скачать книгу бесплатно
Услышав голос Кристабель, месье Ковальски садится. На нем распахнутая рубашка и свободные вельветовые брюки. Босые ноги покрыты пятнами краски.
– Дитя здесь, – говорит он. – Хранительница кита с лицом Ахматовой.
Кристабель вздергивает подбородок и идет через лужайку ему навстречу. Она протягивает руку и, когда он вкладывает свою широкую ладонь в ее, твердо пожимает.
– Кристабель Сигрейв, – говорит она. – Добро пожаловать в Чилкомб.
Она много раз репетировала этот момент в своей голове, и он проходит идеально – в точности как и должно. Его едва ли портит прибытие Розалинды и Миртл, поскольку в момент их появления месье Ковальски жмет руку Кристабель, и это значит, что она – отныне и впредь, всю вечность – будет знать его первой.
– Розалинда, – говорит она, – это месье Ковальски. Художник из России, что жил в Париже, в стране Франции.
Розалинда, вопреки обыкновению раскрасневшаяся от прогулки с пляжа, на мгновение лишается дара речи. Затем одна из светловолосых женщин кричит:
– Роз! Ю-ху, дорогуша! Сюрприз!
– Филли? Филли Фенвик? Это ты?
– Она самая, – говорит Филли, салютуя бокалом. – Почему бы тебе не присоединиться к нам? Кажется, ты здесь живешь.
Розалинда подходит к столу, передавая зонтик Моди.
– Филли, боже правый, сколько времени прошло?
Филли привстает, чтобы обнять ее.
– Тысячелетия, не меньше. Чем ты надушена? «Мицуко»? Боже, сразу навевает воспоминания. Ты ведь знаешь Хилли? Хиллари Вон. Мы познакомились в «Слейд». Неразлучны с тех самых пор. Филли и Хилли. Что ж, это просто судьба.
– Мы неразделимы. Очень приятно, – говорит Хилли.
– Что привело вас в Чилкомб? – спрашивает Розалинда.
Филли указывает в сторону лужайки двумя пальцами с зажатой в них сигаретой, будто размахивает дымящим пистолетом.
– Мы с этим сомнительной репутации негодяем. Спутались в Париже. Хилли работала моделью, я изучала рисование. Мы обе сердечно заскучали от жизни дебютанток.
– До тошноты, – говорит Хилли. – Бесконечные обеды, за которыми только и говоришь, что об обедах. Все наши любовники и братья мертвы. Что нам за дело до обедов?
– Он нашел нас в ночном клубе Монмартра, где мы танцевали ки-ки-кари, и захотел изобразить нас близняшками. Мы выпили бессчетное количество абсента и переехали в его студию в ту же апокалиптическую ночь. Целое приключение.
– Мы последовали за Дионисом, – говорит Хилли, не отрывая взгляда от Тараса.
– Мы последовали за великим художником, – говорит Филли. – Он правда гений, Роз. Картин, подобных его, ты никогда не видела. Мы едем в Корнуолл. Решили заглянуть в гости.
– Тарас захотел нарисовать знаменитого кита, – добавляет Хилли.
– Как забавно и чудно, что у тебя по-прежнему есть дворецкий. Старинный прислужник, – говорит Филли. – А грот у тебя есть?
– Тарас? Тарас Ковальски? – восклицает Миртл. – Боже правый! Это тот русский художник, о котором я рассказывала тебе, Розалинда. Месье Ковальски, нас снова свело провидение. Миртл ван дер Верфф. Мы встречались в Антибе.
Тарас Ковальски, сидящий на лужайке и улыбающийся Кристабель, переводит взгляд на Миртл.
– Мы не встречались.
– Это было на вечеринке у бассейна, устроенной парой из Флориды. Вы были окружены толпой поклонников, но мы сосредоточенно обсуждали скульптуру. Ее пластичность.
Тарас легонько хмыкает.
– Нет, – повторяет он. – Но теперь мы встретились – на этой зеленой лужайке.
– Я читала стихи, – говорит Миртл. – О рыбацкой сети.
– Миртл поэтесса, – говорит Розалинда. – Очень известная. Мы встретились, когда катались на лыжах в Швейцарии. Она будет читать нам стихи этим вечером. Возможно, вы к нам присоединитесь, мистер Ковальски? Ужин и поэзия. И вы тоже, Филли, Хиллари. Ничего выдающегося. Салат из лобстеров. Гребешки. Легкий mousse au cafе[18 - Кофейный мусс (фр.).].
Тарас поднимается и подходит к Розалинде, берет ее ладонь в свои забрызганные краской лапы.
