скачать книгу бесплатно
– И намного дольше?
Он кивнул:
– Но я уезжаю не сразу, не прямо сейчас.
– И чем ты будешь там заниматься?
– Да так, ничего серьезного, всякие пустяки. Нет причин беспокоиться.
Его голос прозвучал как-то слишком беззаботно, и она поняла, что он хитрит.
– И все-таки, – настаивала она, – расскажи.
Он вздохнул:
– Не так давно меня попросили передать кое-какую информацию, которая может быть полезной союзникам.
– Но ведь это ужасно опасно, разве нет?
Он выдержал ее взгляд, и она поняла: конечно, это опасно.
– Ты будешь все так же работать в министерстве?
– Разумеется.
Он встал, и она краем глаза увидела, как он достает из кармана небольшой, но толстый коричневый пакет и показывает ей. Кивком головы она велела ему положить пакет на столик.
– Разве ты не хочешь взглянуть, что там? – спросил он.
– Потом.
– Ты будешь здесь в безопасности, в Кастелло? – спросил он, и она отметила в его глазах живое, неприкрытое чувство.
Вопрос его прозвучал серьезно. Он имел в виду высокие стены, их дом, не вполне замок, конечно, но вполне себе особняк в небольшой, укрепленной деревушке, существующей с тринадцатого века, попасть на территорию которой, как, впрочем, и выйти, можно только через арочный проход и стены которой ни один враг не смог преодолеть. До сих пор.
– В безопасности? Мы? Возможно.
«Но только не наши свиньи, – подумала София. – И не индейки, куры, утки, цесарки, кабаны, рогатый скот».
Ее возмущали постоянные хищения на их тридцати двух фермах. Впрочем, думала она, немудрено, что происходят кражи, ведь каждая из ферм находится внизу, далеко за пределами деревни. Легкая добыча.
– В этом году колбасы не будет, – сказала она.
В ее голосе звучала горечь, но ей было все равно.
– Но ты ведь припрятала кое-какие припасы?
– Вот именно, кое-какие, но мяса для нас и для фермеров будет мало. Как по-твоему, почему мы все время питаемся одними кроликами?
Он улыбнулся.
– А что, мне нравится кроличье мясо, – сказал он, пытаясь говорить шутливым тоном.
– Ну что ж, тем лучше.
Она бросила быстрый взгляд на свои руки.
– Что такое? – спросил он.
– Ничего, – ответила она.
Сознавая, что так и не сообщила ему о письме, София переменила тему. В конце концов, возможно, ничего страшного не случится и она будет только рада, что не заставила его лишний раз беспокоиться.
– А что будешь делать со своим членским билетом?
Судорожно вздохнув, Лоренцо бросил на нее огорченный взгляд:
– Ты опять?
Она сразу ощетинилась:
– Но военные действия против союзников прекращены…
Снова наступило молчание, но на этот раз оно длилось недолго.
– Все ведь сейчас уже изменилось, разве не так? – продолжила она.
Он покачал головой из стороны в сторону, словно хотел размять мышцы шеи.
– Все еще очень непросто.
Лоренцо был прав. Здесь они жили в режиме объявленного немцами военного положения, и из соображений безопасности он должен был носить с собой членский билет фашистской партии.
– Все изменилось на юге, на территории, уже занятой союзниками, – добавил он. – Но ты ведь знаешь, почти всю страну захватили нацисты. И ты либо с ними, либо против них, третьего не дано.
– Значит, они продолжают думать, что ты с ними.
София надеялась, что он будет носить с собой членский билет как-нибудь незаметно, не демонстрируя его без особой надобности. Она все понимала. На самом деле понимала. Ему не хотелось об этом говорить. Данная тема являлась больной для них с 1932 года, когда все государственные служащие должны были вступить в фашистскую партию и получить партийные билеты, в противном случае они теряли работу. Понимать-то понимала, но не до конца: ведь Лоренцо в работе не очень нуждался, средств им вполне хватало – они получали доходы и с имения, и с ценных бумаг, в которые были вложены деньги. Но он продолжил службу в Министерстве сельского хозяйства – его поступками руководила страстная любовь к земле. Внимание его привлекла так называемая программа комплексной мелиорации Муссолини, подъем и рекультивация заброшенных или неиспользуемых земель. Стоит только посмотреть на земли Валь-д’Орча, культивированные в результате фантастически смелой реформы, когда Лоренцо занимал пост вице-президента местного консорциума. Безжизненные, покрытые пылью пейзажи здесь преобразились в плодородные поля и цветущие сады, которые стали давать обильные урожаи.
