другому не подчинялись, да едва ли он знал и силу их.

Для покорения Казани требовались хорошо вооружённые силы и твёрдая руководящая власть. Кроме того, война против Казани связывалась непосредственно с Крымом и Турцией, со стороны которых она могла иметь военную помощь. Производя основные реформы внутреннего управления и вооружённых сил, царь установил связь с донскими, гребенскими и яицкими казаками. Он учёл их географическое расположение и предложил договор, отвечающий интересам обеих сторон. От московского царя была дана гарантия неприкосновенности земель, занимаемых казаками, их независимости во внутренних казачьих делах, материальная помощь военным снабжением, недостающими средствами питания и денежным жалованьем. Казаки обязывались царю военной службой, не принося ему присяги.

Ко времени совершеннолетия царя Ивана Васильевича среди донских казаков появляется ряд выдающихся атаманов, преимущественно низовых, усилиями которых было достигнуто объединение разрозненных частей казаков. Но на отношениях двух казачьих частей Дона (черкаса и чиги) сказывались их этнические признаки, что отражалось не только на физических данных, но и на характере и быте. Различия верховых и низовых казаков не были сглажены и после объединения их под властью одного атамана и долгого пребывания в положении единого Войска.

Пограничные с Московией реки Хопёр и Ворона становились глубоким тылом донских казаков, здесь начинали строиться монастыри и пристанища для престарелых казаков и инвалидов, которые после долгой и тяжёлой боевой жизни на старости лет находили приют и отдохновение.

Ко времени похода на Казань её ханом был ставленник Крыма, астраханский царевич из рода Менгли-Гиреев. Он занял ханский стол по просьбе казанцев, изгнавших ставленника Москвы хана Шиг-Алия. После неудачного последнего похода под Казань Ивана Васильевича в 1550 году, при отходе войск, русскими была построена крепость в устье реки Свияжи, в которой был оставлен гарнизон войск, а по рекам Каме, Вятке и Волге были поставлены казачьи сторожи для наблюдения, чтобы «воинские люди из Казани и в Казань не ходили». Горские черемисы, перешедшие было на сторону Москвы, снова отделились. Против них послали городовых казаков, но казанцы отряд этот разбили и убили до 70 казаков, а часть их взяли в плен, забрав их пищали. Но крепость Свияж всё же служила выдвинутой в сторону Казани военной базой. Пути между Казанью и Крымом находились под наблюдением донских казаков.

В 1551 году сам турецкий султан Солиман спешно, через нарочитого гонца, писал ногайскому мурзе Измаилу так: «В наших магометанских книгах пишется, что пришли времена русского царя Ивана: рука его над правоверными высока. Уж и мне от него обида велика: Поле всё и реки у меня поотымал, да и Дон у меня отнял, даже и Азак-город доспел, до пустоты поотымал всю волю в Азаке. Казаки его с Азака оброк берут и не дают ему пить воды из Дона.

Крымскому же хану казаки Ивановы делают обиду великую, и какую срамоту нанесли! Пришли Перекоп воевали. Да его же казаки ещё какую грубость сделали – Астрахань взяли; и у вас оба берега Волги отняли и ваши улусы воюют. И то вам не срамота ли? Как за себя стать не умеете? Казань ныне тоже воюют. Ведь это всё наша вера магометанская. Станем же от Ивана обороняться за один. Вы ведаете, что теперь в Крыму мой посажен хан, как ему велю, так и сделает. По просьбе Астрахани тоже пошлю царя; да и казанцы ко мне присылали же просить царя; и я из Крыма непременно посылаю его. Ты б, Исмаил-мурза, большую мне дружбу свою показал: помог бы Казани людьми своими и пособил бы моему городу Азаку от царя-Ивана казаков. Станешь пособлять – и я тебя в Азаке царём поставлю, мне же помочь городу неудобно, находится далече».

Исходя из написанного, казачество на Дону в это время представляло уже серьёзную силу. Это подтверждается и другими историческими актами.

