скачать книгу бесплатно
– Эта машина когда-нибудь ломалась?
– Нет, она совершенно новая, – с отсутствующим видом отвечает господин Фучигами.
– Это все объясняет. – На самом деле, нет.
Со всех сторон нас сопровождает полиция на белых мотоциклах. Мы едем по шоссе. Машины съезжают на обочину, уступая нам дорогу.
– Ваше расписание на сегодня и на все время пребывания здесь, – деловым тоном произносит господин Фугичами, кладя мне на колени кипу бумаг.
Расписание Ее Императорского Высочества
Принцессы Изуми
22/03/2021.
15:32 – Прибытие в Международный аэропорт Нарита.
15:45 – Отправление из Международного аэропорта Нарита, кортеж-тур по Токио и императорским владениям.
Проверяю время на телефоне. Уже 16:01. Отстаю на шестнадцать минут. Но это не моя вина, я даже родилась поздно, с задержкой в три недели и десятью фунтами в придачу – размером почти со взрослую мальтийскую болонку. Мама была такой крупной, что люди думали: у нее двойня. Медсестра даже пошутила, что в утробе я сожрала свою сестру. При этой мысли губы расползаются в улыбке. Господин Фучигами настороженно смотрит на меня, его губы подергиваются. Я снова опускаю взгляд на расписание.
17:01 – Одеться к ужину.
17:22 – Частная встреча с Наследным принцем.
20:00 – Приветственный прием и ужин.
– Расписание будет скорректировано. Понимаю, что в аэропорту случилась незапланированная задержка, – продолжает господин Фучигами. Его взгляд останавливается на редисе, который я положила на сиденье рядом со мной. Он вроде моего нового друга. Я назвала его Тамагочи 2.0.
Листаю страницы дальше, прикусив щеку. Что ж, задача не из простых. Соблюдать даже школьный график – уже чудо. Две недели моего пребывания здесь полны всяких мероприятий. Частные уроки по истории Японии, японскому языку и искусству. Экскурсии по святым местам, храмам и гробницам. Посещение императорского животноводческого хозяйства и заповедников с дикими утками. Разного рода банкеты. Выходы в свет с отцом – бейсбольный матч, открытие выставки общественного искусства. И даже…
– Свадьба?
Господин Фучигами кивает.
– Через десять дней состоится свадьба премьер-министра.
Шумно сглатываю.
– Я не привезла подходящей одежды. – Весь мой гардероб состоит из легинсов и толстовок – представьте себе неряху в «Лулулемон», – то что надо для Маунт-Шасты. Но опять-таки в Маунт-Шасте метание топора и опрокидывание коров тоже считаются нормой.
– Гардероб для вас готов. Императорская семья сотрудничает с несколькими дизайнерами, которые шьют для них подобающую одежду. – В его словах, интонации и загадочной улыбке читается: Ты сейчас представляешь императорскую семью.
– Ах да, конечно. – Подозреваю, что я немного не в себе.
– Ваши кузины, принцессы-близнецы Акико и Норико, много путешествуют, – успокаивающим тоном добавляет он. – На прошлой неделе Акико вернулась из Шотландии. В следующем году она планирует поступать там в университет, где будет изучать английский язык и средневековый транспорт. Дома на ней были надеты очаровательное платье и пиджак.
– Ох, – вырывается у меня. Ох, думаю. Мысленно представляю себе свой образ: легинсы и блеклая толстовка Маунт-Шаста Хай. – Простите, я не знала… – и замолкаю. Передаю привет всем девушкам, которые слишком много извиняются. Как я вас понимаю.
– Понимаю. Не забывайте: пресса постоянно следит за вами. Но это неважно, – говорит господин Фучигами. – Мы подобрали для вас персонал, который будет вас сопровождать. Вашим личным секьюрити назначен господин Кобаяши. Его семья на протяжении десятилетий служила Императорскому дому. Он – кладезь знаний. Вы можете положиться на него. – Ах, кинжал вонзается глубже. Мой заклятый враг и мое ближайшее доверенное лицо – один и тот же человек? Да ни за что! – Пожалуйста, сохраните его контактную информацию себе в телефон, – говорит господин Фучигами. Ох, не переживайте. Я сохраню его под именем «Слуга Дьявола» и добавлю эмодзи с рогами и две какашки.