Тем не менее она не могла не думать о своем интеллигентном и ужасно умном отце, который отказался вступать в партию и сейчас живет вместе с ее матерью в Риме, в богатых апартаментах палаццо эпохи Возрождения, и едва сводит концы с концами.
– Догадываюсь, о чем ты думаешь, – сказал Лоренцо с едва заметной печальной улыбкой.
– Правда? – улыбнулась она в ответ.
Он встал и протянул ей руки. Она пошла к нему, они обнялись и какое-то время постояли так, легонько раскачиваясь.
– И что же лежит в этом пакете? – спросила София, бросив быстрый взгляд на кофейный столик.
Он на миг сощурился, потом заглянул ей в лицо:
– Это такой небольшой пистолетик.
– Господи Исусе! – потрясенно воскликнула она. – Тебе теперь нужен пистолет?
– Вообще-то, у меня уже есть… а этот пистолет для тебя.
– Думаешь, мне понадобится?
– Кто знает… все может быть.
– И ты собирался преподнести его мне, как какую-нибудь коробку конфет?
Он не ответил.
«Пистолет, боже мой!» – мелькнула у нее в голове мысль. Но София решила обдумать все это потом.
Лоренцо слегка отстранился, заглянул ей в глаза:
– Глаза у тебя черные, как ночь, а голос как сладкая музыка.
Она засмеялась:
– Ты меняешь тему… Впрочем, ты всегда это мне говоришь.
– А еще я всегда говорю, что готов всю жизнь глядеть в бездонную глубину твоих глаз и слушать твой голос.
Он вынул из ее прически гребень, и ее волосы густой волной упали до самого пояса.
– Кстати, к нам могли бы приехать твои родители. Я бы не возражал. Обстановка в Риме становится все хуже.
– Ты же знаешь, они не поедут.
Конечно, она была права. Всего они ей не рассказывали, но София поняла: они там в чем-то таком участвуют. А «участвовать в чем-то таком» в Риме с каждым днем становилось все опаснее.
– Карла все еще здесь? – прошептал он ей на ухо и нежно прикусил мочку.
По телу ее прошла знакомая дрожь. По крайней мере, это между ними осталось.
– Пошла к дочке, укладывать маленького Альберто. Ушла надолго. Мало ли какая помощь понадобится, работа всегда найдется… – сказала она, хотя сама знала, чем Карла будет там заниматься.
София на секунду представила, как Карла, сгорбившись под дождем, спешит по узенькому мощеному переулку к выстроившимся в ряд маленьким домишкам из камня, притаившимся в тени высокой колокольни. Стена словно сбила эти домишки вплотную один к другому; кажется, они заботливо поддерживают друг друга, как и обитающие в них люди в это нелегкое время.
– А Джулия? – спросил Лоренцо.
– Ушла домой. Весь дом в нашем распоряжении.
Она видела, как смягчился его взгляд.
– Тогда я подкину в камин еще поленце, а ты снимай платье. Мне хочется чувствовать твою кожу.
Она рассмеялась:
– Что, прямо перед камином?
Она тоже желала его, и для нее это было важнее, чем война, важнее, чем выживание, победа или поражение, важнее, чем заботы о хлебе насущном. Это чувство само по себе давало силы переносить все, что с ними происходит, потому что она страшилась утра, когда она будет сидеть напротив мужа, пить ячменный кофе и не понимать, что он такое, не знать, кем он стал теперь.
С обитого бархатом дивана она взяла две подушки и старенькое одеяло с ворсом, прикрывающее облысевшее место. Потом разделась и улеглась на коврик, лежащий на отделанном цветным изразцом полу, и стала смотреть, как раздевается Лоренцо. Высокого роста, стройный, с широкими, лоснящимися в свете пылающего камина плечами.
– А носки? – указала она пальцем на его ноги.
Он засмеялся, но уступил, а потом проскользнул к ней под одеяло. Ее охватила дрожь. Где-то за крепкими стенами деревни скоплялись призраки этой войны, и число их росло. Наблюдают ли эти призраки за ними теперь, ревниво, завистливо, жаждут ли снова вернуться в пронизанную теплом атмосферу их жизни? Или она дрожит просто от холода? Ноябрьские ночи холодные, а тепло от камина греет только с одной стороны.
Лоренцо энергично потер ей спину, и она засмеялась:
– Я тебе что, собачка, что ли?
Он поцеловал ее в лоб, а потом еще в кончик носа.
