Волк по имени Ромео. Как дикий зверь покорил сердца целого города

скачать книгу бесплатно

Какова бы ни была история этого волка и как бы мы ни старались хранить в тайне его присутствие, новость о нем все равно просочилась бы. Как говорил Бен Франклин: «Три человека способны хранить секрет, если двое из них мертвы», – а мы уже превысили лимит. К тому же мы не могли заставить волка сидеть в укрытии, не оставлять следов и не выть. А выл он, кстати, по несколько долгих минут – и днем, и ночью. Как и люди, не все волки такие голосистые, как в телешоу «Американ айдол». Кто-то повизгивает или поет йодлем, а кто-то вообще не попадает в такт. Как бы предсказуемо это ни прозвучало, голос волка чертовски точно соответствовал его облику: протяжная, звонкая нота, доходящая до фальцета, прерывалась, а затем падала к нижним, глухим обертонам – вой такой же величавый и незабываемый, как окружающий ландшафт.

Национальный заповедник «Менденхолл» был центром ежедневных прогулок нескольких десятков местных собачников, пеших туристов и лыжников, а по выходным его территория площадью шесть тысяч акров становилась любимой зимней игровой площадкой для жителей Джуно, привлекая сюда всех желающих – от семей с малышней на санках до профессиональных альпинистов. И хотя он граничил с дикой местностью, центральная часть парка была изрезана сетью троп: следы животных пересекались с четырехмильной петлей специально проложенного лыжного маршрута по пересеченной местности и даже со следами от инвалидных колясок, приспособленных для горных маршрутов. В погожий воскресный зимний денек это место могли посетить несколько сотен людей, прибывающих сюда более чем из десяти разных точек. Вьюги, наметающие глубокие сугробы, и крепкие морозы на время приостанавливали этот поток, заодно приглушая завывания и припорашивая все тропы. Но мы не надеялись, что сможем сохранить свой секрет, подобно детям, которые в своих фантазиях прячут единорога в чулане. И даже если бы мы могли это сделать, волк не был нашим, чтобы его скрывать.

И все же у волка был один козырь. Дело в том, что Джуно отличается от большинства городов Аляски, что подтвердит большинство его коренных жителей – либо одобрительно кивая, либо нахмурившись. Он признан одним из самых «зеленых» и либеральных городов штата. Это то место, где Сара Пэйлин получила бы мощный отпор, если бы участвовала в выборах мэра города (и где даже на пике своей популярности она потеряла избирательные голоса на губернаторских выборах). Джуно одновременно является столицей штата, рыбным портом и месторождением золота, открытым еще во времена территориального деления. Менталитет его жителей представляет собой смешение либеральных взглядов и старой политики уравниловки. Это то место, где люди, не раздумывая, привыкли выносить вопросы на всеобщее обсуждение. Здесь можно наблюдать, как представители власти штата запросто болтают с третьим поколением коммерческих рыбаков, стоя в очереди в продуктовом магазине «Супер Бэа». Любой палубный матрос из аляскинской службы паромных переправ, как заправский профессор колледжа, обсудит с вами проблемы экологии, вырубки лесов или возможность получения разрешения на разработку новой золотой жилы, а также расскажет о черном волке, который бродит в окрестных лесах.

Исторически так сложилось, что подавляющее большинство жителей Джуно поддерживает политику местных властей, защищающих волков, и выступает против финансируемого администрацией штата проекта по их контролю.

Джуно был, вероятно, единственным крупным городом во всем штате, где к волкам относились терпимо, давая им шанс на выживание.

Но как бы непринужденно ни чувствовал себя волк среди людей, ему бы никто не позволил бродить в предместье усеянного торговыми центрами, суматошного и более крупного Лос-Анкориджа с населением в триста тысяч. А как насчет Фэрбанкса, расположенного севернее, в центре Аляски, далеко от ее границ? Даже не думайте! На самом деле в большинстве городов и деревень, разбросанных на просторах субконтинентальной территории штата, у волка не было бы шансов выжить: его бы убили сразу же, как только обнаружили.

Солидные сорок процентов жителей Джуно так или иначе поддерживали общую политику в этом вопросе. Волк им по меньшей мере доставлял неудобства, он нежелательный конкурент – если не прямая угроза, – когда дело касается охоты на оленей, лосей и горных козлов. Поэтому, даже если большинство жителей и не видели причин для беспокойства, имелся довольно приличный контингент тех, кто придерживался противоположного мнения.

* * *

Ясным январским утром Шерри, я и собаки отправились на западный берег озера, но вместо ожидаемой встречи с волком у северной оконечности залива мы обнаружили скопление ярких курток и весело скачущих собак. Волк был там же, но не наблюдал за происходящим со стороны, а смешался с толпой. Любой, кто увидел бы эту сцену на расстоянии, принял бы его за одну из резвящихся собак. Мы остановились и наблюдали за всем с расстояния примерно в семьдесят метров. Три женщины, все местные, качали головами, усмехались и пожимали плечами в изумлении. Одна из них достала фотоаппарат и начала снимать, словно пытаясь удостовериться в том, что увиденное ей не приснилось. Волк вышел из-за куста. Кто-то закричал, и, еще не до конца разобравшись в том, что происходит, все замахали руками и забегали в панике. Собаки не слушались и не шли к хозяевам, для них все это было развлечением.

Судя по языку тела собак, бояться и вправду было нечего. Хоть черный волк и возвышался над своими плохо подобранными соперниками, он проявлял не больше злобности, чем безобидный волчонок. Он скулил, подыгрывал собакам и позволял бегать за собой, опустив при этом хвост и излучая мягкую дурашливость годовалого лабрадора, помещенного в тело волка, словно бы вылепленное руками Микеланджело.