– Зовите меня Тарасом. Я благодарен за вашу доброту. Я очень устал сегодня. Я рисую, рисую, но ничего не выходит.
– Добрый ужин может оживить ваш художественный пыл, мистер Тарас, – говорит Розалинда. – Вам нравится лобстер?
– Чем бы вы ни желали поделиться.
– Моди, пожалуйста, передай Бетти, что у нас будут гости на ужин. Где вы все остановились?
Филли смеется.
– Мы богема, дорогая. Цыгане. Мы торчим в грязных деревенских хижинах.
– Стучимся в двери и умоляем пустить нас на ночь, – говорит Хилли.
– И твоя мать не против? – спрашивает Розалинда. – Оставайтесь здесь – я настаиваю. Хотя бы на несколько дней.
– На самом деле это здорово, Роз, – говорит Филли. – Стоит только научиться ценить жизнь без забот о деньгах, и ты откроешь себя судьбе.
– Даже в самых маленьких деревнях мы можем найти жилье и местную женщину, что будет готовить. Нужд у нас немного, – говорит Хилли.
– Всегда найдутся те, кто верит в искусство, – говорит Тарас, поднося ладонь Розалинды к губам. – Вы очень щедры. Я приведу с собой других. Есть дети.
– У нас полно места, – говорит Розалинда.
В это мгновение в саду появляются Уиллоуби и Дигби с перекинутыми через шеи полотенцами, а следом – учитель Дигби с ведром камней.
Розалинда машет мужу.
– Хорошо поплавал, дорогой? У нас гости.
– Я вижу, – говорит Уиллоуби.
Розалинда снова поворачивается к гостям.
– Как насчет ужина в восемь? А следом стихи. Какой очаровательно внезапный салон. Скажите мне, мистер Тарас, вы рисуете портреты?
– Меня выбирают модели, – говорит он.
– У нас в Чилкомбе много удивительных картин. Возможно, я могла бы провести для вас осмотр? – Розалинда указывает на дом, и Тарас проходит внутрь. Она торопливо догоняет его, говоря, – если вы повернете налево, то найдете…
Но Тарас уже пересек холл и босиком поднимается по лестнице, едва удостаивая взглядом картины, что вывешены вдоль нее.
– Лошади, лошади, собаки. Это что, кабан? Англичане со своими животными. Это неестественно.
– Более современные картины я держу на первом этаже, мистер Тарас, – говорит спешащая за ним Розалинда, – хотя с галереи открывается прекрасный вид на купол. Его установили по моему заказу. У него зодиакальные мотивы.
Тарас замирает, чтобы перегнуться через перила и посмотреть на холл внизу, где собрались дети, учитель Дигби, Миртл и Перри. Уиллоуби улизнул в гостиную выпить, следом направились и Хилли с Филли. Тарас показывает на Кристабель, и его указующий перст столь же знаменателен, сколь у Бога Микеланджело.
– Где они держат тебя, дитя? Где вы спите со своей французской служанкой?
– На чердаке, – отвечает Кристабель.
– Традиционная семейная детская, – говорит Розалинда. – Скажите, мистер Тарас, откуда вы знаете, что у нас служанка-француженка?
– Дети и слуги всегда на крыше. Как много открывается в том, что спрятано на вершинах домов, – говорит Тарас. – Кристабелла, покажи мне дорогу на твой чердак.
Кристабель взбегает по лестнице и ведет Тараса по галерее, мимо спален взрослых и комнаты Дигби, туда, где деревянная дверь скрывает коридор без окон, что ведет к узкой лестнице наверх. За ними следуют Перри, Миртл, Дигби в головном уборе из полотенца, учитель Дигби, Ов и Розалинда с застывшей улыбкой – цепочкой, будто связанные страховкой альпинисты.
На тесном чердаке Тарас вынужден пригнуться. С его широкими плечами и босыми ногами он кажется великаном на вершине бобового стебля, уменьшающим каждую комнату, в которую заходит. Спальня девочек с полосатыми обоями и картонным театром кажется не более чем кукольным домиком, тогда как комната Моди под самой кровлей, с разбитым чайником у кровати, чтобы ловить капли с протекающего потолка, всего лишь каморкой.
Дети привыкли к тому, что посетители обходят интерьеры дома медленно и уважительно – как подводные ныряльщики, и потому им кружит голову, когда Тарас заходит в места, куда гости никогда не заходят, без спросу распахивая двери.