– Нет, и я давно это заметил.
Согревшись, они сразу же перешли к горячим любовным ласкам. Так у них происходило всегда. Они не боялись стать жертвой привычки или утраты интереса друг к другу, что обычно приводит к неверности. Напротив, искра, возникающая между ними, всегда росла и разгоралась; вот и сейчас она разгорается, превращаясь во все более прочные, глубинные узы. И оба понимали, что человеческая близость, внутреннее родство, близость физическая, любовь, назови это как угодно, – единственное, что может их спасти, может помочь им выжить. Она вздохнула, и с каждым прикосновением его губ мысли ее рассеивались, бледнели, пока она полностью не отдалась ощущению их согласованно движущихся тел, как и следовало тому быть. Все будет хорошо. Иначе и быть не может.
Глава 3
Рим
Максин Каприони взяла сумку с одеждой и вышла из унылой комнаты на Виа деи Каппеллари, где она остановилась. На улице было холодно, и она подняла шерстяной воротник, плотнее запахнула неброское коричневое мужское пальто с большими карманами и покрепче затянула пояс. Торопясь по неосвещенной улице, Максин внимательно глядела под ноги, чтобы не вступить в дождевую лужу. Услышав за спиной шуршание, оглянулась. Вся улица была завалена кучами никем не убираемых смердящих отбросов, и Максин поморщилась, увидев стаю шныряющих в мусоре крыс. Она двинулась дальше по узеньким улочкам, небольшим площадям, мимо старинных церквей Кампо де Фиори[3 - Кампо де Фиори – прямоугольная площадь в центре Рима. Мрачную славу Кампо де Фиори обрела в Средние века как арена публичной казни и наказаний. Здесь был заживо сожжен Джордано Бруно.]. Потом свернула в сторону Виа дель Бишоне, проходящей неподалеку от ныне населенного лишь призраками еврейского гетто.
Впереди на углу раздался громкий крик, который приковал Максин к месту. Она глубоко вздохнула, но затем, не раздумывая, спрятала сумку во мраке ближайшего переулка и поспешила туда, где кричали. Дала о себе знать ее способность находить приключения на свою голову? Может быть, хотя более вероятно, как сказала бы ее мать, это у нее врожденная склонность спасать попавшего в беду котенка или до смерти напуганного ребенка.
Завернув за угол, Максин резко остановилась, едва не налетев на двух особей мужского пола, чьи мундиры на груди, рукавах и лацканах были усеяны знаками отличия. Из-под кителей красноречиво выглядывали черные вороты рубашек в стиле поло. Чернорубашечники усердно пинали ногами старика, чья палка, уже недосягаемая для бедняги, валялась в стороне на дороге. Увидев, как эти мерзавцы, хихикая и отпуская при каждом безжалостном ударе грязные шуточки, издеваются над беззащитным стариком, Максин чуть не задохнулась от злости, но тут один из них поднял голову бедняги и нанес удар кулаком ему в скулу. Третий, которому, как и другим, было не больше семнадцати лет, поднял с дороги палку старика, размахнулся и с хохотом врезал жертве по колену. Истекающий кровью и жалобно завывающий старик, лежа в сточной канаве, пытался защитить голову руками и умолял сохранить ему жизнь. Максин прикинула расклад сил. Если она вмешается, то с ней могут обойтись так же, а если нет, старик наверняка умрет от побоев и ран.
Эти громилы делают на улицах все, что хотят, и до комендантского часа, и после, и могут прицепиться к кому угодно. Она посмотрела на часы. До комендантского часа оставалось еще пятнадцать минут.
– Эй, мальчики, – позвала она, расстегнула пальто и, закинув назад голову, потрясла своими длинными каштановыми кудрями так, что они весьма соблазнительно упали ей на одно плечо. – Выпить хотите?
Молодчики, как по команде, прекратили свое занятие и уставились на нее.
– Не поздновато гулять вышла? – отрывисто проговорил один из них.
– Не волнуйся, время еще есть.
Максин была чистокровной итальянкой, да и выглядела как стопроцентная уроженка этой страны: смуглолицая, с жгучими глазами янтарного оттенка. Ей приходилось лишь надеяться, что нью-йоркское воспитание не повредит ее тосканскому выговору. Неторопливой походочкой она подошла к парню и расстегнула на кофточке две верхние пуговицы.
– Видишь там бар? Он еще работает, – сказала она и указала на угол напротив.
Парни нерешительно переминались с ноги на ногу, но тут вдруг один из них протянул руку:
