скачать книгу бесплатно
В этих деревянных кружочках ясеневого дерева, где с одной стороны была выжжена одна из двадцати четырех рун, дрожала потоками ветра и переливалась радугой огромная тайна связи земли с небом. В каждой из деревянных бляшек, которые все вместе помещались в сложенных ладонях, трепетало отражение мира, как трепещет отражение солнца в каждой капле росы. Всю жизнь, с самого детства, Рагна-Гейда мечтала научиться гадать по рунам, видеть и слышать отражение небесных миров, как это умела ее мать.
– Конечно, сумеешь!– уверенно ответила Арнхильд.– Если бы я в этом сомневалась, то не стала бы их тебе дарить. Ты уже знаешь, как это нужно делать…
Расставшись с матерью, Рагна-Гейда унесла драгоценный подарок, прижав его к груди и горя нетерпением сразу же испробовать свои силы. Ей было и страшно и весело – точь-в-точь как тогда, когда она, послав Гюду за Вигмаром, ждала его, замирая от предчувствий, боясь идти вперед и не желая повернуть назад. Знание судьбы не переменит жребия, это сказано давно и сказано верно, но Рагна-Гейда задыхалась от неизвестности и не могла больше жить, упираясь взором в унылую серую стену.
Обойдя всю усадьбу в поисках уединения, Рагна-Гейда наконец нашла местечко в одной из кладовок. Поставив на бочонок плошку с тюленьим жиром, в которой тлел фитилек, она разложила на полу белый платок и долго разглаживала его ладонями.
Знаю я, что есть Ясень по имени Иггдрасиль;
Окропляется белою влагою он.
От той влаги роса по долинам земли;
Зеленеет он вечно, ключ Урд осеняя…[2 - «Старшая Эдда». Здесь и далее – перевод С. Свириденко.]
Мать позволила для начала использовать заклинание, много лет служившее ей самой, но вместо привычных слов в сознании Рагны-Гейды сами собой ожили и зазвучали строки древнего пророчества. Десятки звонких слаженных голосов пели у нее в ушах, словно сами альвы решили прийти на помощь, и в сердце Рагны-Гейды рождалась радостная вера, что так и нужно, что небесные миры не оставят ее без помощи.
Воздвигнут чертог перед ясенем тем,
В чертоге три вещие девы живут.
Кору они режут…
Развязав ремешок, Рагна-Гейда зачем-то закрыла глаза и высыпала руны на белый платок. Они просыпались с легким шелестом, и казалось, что чьи-то негромкие, осторожные голоса шепчут из-за некой двери… Только где она, эта дверь, и куда ведет? Стараясь не глядеть вниз, словно это могло помешать священнодействию, Рагна-Гейда дрожащими пальцами перевернула все ясеневые кружочки знаками вниз и разровняла, чтобы ни один не лежал поверх другого.
Они положили всем жребии жизни,
Судили все доли, удел всех людей…
Перемешав кружочки, Рагна-Гейда приподняла руку и стала медленно водить ладонью над платком, стараясь кончиками пальцев слушать те голоса, которые реяли в воздухе, переплетались с темнотой, спускаясь в тесную кладовку из невидимых высот. Теплая иголочка уколола ее в подушечку пальца; Рагна-Гейда опустила руку и взяла руну, показавшуюся теплее остальных. Положив ясеневую бляшку к себе на колени, она снова протянула ладонь к белому платку.
Когда на коленях оказались три деревянных кружочка, Рагна-Гейда открыла глаза и постаралась перевести дух. Каждая жилка в ней трепетала: в этих трех маленьких бляшках, лежащих коротким рядком, заключалась ее судьба. Рагне-Гейде казалось, что именно сейчас, выбрав и перевернув эти руны, она создаст свою судьбу, проложит путь жизни, а не просто узнает то, что давным-давно решено и выпрядено норнами. Радость и тоска, отчаяние и надежда стояли по обе стороны узкой тропинки, и Рагна-Гейда готова была предаться каждому из этих чувств или всем сразу – пришла пора решаться.
Наконец, когда трепет ожидания стал невыносим, Рагна-Гейда осторожно, словно хрупкую пластинку тающего льда, взяла руну. Первая – тот вопрос, который ты пытаешься решить, та трудность, которая преградила течение жизни, как камень преграждает ручей. Бережно перенеся деревянную бляшку к себе на ладонь, Рагна-Гейда перевернула ее справа налево руной вверх. И резко вдохнула, стараясь подавить крик – «Хагль»!
Мало есть рун, несущих пророчество хуже. «Хагль» – «град», гнев богов, губящий посевы, сила стихийного разрушения, входящая в твою жизнь, хочешь ты того или нет. Твое будущее принадлежит не тебе; ни люди, ни боги не спросят тебя о твоих желаниях. Не лучшее время для начала чего-то нового. А ведь Рагна-Гейда стояла на пороге замужества, к которому ее понуждала чужая воля. Прижимая к груди стиснутый кулак, она старалась унять тяжелое дыхание, и ей казалось, что по всему ее телу струятся потоки ледяной воды. Холодные ветра продували насквозь, обжигающие зерна града больно били по плечам и по голове, ранили лицо.
Кое-как справившись с потрясением, Рагна-Гейда взялась за вторую руну. Теперь ей уже не было страшно: едва ли что-то сможет ухудшить пророчество, начатое руной «Хагль».
Вторая руна указывает путь, по которому следует идти. Перевернув ее, Рагна-Гейда ахнула, словно в полной темноте ей неожиданно ударил в глаза яркий огненный всплеск. «Уруз»! «Уруз» – «дикий бык», олицетворение силы, жизненной мощи и воли к сопротивлению!
Девушка глубоко вдохнула от чувства облегчения, такого огромного, что само по себе казалось тяжелым. Эта руна несла надежду, что даже со зловещим знаком «Хагль» можно бороться. И есть у нее еще одно значение, вспомнив о котором Рагна-Гейда улыбнулась и снова прижала руку к сердцу, но уже совсем с другими чувствами. «Уруз» всегда указывает на мужчину и означает истинную волю того, кто вопрошает богов о своей судьбе. Это руна внезапных изменений. И Рагна-Гейда улыбалась, чувствуя себя такой счастливой, какой не была уже очень давно. Для нее «Уруз» означал только одного человека – Вигмара. Подтвердилась ее неизменная вера, что он не ушел из ее жизни, что они снова встретятся. Все будет так, как она мечтает: нынешняя ее жизнь изменится, изменится благодаря тому, кого она любит и ждет. Вигмар – как раз тот человек, который все делает внезапно и решительно.
И легко, словно отныне все нити судьбы в ее руках, Рагна-Гейда взялась за третью руну. Последняя руна означает конец пути – то, к чему приведут две первые.
«Науд». Рагна-Гейда застыла, держа на ладони одну из самых сильных рун, говорящую сразу о многом. «Науд» – «нужда». Перед тобою открылась бездна, говорит «Науд», но не бойся и не взывай к богам с мольбами о милости. Ищи силы в себе, запасайся терпением и верь – бездна останется позади и ты опять ступишь на твердую землю. Тебе придется нелегко, и ты придешь к концу не таким, каким был раньше. «Науд», как добрая норна, смягчающая губительные предсказания злой, облегчает значение руны «Хагль», если следует за ней. При ней «Хагль» означает не разрушение, а лишь задержку, препятствие, не грозящее конечной гибелью.
Рагна-Гейда долго сидела на полу в кладовке, держа на ладонях три руны, любуясь ими и с непонятным, смешанным чувством отчаяния и восторга упиваясь силой, льющейся из их простых и суровых очертаний. «Хагль» – «Уруз» – «Науд». Беда – борьба – обретение. Горе – надежда – терпение. «Хагль» завывал голосами ледяных ветров, «Уруз» горел, как уголь на ладони, а «Науд» казался чем-то тяжелым, но надежным – то ли весло, то ли меч. Рагна-Гейда то вздыхала, то смеялась, а вот плакать не хотелось вовсе. Руны не лгут. «Уруз» согревал ее, как огонь в темную морозную ночь. С ним, заключившим в себе истинную волю сердца и силу любви, она чувствовала себя способной пробиться через любую бурю и одолеть любую бездну.
Прижимая к груди крепко завязанный мешочек с рунами, Рагна-Гейда выскользнула из кладовки. Никому на свете – кроме разве одного-единственного человека – она не рассказала бы о своем гадании, желая спрятать его от чужих глаз, как величайшую драгоценность. Родичи возле очага в гриднице все толковали об устройстве семейных дел, но Рагну-Гейду не тянуло к ним присоединиться. Ей хотелось одиночества, тишины, прохлады, свежего воздуха. Хотелось побыть под открытым небом, величавым и чистым. Подхватив со скамьи чью-то меховую накидку, в потемках не разобрав даже чью именно, Рагна-Гейда просунула голову в разрез и проскользнула в сени, одеваясь на ходу.
