скачать книгу бесплатно
Тони наклонилась через прилавок.
– На самом деле у меня три имени. Тони. Так меня все называют. Еще есть имя, данное родителями, Антуанетта – охеренно изысканное, только для особых случаев.
Настала очередь Бакета наклониться. Стоило ей выругаться, и он уже покорен. Она говорила с ним как со взрослым. Ему это нравилось.
– Есть и третье имя. Я использую его только в одном месте. – Бакет приподнял брови. Люси знала, о чем он думал. Слухи оказались правдой! Тони правда стриптизерша! – Никому не рассказывай, но иногда я представляюсь Эмити.
– Погоди… Эмити? Типа, как в фильме «Челюсти»?
– Ну, взяла я его не оттуда, но да. Мне оно нравится, потому что клиенты считают его классным, но настоящая причина – его значение.
– «Дружелюбие»?
– Да. Вот в чем на самом деле заключается моя другая работа. Клиенты приходят с определенной целью и, собственно, получают, чего хотят, но не понимают, что я на самом деле им даю. Им хочется услышать: «Я рядом, и я не отвернусь от тебя. Ты можешь мне доверять. Я тебя выслушаю. Я буду смотреть на тебя, потому что ты важен. Я – твой друг». Люди одиноки, понимаешь?
Люси взглянула на щенячье выражение Бакета и решила, что эта женщина заслуживает, чтобы ее называли изысканным именем вроде Антуанетты.
– Вот такие у меня имена. Теперь твоя очередь.
– Ладно. На самом деле история не очень интересная. Меня зовут Бахит. Просто Бахит.
– Бахит. Мне нравится. Звучит, как бы сказать, экзотично.
Люси взбесилась. Экзотично. Постоянно слышишь это гребаное «экзотично». А на родине у него это вполне распространенное имя.
Бакет улыбнулся, не в силах противиться шарму Тони.
Тони спросила:
– Так откуда тогда Бакет?
– А, ну я не…
– Рассказывай давай! В магазин три часа никто не заходил. У магазинного кота гребаный диабет. Он просто валяется весь день. – Тони указала на тушку полосатого кота, свернувшегося в клубок на одной из витрин. – Пожалуйста, расскажи что-нибудь интересное.
– Ладно. Так меня называл мой младший брат Далир, когда мы жили в Пакистане. Он все не мог правильно выговорить Бахит. Ходил за мной хвостиком и повторял: «Бакет! Бакет!» – и мы все смеялись.
– Боже, это так мило.
– Да, но, э-э…
Люси заметила, как на лице Бакета что-то промелькнуло. Возможно, он вспомнил, что она тоже слушает, или осознал, что собирается поделиться прошлым, которое старался похоронить глубоко внутри.
– Мой младший брат, он, э-э, умер. Подхватил какую-то лихорадку, у него отключился мозг… И после этого родители долго грустили. Мы почти не разговаривали. А потом они очухались и решили, что нам нужно переехать подальше от… всего, наверное. Так мы и оказались в Калифорнии, а потом в Орегоне. И как только сюда приехали, я заметил, что они стали звать меня Бакет. Сначала меня это сильно раздражало, но позже я вроде как понял, что это… Ну, знаешь, будто у меня что-то осталось от младшего брата. Так что теперь я не против.
– Ой. Черт… Сочувствую.
– Да ладно, случилось и случилось. – Бакет попытался разрядить обстановку. – Тем более с таким именем жить намного легче. Теперь по буквам надо проговаривать только Марвани, когда куда-то звоню. А вот Бакет все сразу понимают.
И в тот день Люси узнала о Бакете больше, чем за два года дружбы. Она подумала, что ФБР стоит нанимать стриптизерш для проведения допросов.
Но на этот раз в магазине работала не Тони. Люси заметила, как Бакет осмотрел магазин и на его лице отразилось разочарование. Кот диабетик? На месте. Ряды пыльных старых альбомов? На месте. Женщина, на которой он планировал жениться? Отсутствует. За кассой стоял Иуда – нормальный парень, от которого всегда пахло пивом и сигаретами. Его всегда можно было расспросить про нашивки на джинсовой куртке, но все же… Тони/Антуанетты/Эмити не было.