* * *

Иван IV деятельно готовился к покорению царства Казанского со всеми подвластными ему землями, населёнными неспокойными и мятежными народами: болгарами, черемисами, мордвой и другими. Используя ситуацию себе на пользу, казачество лавиной двинулось со всех украин на Дон и в самое короткое время овладело его берегами от Азака до верховьев.

В то же время, прельщённые грамотой турецкого султана Солимана, ногайцы волновались. Лишь один Юсуф, не желая терять торговые сношения с Москвой, оставался верен давнишнему союзу с ней и лишь продолжал жаловаться на обиды от казаков. Мелкие же мурзы вооружались и готовились на защиту Казани. Но вольное казачество Волги и Дона, умевшее проникать в самые сокровенные замыслы неверных, держало их в покорности, а потому они и не могли оказать существенной помощи своим единоверцам. На Волге известен атаман Барбоша, гулявший и «мешавший» татарам. Казачество в то же время зорко следило за движениями и крымцев, и астраханцев и старалось своевременно предупредить московского царя о готовящейся опасности.

Подготовка московских войск для похода на Казань стала известна и казанцы отправили послов в Крым с просьбой о помощи. Послы казаками были схвачены, побиты, а ярлыки их были отправлены в Москву. Но в Крыму, однако, узнали о готовящемся походе московских войск на Казань и крымский хан Девлет-Гирей двинулся (1552 год) к московским границам. От донских казаков было получено в Москве донесение об этом. В результате Девлет-Гирей был разбит под Тулой и поспешно бежал из Московии, преследуемый казаками. После этого московские войска уже безбоязненно двинулись в сторону Казани. Перед этим Иван IV на всякий случай послал на Волгу из украинных городков казаков для удержания от возможных набегов враждебных ногайских мурз, что очень беспокоило Измаила Мурзу, сторонника турецкого султана.

Всё днепровское казачество, узнав о бесповоротном решении православного московского царя воевать Казань, встрепенулось и также двинулось под Казань на помощь русским и донцам, вооружённое саблями, копьями и пищалями. Донское казачество двинулось под предводительством своего атамана Сусара Фёдорова, оставив часть вольных сподвижников на берегах Дона для защиты от вероятного нападения турок, крымцев и астраханцев. Вот как описывает этот поход генерал Ригельман в своём «Повествовании о Донских казаках» (сокращённый пересказ):

«Зная, что русские московского царства держатся такой же «греческой» веры, как и сами казаки, а татары – веры магометанской, донцы решили оказать помощь московскому царю. Атаман отделил часть казаков и послал их к устью Дона с тем, чтобы они настреляли там как можно больше птиц-баб, которые тогда бесчисленными стаями обитали в гирлах реки, и, собрав с них перья, доставили их для украшения и убранства боевых костюмов казачьего войска. Украсив с головы до ног птичьими перьями каждого казака, атаман повёл донцов к Казани.

К городу казаки подошли ночью и, раскинув свой стан в виду русских войск, развели костры. Как только запылали казачьи костры, в царском войске сейчас же обратили внимание на пришельцев. Фантастичность одеяния казаков, резко подчеркиваемая среди ночной тьмы огнём костров, не на шутку испугала воинов русской рати. Доложили царю о приходе каких-то «чудовищ».

Царь послал одного из бояр разведать, что это за люди, откуда и зачем пришли и куда идут? Боярин направился к стану казаков, но чем ближе подходил к ним, тем чуднее и страшнее казались они ему. Он не только не расспросил их, как велел царь, но даже не дошёл до них, убежав со страху назад в свой стан.

Разгневанный трусостью боярина, царь приказал ему сейчас вернуться назад и исполнить приказание в точности.

Снова пошёл боярин. Не доходя до казаков, он издали крикнул им: «Люди ли вы или привидения?».