Во дворе было хорошо: безветренно и не очень холодно. Свежий воздух казался густым от бродящих запахов палой листвы, мокрой увядающей травы, за которые Рагна-Гейда любила осень даже больше весны. Весна пахнет простой грязью, а осень – небесными мирами; осенью каждый перелесок, горящий множеством оттенков желтого, рыжего, красного цветов, кажется живым отражением пурпурно-золотых садов Асгарда. Глубоко вздохнув, Рагна-Гейда замерла, прислонясь спиной к стене дома и закрыв глаза, чувствуя, как где-то в груди ширится и растет горячее чувство счастья, беспричинного и именно потому особенно остро ощутимого. Перед глазами ее стоял Вигмар. Здесь, дома, она вспоминала его еще чаще и ярче, чем на Остром мысу. Вся усадьба была так полна его образом, что Рагну-Гейду удивляло, почему другие этого не замечают. Вот здесь возле дверей они столкнулись однажды, когда он приезжал к ним прошлой зимой; идущий впереди Хальм толковал что-то о своей кузнице, но Рагна-Гейда поймала взгляд Вигмара, радостный, значительный и чуть-чуть виноватый, и поняла, что он приехал ради нее. И стало так весело, что она вышла во двор, смеясь, как дурочка, и вся усадьба вдруг осветилась новым светом, как будто неожиданно настала весна. Вот на этой скамье он сидел… А здесь, возле очага, сидела она и думала о нем, и поэтому очаг тоже напоминал о Вигмаре. Душа Рагны-Гейды не могла существовать отдельно от его образа, и никакие законы не имели силы отнять у нее эту любовь.
Вдруг кто-то глубоко и тяжко вздохнул в темноте. Рагна-Гейда ничего не видела, но не испугалась: во вздохе слышалось что-то родное и знакомое.
– Кто тут?– шепнула она.– Вздыхальный тролль?
– Это я,– грустно ответил знакомый голос, и из-за угла дома показалась широкоплечая фигура, еще по-юношески нескладная, с непомерно длинными руками и ногами, со светлеющей в потемках головой.
– Ты чего так вздыхаешь? Опять рубаху разорвал? Давай я зашью, и мать ничего не узнает!– шутливо шепнула Рагна-Гейда, вспоминая горести брата десятилетней давности.
– И ты еще можешь смеяться!– с упреком отозвался Гейр и прислонился к стене рядом с сестрой.– Правда, и то хорошо. Я уж думал, ты никогда не… Ну, чего там слышно?
– Нас всех уже благословила десница богини Вар!– бодро ответила Рагна-Гейда.– Скъельду сватают Халльберу из Орешника, меня отдают за Атли. Твой жребий еще не вынут: когда я выходила, мудрые властители выбирали между Гудрун из Осиновой Реки и Асгердой дочерью Хамунда. Помнишь Асгерду? Такая добрая девочка, была у нас на Середине Лета*, все молчала и улыбалась. Правда, ей всего четырнадцать, но зато у ее отца сильная дружина, а у нее самой покладистый нрав. Вы поладите.
– Вот и я про то. И ты еще можешь смеяться!– горестно повторил Гейр, как будто не надеялся отныне на понимание ни одной родной души.
Рагна-Гейда вздохнула в ответ. Брат и сестра помолчали.
– Послушай, как ты думаешь… – начал было Гейр, но в нерешительности замолк.
– Я думаю, все еще будет хорошо,– искренне ответила Рагна-Гейда.
– Если бы! Я вот что… Может, тебе мать рассказывала… Ну, ты и в рунах понимаешь…
– Я уже мерзну!– пожаловалась Рагна-Гейда и обняла себя за плечи. Тепло дома из нее выветрилось, холод осенней ночи беззастенчиво проникал под накидку и рубаху.– Говори скорее, о клен копий. Я охотно поделюсь с тобой всей мудростью, какой наградили меня боги.
Гейр стянул с плеч плащ и закутал в него сестру. Принеся вещей вельве* эту жертву, он несколько приободрился и заговорил смелее:
– Я вот все думаю… Уже много дней думаю…
– Это очень полезное дело!– не удержавшись, одобрила Рагна-Гейда.– Даже Сигурд иногда думал.
– Как по-твоему: могут боги наказывать целый род за провинность кого-то одного?