Когда женщины и собаки стали покидать берег озера, волк поднял хвост, приветствуя нас, и побежал рысцой в нашу сторону, подходя ближе, чем обычно. И хоть в процессе игры он не утаскивал мяч и собаки не контактировали с ним – во всяком случае, не так близко, как с теми женщинами, которые только что ушли, – потому что мы постоянно отходили назад, волк дважды останавливался на расстоянии пятидесяти, а иногда даже менее двадцати пяти метров. Если мы начинали махать руками или делали несколько быстрых шагов в его сторону, он отпрыгивал назад, потом останавливался, но в конце концов снова приближался.

Зрелище это было, конечно, завораживающее, идеальное для съемки (мне, наконец, удалось сделать несколько достойных снимков), но тревожное. Речь не идет о каком-либо намеке на агрессию или дискомфорте – никакого тяжелого взгляда, шерсти дыбом или оскала. Но что было бы, если бы он подошел к другому человеку, который не умеет читать язык тела животного и никогда не встречал волка, к тому, кто может воспринять любое движение навстречу как повод для самозащиты. А если тот направит жалобу в Лесную службу США или Департамент рыболовства и охоты штата Аляски?

Однажды утром, еще до рассвета, нас разбудил волчий тенор, проникающий сквозь толстые тридцатисантиметровые утепленные стены спальни и окна с двойными стеклопакетами. Мы обнаружили его следы в пятидесяти метрах от заднего крыльца, идущие параллельно дороге, что вела к лагерю Лесной службы и ближайшему пляжу у теплого пристанища, известного как «хижина конькобежца». Было ощущение, что волк под покровом темноты пробирается все ближе к нашему жилищу. Изучает? Охотится? Действительно, заяц-беляк, бобер, норка и другая дичь часто забегали на болотистые пруды и в ближайшие порослевые леса, однако этот вой был фактически громким заявлением: я здесь. Неизвестно, что побудило его, но волк, который когда-то старался держаться подальше от берегов озера у подножия горы Макгиннис, постепенно подходил все ближе и ближе и, похоже, уже не собирался никуда уходить. Только так и можно было понять его действия: расширение территории, на которую он заявил свои волчьи права, и исследование уже своих владений. И не важно, нравилось нам это или нет, мы вынуждены были принять эти правила игры.

Глава 3

Ромео

В течение следующих нескольких недель я, можно сказать, видел сон наяву. Я выпивал первую чашку утреннего кофе, вглядывался в предрассветную мглу… и сразу же видел волка, бегущего рысью по замерзшему озеру или свернувшегося клубочком на льду – темное пятнышко жизни, заполнившей всю землю до предела и изменившей саму ее природу. Изменилось и мое собственное понимание своего места в этом мире и того, что может произойти, если только я двигаюсь в нужном направлении. Одно дело знать, что где-то там, в лесу, в той местности, которую ты называешь своим домом, бродят волки, и совсем другое, когда ты видишь одного из них прямо из окна своего жилища, где ты ешь и спишь. Стены, отделяющие тебя от дикого животного, вдруг становятся слишком тонкими.

Черт побери, знаете ли вы хоть одного человека, который, чистя зубы, одновременно наблюдает за волком?! Не раз я ловил себя на мысли, что, должно быть, все это мне только чудится. Но это и вправду был волк – именно в том месте и в ту минуту, – а не какое-то видение. Это было нечто гораздо большее, чем просто признаки волчьего присутствия, такие как старые затертые следы, выветренные кости или чье-то промелькнувшее передвижение. Я пристально вглядывался в то, что фотограф Эдвард Уэстон назвал «самой вещью». Неудивительно, что массу времени я тратил, выглядывая во все окна, мимо которых проходил, и тем более не было ничего странного в том, что часто я бросал все дела, хватал фотокамеру, бинокль и лыжи и уходил на несколько часов.

На тот момент почти все мои встречи с дикими животными – от лосей до росомах – были с незнакомыми мне объектами, и лишь немногие из них были готовы какое-то время потерпеть присутствие человека. Чаще всего это длилось всего несколько секунд, как в случае с лесной куницей, спокойно и с любопытством изучавшей меня на берегу реки, а иногда часами, когда мой маршрут пролегал среди осенних красот тундры в верхней части долины Редстоун, где у нескольких десятков самцов оленей карибу была сиеста; покачивая своими огромными рогами, они полностью осознавали мое присутствие и принимали его без всякой тревоги.

В такие моменты мир преображается, и ты слышишь отголоски далекого прошлого, когда люди жили в гармонии с природой, являясь ее неотъемлемой частью.

С тех пор мы стали настолько чуждым ей элементом, что большинство диких животных видят в нас серьезную угрозу, о чем говорит им собственный опыт или врожденный инстинкт. В редких случаях осознаваемая опасность вызывает у животных оборонительно-агрессивную реакцию, но чаще всего они предпочитают избегать встреч с человеком либо оставаясь незамеченными, либо спасаясь паническим бегством.

Но какими бы ни были мои встречи с животными – краткими или длительными, планируемыми или неожиданными, – мне никогда прежде не выпадал шанс пообщаться с крупным хищником, причем изо дня в день в течение долгого времени, и не просто как с одним из незнакомых четвероногих, а как с личностью. Я не только стал распознавать некоторые черты его характера и особенности поведения, но и обнаружил его индивидуальность. Не знаю никого, за исключением профессиональных ученых, кому бы приходилось иметь дело с чем-то подобным. Даже биологи, работающие с дикими волками, большую часть своих исследований проводят с помощью малой авиации или же, заранее находя волчьи логова, надевают на животных радиоошейники и следят за ними посредством спутниковой связи. В любом случае они не выходят за пределы парков, природоохранных заповедников или иных ограниченных территорий, и там их почти всегда окружают стаи животных, уже привыкших (то есть не проявляющих ни страха, ни агрессии) к присутствию ученых.