В ответ ему раздалось: «Люди! Русские вольные люди, пришедшие с Дону царю московскому помогать взять Казань и за дом Пресвятыя Богородицы свои головы положить». Обрадованный боярин поспешил назад с радостною вестью к царю».

Казань была сильною крепостью и оборонялась гарнизоном в 30 тысяч человек. К востоку от Казани был густой лес и среди этого леса в 15 километрах от города казанцами была построена крепость, служившая базой для 20 – 30-тысячного конного корпуса под начальством татарского князя Епанчи, задачей которого было нападать на тылы осаждающих московских войск. По северной окраине Казани протекала с востока на запад река Казанка. Перпендикулярно к ней, пересекая Казань, протекала небольшая с болотистыми берегами речка Булак. Западная часть между Казанкой и Булаком была занята сторожевым полком и полком левой руки. Северо-восточная часть между Булаком и Казанкой была занята регулярным полком, стрельцами и частью казаков. Северную сторону, вдоль реки Казанки заняли полк правой руки и 6 тысяч казаков. Наличие донских казаков в рядах московских войск под Казанью подтверждается официальными московскими актами и сведениями из записок самого активного участника осады Казани – князя Курбского. Московские войска, обложившие крепость, должны были строить успех на осаде и штурмах, а в то же время принимать меры к отражению нападений с тыла конницы Епанчи. Московские войска приступили к осаде. Перед крепостными стенами стали устанавливаться туры из хвороста, наполненные землёю. Под прикрытием туров казаки и стрельцы стали приближаться к стенам крепости и под огнём держали крепостные стены.

Чтобы противодействовать осадным работам, казанцы делали вылазки, удачно отражавшиеся осаждавшими. На стены Казани ежедневно поднимались шаманы и производили на глазах московских войск волшебные ритуалы, призывая гнев богов на головы осаждавших. По окончании осадных работ поднялась страшная буря, сорвавшая все палатки, в том числе и царскую, разбросала и потопила много судов с запасами, уничтожила продовольственные склады. Московские войска в этом бедствии увидели волшебство шаманов и, сознавая своё бессилие бороться против их чар, отказывались продолжать осаду. Так же думали и более просвещённые люди, о чём пишет в своих записках князь Андрей Курбский.

Из Москвы была привезена Чудотворная икона Божьей Матери, перед которой совершались молебствия для противодействия шаманам. Осада продолжалась. На северном участке князя Курбского, занимаемого частью донских казаков, был обнаружен подземный ход, по которому казанцы доставляли в крепость воду. Был вызван «розмысл» (специалист по подрывному делу), сделали подкоп и тайный ход был взорван. Крепость была лишена водоснабжения.

Казанцы упорно сопротивлялись, из крепости производили вылазки, согласуя их с нападением извне конницы хана Епанчи. Против Епанчи был выслан сильный отряд. Его крепость была атакована, татары разогнаны, окрестности Казани были очищены от конницы татар.

К сентябрю начались подрывные работы для взрыва крепостных стен. Готовились три подкопа. Свозилась земля для завалки крепостного рва. 2 октября татарам предложено было капитулировать, но они отказались. Был произведён первый взрыв у Арских ворот. Стрельцы и казаки забросали ров хворостом и землёй и пошли на штурм.

Главный штурм был назначен на восточном и юго-восточном секторе. Штурмующие полки развёртывались в три линии. В первой линии шли казаки и части боярских детей и дворян, разделённые на сотни. Во второй – главные силы, и в третьей – силы поддержки. Сигналом начала штурма должны были быть взрывы крепостных стен. На восходе солнца был произведён первый, а потом второй взрывы. После разрушения части городской стены казаки ворвались в город, где и завязался у них горячий бой с татарами. Вслед за казаками ввёл свои войска в город и царь. Но часть войск бросилась грабить, татары оправились, перешли в наступление и стали теснить ворвавшиеся войска. Требовалась помощь. Царь двинул половину своего резерва. Сопротивление было окончательно сломлено.