Без лишнего шума. Как оградить себя от тревожных новостей и вернуть радость жизни

скачать книгу бесплатно

В эпоху, когда, по крайней мере, треть естественных экосистем Земли затихла до точки «акустического вымирания», усилились всевозможные механические, цифровые, человеческие звуки.

Существует и второй тип шума – шум информационный. И его влияние стремительно растет. В 2010 году Эрик Шмидт, тогдашний генеральный директор Google, пришел к поразительному выводу: «Теперь каждые два дня мы производим столько же информации, сколько произвело человечество с момента зарождения цивилизации до 2003 года». В то время как технический магнат в основном размышлял об экспоненциальном росте онлайн-контента, он натолкнулся на фундаментальный факт о траектории развития человеческой истории: за ваше внимание борется все больше и больше интеллектуальных продуктов. По оценкам исследовательской компании Radicati Group, в 2019 году каждый день отправлялось 128 млр деловых электронных писем, при этом средний бизнес-пользователь имеет дело с 126 сообщениями в день (5). Согласно самым последним данным, люди в Соединенных Штатах получают в пять раз больше информации, чем в 1986 году (6).

Способны ли мы справиться с подобным объемом информации? Ведущие специалисты в области науки о человеческом внимании говорят: нет.

Михай Чиксентмихайи – психолог, создатель «теории потока». Рассуждая о нашей способности удерживать внимание (7), он отмечает, что, слушая человека, мы вынуждены обрабатывать около 60 бит информации в секунду, чтобы понять, о чем он говорит. Это включает в себя интерпретацию звуков и извлечение воспоминаний, связанных со словами, которые слышим. Конечно, мы часто сами увеличиваем информационную нагрузку, например, перепроверяя время нашей следующей деловой встречи или думая о списке покупок на ужин. Но ученые-когнитивисты подсчитали, что мы почти всегда достигаем верхнего предела около 126 бит информации в секунду. Нас окружают миллиарды людей на Земле, но, как отмечает Чиксентмихайи, «мы не можем понять больше одного из них за раз».

Нет никаких сомнений в том, что растущее количество информации, циркулирующей в мире, приносит реальную пользу. Мы благодарны за возможность быть на связи с близкими, которые находятся далеко от нас. А также за то, что можно работать и учиться удаленно, смотреть фильмы в потоковом режиме и за все другие щедроты, даруемые человечеству могущественной Всемирной паутиной. Но нам стоит помнить следующее: количество информации растет, а наша способность ее обрабатывать – нет. 50 лет назад ученый Герберт Саймон выразился на эту тему предельно ясно: «Ни для кого не секрет, что информация поглощает внимание тех, кто ее получает. Следовательно, обилие информации создает дефицит внимания» (8).

Это приводит нас к третьей категории шума: внутреннему шуму. С таким количеством стимулов, поглощающих наше внимание, все труднее становится установить внутреннюю тишину. Весь этот внешний шум может усилить интенсивность того, что происходит внутри нас. С увеличением количества входящих электронных писем, текстовых сообщений и уведомлений в социальных сетях растет ожидание того, что вы будете всегда на связи – готовые читать, реагировать и отвечать. Этот шум определенно имеет виды на наше сознание. Он колонизирует наше внимание. Мешает сосредоточиться на том, что находится перед нашими глазами, управлять импульсами нашего ума, замечать, ценить и сохранять пространство тишины.

Даже в эпоху современных технологий нейровизуализации сложно количественно измерить уровень внутреннего шума у населения Земли. Тем не менее можно видеть косвенные признаки проблемы: рассеянность, повышенный уровень стресса, беспокойство и жалобы на трудности с концентрацией внимания. В наших интервью с учеными-психологами, психиатрами и нейробиологами мы часто слышали, что они говорят о тревожности как о косвенном показателе уровня внутреннего шума. Хотя существуют различные определения тревожности, очевидно, что тревожность включает в себя элементы не только страха и неуверенности, но и внутреннего диалога. В 2018 году Американская психологическая ассоциация провела исследование, в котором приняли участие 1000 взрослых американцев. Было обнаружено, что 39 % американцев сообщили о том, что они беспокоятся больше, чем в прошлом году, а еще 39 % – о том же уровне беспокойства, что и годом ранее. Это означает: более трех четвертей населения сообщают о том или ином уровне тревожности (9). И это было до COVID?19. Исследования эпохи пандемии, проведенные в Китае и Великобритании, показывают быстрое ухудшение психического здоровья граждан этих стран. Опрос, проведенный в США во время карантина в апреле 2020 года, показал, что 13,6 % взрослых респондентов сообщают о «серьезном психологическом дистрессе» – это на 250 % больше, чем в 2018 году.