Я уже открыла было рот, чтобы уточнить у господина Фучигами расписание, но дыхание вдруг перехватывает, слова не вяжутся. Теперь мой рот раскрыт по другой причине. Удивление. Изумление. Трепет.
Мы на вершине холма. Солнечные лучи просачиваются сквозь облака, и перед нами вырастает частокол из высотных зданий. Мираж, который так и манит меня. Прислоняюсь к запотевшему окну, протираю его ладонью и поднимаю подбородок. Я определенно теряю голову. Капли дождя стекают по стеклу, разделяя на части мое отражение.
– Токио. – Голос господина Фучигами наполняется гордостью. – Старое название Эдо. Почти целиком разрушен во время Великого землетрясения Канто в 1923 году, а затем, в 1944, подвергся ночным бомбардировкам. Тогда погибли десятки тысяч человек. – Камергер замолкает. – Кишикайсей.
– Что это значит?
В груди дрожь. Мы въезжаем в город. Высотки больше не рассекают горизонт. Теперь они похожи на надвигающихся серых гигантов. На каждом шагу красуются кричащие, привлекающие к себе внимание знаки – неоновые, пластиковые или цветные баннеры. Шумно. Какофония из популярных мелодий, гудков машин, рекламных объявлений и мчащихся по рельсам поездов. Бурно, колоритно.
– Если переводить дословно, то это слово означает «восстать из мертвых и вернуться к жизни». Несмотря на мрачные обстоятельства, Токио воскрес. Он приютил более тридцати пяти миллионов жителей. – Господин Фучигами ненадолго замолкает. – А еще – самую древнюю монархию в мире.
Трепет усиливается десятикратно. Вцепившись в подоконник, упираюсь носом в стекло. Зеленые парки, опрятные жилые дома, элитные магазины, галереи, рестораны. На каждое изящное, новое и современное здание приходится по одному невысокому деревянному домику с синей черепичной крышей и горящими фонарями. Очень тесно. Дома напоминают опирающихся друг на друга пьяных.
Господин Фучигами рассказывает историю Токио. Город строился и перестраивался, рождался и возрождался. Я представляю себе пирог: когда отрезаешь кусочек, видны слои. И вот они как наяву: пепел уничтоженного пожаром Эдо и остатки самурайских доспехов, каллиграфические перья и осколки чайного фарфора. Останки погибших во время падения сегуната[29 - Военно-феодальная система правления в Японии, при которой император выполнял сугубо церемониальные функции, а реальная власть принадлежала военному правителю – сегуну. Существовала до 1868 года.]. Пыль Великого землетрясения и обломки, которыми покрылся город после авиаударов Второй мировой войны.
Несмотря ни на что, он процветает. Словно живой организм, пронизан неоновыми венами. Под ногами деловых людей в строгих костюмах носятся дети, одетые в клетчатые юбки и красные галстучки. Две женщины в малиновых кимоно и с подходящими зонтиками ныряют в чайную. Они такие же, как я. Конечно, между нами есть отличия: разная форма глаз и лиц, но темноволосых тут больше, чем я видела за всю свою жизнь. Я здесь – не диковинка, не бельмо на глазу, и это поражает. Какое же это счастье – просто не выделяться.
У меня будто галлюцинация, кажется, словно я подсматриваю в замочную скважину. Не могу до конца осознать. А машина ни разу даже не сбавила скорости.
Именно в этот момент до меня доходит:
– Мы не останавливаемся на светофорах.
Господин Фучигами барабанит пальцами по кожаному сиденью.
– Именно. Для императорской кавалькады на светофорах всегда горит «синий»[30 - Разрешающий сигнал светофора в Японии.]. Крайне важно придерживаться расписания.
Еще один тычок, но мне плевать. Внутри меня все бушует. Мое тело хочет слиться с Токио, затеряться в нем. Вот где я должна была родиться, вот где я должна была жить. Здесь «принятие» и «толерантность» не стали бы моими первыми словами. Я была бы как все, человек из толпы. Не считая «Роллс-Ройса» и сопровождающих нас полицейских мигалок, конечно же.
Ошеломленная и радостная, я откидываюсь на спинку сиденья. Звук падающих на металлическую крышу капель дождя успокаивает. Все, мой мозг взорвался.