Мой случай был иным. Здесь был вовсе не Йеллоустонский парк или Национальный парк «Денали», не отдаленный горный хребет Брукс-Рейндж, где я прожил почти половину своей жизни, и не остров Банкс Канадского Арктического архипелага – места, куда отправляются такие люди, как я, в надежде найти волков – часто с минимальным успехом. Вместо этого волк сам стал инициатором контакта, постепенно все больше приоткрывая нам дверь в иной мир. Мы даже не мечтали о подобном, когда в 1999 году купили этот участок с видом на западный берег озера и я расчищал его от влажного весеннего снега и льда, чтобы залить бетонное основание под фундамент.

Я всегда полагал, что лучший аргумент при выборе места для дома – это открывающийся вид. И мы оказались чертовски правы: из окон открывалась широкая панорама на ледник, возвышающийся над озером, горы – словно парящая рамка фотографии с резными краями, как оказалось, вокруг одного-единственного волка. Просто видеть его из окна было уже вполне веской причиной для того, чтобы пройти через все муки строительства. А теперь мы и вовсе очутились в какой-то несуществующей реальности, где больше казались изучаемыми, чем исследователями. И то, что происходило между нами, нельзя было назвать просто наблюдением, а скорее бессловесным общением двух видов. Каждый из нас, без всякого сомнения, признавал другого, и мы на ощупь прокладывали неведомую доселе дорогу навстречу друг другу. Вопрос был лишь в форме этих отношений и в том, как далеко они зайдут.

Да, конечно, волк сам пришел к нам, но этот факт не отменял нашей ответственности. Он должен был уйти еще несколько недель назад – почувствовать далекий зов, потерять к нам интерес, вернуться в свой мир. Остался ли он здесь из-за нас или он предпочел бы это место независимо от того, что мы делали или не делали? Следовало ли нам предпринимать какие-то действия, чтобы заставить его уйти? Оставаться здесь, в нашем окружении, фактически было для него равноценно отсроченному смертному приговору. И тогда мы с Шерри набрались смелости и стали действовать. Мы бегали за ним, кричали, махали руками и бросали в него твердые снежки, от которых он уворачивался с изящной грацией. На следующий день он снова был на том же месте, как ни в чем не бывало. Если бы каждый человек, встречающийся на его пути, делал бы то же самое, может, это и помогло бы изгнать его, но пока что волк не выказывал ни малейшего желания покидать это место.

Я нашел своеобразное утешение в следующем соображении: если посмотреть на ситуацию с практической точки зрения (а дикие животные бывают весьма практичными, когда дело касается вопроса выживания), вряд ли бы он стал голодать только ради того, чтобы пообщаться с кем-то, особенно с животными не его вида. Должно быть, он нашел то место, которое соответствовало его потребностям, где было достаточно дичи для сытой и беззаботной жизни. Голодные волки, как и все живые существа, не могут позволить себе роскошь тратить время на игру и, подобно людям в схожей ситуации, способны на отчаянные поступки: например, есть собак и, кто знает, возможно, даже нападать на людей. Однако это животное явно было сытым, покрытым густой шерстью и настолько дружелюбным и спокойным, насколько вообще может быть волк. Но ни его способности к выживанию, ни желание вступать в контакт с собаками не зависели от внешних обстоятельств – он сам решал, что ему делать.

* * *

Волк, несомненно, осмелел и стал показываться все чаще. Вскоре у него появился ритуал: с утра пораньше сворачиваться клубочком на льду в паре сотен метров от утеса Биг-Рок, меньше чем в полумиле от нашей двери – идеальный центральный наблюдательный пункт, откуда легко контролировать любые перемещения. Собаки и лыжники прибывали с парковок и расходились лучеобразно по разным маршрутам именно от того берега озера – небольшие группки или поток людей, в зависимости от времени суток. Обычно они занимались тем, чем всегда занимаются в зоне отдыха: играли с детьми в хоккей перед «хижиной конькобежца», тренировались, готовясь к лыжным гонкам по пересеченной местности, встречались с друзьями, прогуливаясь с собакой.

Но теперь все изменилось. Здесь появился волк. Временами его не было видно или был заметен лишь смутный силуэт, а порой он подходил очень близко – огромный, дикий волк, присутствие которого люди не могли игнорировать. Прогуливаясь с собаками, местные жители обсуждали последние новости и обменивались шутками. Хотя в этих разговорах не было еще и намека на тревогу и озабоченность, все могло измениться в мгновение ока.

И когда фотография черного волка попала на первую страницу газеты «Джуно Эмпайер», машина заработала.

Один щелчок затвора фотоаппарата и удар печатного пресса превратил передаваемый вполголоса секрет, туманный слух, в живую, кричащую, облеченную в плоть и кровь реальность!

«Волк с ледника», как называли его некоторые, неожиданно стал главной темой разговоров. Его обсуждали в очередях в продуктовом магазине «Супер Бэа», в баре «Аляска» и кафе «Сандер Маунтин»: «Да, волк… большой черный… на озере… ходил туда и видел его своими глазами… Что с того? …Не знаю, но уверен, что он большой негодник».

Теперь, когда информация просочилась в официальные источники, люди принялись размышлять. Мы обнаружили, что были далеко не единственными шпионами: другие люди также держали язык за зубами, вообразив себя хранителями волчьей тайны. Как оказалось, волк то появлялся, то исчезал в окрестностях на протяжении последних шести месяцев. Для большинства людей это был лишь расплывчатый силуэт на горизонте, но некоторые встречали его довольно регулярно.