Итан Кросс, профессор психологии Мичиганского университета и ведущий эксперт в области изучения внутреннего диалога, определяет эту «болтовню» как «циклические негативные мысли и эмоции, которые превращают нашу исключительную способность к самоанализу из благословения в проклятие». Негативные разговоры с самим собой, сожаление о прошлом и беспокойство о будущем порой изнуряют. Тем не менее это только один из аспектов внутреннего звукового ландшафта. Независимо от того, является ли его посыл негативным, позитивным или нейтральным, современный внутренний диалог отличается высокими скоростью и громкостью. По словам Кросса: «Голос в вашей голове говорит очень быстро». Основываясь на выводах о том, что «внутренняя речь» сжата до скорости около 4000 слов в минуту, что в 10 раз превышает скорость речи, Кросс подсчитал, что в наши дни большинству людей каждый день приходится выслушивать внутренний монолог, равный примерно 320 президентским посланиям «О положении в стране» (10).

Так как же найти покой в этом урагане внешнего и внутреннего шума, обрести ясность мышления и чувство благоговения? Как настроиться на поиск смысла и цели?

Первый шаг состоит в том, чтобы понять природу шума: чем он является? Как работает? Почему распространяется в нашем мире? Сегодняшний «дефицит внимания» – это не только побочный продукт развития Интернета или склонности к трудоголизму, или многословной культуры, или серьезных глобальных проблем… Это результат сложного взаимодействия акустических, информационных и внутренних помех.

Шум порождает шум.

* * *

Мы не используем слово «шум» необдуманно.

В трех видах «шума», присутствующих на наших звуковых ландшафтах, информационных просторах и в наших собственных головах, есть общий элемент, который отличает их от того, что в более общем смысле мы могли бы назвать звуком, информацией или мышлением. Если в двух словах, шум – это «нежелательный отвлекающий фактор». Нейробиолог Адам Газзали и психолог Ларри Розен нашли полезный способ определить, что происходит, когда мы сталкиваемся с шумом. Они называют это «целевым вмешательством»: вы обнаруживаете, что из-за непрекращающихся шутливых пикировок в вашем офисе с открытой планировкой становится невозможно сфокусировать внимание даже на простых задачах (11). Если звук уведомления в телефоне поглощает ваше внимание в тот момент, когда друг делится печальными личными новостями. Если мы вновь и вновь «прокручиваем» в голове конфликтную ситуацию в тот бесценный момент, когда ваша дочь играет роль Циклопа в ее первом школьном спектакле. Все это индивидуальные кратковременные переживания акустического, информационного или внутреннего шума. Но, взятые вместе, они представляют собой нечто большее, чем просто досадная неприятность.

Их совокупное воздействие способно определять качество нашего сознания – то, как мы думаем и чувствуем. Весь этот шум порой препятствует нашей, возможно, самой великой цели: сознательно выбирать, как проводим свое время на этой планете.

Мы вполне осознаем, что слово «цель» может подразумевать акцент на продуктивности. Но то, что имеем в виду, – это «цель» в широком смысле – не просто составить список дел и подготовить резюме, а достичь отдаленного пункта назначения, ориентируясь по Полярной звезде. Чего вы на самом деле хотите? Что значит жить в соответствии с тем, что цените и во что верите? Что мешает вашей способности на этом сосредоточиться?

Понимание наших целей и их реализация требуют подавления шума. Все начинается с обычной повседневной работы по управлению шумом. Мы можем думать об этом как об «уменьшении громкости» внутренних и внешних звуков, и стимулов. Но, как мы увидим далее, подобная ясность сознания предполагает наличие времени и пространства для взращивания всеохватывающей тишины.

Преодолеть помехи не просто возможно или желательно, это одно из самых важных обязательств, которые мы даем себе и окружающим. Выход за пределы шума, искажающего наше истинное восприятие и намерения, – это глубоко личное стремление, но оно также имеет социальные, экономические, этические и политические последствия.