Плюс, судя по вкусу кренделя из магазина, тот лежал на вращающейся стойке со времен пирамид, так что вылазка из дома для Люси пока что не задалась.
По крайней мере, не вижу вечно озабоченных лиц. По крайней мере, не надо отвечать на тщательно сформулированные вопросы, призванные помочь мне вступить на путь к исцелению.
Когда тебя воспитывают два конченых алкоголика, у тебя развивается аллергия на заботу. Люси нравилось в себе эта особенность, но она сильно противоречила родительским инстинктам Хендерсонов.
Люси выбросила дерьмовый крендель в мусорное ведро, оставив маленький кусочек, который предложила магазинному коту. Тот открыл глаз, похлопал лапой по куску кренделя, лизнул подношение, а затем снова впал в диабетический ступор.
Се ля ви.
Настало время отключиться от реальности и покопаться в виниловых пластинках, спокойно дышать через нос, хихикать над случайными обложками альбомов и даже доставать самые забавные, чтобы Бакет тоже их оценил. Бакет болтался без дела: она видела, как он поглядывал на входную дверь, ожидая Тони, но та так и не пришла.
Люси задавалась вопросом, с кем была Тони в этот момент. И что значило для клиентов ее имя.
Она снова взглянула на Бакета. Он поймал ее взгляд и притворился, что просматривает стенд с кучей грязных старых комиксов. Но через несколько мгновений его взгляд снова скользнул в сторону двери.
Люди одиноки, понимаешь?
Через час Люси наконец почувствовала, как впервые за долгое время расслабились плечи. Прикрепленные к стене коврики отпружинили, когда она провела по ним пальцами, и Люси испытала внезапную тоску по лесам рядом с местом, где родилась, по грубой коре деревьев и тому, как та царапала кожу рук и как от этого контакта она чувствовала себя открытой миру и живой. Люси закрыла глаза и попыталась вспомнить запах места, которое считала домом, пока не пришли власти, забрали ее и поместили в приют, а также внесли ее имя и фотографию в базу данных для усыновления.
Но все было бесполезно. То место и все хорошее вместе с ним казалось давно потерянным. Теперь она живет в новом мире, полном острых, хрупких, липких можжевеловых деревьев и холодных пустынных ночей, наполненных воздухом таким же пустым и подлым, как лица белых мальчиков, которые одновременно смеялись над ней и вожделели ее. В мире, где полно детей без гроша в кармане и детей со всеми деньгами мира – а еще попадаются парни, которые орудуют окровавленным учебником и болтают о сигналах в мозге.
Плечи снова напряглись.
Твою мать!
Все равно уже пора уходить. Бакету утром на работу в «Калбертсон». Хендерсоны хотели, чтобы Люси сходила на сеанс к какому-нибудь психотерапевту, хотя она сказала им, что все в порядке.
«Я доверяю тебе, Люси, но мне трудно поверить, что с тобой все в порядке».
Вдобавок к навязчивой чуши о горе, ходили слухи, что округ решил не отменять три последних дня обучения, несмотря на трагедии в школах. По слухам, некоторые влиятельные родители потребовали, чтобы церемония вручения дипломов все-таки состоялась. Если это правда, то, значит, Люси и Бакету придется доделать домашнюю работу.
Она представила, как сидит на кухне и решает дифференциальные уравнения.
Это и есть ответ. Вы дали нам ответ.
Затем хруст. Впалое лицо мистера Чемберса.
«К черту оценки, – подумала она. – Пусть сделают поблажку».
Бакет стоял у прилавка с Иудой и шутил, что купит для своей машины наклейку с надписью «Настоящий жеребец».
– Мне нравится. Тонко.
– Серьезно? Считаешь, это тонко?
– Конечно. Если бы я правдивую наклейку лепил, то взял бы с надписью «Двадцатипятисантиметровый кискоразрушитель». А эта не такая прямолинейная, но девушки все равно будут знать, что я, так сказать, опытный специалист.