Ведущая в комнату мадемуазель Обер дверь в дальнем конце чердака заперта, а пространство за ней напряженно от тишины, как будто кто-то стоит без движения и внимательно слушает. Тарас шумно дергает за ручку, затем переходит к соседней двери поменьше, за которой кладовка с низким потолком, в которой хранятся ящики, чемоданы и модель индийского дворца из слоновой кости.
Один из ящиков лежит на боку, выплеснув трости для ходьбы, ятаганы и копья. Картины и гобелены беспорядочно сложены у стен вместе с треснутыми стеклянными кейсами с чучелами тетеревов и перепелов, тогда как рамы с головами антилоп лежат на полу, бездумно пялясь вверх. Позади чучело слоненка на колесиках шатко прислонено к викторианской детской люльке, а в затянутом паутиной углу за люлькой башня из книг, украшенная яблочным огрызком, записной книжкой и чем-то похожим на нарисованную от руки карту, придавленную каменной бирюзовой фигуркой.
– Что все это такое? – спрашивает Тарас.
– Я не часто сюда заглядываю, – говорит Розалинда, поднося к лицу носовой платок. – Кажется, эти вещи собирал отец моего мужа, Роберт Сигрейв – великий путешественник.
– Собирал? – говорит Тарас. – Будто они как багаж ждали, когда он заберет их домой. Полагаю, они никому не принадлежали, пока дедушка их не нашел.
– Не уверена, что понимаю вас, – говорит Розалинда. – Многие из этих предметов – антиквариат. Они не просто валялись где-то.
Тарас забирается в каморку, опрокидывая голову антилопы по пути к бирюзовой статуэтке за колыбелькой. Места, чтобы развернуться, ему не хватает, и с фигуркой в руках он выходит спиной вперед, как огромный автобус, дающий задний ход.
– Это – это творение – египетская богиня, нуждающаяся в поклонении. Кто поклоняется ей здесь?
– Это богиня? – говорит Кристабель.
– Нам нужно ее вернуть? – говорит Дигби.
– Она ценная? – спрашивает Розалинда. – Мы могли бы более ценные предметы переместить вниз.
– Теперь, когда у нее есть цена, вы ее желаете, – говорит Тарас.
– Я ничего не знаю о ее цене, – Розалинда смеется – сухой, натужный звук.
– Если она вам так нравится, мистер Ковальски, почему бы не сделать предложение? – говорит Перри. – Вы же продаете свои картины.
– Деньги – величайший разрушитель искусства, – говорит Тарас.
– Разве? – говорит Розалинда. – Многие известные мне художники считают деньги большим подарком.
– Подарок, что становится лишь тяжелее и тяжелее, – говорит Тарас, нежно стирая пыль с бирюзовой скульптуры – сидячей фигуры с головой льва.
– Уверена, у каждой семьи на чердаке есть коробки. Семейные сокровища, спрятанные на черный день, – дрожащим от волнения голосом говорит Розалинда.
– Разве в Англии большую часть года небо не черное? – отвечает Тарас.
– Все это очень интересно, – говорит Розалинда, – но мне необходимо переговорить с Бетти насчет гребешков. Если позволите, дети будут очень рады показать вам дом, уверена. – Ее аккуратные шаги удаляются по деревянному полу. Толпа на чердаке расступается, чтобы дать ей дорогу, затем собирается снова.
– Прошу прощения, мистер Тарас, – говорит учитель Дигби, – вы, кажется, сказали, что этот предмет – богиня?
– Египтяне называли ее Сехмет, – говорит Тарас. – Богиня огня и войны. Она защищала фараонов в битве и по пути в загробный мир.
Миртл вглядывается в Сехмет.
– У меня есть похожий objet[19 - Предмет (фр.).] из Нидерландской Новой Гвинеи. Примитивное искусство увлекательно.
– Я не знала, что это богиня, – говорит Кристабель.
Тарас поворачивается к ней.
– Но тебя к ней тянуло, нет? Ты хранила ее рядом. Там ведь твое хранилище, не так ли?
– Что ты там делала, Криста? – говорит Ов.
– Ничего. Я захожу туда, когда захочется, – говорит Кристабель.
Тарас кивает.
– Подсознание ведет нас к мистическим символам, и мы должны переводить их. У детей сильная связь с этим инстинктом. Что еще ты делаешь здесь, Кристабелла?
– Ничего. Я рисую карты. Пишу пьесы. Истории.
– И как давно ты занята этой работой? – спрашивает Тарас.
Кристабель хмурится.
– Это не уроки.
– Ты начала работу художника. Так это и происходит. Чердаки. Тайные уголки, – говорит Тарас. – Это работа твоей души.