Совершив кульбит с публичной арены на путь созерцательного самоотрицания, Сайрус Хабиб не просто снизил уровень сложности акустических и информационных стимулов в своей жизни. Он переосмыслил цели и всю свою парадигму успеха. В соответствии с этим он демонтировал некоторые источники своего внутреннего шума. Сайрус понимает, что невозможно попросить каждого вдумчивого человека, связанного с политической сферой или задействованного в других шумных областях современной жизни, стать послушником или уйти монастырь. Тем не менее если мы хотим, чтобы наши жизнь и общество были полны эмпатии, подлинности и внимательности, должны тщательно изучить источники шума. И тут речь может идти не только о буквальном уменьшении громкости, но и о переосмыслении наших взглядов на успех.

Наша самая восхваляемая зависимость

Найдите минутку, чтобы вновь обратиться к самой глубокой тишине, которую вы помните.

Вернитесь к своим ощущениям: сенсорному опыту тела, вниманию и глубине слушания.

С самых первых строк этой книги мы поясняли, что глубокая тишина – не просто отсутствие, это присутствие. И тем не менее стоит также изучить вопрос: если мы находимся в состоянии глубокой тишины, что отсутствует? Погружаясь в тишину, за пределы чего выходим?

В ходе множества бесед на эту тему с людьми мы пришли к пониманию, что ощущение тишины все больше подвергается опасности. Шум, присутствующий в нашей жизни, – не только тот, что измеряется с помощью шумомеров и статистики оказания психологической помощи. Это еще и субъективный опыт внешней и внутренней рассеянности. И он растет. Изучая более глубокие качественные характеристики шума, мы заметили нечто, что пронизывает сегодня целые страны и культуры.

Современное общество не просто допускает максимальное производство интеллектуального продукта, мы его буквально превозносим. Не будет преувеличением сказать, что пристрастились к производству шума.

Но почему?

Напрашивается единственный простой ответ: мы не задумываемся о затратах.

Рассмотрим, казалось бы, рядовой пример из офисного, корпоративного мира: групповые электронные письма. Ученый-компьютерщик Кэл Ньюпорт, автор книг Deep Work (Кэл Ньюпорт: В работу с головой. Паттерны успеха от IT-специалиста. – Питер, 2017) и Digital Minimalism (Кэл Ньюпорт: Цифровой минимализм. Фокус и осознанность в шумном мире. Манн, Иванов и Фербер, 2019) считает, что ежегодно они могут обходиться любой компании малого и среднего размера в десятки тысяч человеко-часов ценных размышлений и внимания. Тем не менее основополагающее допущение состоит в том, что если такие электронные письма иногда делают доступ к информации удобнее, оно того стоит. Ньюпорт называет это любовью современного общества к удобству. «Поскольку у нас нет четких показателей затрат на такие стереотипы поведения», – говорит он, мы не можем сопоставить их плюсы и минусы. То есть любых доказательств пользы достаточно, чтобы оправдать дальнейшее использование».

Этот же принцип применим и ко всему обществу в целом.

Мы редко останавливаемся, чтобы спросить: сколько же шума действительно необходимо?

Мы говорили с Сайрусом о том, что политическая жизнь сегодня полна шума и ярости, потому что политикам приходится бороться за скудное внимание избирателей, упреждать атаки противников или реагировать на них, завоевывать электорат, добиваясь того, чтобы их идеи и взгляды были услышаны. Так что мы привыкли считать, что безжалостное похищение человеческого внимания с помощью автоматических звонков, текстовых уведомлений и «кричащей» рекламы – это просто необходимые условия успеха. Поскольку часто недооцениваем ущерб, который чрезмерные умственные стимулы наносят нашей индивидуальной и коллективной психике, мы склонны производить и потреблять их с безрассудной легкостью. Мы редко анализируем их экономическую целесообразность.

В то время как «экономика внимания» приносит прибыль глобальному сообществу и измеряется десятками триллионов долларов, мы только начинаем осознавать ее издержки. Научные исследования показывают, что простое присутствие смартфона в комнате, даже выключенного, лежащего экраном вниз, истощает рабочую память людей и снижает их способность решать проблемы. Другие исследования утверждают, что примерно треть людей в возрасте от 18 до 44 лет испытывает тревогу, если они в течение двух часов не заходят в соцсети. В одном из этих исследований использовались данные МРТ, чтобы сопоставить психологическую зависимость от проверки новостей в соцсетях с уменьшением ценного серого вещества в мозгу – сокращением, сравнимым с тем, что вызывает употребление кокаина. Как написала Джин Твенге, ведущий эксперт по психическому здоровью молодежи, в ежегодном докладе ООН о мировом счастье 2018 года: «95 % подростков в Соединенных Штатах имели доступ к смартфону, а 45 % сообщили, что они в сети «почти постоянно. Хотя, возможно, это и приносит пользу с точки зрения удобства или развлечения, Твенге обнаружила, что в период с 2005-го по 2017 год – за то время, когда смартфоны получили повсеместное распространение, – количество эпизодов глубокой депрессии среди подростков увеличилось на 52 %. Издержки реальные.

