скачать книгу бесплатно
Сказав так, взобрались они на своих верблюдов, и больше уж мы не видели их никогда.
Теперь Мария, казалось, не столь рада появленью первенца своего, полностью подавленная чудесами и сюрпризами. Она смотрела на своего младенца, затем лицо свое к окошку обращала и всматривалась пристально в небеса, как будто ей являлись там виденья.
А затем вслушивалась в голоса долин.
Ребенок рос телом и душой, он был отличен от других детей. Он был всегда поодаль.
Но был Иисус все равно любим жителями Назарета, и сердцем знала я почему.
Довольно часто он отдавал еду свою прохожим. И раздавал другим детишкам сладости, коими угощала я его.
Он взбирался на деревья в саду моем фруктовом, чтобы набрать фруктов, причем никогда не оставлял их только для себя. Еще он состязался с другими мальчиками в беге и, поскольку был он быстроног, нарочно отставал, чтобы могли другие тоже победить.
И когда я зазывала его спать, Иисус мне говорил: «Скажи же матери моей и остальным, что только тело спит мое. Мой разум остается вместе с тем Разумом, что входит в мою комнату и в мое утро».
И многие люди удивлялись словам его, ведь был он – мальчик юный, но, на взгляд мой, со старой памятью.
И вот теперь мне говорят, что не увижу я его уж больше никогда. Но как могу поверить в то я, что видели они? Я слышу громкую тишину его голоса и его песни в моем доме. И когда бы ни целовала я щеку дочери моей, его аромат вспоминает мое сердце, и кажется мне, его я вижу в объятиях моих.
Но дочь моя не говорит со мной о сыне-первенце. Иногда мне кажется, что стремление мое к нему куда больше, чем ее собственное. Она стоит как нерушимый день, как будто бронзовая она статуя, мое же сердце, расплавившись, течет в потоке боли.
Может быть, она знает то, чего не знаю я. Когда-нибудь она расскажет мне об этом.
Говорит Сын Человеческий «Видение»
С прорвавшейся сквозь заслоны ночью опустился сон на землю. И я пошел дорогой к морю, размышляя: «Море никогда не спит, а потому оно способно бессонную душу утешить».
Когда я выбрался на брег, туман, спустившийся с горы, окрестности в вуаль закутал, подобно лику женщины младой. Я вглядывался в нервные волны, вслушивался в пение хвалебное и думал о вечной силе, что за всем стоит, – той силе, что бурею спешит, и лаву из вулкана извергает, розами смеется и в ручьях поет. Тут я нежданно увидал три фигуры, на скале сидящие. Я о них споткнулся, как будто неизвестной силой подкошенный.
В нескольких шагах от них магическая власть эта заставила меня на месте замереть. В момент сей поднялся один из духов и заговорил гласом, что, казалось, звучал из глубин морских:
«Жизнь без любви сравнима с древом без цвета и плодов. А любовь без красоты подобна цветку без благоуханья или плоду без семени… Жизнь, любовь и красота едины суть; не способны они миру друг без друга являться».
Второй возвысил голос свой, звучавший водопадом: «Жизнь без волнений и страстей подобна году без весны.
А волненье не по праву весне подобно в бесплодной пустыне… Жизнь, волнение, страсти и право едины суть; не способны они миру друг без друга являться».
Голосом, подобным грому, заговорил со мной и третий дух: «Жизнь без свободы сродни плоти без души, а свобода без раздумий подобна духу возмущенному… Жизнь, свобода и мысль едины суть, ибо вечны и непреходящи они. Никогда».
Три духа восстали и заговорили вместе:
«Что пробуждает любовь,
Волненье порождает и
Творит свободу.
Все это божество порядка триединого…
Лишь Бог есть отраженье
Духа во Вселенной».
Шум незримых крыльев пронзил внезапно тишину, и содрогнулись существа эфира.
Закрыв глаза, прислушивался я к словам, уж отзвучавшим. Но как только я оглянулся вокруг, заметил только тумана паутину, что оплела все море. Я приблизился к тем скалам, на которых увидал трех фантомов, но обрел только к небу убегающие облака ладана.
Свидетельские показания Асафа, оратора Тирского
О речах Иисуса
Что должен я сказать о его выступлениях? Возможно, когда-нибудь о нем заговорят, будут передавать его слова, что слышали от него, из уст в уста. Ибо он был обаятелен, и сияние дня окутывало его.
Мужчины и женщины глазели на него куда больше, чем прислушивались к его аргументам. В то время он говорил с беднотой о духе и о том, что дух влияет на тех, кто слушает его. В молодости я слыхал ораторов Рима, Афин и Александрии. Молодой Назаретянин был не похож на них на всех.
Они собирали свои слова, очаровывая музыкой слух, но если вы слышали его хотя бы раз, ваше сердце покидало плоть и отправлялось странствовать по землям неведомым.
Он рассказывал всевозможнейшие истории или высказывался иносказательно, и казалось, что истории его и притчи никогда еще никто не слыхивал в Сирии. Он казался природы круговращеньем, вращением времен, годов и поколений.
Он начинал историю словами: «Пахарь шел вперед по полю, разбрасывая семена».
Или: «Когда-то жил-был богатый человек, имевший великое множество виноградников».
Или: «Пастух подсчитывал своих овец и обнаружил, что одной овцы недоставало».
И находил слова, заставлявшие прислушиваться к нему, к их простой сути и к древности их дней.
В сердце все мы пахари, и все мы любим виноградники наши. На пастбище же нашей памяти все мы пастухи и стадо, и потерявшаяся овца.
И нива, коей едва коснулся плуг, и винный пресс, и молотилка.
Он знал источник нашей древней души и упорно пробирался к переплетеньям сердец наших.
Греческие и римские ораторы говорят о жизни как о чем-то отвлеченном и кажущемся. Назаретянин говорил об устремленьях сердца.
Они смотрели на жизнь глазами минимизированной свободы. Он смотрел на жизнь в свете вольной воли Бога.
Я часто думаю о том, что говорил он толпе, о том, что человек подобен горе.
В его сознании беднота была чем-то иным, чем для командующих ораторов Афин или Рима.
Он богом не был, он был музыкантом Слова.
Говорит Сын Человеческий «Другой язык»
Я родился три дня назад, и как только меня уложили в шелковую колыбельку, я озирался с изумленным страхом на новую землю, что со всех сторон окружала меня. Моя мать спросила взмокшую повитуху: «Как там мой сын?».
И повитуха ответила: «Здоровенький мальчик, госпожа. Я накормила его временем; и никогда прежде не видала я столь веселого малютку».
А я негодовал, а я кричал: «Это же неправда, мама: ложе слишком жестко для меня, и молоко, что выпил я, слишком горько для губ моих, и запах груди слишком тошнотворен для ноздрей моих, и я абсолютно несчастлив».
Но мать моя не поняла меня, не поняла и повитуха; мой язык слишком сильно отличался от языка земель, в какие я явился.
И на двенадцатый день моей жизни, когда крестили меня, священнослужитель сказал моей матери: «Вы счастливы должны быть, госпожа, ваш сын родился… христианином».
А я был удивлен, а я кричал священнику: «Тогда твоя мать на небесах должна быть несчастливой, ибо ты не родился христианином».
Но священнослужитель тоже не понял моего языка.
И спустя семь лун в один из дней Облегчитель Боли взглянул на меня и сказал моей матери: «Ваш сын будет царем и величайшим вождем среди людей».
Но я вскричал: «Что за лживые пророчества; я буду музыкантом, и ничто не помешает быть мне музыкантом».
Но язык мой по-прежнему был непонятен – и страх мой возрастал ежесекундно.
И три, и тридцать лет спустя мать моя и священнослужитель делали все (под сенью Бога и духа его), чтобы сбылось пророчество Облегчителя Боли. И однажды встретил я его подле врат Храма. Мы заговорили друг с другом, и заявил он: «Я всегда знал, что ты станешь великим музыкантом Слова. Даже в детские годы твои я пророчил и предсказывал твое будущее».
А я поверил ему, ибо тоже забыл язык иных земель. Мой истинный язык.
Свидетельские показания Марии Магдалины
О первых встречах с Иисусом
Это произошло в месяце июне, когда увидела впервые я его. Он шел по пшеничному полю, я работала вместе со служанками. Он же был один.
Ритм его шагов отличался от ритма походки других людей, а движения тела его казались чуть более непослушными. По крайней мере, ничего подобного я ранее не видала.
Человек сей не шел по земле, как ходят обычные люди. И даже сейчас я не знаю, шел ли он или летел.
Мои служанки показывали на него пальцами и судачили громким шепотом.
А я замерла, убив мои шаги на единое мгновенье, и вскинула руку в приветствии ему. Но он не поднял головы и не взглянул на меня. И я возненавидела его. Я сгребла в душе весь мусор, я была холодом, как если б очутилась в центре снежной бури. Я дрожала.
Той ночью он пришел в мой сон; сны мучили меня, я закричала и беспокойно заметалась по постели.
В месяце августе я увидела его вновь, прямо под моим окном. Он сидел в тени кипариса по ту сторону моего сада, он был тих, как если б обратился в камень, казался статуей антиохийской иль памятником других городов северных земель. И мой раб, египтянин, подошел ко мне со словами: «Этот человек вновь здесь. Он сидит по ту сторону вашего сада».
И я взглянула на него, и душа моя затрепетала, ибо был красив он.
Его тело было одиноко и требовало любви.
Тогда оделась я в дамасские шелка, оставила мой дом и поспешила к нему. Было ли то мое одиночество или его красота, но что-то толкнуло меня к нему. Был ли то голод в моих глазах, что желал утоленья, или его красота зажгла свет в моих глазах? Даже теперь я того не знаю.
Я двинулась к нему в благоухающих одеждах и золотых сандалиях, сандалии те подарил мне римский капитан. И, приблизившись к нему, сказала я: «День добрый тебе!».
И он вдруг отозвался: «День добрый тебе, Мариам».
Он взглянул на меня, глаза его ночи сказали мне то, что не говорил еще ни один мужчина. И внезапно я почувствовала себя обнаженной, хотя была одета.
А ведь он только и сказал, что «День добрый тебе».
И тут я спросила: «Не хочешь войти в мой дом?».
Он вздохнул: «Разве я уже не вошел в дом твой?».
Я не знала тогда, о чем он говорит, зато теперь отлично знаю.
И я сказала: «Не желаешь ли вина испить и отобедать со мною вместе?».
Он улыбнулся: «Да, Мариам, но не сейчас».
«Не сейчас, не сейчас», он сказал: «Не сейчас». И голос озера звучал в тех двух словах, голос ветра и глас деревьев. И когда заговорил со мной он, казалось, заговорила жизнь со смертью. Ибо помни, друг мой, я была мертва. Я была женщиной, что торговала сущностью своей. Я жила отдельно от той души, что зришь теперь ты. Я принадлежала всем мужчинам, слыла блудницей. Они звали меня прелюбодейкой, а женщины – одержимой семью бесами. Меня проклинали, и мне завидовали.
Но когда его шелковые глаза взглянули в глаза мои, все звезды унизали небо моей ночи вновь, и я превратилась в Мариам, только Мариам, женщину земную, познавшую себя и нашедшую душу в новом месте.
И тут я вновь заговорила с ним: «Войди ж в дом мой, и испей вина, и хлеб преломи со мной».
Он же спросил: «Но почему ты просишь меня быть гостем твоим?».
Я отозвалась: «Я умоляю войти тебя в дом мой». И это было все, что пенилось во мне, и все, что понимала я, так то, что небеса призвали меня к нему.
Тут он взглянул в меня, и полдень его глаз скользнул по мне, а он сказал: «Ты много любила, но только я люблю тебя. Другие мужчины любили самих себя в близости с тобой. Я же люблю только тебя в душе твоей. Другие видели красоту в тебе, но красоту своих собственных лет. Я же вижу в тебе красоту твоих дней, красоту незримую и не открытую еще.
Я один люблю незримое в тебе».
И он добавил с любовью в голосе: «Ступай теперь. Мне следует идти путем моим».
Я ж прильнула к нему и сказала: «Учитель, войди в мой дом. Я ладан воскурю для тебя и в чаше серебряной омою ноги твои. Ты – странник и не странник все же. Я умоляю тебя, войди в мой дом».
Тут поднялся он и взглянул на меня, подобно тому как весна властно глядит на поля, и улыбнулся. И повторил вновь: «Все мужчины любили тебя ради себя самих. Я люблю тебя только во имя твое».
И он ушел.
Но никогда другой мужчина не пойдет путем его. То было дуновенье ладана в моем саду? Или буря, что разразилась в небесах?
Не знаю я, но день тот закатом солнца глаз его усыпил во мне драконов, я стала женщиной, я стала Мариам, Мариам из Магдалы.
Говорит Сын Человеческий «Первый поцелуй»
Это – первый глоток из бокала, что наполнен жизни нектаром. Означает разрыв он меж неуверенностью, которой заблуждается дух и сердце волнуется, и уверенностью, благодаря которой душа наша радостью наполняется. Это – начало песни жизни и первый акт в пиесе совершенных людей. Это – лента, связующая тайны прошлого с блеском будущего; звено меж тишиною чувств и веками уснувших глаз. Это – слово, что, сказанное четырьмя губами, возводит сердцу трон, любовь в царицы призывая и венчая короной верности ее. Это – нежное прикосновенье пальцев, что сродни ласковому ветру, когда он гладит розы, вызывая вздохи счастья и плачи страсти.
Это – начало удивительных вибраций снов и откровений. Это – слияние двух цветов ароматных и смешенье благовоний во имя созданья третьей души.
Первый поцелуй есть первый цветок на древе жизни.
Свидетельские показания грека Филимона
Об Иисусе, учителе врачей
Назаретянин был учителем врачей своего народа. Ни один другой человек не знал столь много о нашем теле, его элементах и пропорциях.
Он делал то, с чем незнакомы были греки и египтяне. Они прозвали его защитником жизни от смерти. И верили ли этому или не верили, его не волновало; ибо только тот, кто вершит великие дела, действительно является великим.
Они говорили, что Иисус наведывался в Индию и страны по ту сторону Двух Рек и там постиг азы науки врачеванья.
