скачать книгу бесплатно
набору мерзких, бранных слов.
Державные мужи поймите,
ведь вывод следует простой —
гуманности вы не ищите,
ей учат Пушкин и Толстой.
Я не поэт, конечно, я ученый
Я не поэт, конечно, я – ученый,
науки раб и господин,
водой особою крещеный
в пустыне знаний – бедуин.
Ученый также как старатель,
что моет тоннами песок —
романтик, труженик, мечтатель,
не всеми понятый пророк.
Он в фактак ищет утешенье,
находит в цифрах красоту
и часто гонит прочь сомненье,
а ложь он чует за версту.
Ученый знает, что жестоким
бывает истины момент,
немилосердным, но высоким
судьей его – эксперимент.
Зато как сладостны мнгновенья,
кто испытал меня поймет,
когда приходит вдохновенье,
высокий творческий полет.
Не знаю благороднее я дела,
служу ему немало лет.
Могу сказать сегодня смело
ученый я, и значит, я – поэт.
Уплыл в туман ХХ век
Меня преследует попса,
на всех каналах стало тошно,
пищат, гнусавят голоса,
а на душе тоскливо, тошно.
Душа голодная болит,
душе ведь тоже надо пища,
душа холодная кричит:
– Ты отогрей меня, дружище.
Уплыл в туман двадцатый век
и стало круче наше время.
Ты не жалеешь, человек,
ведь что-то потеряло племя?
Карьера, деньги, суета,
долой романсы и манерность
и в то же время – пустота,
а, главное – немилосердность.
Все в жизни было, я как все
святым не был и в том признаюсь,
но верным был своей душе
и до конца таким останусь.
Курьерский поезд
Летит курьерский мой,
минуя полустанки.
Все меньше их осталось впереди.
Как будто бы с горы
летят шальные санки
и снегом заметает санные следы.
Летели вместе с ним,
когда весна звенела,
дурманил нас жасмин
и пели соловьи.
За станцией Весна и Осень отшумела.
Отплакали свое холодные дожди.
Все гуще валит снег.
Стекло заиндевело.
На станции Зима мигает семафор.
– Мой поезд, не спеши,
шепчу ему несмело,
– Ты слышишь, как стучит
горячий твой мотор?
Он отдохнет, и мы помчимся снова,
растает за окном ночная пелена,
деревья зашумят в своем уборе новом,
за станцией Зима опять придет Весна.
Профессор
Закончилось студенческое лето.
В аудитории стоял беспечный гам.
Вошел профессор как-то незаметно.
приветливо представился он нам.
Я предвкушал унылые расчеты,
рутину цифр, сухие чертежи,
но вскоре ощутил раскованность полета,
крутые интеллекта виражи.
Мне показалась лекция поэмой,
волнующей до глубины души.
И убедительными были теоремы,
и несухими были чертежи.
А он как маг, вводил нас в сказку,
в симфонию волшебных слов.
Мы зачарованно следили за указкой,
за блеском роговых очков.
Впервые, не без изумленья
запомнил автор этих строк
студентов ропот сожаленья,
когда раздался вдруг звонок.
В кабинете
Люблю как нежно золотится
здесь первый робкий летний луч
и все приветливей искрится
горячий шар из темных туч.
Люблю узор замысловатый
на окнах зимнею порой
и свет настольный красноватый
и книги, что всегда со мной.
Могу беседовать я с каждой,
о многом с ними вспоминать.
Уверен, книги могут также
о чем-то думать, молча ждать.
Наверно, лучшие мгновенья
я с ними вместе пережил,
нет слаще мига озаренья,
– я эту истину открыл.
Причудливо все в красном свете,
все ближе слышен шум грозы.
Отсчитывают время в кабинете
мои любимые старинные часы.
Страницы жизни
Мой сын, чем объяснить не знаю,
мне стало сниться детство, мать,
страницы жизни я листаю,
наверно, начал уставать.
Ты знаешь, я не знал усталость,
работал много, на износ,
хотел взамен всего лишь малость
чтоб ты, сынок, счастливым рос.
Жизнь так сложилась,
что жестоко и подло обожгла война.
Отчаянно трудилась мама,
чтоб хлебом накормить меня.
Жизнь без отца по своему учила
терпеть тогда, когда невмоготу.
Я помню мама, сгорбясь, шила,
надеясь легче будет, если подрасту.
Я рос в поселке белорусском,
кругом лесная сторона,
а в ложе берегов песчаных
течет река Березина.
Я этот край считаю лучшим,
благословленным на Земле —
пахучий хлеб, речные кручи
и крики петухов в селе.
Ватага сельских ребятишек,
нехитрых игр азартный пыл.
Очарованье первых книжек,
свет керосинки, что коптил.
За окнами мороз добрячий,
гоняет ветер облака.
Картофель на столе горячий
и жбан парного молока.
А мама у стола хлопочет:
"Ты ешь сынок, изголодался, знать.
Вчера читал ты до глубокой ночи,
ложись сегодня раньше спать."
Ах, мама, ты, конечно, знала,
ведь таял в лампе керосин,
накрывшись старым одеялом,
взапой читает книги сын.