Научные исследования показывают, что простое присутствие смартфона в комнате, даже выключенного, лежащего экраном вниз, истощает рабочую память людей и снижает их способность решать проблемы.

Та же динамика «зависимости» применима и к индустриальному звуковому ландшафту. В статье 2019 года в журнале The Atlantic «Почему все становится громче» Бьянка Боскер пишет о проблемах Картика Талликары, жителя спального района Аризоны, который долгие годы страдал от головных болей и бессонницы из-за постоянного электрического гудения центра хранения данных, расположенного неподалеку (13). Полиция, городской совет и представители бизнеса посоветовали ему купить беруши и быть менее чувствительным. Сотрудник дата-центра сказал Талликару, выросшему в Бангалоре, что такие иммигранты, как он, «должны считать, что им крупно повезло оказаться в США». И нечего жаловаться на мелкие неудобства. Талликар со временем обнаружил: в своих мучениях он не одинок. Пострадали и десятки других местных жителей. Но даже когда они объединились в сплоченное движение, правительственные чиновники лишь развели руками. В конце концов, это вопрос экономического развития. Конечно, соглашались чиновники, шум беспокоит. Но такова цена прогресса.

Концепция Кэла Ньюпорта о «пристрастии к удобству» весьма поучительна (12). И все же основной побуждающий мотив здесь лежит глубже, чем просто своевременный и удобный доступ к информации. Он связан с идеей прогресса – набором ценностей, составляющих организующую цель современного общества. Когда бывший генеральный директор Google Эрик Шмидт выступил с утверждением о том, что мы производим столько же информации каждые два дня, сколько люди производили, начиная «с зари цивилизации до 2003 года», он говорил не просто о том, что мы добились этого благодаря увеличению коммуникационных возможностей и вычислительных мощностей.

Он говорил о том, куда мы вкладываем свои энергию и внимание.

Он говорил о том, как устроены наши социальная, политическая и экономическая системы.

Экономика стимулирования

В третьем квартале 2020 года экономика США выросла на рекордные 33,1 % в годовом исчислении. С учетом реалий вышедшей из-под контроля пандемии коронавируса, полного отсутствия продовольственной безопасности, бушующих лесных пожаров и массовых протестов против расовой несправедливости, это якобы чудесная и знаменательная цифра большинству людей показалась полнейшим фарсом.

Но несоответствие между этой конкретной экономической вехой и реальным жизненным опытом большинства людей нельзя было назвать искажением действительности. Это лишь явилось отражением того, как мы измеряем прогресс.

Иллюстрация того, почему мы производим так много шума.

Еще во времена Великой депрессии редкие страны проводили какой-либо национальный учет или измерение общей суммы всей экономической деятельности в пределах своих границ. А без этого правительства не могли эффективно мобилизовать свою экономику с помощью фискальных и монетарных мер стимулирования – действий, которые президент Франклин Рузвельт и другие лидеры стремились предпринять для того, чтобы вывести экономику своих стран из упадка. Для управляния экономикой нужно ее измерять. Поэтому правительство США наняло молодого экономиста, будущего лауреата Нобелевской премии Саймона Кузнеца для разработки первой системы учета национального дохода. Она стала предшественницей валового внутреннего продукта, или ВВП.

Этот подход прижился. Вскоре ВВП стал не только инструментом государственного планирования. Он превратился в барометр деловых циклов, деятельности правительства и даже уровня жизни людей. Государственные чиновники начали использовать ВВП в качестве важнейшего ориентира при разработке политики и нормативных актов. Предприятия прибегали к нему как к руководству по расходам и инвестициям. Журналисты и избиратели принялись рассматривать его в качестве показателя успеха или неудачи президента, или премьер-министра. Поскольку он стал очевидным выражением национального богатства, люди начали воспринимать ВВП как «основной показатель» прогресса общества.

ВВП не должен был использоваться для всех этих целей (14). Как указывал сам Кузнец, «благосостояние нации вряд ли можно вывести из измерения национального дохода».

Его предупреждение было пророческим.

Рост ВВП часто идет вразрез с тем, что для нас хорошо.