Один из пациентов Шерри рассказал, что видел черного волка в районе Дрейдж-Лейкс в конце прошлой весны. Он шел по пятам за ним и его собакой. А еще волка заприметили осенью, рядом со стрельбищем и вдоль дороги к Монтана-Крик, в одной-двух милях от того места, где он рыскал, кружа вокруг нашего дома. Мой приятель, местный журналист Линн Шулер, видел его на берегу озера в середине ноября, за пару недель до того, как мы впервые обнаружили его. Парень, которого я встретил, катаясь на лыжах, рассказал мне, что волк часто следовал за ним и двумя его лабрадорами во время утренних прогулок. А потом была еще та женщина на улице, которая заметила, как темная крупная помесь хаски и овчарки пересекла ее двор. Теперь она поняла, что это была вовсе не собака. К тому же мы узнали еще минимум о двух контактах, помимо наших собственных. Истории продолжали множиться. Я упомянул лишь о тех, которые мы сами слышали, а их, должно быть, были еще десятки.

Странно, но поначалу новость о волке, гуляющем среди нас, почти не изменила привычную обстановку на озере. Большинство жителей узнавали о его присутствии прямо во время прогулки. В конце концов, это Аляска. Если они встречали волка – прекрасно, – он становился частью этого променада. Волк не был причиной их прихода сюда или отказа от прогулок – просто дополнительным бонусом. Иные люди даже не оглядывались по сторонам, им было все равно, есть волк поблизости или нет, пока он не причинял им беспокойства.

Некоторые же, в восторге от редкого шанса, цеплялись за эту возможность и становились фанатами черного волка, пополняя стабильно растущий клуб, членами которого были люди всех возрастов, форм и размеров. Кто-то из них буквально боготворил волка, водружая венец совершенства на голову ничего не подозревающего зверя. Другие, в числе которых были биологи, натуралисты, охотники и звероловы, профессиональные фотографы и любители, а также широкие массы граждан – от представителей законодательных органов штата до продавцов, студентов и механиков, – лелеяли надежды впервые в жизни встретить или услышать живого волка и, возможно, сделать несколько снимков или небольшое видео. Территория была достаточно большой, чтобы вместить и зрителей, и волка, и еще место бы осталось.

Однако были и те, кто представлял себе совсем другого волка, среди них поднимался ропот: «Волк, который бродит рядом, в такой близости от наших домов, детей и собак? Вы же понимаете, что это ничем хорошим не кончится. Надо что-то предпринимать, черт побери!» Вопрос, что именно предпринимать, стал темой неустанного обсуждения как в публичных местах, так и в приватной беседе.

Сейчас уже не восстановить состав участников той дискуссии. Но даже теперь, спустя годы после первого появления черного волка, после всех этих устных рассказов и новостей в местной газете и на радио, а также всех публичных эмоциональных обсуждений, я до сих пор время от времени встречаю местных хоббитов, которые выражают свое изумление, рассказывая о том, что видели черного волка, причем именно на озере.

И все же и сторонники волка, и его противники приходили на озеро вне зависимости от того, видели они его или нет, слышали или нет, переживали из-за этого или нет. Слух о волке распространялся повсеместно, медленно, но верно увеличивая число тех, кто желал выбраться на озеро Менденхолл, особенно если светило солнце, а лыжные трассы уже были проложены.

Разброс мнений, окружавший Ромео всю его жизнь, был уже достаточно большим: люди высказывали разные, подчас противоречивые точки зрения в том, что касалось породы и даже имени животного. В конце концов, любовь и страх переплетены теснее, чем мы думаем. Да меня и самого раздирали смешанные чувства, но я больше переживал за безопасность волка. Я представил себе, как старик Клэренс Вуд качает головой, глядя на меня: его компаньон, с которым он столько лет охотился на волков, теперь волнуется из-за одного из них.

Я почти слышал его хриплый низкий голос, нашептывающий мне на ухо: «Отличная шкура. Ты можешь запросто получить ее». И я знал, что были и другие, кому приходили на ум подобные мысли.

Ни о чем не подозревающий черный волк рыскал по тем местам, где не было людей, занимаясь своими бесконечными волчьими делами: следовало успеть поприветствовать всех уже знакомых, а также новых собак на одном либо другом конце пешего маршрута, поохотиться, поспать в любимых местах, попеть в одном из выбранных им природных амфитеатров, походить туда-сюда по леднику и забраться на заснеженные склоны гор, раскинувшихся вокруг. Многие мили исходили эти крупные, широкие лапы. Его следы вели не только к проторенным дорожкам, но и к замерзшим бобровым запрудам и поросшим ольхой горным грядам, вверх по склонам с густым лесом, в те места, куда никому не придет в голову идти, ну, разве только следовать по свежим волчьим следам, чем я сам занимался довольно регулярно. Я шел сквозь заросли ив, отыскивая его старые и свежие следы, изучал места, где он ложился на ночлег, ворошил палкой его помет, проводил долгие часы, наблюдая иногда за самим волком, появившимся в моем поле зрения, а чаще всего просто разглядывая все вокруг.

Несколько десятков лет назад Нельсон Грейст, старый зверолов-инупиак, который с детства жил в палатках из оленьих шкур и охотился на куропаток с помощью лука и стрел, рассказывал мне, что волки, обитающие в той местности, регулярно обходят свои территории и любимые места и следуют по своему маршруту настолько точно, что иногда можно предсказать буквально до сантиметра, где они пройдут, чтобы расставить там ловушки и силки. «Иди по их следам, – кивал мне Нельсон, – когда хочешь что-то узнать»[9 - Мой друг – инупиак Нельсон Грейст, которого я знаю с 1979 года, умер в 2012 году в возрасте девяноста лет. Однажды, когда я один на несколько дней разбил палатку рядом со стаей спокойных дружелюбных волков, он предупреждал меня: «Возможно, они попытаются съесть тебя. Это всегда сложно предугадать».].