Рагна-Гейда вздрогнула: она не ждала такого удара. Неужели он что-то знает… Нет, не может быть! Но, как ни хорошо понимала Рагна-Гейда пределы мудрости и проницательности младшего брата, сейчас она готова была поверить, что лесные птицы или горные тролли рассказали ему все.
– Я думаю… – виноватым шепотом продолжал Гейр.– Может, это я во всем виноват…
– Ты?– изумилась Рагна-Гейда, не готовая к такому предположению.– Ты-то в чем можешь быть виноват?
Голос девушки явно выдавал убежденность, что ей точно известен совсем другой виновник. Но Гейр слишком погрузился в свои мысли и ничего не заметил.
– Я… Ну, что все это: что тебя ни за кого на тинге не сосватали и что войну объявили… Может, это я виноват?
– Объясни!– потребовала Рагна-Гейда, напрасно силясь разглядеть в темноте лицо брата, который возвышался над ней почти на целую голову.– Любая норна скажет яснее! Говори же, ну? Ты о чем?
– Помнишь, когда Эггбранда хоронили…
– Ну, ну, помню! Дальше что?– торопила Рагна-Гейда, на самом деле не задумываясь, что такого она помнит о похоронах брата.
– Тогда надо было приносить жертву сварт-альвам…
– Да,– не сразу, а чуть помолчав, выдохнула Рагна-Гейда.
Теперь она вспомнила все, и чувство вины воскресло в ней опять, с новой и страшной силой. Теперь не только Вигмар виноват перед ней, но и она виновата перед ним – как дочь рода, убившего его сестру. Пусть неродную, но Вигмар любил ее. Еще один кровавый след, еще одна бездна между ними. Раньше Рагна-Гейда старалась не думать, даже не вспоминала об этом обычае и не спрашивала, как его исполнили. Мысль об Эльдис, убитой ради посмертного спокойствия Эггбранда, вызывала у нее такой сильный ужас, что она бессознательно закрывала глаза.
– Я не мог… – шептал тем временем Гейр, которому больше не хватало сил нести груз вины перед родом в одиночестве.– Я не хотел, чтобы ее сварт-альвы забрали… Она же ни в чем не виновата!– вдруг с неожиданной страстью выкрикнул он, и Рагна-Гейда в испуге зажала брату рот ладонью. А Гейр продолжал потише, но с прежней решимостью снять вину с хрупких плеч девочки и переложить на свои: – Я видел: Эггбранд сам к ней полез! Сам полез, она его не трогала! Он тоже виноват! Что бы там ни говорили! Я его тоже люблю… любил, и мстить, конечно, надо, но не ей! Она и так… В общем, я ее забрал оттуда. И к Гриму Опушке отвез. Боргтруд обещала спрятать.
– Откуда – оттуда?– не смея поверить в такое счастье, прошептала Рагна-Гейда. Ей хотелось услышать еще раз.
– Ну, с кургана. Прямо-прямо перед ними, перед сварт-альвами, успел. Они уже близко были, я слышал. Она вся замерзшая была, как ледышка, но живая. Я ее к Боргтруд отвез. Она обещала ее спрятать. Вот я теперь и думаю: может, это все мне в наказанье? Что я такой глупый и бессовестный? Сам не знаю, что на меня тогда нашло… Может, надо еще какую-нибудь жертву принести? Только не человеческую! Я этого больше не выдержу! Мне все мерещилось, что я сам там лежу! А теперь война эта… А?
Гейр ждал изумления, горестных упреков, требования рассказать обо всем родне… И не меньше, чем Рагна-Гейда его признанием, был потрясен, когда сестра с коротким счастливым криком бросилась ему на шею. Он, мгновение назад готовый взять на себя вину целого племени, так и не понял, чем так осчастливил любимую сестру.
На усадьбе Бальдвига (которая, кстати, называлась Край Света, и с точки зрения раудов название вполне отвечало сути) Вигмара ожидали известия, с одной стороны вероятные, а с другой – неожиданные. Квитт понимал, что невидимая черта между владениями Хроара и Бальдвига вовсе не отделяет мир живых от мира мертвых (как, скажите на милость, разбираться, где какая сторона?). Он прекрасно понимал, что его будут искать и в конце концов кто-нибудь вспомнит о старой дружбе Хроара Безногого с Бальдвигом Окольничим. Вигмар был готов к тому, что за время их поездки к Островному проливу в усадьбе побывали Стролинги. Но на деле обнаружилось другое.
– Дней десять назад приезжал один человек,– робко доложила Альвтруд, когда мужчины вымылись с дороги и наконец уселись за стол.