Во время катастрофического разлива нефти в результате аварии на нефтедобывающей платформе Deepwater Horizon в Мексиканском заливе аналитики банка J. P. Morgan отметили, что экономическая активность, вызванная всеми этими усилиями по ликвидации последствий и очистке, вероятно, перевесит экономические потери для туризма и рыболовства. Крупнейший разлив нефти в истории, вероятно, был зарегистрирован как «чистый прирост» экономического производства страны. Другими словами, крупномасштабное экологическое и человеческое бедствие, согласно нашему основному показателю социального «прогресса», стало однозначно положительным событием. Аналогичная динамика наблюдается и в других сферах жизни. Рост нашего ВВП сопровождается ростом преступности, с более долгой дорогой на работу и производством все большего количества автомобилей, потребляющих бензин. И он замедляется, если мы уделяем время отдыху или приготовлению ужина дома вместо того, чтобы питаться фастфудом.

Проблема в том, что ВВП – это всего лишь подсчет общей рыночной стоимости всех готовых товаров и услуг. Как выразился социальный теоретик Джереми Лент, ВВП «измеряет скорость, с которой общество преобразует природу и человеческую деятельность в денежную экономику, независимо от последующего качества жизни». Итак, если мы вырубаем девственный лес, чтобы изготовить пиломатериалы, которые продаются в магазине Home Depot, это воспринимается как чистый плюс. Стоимость этого девственного леса, существующего вне денежной экономики, имплицитно равна нулю. Такой подход к измерению лежит в основе многих язв нашего общества – от неуважения к природе до недостаточного внимания к проблемам населения. Это попытки все свести к вопросам денежной экономики.

Выступая всего за несколько месяцев до своего убийства в 1968 году, Роберт Ф. Кеннеди сказал о нашем основном показателе общественного прогресса следующее:

«В этот ВВП входят расходы, связанные с загрязнением воздуха, и расходы на рекламу сигарет, а также расходы на скорую помощь жертвам аварий на автострадах (15). ВВП включает расходы на особые замки, которые мы устанавливаем на дверях домов, и траты на тюрьмы, куда сажают людей, взламывающих эти замки. В ВВП учтены расходы, связанные с уничтожением лесов секвойи и утратой природных чудес Америки в результате хаотичной эксплуатации. В ВВП также входят расходы на производство напалма, ядерных боеголовок и бронеавтомобилей для полиции, борющейся с беспорядками в наших городах. ВВП учитывает расходы на производство винтовки Уитмена (1 августа 1966 в Остине, штат Техас, 25-летний студент Техасского университета Чарльз Уитмен убил жену и мать, а затем, забаррикадировавшись на 27-м этаже смотровой башни университета, полтора часа вел прицельный огонь по людям внизу. – Прим. пер.) и ножа Спека (Ричард Спек – американский массовый убийца, изнасиловавший и убивший восьмерых медсестер в чикагском общежитии. – Прим. пер.). А также расходы на производство телевизионных программ, которые прославляют насилие для того, чтобы продавать нашим детям соответствующие игрушки. И все же валовой внутренний продукт не обеспечивает ни здоровья наших детей, ни качества их образования, ни той радости, которую они испытывают, играя в свои игры. ВВП не учитывает красоту поэзии или прочность браков, не учитывает интеллектуальный уровень наших политических споров или порядочность наших должностных лиц. ВВП не служит мерой нашего ума или отваги, нашей мудрости или нашей учености, нашего сострадания или нашей преданности Америке. Короче говоря, ВВП измеряет все, кроме того, что делает жизнь достойной».

К этому перечню всех лучших человеческих достоинств и ценностей, игнорируемых нашими экономическими индикаторами, мы бы добавили еще одну: покой и ясность чистого внимания.

Точно так же, как стоимость девственного секвойного леса в нашей системе измерения ВВП имплицитно равна нулю, ему же равна и ценность тишины.

То, как в современном обществе мы измеряем прогресс и производительность, объясняет, почему наши системы оптимизированы для создания максимального шума. ВВП растет вместе с гудением и ревом промышленного оборудования. Но он также повышается, когда встроенный алгоритм приложения определяет, что вы находитесь в тихом моменте своего дня, и вламывается с отвлекающим ваше внимание уведомлением, повышая статистику использования приложения и увеличивая доходы компании. ВВП растет, когда руководство находит новую возможность заставить сотрудника отвечать на электронные письма в 23:00, превращая «непродуктивную» деятельность, связанную с отдыхом, в поддающийся проверке вклад в денежную экономику. Вероятно, не случайно в соцсетях есть кнопка «Нравится». Это одно из самых хитроумных в истории средств захвата дофаминовых рецепторов, а вместе с ним и человеческого сознания, хотя изначально компания стремилась продемонстрировать инвесторам свою потенциальную прибыльность для того, чтобы выйти на открытый рынок.

«Внимание, – говорит французский философ Симона Вейль, – в высшем своем проявлении есть то же самое, что и молитва. Оно предполагает веру и любовь. Абсолютно незамутненное внимание есть молитва». Во всепоглошающем осознанном внимании есть нечто священное.

И все же трудно оценить в денежном выражении нечто священное – будь то полный жизни девственный тропический лес или переживание благодарности. Тишина имплицитно оценивается равной нулю.

Пустое пространство под, между или за пределами интеллектуального продукта негласно именуется «бесполезным». Вот почему нам не удается защитить подростковую психику от экономической динамомашины iPhone или почему у протеста Картика Талликара против шума соседнего дата-центра не было ни единого шанса.

Вот почему мир становится все шумнее.

Святая бесполезность

В ноябре 2020 года Сайрус Хабиб прямо из кабинета вице-губернатора отправился в 30-дневное безмолвное затворничество, где он молился и анализировал свои мысли, одновременно учась строго выполнять духовные упражнения святого Игнатия Лойолы. Это было время президентских выборов, но Сайрус, непревзойденный политик, даже не успел узнать результаты. У него не было ни телефона, ни Интернета, ни связи с семьей или друзьями.

Что касается акустической и информационной стимуляции, то он сидел на полной элиминационной диете. (Элиминационная диета – это программа питания, рассчитанная на 30 дней. Ее придерживаются для того, чтобы понять, какие продукты не подходят организму. Суть диеты заключается в том, что из рациона исключается определенные группы продуктов, например, зерновые, бобовые, молочные продукты, алкоголь. – Прим. пер.)

И все же Сайрус заметил, что ему все еще приходится бороться с наваристыми, обильными порциями внутреннего шума.

«Меня терзали сомнения, когда я начинал спрашивать себя: «Боже мой, что же я делаю? Неужели совершил ужасную ошибку?»

Несмотря на то что, по словам Сайруса, он стал иезуитом, чтобы «настроить свою жизнь на высокую частоту Божественного», в его сознании царила внутренняя болтовня, которая приводила его в волнение и выбивала из колеи.

Но после нескольких недель тишины он понял, почему столкнулся с таким количеством внутреннего шума. «Я не спрашивал себя: «Счастлив ли я?» Я задавался вопросом: «Как люди относятся к тому, что я делаю?»

Сайрус понял, что продолжает ставить в зависимость свою удовлетворенность жизнью от того, как его воспринимают окружающие. Это было особенно проблематично, потому что к этому моменту он понял, что люди считают его «полным придурком». Ведь он только что превратился из видного государственного деятеля в начинающего члена строгого религиозного ордена.

«Я хочу сказать, это же надо было так учудить!»

Пока Сайрус сидел в тишине с пониманием того, с чем он связывает свое психологическое благополучие, что-то изменилось. «Я достиг точки, когда понял, чего на самом деле желает мое сердце. Если бы я просто спросил себя: «Чего ты хочешь?» Ответ был бы: «Быть именно там, где я нахожусь».

Чтобы добраться до этого места радостного присутствия, потребовалось «уменьшить акустический шум и объем информации, которые я получал», – говорит он нам. Но, по его словам, в конечном итоге речь шла еще и о другом. Ему пришлось принять решение, что он «больше не выступает».

Постоянная необходимость думать о том, что сказать, чтобы оправдать ожидания людей, по словам Сайруса, может создать «помехи, которые вытесняют сигнал. А сигнал – это то, что действительно находится в сердце», – говорит он..

За последнее десятилетие ряд авторов, в том числе Алекс Сучжон-Ким Пан, Крис Бейли и Арианна Хаффингтон, описывали, что деловитость, загруженность работой в настоящее время являются основными символами высокого статуса в нашем обществе. Как и Сайрусу, нам знакомо то чувство, когда тихие размышления уступают место неуверенности в себе, и даже чувству вины. Разве я не должен что-то делать? Разве мне не следует зарабатывать на жизнь? Разве мне не обязательно высказывать свое мнение, оставаться на связи или развивать свой бренд?

Писатель и исследователь Линда Стоун предполагает, что за этим может стоять нечто большее, чем просто наше преклонение перед продуктивностью. Почти 30 лет назад она ввела термин «непрерывное частичное внимание», что, по ее мнению, отличается от многозадачности. В то время как многозадачность вызвана желанием быть эффективным, непрерывное частичное внимание вроде как гарантирует, чтобы мы ничего не упустили в своей жизни (16). Постоянно сканируем ландшафт – в наши дни, как правило, цифровой – в поисках связей, самоутверждения и перспектив. Это непрекращающаяся бурная деятельность, синдром упущенной выгоды во всех его проявлениях. Стоун говорит, что непрерывное частичное внимание имитирует «почти постоянный кризис» в нашей нервной системе. Лежащий в его основе страх остаться вне игры или не соответствовать социальным ожиданиям, объясняет, по крайней мере, частично, почему 69 % миллениалов испытывают тревогу, оставаясь даже на котроткое время без смартфона (17).

Точно так же, как наша экономика построена на идее, что успех определяется ростом ВВП – максимально возможным производством звука, стимулов и товаров, – наш личный успех слишком часто обусловлен аналогичным «ростом»: непрерывным накоплением социального, информационного и финансового капитала. В масштабах общества на макроуровне это звучит так: производство – процветание. На микроуровне индивидуального человеческого сознания посыл следующий: отдохнешь на том свете.

Но что, если наслаждение тишиной – это именно то, что мы должны делать на благо себе и нашего мира?

Что, если существует нравственный императив выхода за пределы шума?

Сайрус отвечает на эти вопросы метафорой. «Если хотите научиться готовить, – говорит он, – вы должны научиться готовить вегетарианские блюда. Потому что научиться готовить мясо – дело нехитрое. Если же вы научитесь вкусно готовить блюда из овощей, узнаете, как правильно использовать специи, приправы и соусы. Ощутите новые вкусы и текстуры».

«Точно так же, – продолжает Сайрус, – после того, как я ушел в безмолвное затворничество, преодолел шум и перестал использовать в качестве костыля отвлекающие факторы и развлечения, обнаружил, что моя жизнь заиграла яркими красками. Я лучше чувствую вкус еды. Во время мытья посуды действительно физически ощущаю тарелку в одной руке и губку в другой».

«У каждого из нас есть возможность – приглашение – стать ценителем всего сущего».

В то время как мы пытаемся представить, что значит выйти за пределы шумного мира, нас поражает фраза Сайруса о «ценителях всего сущего». Для нас это означает взращивание способности находить удовольствие в собственных ощущениях. Восстановление ясности мышления.

По словам Сайруса, найдя способ «детоксикации» от шума, мы «делаем выбор по велению сердца, движимого любовью». Это позволяет нам развивать «благодарность за то, что нас любят, признательность за все красивое вокруг нас – за то, что иначе мы могли бы не заметить».

Еще в XVII веке философ и энциклопедист Блез Паскаль сказал: «Все проблемы человечества проистекают из неспособности спокойно посидеть в одиночестве». Мы должны быть в состоянии преодолеть

шум – выдержать и даже научиться ценить ничем не приукрашенную реальность – без всяких толкований, увеселений и убранств – если хотим понять, что для нас важно. Нам необходимо это сделать, если мы хотим восстановить наши отношения с природой и друг с другом.

За десятилетия до того, как выражение «экономика внимания» вошло в популярный лексикон, швейцарский писатель Макс Пикар задумался над вопросом: почему бы нам всерьез не сопоставить издержки и выгоды от всего того шума, который мы производим? «Тишина, – пишет Пикар, – это единственное на сегодняшний день явление, которое «бесполезно». Она не вписывается в мир прибыли и общественной пользы, она просто есть. Складывается впечатление, что у нее нет никакого иного назначения, на ней невозможно зарабатывать». По словам Пикара, в тишине на самом деле больше «помощи и исцеления», чем во всех «полезных вещах» в мире. «Она вновь делает вещи целыми, возвращая их из рассеянного мира в мир целостности». Он заключает: «Она придает вещам нечто от своей собственной святой бесполезности, ибо это и есть суть самой тишины: святая бесполезность».

Примерно через шесть месяцев после того, как Сайрус покинул свой пост и начал обучение у иезуитов, он занялся служением. Работал в общежитии в Такоме, штат Вашингтон, где люди с ограниченными интеллектуальными возможностями живут с обычными людьми и служат друг другу по-братски. Мы связались с ним по телефону во время получасового перерыва в его обязанностях. Сайрус явно старался быть полезным. И все же он, казалось, воплощал в себе этот дух «святой бесполезности», поскольку добровольно занимался уборкой и мытьем посуды, что, согласно ВВП, не относится к деятельности, приносящей доход. Вышел из логики производительности и необходимости постоянно оставаться на связи, логики соответствия ожиданиям других людей, логики мира шума. Находясь в этом общежитии, Сайрус отнюдь не пребывал в монашеском безмолвии.