Проезжаем над водой.
– Это один из многочисленных рвов, окружающих императорские земли, – поясняет господин Фучигами.
Вот где живут мои дедушка и бабушка – император и императрица, – прямо посреди Токио, в частном лесу площадью более четырех с половиной миллионов квадратных футов.
Машина въезжает в мрачный туннель. Мы едем прочь от императорских земель.
– Мой отец живет не здесь? – Меня охватывает паника. Вспоминаю фильм, в котором нежеланного ребенка из королевской семьи похитили и спрятали.
– Наследный принц живет во дворце Тогу в имении Акасака, к востоку от Императорского дворца. Там же проживают и другие члены семьи – ваши дяди и тети, двоюродные братья и сестры. Принцессы-близнецы Акико и Норико приблизительно вашего возраста, как и принц Есихито. Он покинул дворец, но недавно снова вернулся. У вас будет большая компания, – улыбается он, словно вручая мне подарок.
Мы выезжаем из туннеля, и мое беспокойство утихает. Проезжаем сквозь божественные бело-золотые ворота. Охрана в ярко-синей форме начеку. Вокруг дворца простирается ухоженный газон, вдали – большой фонтан.
– Дворец Акасака построен по образцу Версальского и Букингемского дворцов, – говорит господин Фучигами. Это уж точно. От него прямо-таки веет атмосферой «пусть-едят-пирожные»[31 - Отсылка к знаменитой французской фразе: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные», ставшей символом отрешенности монархов от проблем их подданных.]. – В нем никто не живет, зато там принимают высокопоставленных гостей.
Поворачиваем за угол. Возвышаются стены. Мы все еще на территории имения Акасака. Вдоль улиц растут изогнутые дубы, а стены превращаются в живую изгородь из бамбука. Все выглядит довольно безобидно, вот только на каждом шагу установлены скрытые камеры видеонаблюдения, а по периметру выставлена императорская гвардия.
Кавалькада замедляется.
Впереди в безупречной синей форме и фуражках с блестящими эмблемами по стойке смирно стоят императорские гвардейцы. Кисточки на их мундирах сверкают золотом. Открываются черные металлические ворота, и мы скользим вперед. Полицейские отъезжают, перекрывая улицу.
– Вот мы и прибыли. Это дворец Тогу, – теплым, спокойным голосом объявляет господин Фучигами. – Добро пожаловать домой.
Время останавливается, каждое мгновение откладывается в мозгу отдельными кадрами. Не сомневаюсь: они будут храниться в гиппокампе вместе с другими неизгладимыми воспоминаниями. Среди них – стрептококковая ангина, когда я могла есть только бананы. Теперь этот фрукт у меня ассоциируется с болезнью и недомоганием. Но сейчас все иначе. Это – великолепие и красота.
Кадр первый: едем по усыпанной гравием дорожке, обрамленной кленами, у корней которых плачут пурпурные азалии. По обе стороны раскинулся парк, где растут гинкго, плакучие березы, черные сосны, кедры. Воздух пахнет глиной и свежескошенной травой.
Кадр второй: выхожу из машины и осматриваюсь. Дождь на мгновение утихает. Солнце спряталось за облака, но здание словно само излучает свет. Оно сверкает. Сияет. Идеальное место для человека, некогда считавшегося богом, сошедшим с солнца. Дворец Тогу – это чудо современности. Просторное двухэтажное здание с восемнадцатью спальнями замечательно вписывается в общую картину. В бронзовой крыше, покрытой патиной, отражаются деревья.
Кадр третий: вхожу, минуя выстроенный в ряд персонал. Они по очереди представляются. Еще камергеры. Доктор. Три повара (потому что три лучше одного), которые специализируются на японских блюдах, западной кухне и на хлебобулочных изделиях и десертах. Конюшие. Горничные. Камердинер моего отца. Моя фрейлина, Марико. Она кланяется.
Прикусываю нижнюю губу.
– Фрейлина? – спрашиваю господина Фучигами.