Мой собственный опыт жизни на Севере уже давно подтвердил это правило. Так, к примеру, в течение нескольких зим – с 1982 по 1984 год – пара волков, которых я знал по их следам, но ни разу не видел, обычно пересекала конкретный овраг в районе Малгрейв-хиллз, к северу от деревни Ноатак, причем в одном и том же месте, с промежутком примерно в две недели. Другое одиночное животное, знакомое мне тоже только по следам и оставленным меткам (постоянные места, где животное мочится), всю весну бродило вблизи поселка Амблер. А потом либо тот же волк, либо животное, следовавшее по тому же маршруту, объявилось там же на следующий год в марте и апреле: его следы регулярно пересекали мою лыжню в одних и тех же местах примерно каждую неделю.

Наш черный волк в значительной степени повторял ту же модель поведения, хоть и в уменьшенных масштабах: его территория была значительно меньше тех, о которых я знал или слышал. Ее центром был западный берег озера Менденхолл и склоны горы Макгиннис, а границы простирались примерно на милю к северу, в сторону долины Монтана-Крик. Внутренняя часть территории раскинулась на восток, в сторону Дредж-Лейкс, где лабиринт человеческих и звериных следов вился вокруг бобровых плотин и осушенных водоемов для гравийных карьеров, вдоль крутых склонов горы Буллард и горного хребта километровой высоты под названием гора Сандер, или гора Грома (названного так из-за грохота снежных лавин, сходящих зимой по его северному бороздчатому склону). В юго-западном углу Дредж-Лейкс, прямо за рекой Менденхолл, расположен еще один участок болотистого молодого леса – прошитый дорогами и тропинками лагерь Лесной службы. И уже за ним находится первая линия домов – наш дом среди них, – граничащих с лагерем или верховьями реки Менденхолл.

Когда люди осушили озера и вырубили леса в сердце долины, унылый серо-зеленый пейзаж Менденхолла и прилегающей к нему территории Дрейдж-Лейкс, а также парковой зоны Браверхуд-Бридж дополнился вырубленной полосой леса, протянувшейся в сторону моря. Там расположились жилые кварталы, школы, церкви, бизнес-парки, торговые центры и, наконец, промышленная зона вблизи аэропорта Джуно, на границе с приливной заболоченной полосой побережья. В целом основная зимняя территория волка в те дни охватывала примерно семь квадратных миль. Обычно она охватывает сотни и даже тысячи миль.

Для человека такая территория может показаться огромной, но только не для волка[10 - Обобщенную информацию по исследованию, касающемуся размера волчьей территории, ее границ и т.?д. можно почерпнуть из книги «Волки: поведение, экология и сохранение популяций» под редакцией Дэвида Мича и Луиджи Боитани (Чикаго Юниверсити Пресс, 2007 год).Там же, на с. 176–181, вы найдете краткий анализ исследования о межстайных распрях.]. И, опять же, это было одиночное животное, а не стая, к тому же он недавно прибыл сюда. Так что столь ограниченный участок был вполне логичен. Внутри этой территории все его передвижения были действительно предсказуемы, а исключения лишь подтверждали правило. Волк то и дело исчезал на один или несколько дней. Как только мы начинали склоняться к тому, что он ушел в другое место, волк был тут как тут, бродя своими привычными маршрутами. Он все меньше держался вблизи своего укрытия, где имелся путь к отступлению, как обычно заведено у мигрирующих волков.

На новой, незнакомой территории волку следовало быть более осмотрительным. Одной из главных причин гибели диких волков биологи называют распри между стаями, когда волка убивают животные из другой семейной группы за то, что чужак нарушил границы их помеченной территории. Попробуйте взглянуть на нас глазами черного волка: огромная, странная стая, на чью землю он вторгается под страхом смерти. По любым меркам, волчьим или человеческим, он вел себя дерзко.

С другой стороны, одинокие животные, если их не убили и не изгнали, иногда действительно становятся волками-спутниками, живущими на границе территории своей стаи, промышляя охотой и в то же время, возможно, находясь в зоне ауры своих сородичей. А через какое-то время у волка-спутника может появиться возможность примкнуть к стае, найдя себе там партнера, и снова открыто стать ее членом. Порой какой-нибудь изгой заманивает готового отколоться от стаи волка противоположного пола, чтобы создать свою собственную семью. Дерзкое поведение на новой территории довольно часто вознаграждается с биологической точки зрения[11 - Хейбер, Мич, Ван Балленберг, Баллард и многие другие изучали вопрос рассредоточения волков, так как это ключевой фактор и для сохранения их популяции, и для управления ими. Хейбер выдвинул гипотезу, что регулирование численности хищников может увеличивать их популяцию с большей скоростью, чем когда их не беспокоят, потому что чем больше рассредоточенных групп волков, тем больше они бродят по свободным территориям, не мешая друг другу и не создавая конфликтов.]. Как сложится та или иная ситуация, зависит от характера животного, времени и обстоятельств – здесь кости бросает матушка-природа. Может быть, и в нашем странном случае произошла именно такая история, как тысячи лет назад у того древнего костра: будущий союзник ждет, когда его позовут.

* * *

Если я собирался прогуляться с собакой, то обычно с какой-то одной: иногда с игривой красавицей Дакотой, иногда со смирным Гасом. Несмотря на то что волк так благородно проявил терпимость по отношению к нашей младшей собаке, Чейз из-за своего поведения теперь всегда была на поводке. Я начал постепенно отклоняться от маршрута, на котором обычно встречал волка, чтобы позаниматься со всеми тремя собаками, хотя нисколько не сомневался в том, что, беря с собой всех собак, я тем самым увеличивал шансы на встречу с ним: его привлекала шумиха. И все же я надеялся на нечто большее, чем снимок в окружении своры игривых собак. Я хотел узнать этого завораживающего волка поближе и, возможно, разгадать причину его странного поведения. Но использовать собак в качестве приманки казалось не совсем правильной идеей, даже в том случае, если это не принесет никакого вреда ни собакам, ни их хозяевам. Другие собаки и люди могли повести себя иначе, и я не хотел подавать им пример.