Иуда засмеялся:
– У тебя прям ствол там.
– Не буду сильно хвастаться. И вообще это не твое дело. Но что могу сказать: девушка у меня была в Калифорнии…
– Ну началось, блин, – сказала Люси.
– Не обращай на нее внимания. Так вот, в Калифорнии я с такой девушкой встречался, пока родители не перевезли меня в этот дерьмовый город. Без обид.
Иуда поднял руки.
– Да я ж не мэр. Городок и правда дерьмовый.
– В общем, моя девушка работала моделью. Очень красивая была, но такая худая. Понимаешь?
Иуда кивнул.
– И с моим агрегатом ей было сложно. В детали не буду вдаваться, я ж все-таки джентльмен, но скажу одно: приходилось ее на четыре пальца растягивать, прежде чем в нее влезало.
Иуда засмеялся и покачал головой. Люси не могла понять, почему мальчики мгновенно теряли IQ, стоило им заговорить о сексе.
– Так что вот, – сказал Бакет, – куплю лучше эту наклейку.
– Бери, приятель. За счет заведения. – Иуда вытащил наклейку из-под стекла и отдал ее Бакету. – Запишу на свой счет.
– Спасибо, чувак.
– Без проблем, мелкий. Я твои сказки готов весь день слушать.
Бакет просиял. Иуда продолжил:
– Да и вы вроде хорошие ребята. Не то что мелкие ублюдки из Брауэр Бьютт. Такую херню творят. Воруют, хотя деньги у них есть. К коту пристают. Гады. Ты даже не представляешь, что они Тони говорят.
Люси сразу вспомнила клички и жесты, которые они с Бакетом регулярно терпели – как легко мальчики выкрикивали в лицо «ослоебка» и «латиноска», – и опустила глаза в пол. Затем посмотрела на Бакета: тот стиснул зубы.
Иуда, должно быть, заметил их реакцию.
– Что же… Наверное, все-таки представляете, да? Ничего не меняется. В моем детстве то же дерьмо случалось. Пацаны другие, поведение то же. Я жил за Вестерхаусом, так что вы уже примерно понимаете, как я рос и смотрел на богатых детей, представлял, что у меня есть все то, что есть у них – возможности, минимум забот, – и так завидовал. Потом стал продавать травку, и парни взяли меня в свою тусовку. Машины у них крутые были. Когда с ними катался, мне тоже девушки иногда перепадали. Но мне с ними было неспокойно. Мне они какими-то… странными казались.
– Как будто они в любой момент могли стать жестокими? – спросила Люси. Пару раз она пыталась подружиться с подростками из Брауэр Бьютт, но всегда чувствовала себя либо аксессуаром – «цветной подругой» – либо диковинкой, жучком, которого изучали, пока не надоест, под увеличительным стеклом, а потом от скуки отрывали крылья.
– Ага. Иногда они и правда были жестокими. Как-то вечером я возвращался с их компанией с вечеринки в Рок Фоллс, и Джастин Норрис увидел кота. Явно уличного: ребра прям выпирали. Джастин сел на корточки, начал подзывать кота и протянул руку, будто у него еда была, а другие парни, ну, шутить начали: «Джастин хочет киску». И подобное. Вот, наконец, кот как бы подходит, но осторожно. Он очень голодный. И стоило ему подойти совсем близко, как Джастин схватил его сзади за шкирку, поднял, а потом как пнул его со всей силы куда подальше.
– Пнул?
– Ага. Я слышал, как кот взвыл, когда врезался в дерево, а парни кричали: «Черт возьми, Норрис!» и «Господи!». И смеялись. В основном все смеялись. Вот это просто самое ужасное. Будто они загорелись и наконец-то что-то почувствовали. И все же я уловил что-то еще. Думаю, они тоже немного испугались. Им всегда было просто скучно. Я-то работал, о жизни беспокоился, мне скучать было некогда… А эти ребята… Помню, однажды Тодд заглянул в набитый едой холодильник у себя в гараже, простонал и сказал: «Одно говно. Ненавижу».