– Личный помощник, – лукаво отвечает он, надев котелок. – Она будет помогать вам в решении ежедневных задач и обучать вас языку, культуре и правилам этикета. Ее выбрал ваш отец. Он подумал, что вам будет приятно находиться в компании ваших ровесников. Марико скоро окончит Гакусюин. Ее отец – Сёдзи Абэ, поэт и лауреат премии, а ее мать была фрейлиной принцессы Асако. Она прекрасно владеет английским языком. К тому же Марико – самый настоящий знаток придворных манер.
Дворецкие придерживают стеклянные двери. Я вхожу в гэнкан[32 - Гэнкан – зона у входной двери, традиционная для японских домов и квартир, представляет собой комбинацию крыльца и прихожей. Гэнкан предназначен для того, чтобы входящие в дом люди снимали обувь, прежде чем попасть в основную часть дома.] и меняю уличную обувь на домашнюю. Зеркальные полы, хромированные люстры. Мы двигаемся быстро, и остальную часть дворца я успеваю заметить лишь мельком: в коридоре под оргстеклом стоят шелковые ширмы. Мебель в гостиной расставлена под идеальным прямым углом. Цветовая палитра мягкая и успокаивающая: древесно-бежевые цвета с красными акцентами. Полупрозрачные бумажные ширмы на деревянных рельсах делят пространство на части. Лаконично. Воздушно.
В моей спальне одна стена сделана из прозрачного стекла, а внизу – пруд. Кажется, мы парим над темно-синей гладью. По воде плавают лебеди, а под водой снуют кои. Вдалеке замечаю Акио. Из-за дождя его волосы картинно растрепаны. Он общается с сотрудниками службы безопасности. Без сомнений: дает им указания. Мысленно перечисляю его предпочтения.
Ему нравится:
• командовать людьми,
• следовать расписанию,
• костюмы «Том Форд»,
• наушники,
• злорадствовать и еще больше командовать людьми.
Ему не нравится:
• опаздывать,
• радоваться жизни,
• принцессы, которые писают, смотрят «Аббатство Даунтон» или принимают в качестве подарка от повара редис.
Кстати, о редисе: он все еще со мной. Я не выпускала его из рук ни во время знакомства с персоналом, ни во время экскурсии по дворцу. Теперь он покоится на сундуке, обитом сусальным золотом, рядом с одиноким ирисом в рифленой вазе. Цветок так и манит разглядеть его поближе.
Композиция отлично сочетается с шелковым гобеленом на заднем фоне. Незамысловатые фиолетовые лепестки изящны. Одним своим существованием ирис придает обстановке особенность, почти торжественность. Сейчас я могу лишь мимолетно обратить на него внимание: кажется, у меня едет крыша.
Марико поджимает губы.
– Что вам надеть – вот в чем вопрос. – На кровать с балдахином она кладет подходящие платья: одно – из розового шелка с цветочными мотивами, другое – желтое, с коротким рукавом, расшитое бусинами. – Вчера на утреннем чаепитии со знатными особами принцесса Акико была в розовом, – говорит Марико. Она невысокая, с резкими, жесткими чертами лица и острым подбородком, брови как две косые линии. – Мы же не хотим выглядеть так, будто повторяем за ней. Но желтый такой бледный… Боюсь, он придаст цвету лица дурной оттенок. – Марико подносит платье к моей щеке. На шелковом ярлычке написано «Оскар де ла Рента».
Я: Ой, дизайнерские марки меня не впечатляют.
Снова я: Жду не дождусь возможности сделать фотографию и отправить Нуре. Даже знаю ее реакцию. Врешь, негодяйка.
– Что вы думаете, Изуми-сама[33 - – сама – суффикс, демонстрирующий максимально возможное уважение и почтение. Примерный аналог обращения «господин», «достопочтенный».]? – спрашивает Марико.
– Хм-м. – Делаю вид, будто предлагаемые варианты меня нисколько не оскорбляют и что думаю над выбором. Короткие рукава? Пф-ф. Поросячий розовый? Дважды пф-ф. Ни один из вариантов меня не привлекает. – Желтый и розовый совсем мне не идут. Есть ли что-то потемнее? Может, черное?
И желательно – один процент хлопка и миллион процентов спандекса. Не поймите меня неправильно: я люблю свое тело. Но больше оно нравится мне в черном. У меня есть одна проблема: я постоянно что-нибудь проливаю. А еще я неопрятно ем. И черный тут как нельзя кстати. Сейчас на моем свитере красуется шоколадное пятно, скорее всего, это «Сникерс». Если бы со мной сейчас были БАД, то я бы спокойно слизнула его.
Марико смотрит в гардеробную, в центре которой стоит мраморный столик. Там одни платья. Да это самое настоящее нюдовое убийство!
– Черного ничего нет, – со вздохом отвечает она. – Придется надеть желтое. – Она кивает, будто успокаивая себя.
Что ж, придется рискнуть болезненным цветом лица.
Не прошло и десяти минут, как я уже в бледно-желтом платье, которое, в общем-то, сидит вполне неплохо, направляюсь к туалетному столику. Загорается яркий свет. Марико сетует, что у меня нет челки.
– Что будем делать? – спрашивает она, поднимая мои волосы и глядя через зеркало на густые пряди.
– Мне нравятся распущенные, – предлагаю я, надеясь, что идея ей понравится.
Марико снова поджимает губы. Затем убирает мои волосы назад и скручивает их в пучок. К концу процедуры мой скальп кричит от боли. Поняла, ей нравится пожестче. Чтобы нейтрализовать лютиковый цвет платья, мне на щеки наносят немного румян и красят губы.
Она что-то бормочет про мои ногти – слишком яркий розовый, но времени на маникюр уже нет. Марико застегивает на моей шее жемчужную нить Микимото и надевает соответствующие серьги-гвоздики.
– Приветственный подарок от императрицы. Ей очень жаль, что она не сможет присутствовать лично, чтобы познакомиться со своей новой внучкой.
В зеркале вижу другого человека. Это я, но не я. Ну прямо член императорской семьи во плоти. Даже не знаю, что думать и как я должна себя чувствовать.
Раздается стук в дверь. Марико впускает господина Фучигами. Он здесь, чтобы проводить меня к моему отцу.
– Готовы? – спрашивает он. Оценивающий взгляд сменяется одобрительным.
Хочу ответить «да», но слова застревают в горле. Всего через пару минут я встречусь с отцом. Я ждала этого всю жизнь. Срочно хочется подышать в бумажный пакет, но я сохраняю хладнокровие – по крайней мере внешне. Внутри же нарастает неуверенность. Хочу понравиться отцу. Хочу, чтобы отец понравился мне. Вселенная, скажи: я слишком многого прошу?
Поэтому я просто киваю. Все дороги ведут сюда. Больше не нужно бродить по улицам и гадать, не мой ли родственник этот незнакомец. Ответы на мои вопросы всего в нескольких шагах от меня. Кто мой отец? Действительно ли он желает видеть меня здесь? Или это просто политический ход? Плечи прямо, шаг увереннее. Следую за господином Фучигами за дверь – прямо в новую жизнь.
7
Кедровые стены кабинета блестят под слоем лака, подчеркивая каждую прожилку. На мгновение я здесь одна. Господин Фучигами оставил меня и удалился, закрыв двери. Понимаю: наследный принц никого не ждет. Так даже лучше – могу спокойно осмотреться.
Как и спальня, кабинет не загроможден мебелью. И я знаю причину. Здесь деньги, а значит, и богатство. Я почти уверена, что нахожусь в самом его сердце. Каждому предмету на книжной полке отведено свое место. Встроенные лампочки пучками света подсвечивают по одному экспонату – фарфоровую кобальтово-синюю китайскую вазу, испанскую серебряную табакерку, меч с золотым драконом, обвивающим рукоять. Каждый предмет старинный, редкий. Бесценный. Семьи здесь оцениваются не по количеству денежных знаков, а по историческому наследию и происхождению. А что я? Все в моей жизни вдруг стало таким дешевым…
Есть и фотографии. На этих черно-белых снимках в лаконичной рамке за двойным стеклом изображен мой отец. Здесь он совсем ребенок, пальцы его лежат на клавишах пианино на фоне седзи[34 - Дверь, окно или перегородка, состоящая из прозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме.]. Тут он постарше, такой бравый и воинственный, в форме с латунными пуговицами. Дальше – кадры из повседневной жизни. Вот он возле эвкалиптового дерева обнимает коалу. Тут пьет пиво в баре со своим братом. А это свадебная фотография императора и императрицы в кимоно и хакама, со всеми регалиями.