Идея взять с собой только одного питомца, казалось, была вполне хорошим компромиссом для постепенного отказа от собачьего посредничества. Со временем я все чаще стал предпочитать искать волка в одиночку, на лыжах или пешком. Но, как выяснилось, остаться с волком наедине становилось все труднее.

Хотели мы этого или нет, но Дакота была прирожденным магнитом для волка, и нам с трудом удавалось разводить этих двоих.

С точки зрения человеческой эстетики она просто блистала и была откровенно роскошной собакой: мощная грудь, тонкая талия и рельефное мускулистое тело, покрытое мягкой бархатистой шерстью, короткий пушистый хвост. Ее изящную вытянутую мордочку украшали нежные карие глаза в черном ободке век. Конечно, все мы считаем своих собак самыми красивыми и совершенными, но чтобы доказать, что мы не были ослеплены своей любовью, скажу, что несколькими годами ранее Кота была выбрана в качестве модели для съемки в рекламе каталога одежды торговой марки «Эдди Бауэр», проводившейся в Джуно. За веселое времяпровождение на леднике вместе с не менее красивыми людьми ей заплатили угощением и ласками, а мы вдобавок получили банковский чек.

Но какой бы прекрасной она нам ни казалась, о биологическом влечении не могло быть и речи. Дакоту стерилизовали в раннем возрасте, а к моменту первой встречи с волком ей было уже почти девять лет. Так что вряд ли она излучала соблазнительные феромоны, которые могли разжечь волчий пыл. Не важно, насколько близки были животные генетически, она явно не была похожа на волка – разве что в общих чертах – и была на треть меньше средней волчицы. Надо сказать, что вокруг было немало молодых хаски, несколько видов крепких овчарок, а также множество аляскинских маламутов, которые, надо думать, гораздо больше подходили волку.

Необъяснимо, но факт: связь между черным волком и нашей собакой возникла мгновенно – это был один из тех случаев, когда дружеские отношения переплетаются с романтическим интересом. У волков случаются такие связи с собаками неоднократно на протяжении жизни. Несмотря на его поведение, мы помнили об истинном значении слова «волк», когда представляешь коварного ухмыляющегося персонажа из мультика.

Стоило черному волку издалека заметить Дакоту, он начинал подпрыгивать и валять дурака: скулить, метаться туда-сюда и принимать призывные позы самца, стоя в полной боевой готовности с навостренными ушами и ласково помахивая кончиком задранного хвоста. И даже с расстояния, менявшегося в зависимости от настроения волка и конкретного дня, Дакота отвечала ему быстрым вилянием хвоста, игривыми прыжками и повизгиванием. Если ее отпускали, эти двое начинали скакать и прыгать, как обезумевшие от гормонов двенадцатилетние подростки на школьной дискотеке. А мы, как строгие родители, контролирующие своих детей, звали Коту обратно, дав ей недолго пообщаться с волком, и то при наличии большого желания с ее стороны и трогательных просьб с обеих сторон. После этого волк часто шел за нами, провожая нас до дома, но постепенно отставал и, одиноко стоя на льду, принимался выть в небо.

Немного найдется звуков более скорбных, чем волчий вой, но в тот момент плач черного волка звучал как жалоба на его полное одиночество[12 - Исследование, результаты которого обобщены в работе Никоса Грина и других авторов под названием «Вой волка в большей степени обусловлен качеством взаимоотношений, чем эмоциональным стрессом животного» (научный журнал «Современная биология», том 23, выпуск 17 за 2003 год), действительно подтвердило, что волки воют в разлуке с партнером по стае. И чем теснее связь между животными, тем больше они воют.]. Иногда он был таким отчаявшимся, что не отставал, как обычно, а следовал за нами до самого дома, забегая вперед и пытаясь заставить нас вернуться назад. Конечно же, волк давно признал и нас, и наших собак, ну а теперь, хорошо это или плохо, он также познакомился и с нашим странным громоздким деревянным логовом.

Шерри говорила, что у нее сердце кровью обливалось, когда она оставляла его за дверью, жалобно воющего и бродившего по двору. Я уверен, что если бы она попала в какое-то воображаемое идеальное королевство, она уговорила бы волка зайти в дом, приготовила бы ему ванну, почесала за ухом и уложила его спать рядом с нашей кроватью, вместе с нашей маленькой стаей. А то, что он ходил там и выл, тоскуя по дружескому общению, давало повод думать, что он может и вправду пойти на это.

Естественно, далеко не все разделяли представление моей жены о большом и добром волке. Один сварливый старик, которого я встретил, гуляя во время снегопада, покосился на Ромео, стоявшего вдалеке на льду, взглянул на своего спаниеля, плюнул и сказал: «Черт, я доверяю любому волку, при условии, что я могу его шугануть», – и пошел в другую сторону. Как-то раз одна женщина остановила нашу подругу Аниту, когда та возвращалась с озера, и поинтересовалась у нее, видела ли она «этого разбойника волка», причем таким тоном, как будто волк похищал детей. Не оставалось сомнений в том, что растет число тех, кто копает под зверя.

Однажды утром Шерри подняла жалюзи в спальне и увидела волка, лежавшего одиноко на льду в серой предрассветной дымке и глядевшего в сторону нашего дома. «Снова там наш волк Ромео», – пробормотала она. И хотя изначально она не собиралась давать ему имя, оно закрепилось за ним, так как идеально подходило. В конце концов, рассуждала Шерри, мы уже достаточно долго знаем его, так что нам нужно называть его как-то иначе, чем просто «волк». Она упомянула эту кличку среди своих коллег и пациентов в стоматологической клинике, и постепенно имя распространилось в социальных сетях Джуно и за его пределами.

Однако вместо любви, предназначенной самой судьбой, все закончилось следующим: мы с Шерри в сгущающихся сумерках изо всех сил тянули жалобно скулящую и рвущуюся с поводка Дакоту, волк двигался параллельно нам до самого дома, то исчезая, то появляясь из-за деревьев, а я швырял в него снежки, чтобы отогнать. Как бы я хотел, чтобы мы могли объяснить ему, почему мы это делаем. Когда, заботясь о ком-то, ты надеваешь маску жестокости, то и сам испытываешь не меньшую душевную боль.

Учитывая, что рядом жили ворчащие на волка соседи, а по дороге, ведущей к «хижине конькобежца», ездили машины со скоростью не менее восьмидесяти километров в час, мы не могли позволить ему остаться здесь и также не могли очертить ему границы дозволенной территории. Мы приняли единственно верное решение: держать этих двоих порознь. «Но тогда, – предложила Шерри, – может быть, нам самим стоит воздержаться от прогулок или, по крайней мере, уходить в другое место». То, что волк терпел нас и этот растущий поток людей и собак, вовсе не означало, что это правильно. Мы обсуждали это снова и снова и еще больше сократили наши вылазки, так как на наше место уже рвались другие.

Надо сказать, что, несмотря на все его явные любовные посылы, черный волк никогда не позволял себе никаких шалостей такого рода ни с одной из сотен собак, с которыми, как я видел, он общался. Хотя он был крупным самцом со своими, надо полагать, естественными потребностями, и за сезон он, вероятно, встречал как минимум нескольких готовых к спариванию самок. Но я ни разу не слышал о случаях его назойливого сексуального поведения, даже когда какая-то введенная в заблуждение женщина в тот первый год привела на озеро свою хаски, у которой была течка, надеясь на то, что она получит партию гибридных щенят.

На протяжении многих лет это было одной из больших головоломок – никаких романтических прелюдий на берегу озера, никаких обнюхиваний и лизаний, почти никаких садок, даже как часть игры или в качестве позы доминирования, хотя нахрапистые собаки и пытались прибегнуть к последнему, но безуспешно. Действительно, брачный период у волков бывает только раз в году – короткий промежуток времени с конца зимы до начала весны, однако известно, что самцы волков и их гибриды могут круглый год реагировать на собак с течкой. Но не этот парень, хотя с его «инструментом» все было в порядке (он не столь заметен, как у собак, из-за густой многослойной шерсти). Какова бы ни была причина такого сдерживания своего желания, это могло быть инстинктивной или гормональной реакцией чужака, пытающегося встроиться в стаю, где, как правило, у пары бывает один помет в год. Одним источником волнения у нас стало меньше, а в сложившейся непростой ситуации это было хорошей новостью.

Глава 4

Волк-самородок

Март 2004

Я шел на лыжах на север, в сторону ледника, под лучами клонящегося к закату солнца. Это был уже мой второй пятимильный крюк за день. До этого я погонял собак на площадке палаточного лагеря, пока там еще не было волка, а теперь в одиночку бежал по лыжному маршруту, чтобы проверить, как обстоят дела. Далеко впереди, на расстоянии примерно мили от меня, я обнаружил уже хорошо знакомую мне картину на озере: люди стоят на лыжах и смотрят, как собаки носятся туда-сюда, а волк при этом то наблюдает за происходящим со стороны, то принимает участие в играх.

Подходя ближе, я узнал каких-то собак и их хозяев, часть уже привычной компании, а еще заметил одного-двух новичков, примкнувших к ним. Остальные люди и собаки, группами стоявшие то здесь, то там на озере, оставались на своих местах. Я уже был свидетелем такого общения собак с волком, так что знал, что оно может продлиться от нескольких минут до получаса. Вот так обстояли дела в середине марта 2004 года, спустя всего четыре месяца после того, как мы впервые встретили волка.

Волк Ромео к тому времени уже стал местной знаменитостью в полном смысле этого слова. И у нас была прекрасная возможность наблюдать из окон своего дома – мест в «первом ряду» – за тем, что происходит на озере. Дни становились длиннее, погода была прекрасной: в это время можно было любоваться открыточными видами окружающего пейзажа, и местные жители потоками стекались к леднику. Белоснежные горы сверкали на фоне глубокого, покрытого перистыми облаками неба, и многомильные лыжные и пешие маршруты манили туристов. Там же поджидал черный волк, который казался нереальным компьютерным эффектом: стоит лишь моргнуть – и его образ замерцает и исчезнет. Но волк был столь же реальным, как пар из его пасти и отпечатки крупных лап размером с ладонь на снегу, и столь же живым, как странный янтарный огонь в его глазах.

Он мотался по нескольким своим участкам – конечно же, вблизи Биг-Рока и чуть дальше, в сторону парковки у начала маршрута по Западному леднику, и еще в нескольких местах к востоку от ледника, от устья реки и вдоль берегов Дрейдж-Лейкс. Каждый из этих участков служил своеобразным местом свиданий, которое опознает любая стая, и обладал всеми располагающими для волчьих встреч характеристиками: точками с хорошим обзором и возможностью уловить любой запах; доступом к паутине знакомых тропинок; удобными путями отхода в гущу леса; хорошими зонами для охоты и многочисленными маршрутами поблизости. Это были арены, которые он выбрал для встреч с нашими собаками и, по умолчанию, с нами. И хотя мы вполне могли считать те же самые участки своей территорией – мы строили на них дома и разрабатывали их, оставляя свои метки на окружавшей нас земле, – они также стали принадлежать и ему. Он определял их по запахам, которые мы не чувствовали, и звукам, значения которых мы не понимали.

В итоге – совершенно невероятная ситуация, при которой волк был общедоступен, послушен и даже жил в столице штата.

Не хватало только рецепта в духе реалити-шоу: бросить большого черного волка и город с населением в тридцать тысяч в одну большую кастрюлю, перемешать и отойти.

Теперь к привычному контингенту зоны отдыха ледника добавился растущий поток зрителей и зевак. Семьи и группы подростков бродили по озеру, закидывая головы и воя в ответ на призывы Ромео. Некоторые воровато бродили по берегу озера в странное время, только неясно зачем. Уже пошел слух, что для того, чтобы приманить волка, нужна лишь правильная собака, и что все это так круто и безопасно – просто один большой аттракцион парка развлечений на Аляске. Даже люди, не имевшие никакого опыта общения с дикой природой и не представляющие себе, как контролировать своих собак, чувствовали себя здесь совершенно свободно, принимая участие в этой игре и наблюдая за происходящим. Те, у кого не было собак, одалживали их или тащились следом за остальными, желая видеть все своими глазами. Есть что-то возбуждающее в тесном общении с крупными хищниками, и эта атмосфера затягивает любого и просто завораживает тех, кто сталкивается с подобным впервые. Я не виню их, хоть и предпочел бы, чтобы они остались дома. И разве я сам не был в их числе?

В окружении огромного количества людей черный волк держался особняком. И хоть он наблюдал за всем происходящим от кромки озера, сразу же нырял в кусты, если люди подходили к нему ближе, чем на сто метров, – непозволительная дистанция по волчьим меркам.

Как обычно бывает, панибратство неизбежно ведет к пренебрежительному отношению со стороны некоторых местных жителей. И если большинство людей держали своих собак на поводке и под строгим присмотром, то были и такие, кто не видел ничего дурного в том, чтобы позволить собакам самых разных размеров, форм и темперамента делать с волком все что угодно: облаивать, играть или бегать за ним. Некоторые активно побуждали своих питомцев, даже очень пугливых или слишком задиристых, подойти к Ромео, надеясь получить «дружеский снимок» своей собаки рядом с этим черным симпатичным незнакомцем.

«Эй, ребята, – думал я, – а почему бы вам не выстроить в ряд всех своих детей, чтобы сделать семейный портрет с волком для рождественской открытки?» И хотя такое может прийти в голову только сумасшедшему, я видел, как в конце той первой зимы народ пытался устроить нечто подобное с участием маленьких ребятишек. И так каждый год.

Неоднократно, если я выходил, чтобы проконтролировать ситуацию, за мной кто-нибудь увязывался с просьбой организовать фотосъемку для группы туристов с волком на заднем плане. Учитывая, что большинство людей не имели ни малейшего представления о повадках волка, о том, как реагировать в той или иной ситуации, в этом случае все зависело исключительно от самого волка. И тогда нельзя было исключить возможность его защитно-агрессивной реакции на человека или собаку, особенно принимая во внимание безумные действия некоторых индивидуумов, которые подходили к волку слишком близко либо окружали, делали резкие движения или преследовали до его укрытия в ольшанике. Даже у самого общительного волка исчерпывается лимит терпения.

Между тем среди обычной публики неуклонно росло число серьезных фотографов-профессионалов. Они таскали свое оборудование вокруг озера, пытаясь выбрать лучший ракурс, чтобы зафиксировать ускользающий образ природы. Один местный профи, талантливый и востребованный фотограф дикой природы Джон Хайд, начал появляться на озере почти ежедневно и вскоре стал там завсегдатаем. Он, как и я, осознавал значимость предоставленного шанса и выказывал гораздо большую готовность рисковать ради получения ценных кадров. Скрипя зубами, я с трудом сдерживал желание поставить его на место. Одно несомненно: если бы Ромео установил здесь фотобудку и брал по пятьдесят баксов за фото, он бы в итоге имел гораздо более богатую «добычу», чем могут вообразить люди, слыша слово «волк».

* * *

Черный волк неизбежно становился центром внимания, той каплей, от которой расходились заметные круги по воде. Организации, которые были ответственны за порядок на подконтрольных им территориях, а также за безопасность и поведение граждан, не могли игнорировать происходящее. Зона отдыха на леднике Менденхолл включает часть гигантского национального леса Тонгасс (площадью семнадцать миллионов акров – это самый крупный подобный лес в стране и один из самых больших в мире). Лесная служба несет ответственность и за саму территорию, и за ее пользователей. Несмотря на то что Федеральное агентство оставляет за собой основные контролирующие и исполнительные функции, делая размытыми полномочия штата, в целом оно считается с мнением Департамента рыболовства и охоты по вопросам, связанным с управлением ресурсами дикой природы (например, по поводу излишне дружелюбного волка).

Что касается собственности, большая часть земли, где бродило животное, принадлежала федеральному правительству, сам волк – штату Аляска, а законы, касавшиеся животных ресурсов, относились к обоим ведомствам. Так что в течение дня Ромео мог ступить сначала на федеральную землю, пошататься по частным владениям, пересечь городские территории, неспешно прогуляться по участку, относящемуся к ведомству штата, и вернуться на ледник. И в каждом месте были свои правила, положения и проблемы. Вопросы управления и общественной безопасности могли относиться к Департаменту рыболовства и охоты, Природоохранной полиции штата Аляска, Федеральной службе рыбных ресурсов и диких животных США, Лесной службе США и даже, возможно, полиции города Джуно. Все зависело от того, что могло произойти и где. Несмотря на сложности в определении юрисдикции и эмоциональную составляющую принятия решений, действия, предпринимаемые всеми организациями в отношении черного волка в ту первую зиму, лучше всего можно было охарактеризовать одним словом: никаких – в самом прямом смысле.