При этом она бросила неуверенный взгляд на Вигмара, объяснивший, что неизвестный гость приезжал отнюдь не к хозяину усадьбы.
Бальдвиг, который до того благодушно улыбался, довольный благополучным возвращением и встречей с родным домом, сразу стер с лица блаженное сияние и повернулся к племяннице:
– Что за человек? Он назвал себя? Кто его прислал?
– Он сказал, что его зовут Рандвер Кошка.
Бальдвиг вопросительно глянул на Вигмара. Но тот лишь пожал плечами: имя казалось лишь смутно знакомым. Среди родичей, друзей и домочадцев Стролингов он такого человека не помнил.
– Он сказал, что его прислал Модвид Весло,– закончила Альвтруд.– И пообещал потом заехать еще.
– Мог бы не трудиться!– с неудовольствием заметил Бальдвиг.– Я слышал об этом человеке – ведь это он как-то недолго был вашим хевдингом, да, Вигмар? Не думаю, что он принесет удачу кому-нибудь, и тем более тебе.
– Да уж, миротворцем его не называют,– несколько растерянно согласился Вигмар. Он не мог взять в толк, что Модвиду могло понадобиться. В прежние годы они тихо недолюбливали друг друга, но до открытой вражды дело не доходило. Едва ли Модвид решил отличиться и прикончить объявленного вне закона. Сейчас у него, пожалуй, найдутся и другие дела. Или он за прошедшее время помирился со Стролингами и решил помочь им отомстить? Но в это верилось с трудом.
Несколько дней Вигмар прожил, бесцельно слоняясь по усадьбе и окрестностям, и не раз обнаруживал себя на пути к Серому Кабану: ноги пытались унести его туда, не советуясь с головой. А голова держалась мнения, что делать этого нельзя ни в коем случае. Объявление вне закона бессрочно – вернуться домой Вигмару можно будет только после примирения со Стролингами, а это случится не раньше Затмения Богов. Стролинги не из тех, кто соглашается держать сына и брата в кошельке[3 - Намек на древнюю поговорку, согласно которой принявший выкуп за смерть родича и тем отказавшийся от мести носит сына в кошельке.].
– Пожалуй, я сам съезжу к твоему отцу,– решил Бальдвиг на пятый день после приезда.– Иначе ты впадешь в безумие берсерка и убежишь туда, где наверняка расстанешься с головой. И меня не утешит, если с собой в Валхаллу ты прихватишь трех-четырех этих… Гислингов?
– Стролингов,– мимоходом поправил Вигмар.– Ты правда хочешь ехать?
– Конечно. У меня там нет врагов. Даже если кто и знает, что ты здесь, мне самому это ничем не грозит. Слава Фрейру и Фрейе, решения вашего тинга не имеют силы за пределами Квиттинга! Я не прочь повидать моего друга Хроара. А заодно и намекну ему, что… что на вашем так называемом Севере,– Бальдвиг усмехнулся, поскольку для раудов Квиттингский Север находился на юге,– скоро может стать слишком жарко для такого почтенного человека. Несмотря на близкую зиму.
– Мудрый правду без подсказки скажет,– пробормотал Вигмар.
Всю дорогу от Островного пролива ему хотелось обернуться: за спиной мерещился топот огромного войска, по их следам идущего на Квиттинг.
– У вас нет родичей где-нибудь подальше отсюда? В вашем чудесном Медном Лесу?– спросил Бальдвиг.
Но Вигмар покачал головой. У них не было родичей больше нигде.
Бальдвиг совсем приготовился к поездке, но она не понадобилась. На другой день после этого разговора в усадьбу Край Света снова приехал Рандвер Кошка.
– Мне нужно повидаться с Вигмаром сыном Хроара,– заявил он после того, как к нему вышел хозяин.– И я клянусь столбами Тюрсхейма, что не собираюсь причинять ему никакого вреда.
– Это хорошо, а то еще неизвестно, кто из нас кому причинил бы вред,– ответил ему сам Вигмар, как раз в это время поспевший вслед за Бальдвигом выйти из гридницы.– Кто тебя прислал?
– Меня прислал Модвид Весло.– Рандвер перевел взгляд на Вигмара, не удивившись его внезапному появлению.– Он зовет тебя приехать к нему. И я готов повторить ту же самую клятву от его имени. Поскольку, если вы с ним встретитесь лицом к лицу, будет трудно угадать, кто кому причинит наибольший вред,– с едва заметной насмешкой добавил он.