Люси взглянула на Бакета, пытаясь без слов выразить: «У чувака проблемы с головой».
Но Бакет даже не взглянул на нее. Вместо этого спросил:
– А с котом что?
– Мы слышали, как он пищит у дерева. Помню, Тодд сказал: «Да ты просто расхерачил эту киску, Норрис!», – а потом мы зачем-то пошли смотреть. Кот был весь переломан. Задняя лапа согнулась в обратную сторону, кость торчала наружу. Из пасти текла кровь. Я сразу схватил ближайший камень, опустился и прикончил его. Быстро и резко. Одним ударом. Убеждал себя, что спасаю кота от большей боли. А то потом пришли бы койоты. Но на самом деле нутром чуял, что парни с котом еще не закончили. И дальше будет хуже.
Люси представила, как менялись лица парней, стоило им собраться в группу. С девушками тоже такое бывало. В группе все как костяшки домино: стоит одному пасть, как остальные портятся следом.
Иуда продолжал:
– Вот так вот. После этого я с ними больше не гулял. Думал на следующий день сообщить в полицию, но родители всегда учили держаться от полицейских подальше, да к тому же отец Джастина – крупный бизнесмен, ему принадлежит бо`льшая часть фабрики патронов. А пацаны все равно свалили бы все на меня. «Иуда психанул и убил кошку». А против их слов мои что-то значат?
– Не-а.
– Но самое странное – я с Джастином в городе вижусь. Он в Сент-Эндрюсе работает, в педиатрии. Иногда встречаю его с друзьями в барах. Почти все они растолстели, завели детей, и все такое, но мне сразу видно: им все еще так же скучно. И это пугает. Потому что я задаюсь вопросом, чем они теперь занимаются, чтобы смеяться так, как тогда.
Повисло долгое молчание.
Люси сказала:
– Может, они повзрослели и изменились.
Люси всегда тайно надеялась, что со временем и возрастом люди становятся добрее друг к другу.
Иуда глотнул из огромной кружки черный кофе и взглянул на Люси.
– Надеюсь, что изменились. Но я видел их детей, и у них ровно такой же взгляд. Не знаю… Моя девушка считает, что я предвзято сужу, но она-то росла с приличными деньгами. Думаю, родители детям свою болезнь с генами передали. Ну, или все дело в деньгах. Не знаю… А теперь это происшествие в Спринг Мидоу. Кармайкл из нищих, так еще и психом оказался. Знаю его дядю Скотта, так тот сказал, что не может найти объяснения. У семьи определенно есть проблемы, но Скотт твердит, что пацан не был жестоким от слова совсем. Ну так какого черта тогда? А Миллер… Всегда приветливым был, когда заходил, он тоже из нормальных, несмотря на деньги. Мир у его ног был, а собственная мамаша прикончила его во сне? Боже… Что, черт возьми, происходит в этом городе? Иногда мне кажется, что прямо глобально все идет не так. Понимаете, о чем я?
Хриплый влажный вой раздался у входа в магазин, и Люси и Бакет не успели ответить.
Иуда посмотрел на настенные часы, и на лице выступило встревоженное выражение, будто его из размышлений резко выдернули в реальность.
– Я про Бламперса забыл, твою ж мать.
– Бламперса? – спросила Люси.
– Магазинный кот. Я забыл ему укол сделать. Черт. – Иуда исчез за прилавком, а потом появился со шприцом для подкожных инъекций. – Без укола он становится раздражительным и странным. Падает отовсюду. Из-за лекарства его дерьмо пахнет жидким дымом для вяленого мяса, но всяко лучше, чем смерть.
Бламперс снова издал печальный сдавленный писк с окна, и Люси подумала о другом коте – из рассказа Иуды. Представила его последние мгновения: как он преисполнился надежды, затем растерялся, воспарил в воздух и разбился.
А потом его убили.
Рука с камнем замахивается и ухает вниз.
Учебники с грохотом падают на пол.
Крики и фиолетовый дым. Стрельба и кровь.