Но его разум был, на удивление, тих.

Глава 3

Тишина – это осознанность

«Все вещи в нашей Вселенной постоянно находятся в движении и вибрируют» (1).

В статье 2018 года в журнале Scientific American Тэм Хант из Калифорнийского университета в Санта-Барбаре обобщил ряд результатов недавних научных исследований в области физики, астрономии и биологии и пришел к такому выводу: «Даже объекты, которые кажутся неподвижными, на самом деле вибрируют, колеблются, резонируют на разных частотах». Автор заключает: «В конечном счете, вся материя – это просто вибрации различных лежащих в ее основе полей».

«Все в жизни – вибрация». Так звучит содержательная и выразительная, хотя, возможно, и апокрифическая цитата Альберта Эйнштейна. Говорил это великий ученый или нет, не так важно, современные физические науки показывают, что утверждение верно.

В связи с чем возникает вопрос: если такова природа реальности, может ли хотя бы что-то быть совершенно неподвижным?

Существует ли вообще такая вещь, как тишина?

Композитор-модернист ХХ века Джон Кейдж посвятил этому вопросу большую часть жизни. Он написал известное музыкальное произведение «4:33», которое состоит из четырех минут и 33 секунд тишины. Смысл был не в том, чтобы дать пианисту передышку. Оно было написано для концертного зала под открытым небом в Вудстоке, штат Нью-Йорк, с целью привлечь внимание публики к гомону цикад и шелесту листвы. Позже, когда пьеса исполнялась в закрытых помещениях, зрители слышали другие окружающие звуки: шарканье ног, покашливание, отвратительное шуршание при разворачивании ирисок. Но идея всегда заключалась в том, чтобы использовать музыку как средство привлечь внимание людей к тому, что происходит вокруг. Возможность заставить их сознательно настроиться на то, что их окружает.

Кейдж был вдохновлен на создание этого произведения несколькими годами ранее, когда посетил безэховую камеру в кампусе Гарварда. Комната была спроектирована как беззвучная и построена из материала, полностью поглощающего все отраженные вибрации. Ее создавали при финансовой поддержке Национального комитета оборонных исследований во время Второй мировой войны для изучения крайней усталости, которую испытывали пилоты бомбардировщиков от шумных поршневых двигателей. Войдя в камеру, Кейдж обнаружил нечто странное. Там не было тихо. Он услышал «два звука, один высокий, а другой низкий» (2). Он описал их ответственному инженеру и спросил, почему комната не является полностью беззвучной, как это следует из рекламы. Инженер объяснил ему значение этих двух звуков, сказав: «Высокий – это работа вашей нервной системы. Низкий – ваше кровообращение».

Опыт и идеи Джона Кейджа указывают на то, что сегодня подтверждают различные научные исследования: вероятно, мы никогда не слышим тишины в чисто объективном смысле «полного отсутствия звука».

В этой пульсирующей, колеблющейся, жужжащей реальности, в которой мы живем, где издают звук даже мельчайшие волоски в наших собственных ушах, от вибраций не убежать.

И это нормально.

Наша концепция тишины – не полное отсутствие звука. Не полное отсутствие мысли. Это отсутствие шума. Пространство между и за пределами акустических, информационных и внутренних стимулов, мешающих нашему ясному восприятию и помыслам.

Недавно мы попросили Джошуа Смита, ученого и исследователя в области биоповеденческого здоровья, десятилетиями изучавшего все эти вопросы, дать свое определение «внутренней тишины». Он напряженно думал, сканируя свой разум в поисках того, что говорится на эту тему в огромном количестве соответствующей научной литературы. Почти с ожесточением он прямо сказал: «Тишина – это то, что кто-то считает тишиной».

Возможно, прозвучало как уклончивый ответ. Но чем больше мы исследовали значение молчания – в течение многих лет беря интервью, беседуя, изучая научную литературу и погружаясь в глубины собственного сознания – тем более убедительным нам казался нам ответ Смита. Мы не знаем, откроют ли когда-нибудь физики или астрономы где-то во Вселенной очаг абсолютной неподвижности. Но действительно уверены, что люди способны ощущать тишину – как личное явление – на Земле, здесь и сейчас.