Вигмар не ответил. Модвид считался вовсе не плохим бойцом, так что в словах Рандвера было немало правды.
– Зачем я ему понадобился?– спросил Вигмар.
– Это он объяснит тебе сам. А я могу сказать одно: он давненько недолюбливает род Стролингов, и у него есть для того немало причин. Кажется, у тебя тоже есть такая причина. Разве не умно предположить, что вам стоит держаться вместе?
– Может быть, позовешь его в дом?– предложил Вигмар Бальдвигу.– Все-таки от Модвидовой усадьбы тут неблизко.
Гостеприимный Бальдвиг охотно выполнил просьбу и повел Рандвера в дом. Вигмар шел следом. На самом деле он хотел не столько проявить учтивость, сколько получить время на размышление. Предложение Рандвера затронуло в его душе самое чувствительное место. В мирной и изобильной усадьбе Бальдвига все ему было постыло, и по ночам он не столько спал, сколько ворочался, будто на острых камнях. Его мучило беспокойство об оставленных близких, терзала тоска по Рагне-Гейде, неизвестность собственного будущего. Жить на границе в ожидании войны хорошо тому, кто мечтает побыстрее погибнуть со славой. А Вигмар пока не хотел умирать: оставалось слишком много неоконченных дел и в то же время никакой возможности взяться за них. Предложение Модвида позволяло ему вернуться на землю квиттов, а это уже немалый шаг ко всему остальному.
И еще прежде, чем Альвтруд поднесла гостю браги, Вигмар принял решение.
– Я приеду к вам,– просто сказал он Рандверу.– Ты понимаешь, что мне не следует разгуливать по земле квиттов в одиночку…
– Модвид пришлет за тобой людей!– поспешно заверил обрадованный Рандвер, имевший приказ не возвращаться без согласия.– Хоть десять, хоть полтора десятка…
– Я не конунг, чтобы разъезжать с такой дружиной!– Вигмар натянуто рассмеялся.– Я просто хочу сказать: если к вам в ворота постучатся перед рассветом, не надо думать, что это Эггбранд сын Кольбьерна встал из могилы.
– Когда ты хочешь ехать? Если не позже двух-трех дней, то я могу подождать, и мы отправимся вместе,– предложил Рандвер.
Вигмар кивнул:
– Я не успел слишком разбогатеть. Мне не нужно долго собираться.
Когда уставшего от поездки Рандвера увели отдыхать, Бальдвиг долго молчал и только поглядывал на Вигмара из-под насупленных бровей.
– Не молчи, иначе будешь плохо спать,– посоветовал Вигмар.– Ты сейчас похож на торговца, у которого единственный пятнадцатилетний сын собрался в поход с «морским конунгом». Ты считаешь, я не слишком хорошо придумал?
– Я молчу, потому что ты сам отлично знаешь, что здесь можно сказать,– ответил Бальдвиг.– И я не твой отец, чтобы тебя переубеждать… Впрочем, и твоему отцу это редко удавалось.
Вигмар пожал плечами: уговоры и вправду не принесли бы пользы.
– Кто он такой, этот Модвид, что ты веришь ему, как родному брату?– снова заговорил Бальдвиг.– Тебе не кажется, что придется ехать по волчьей тропе? Все это очень похоже на предательство. Подумай: если этот Модвид схватит тебя и привезет к Стролингам, то они охотно помирятся с ним! Ведь он у них никого еще не убивал?
– Не знаю,– не слишком весело усмехнулся Вигмар.– Я не один такой отважный, а прошел целый месяц…
– Зато я знаю: этот Модвид ведь тоже сватался к дочери Кольбьерна, не так ли? Твоя голова будет отличным свадебным даром, верно?
Вигмар промолчал. Если уж Бальдвиг упомянул о Рагне-Гейде, значит, его переполняют наихудшие предчувствия и он готов прибегнуть к любым средствам, даже самым болезненным.
– Может быть, самой невесте этот дар и не придется по вкусу, зато ее родне покажется не хуже золота Фафнира или этого вашего… Старого Оленя,– ворчливо продолжал Бальдвиг, похоже, сам не в восторге от собственных доводов.– Я бы на твоем месте предпочел явиться к девушке чуть попозже, зато с головой на плечах.
– Попозже – это как?– невыразительно поинтересовался Вигмар.– Под славным стягом славного Ульвхедина ярла? Тогда она и смотреть в мою сторону не захочет. Я тебе уже об этом говорил.
Бальдвиг промолчал. И только когда гость пошел к дверям, буркнул вслед:
