скачать книгу бесплатно
Пленнику предложили хлеба и печеной рыбы, но Боян отказался, и Ингвар понял почему: болгарин не мог есть, не разобравшись, из чьих рук принимает пищу. Глядя на растянувшегося на кошме Бояна, Ингвар был мрачен. Недолго было подумать, что на русов и впрямь ополчились бесы и кудесы. Гнев на убийцу Черниги мешался с изумлением и смятением. Насколько Ингвар знал положение дел в Болгарском царстве, царю Петру было не по силам воевать с русами и он не мог помешать им пройти западным берегом Греческого моря до Боспора Фракийского. Имея другую цель и не желая распылять силы, Ингвар не намеревался вступать с болгарами в какие-либо отношения. Но судьба взяла его за ворот и окунула в лужу – и вот он в этих отношениях уже куда глубже, чем ему хотелось.
Схватиться с родным братом царя Петра! Ранить его и взять в плен! Теперь-то уж Петр не сможет остаться в стороне, даже если очень захочет.
Впервые со времен похода на уличей – и уж тем более впервые с тех пор как стал русским князем – Ингвар очутился лицом к лицу с представителем другого правящего рода. В этом его обошел даже шурин Асмунд, обедавший со Стефаном августом, из числа нынешних царьградских соправителей. Но василевса Асмунд видел в палате Мега Палатиона, пышно разукрашенной мрамором, мозаикой, резьбой и позолотой, одетого в золоченое платье и обутого в багряные башмаки, на троне во главе стола, уставленного золотой и серебряной посудой. Покойный Симеон путем многолетних войн добился того, что василевсы признали болгарских царей за ровню, а нынешний царь, Петр, даже состоял с Романовым семейством в близком родстве через жену. Однако родной брат Петра сейчас лежал перед Ингваром на кошме, в черном шерстяном кафтане, накинутом на голые плечи, а под кафтаном виднелась широкая повязка на ребрах, отмеченная небольшим кровавым пятном. Колошка наскоро помог знатному пленнику смыть с лица сажу, хотя она, набившись во все складки и поры кожи, была еще видна. Из предложенного Боян принял только глиняную чашку с водой. Однако если бы здесь сейчас был Асмунд, то признал бы, что достоинством облика и самообладанием Боян превосходит своего свойственника из Мега Палатиона.
– Как ты здесь оказался? – спросил Ингвар, едва Колояр закончил перевязки. – Живешь поблизости?
– Не, я живу в Преславе Малом, – спокойно, будто они встретились самым мирным образом, ответил Боян.
У Ингвара невольно поджались уши – низкий голос Бояна проникал в душу слишком глубоко.
– Это где?
– Три дня пути отсюда вверх по реке. Ты что же – пришел завоевать Болгарское царство, но не выяснил, где его города и где живут владыки?
– На березовой постельке видал я ваше царство Болгарское! – с досадой буркнул Ингвар.
– Защо на бреза?
– Ну, на краде. У нас так говорят.
Два князя с недоумением посмотрели друг на друга – выговаривая славянские слова по-разному, обычно они тем не менее довольно легко понимали один другого, пусть иногда и приходилось переспрашивать.
– А! – сообразил Боян. – Это обычай огненного погребения. Наши деды отказались от этого, когда приняли Христову веру. Так ты хотел сказать, – он пристально взглянул на Ингвара и подался вперед, – что хочешь предать огню всю нашу землю?
– Нет, – быстро пояснил Мистина. – Против того. Князь Ингвар хотел сказать, что он не имел вовсе никакого дела до Болгарского царства и собирался просто пройти мимо.
– Просто миновать? – недоверчиво усмехнулся Боян. – Тогда почему вы стоите здесь всем войском и грабите селян?
– Кого мы грабим? – возмутился Ингвар. – Я ни одного человека не тронул!
– Селяне из Вихрцов принесли жалобу, что вы отняли у них краву.
– Что?
– Му-у! – будто играя с детьми, Боян приставил два пальца ко лбу со следами сажи.
Гриди округ невольно прыснули от смеха – так нелепо и все же забавно это выглядело.
– Корова! Тьфу! – Ингвар бросил недовольный взгляд на Мистину, словно говоря: «А я предупреждал, что нам это еще аукнется!»
– Это была ошибка, – усмехнулся Мистина. – Корова ходила без людей, и в темноте ее приняли за дикую турицу.
Рассказывать болгарину про поединок княжьего шурина с «морским змеем» было совершенно лишним. Эльгин братец, конечно, сглупил, но по молодости люди и не то еще творят. А Мистина в свои двадцать пять уже чувствовал себя достаточно старым и мудрым, чтобы снисходительно относиться к глупостям молодежи.
Если бы только не последствия…
– И из-за какой-то тощей коровы ты так обиделся, что с малой дружиной напал на целое войско? – хмыкнул Ингвар.
– Из-за тебя погиб наш почтенный родич, – сурово вставил Мистина. – Воевода Чернигость был свекром сестры нашей княгини. А теперь он мертв, и в нашем роду женщины оденутся в «печаль». Зачем ты набросился на старика?
– В Ликостому пришли вести, что некие разбойники-русы появились в этих краях и грабят жителей. Отнимают скот. Но люди видели всего одну дружину, в три-четыре десятка человек. Если бы я знал, что здесь целое войско с самим князем во главе, поверь, я бы лучше подготовился к встрече, – с досадой закончил Боян.
– Что такое Ликостома?
– Крепость в двух днях пути отсюда вверх по Дунаю. Там есть багаин с юнаками.
– А это кто?
– Вот это, – Боян показал сначала на самого Мистину, потом на его телохранителей вокруг. – Как вы это называете?
– По-русски – хёвдинг и хирдманы. По-славянски – воевода и отроки.
Боян кивнул: по-славянски оба понимали одинаково.
– И много у него людей? – спросил Ингвар.
Боян не ответил. Ингвар и Мистина мельком переглянулись: на ответ они особо и не рассчитывали.
А Боян со стыдом опустил голову: вспомнился Самодар и его предостережения. Бог наказал его за гордыню и заставил совершить удивительную глупость. Спустившись по северному горлу Дуная к побережью, близ моря Боян выслал троих отроков на разведку. И когда они обнаружили впереди на берегу именно то, что и ожидали – стан русов с пятью шатрами и четырьмя десятками людей, в основном уже спящих, – ему не пришло в голову, что это еще не все из тех, кто мог бы быть поблизости. Проплыви Васил с двумя товарищами по темной ночной реке чуть дальше и найди хотя бы следующий, основной черниговский стан, – Боян понял бы, что русов здесь слишком много. И уж точно не стал бы нападать на них, надеясь на численное превосходство, внезапность и ночное смятение.
И Бог наказал его – ранениями, пленом, гибелью дружины. Шестеро отроков попали в плен с ним заодно, сколько-то сумели уйти. Но человек пятнадцать были убиты. В том числе самые близкие и верные, те, что пытались вытащить его, раненого, и потому погибли, не сойдя с места. А он потерял людей, свободу… И дальнейшая судьба пленных пока была не ясна.
– А где сейчас твой брат Петр? – спросил Ингвар.
– Где ему полагается – в Великом Преславе.
– Мы пошлем ему весть о тебе. Теперь мне придется объявить Петру обо мне и моих намерениях.
– Сделай ты это сразу… – Боян бросил на него досадливый и гневный взгляд.
Ингвар промолчал. К болгарам он не отправлял посольств и не предупреждал их о походе, чтобы новость не дошла раньше времени до греков.
– Так вы, – Боян собрал в голове все услышанное и пристально взглянул на Ингвара, – если вы, как ты сказал, намерены миновать Болгарское царство… стало быть, вы… Идете войной на греков?
– Да.
– Можешь дать клятву?
– Зачем тебе моя клятва?
– Я должен знать, грозит ли твое войско моему народу. Вы уже приходили на наши земли, разоряли их и налагали дань. Ты и твой воевода отнял у царя земли уличей, разорили край тиверцев. Почему тебе теперь не желать продолжить это дело, занять наши земли до самого Дуная или дальше? Я не верю, что ты собираешься воевать с василевсами! – Боян с усилием сел, опираясь на руку со здорового бока, и вскинул голову. На груди его блеснул золотом крест на цепочке. – У русов уже лет тридцать мир с греками! В минувшее лето ваши послы ездили в Константинополь. Они хотели заключить новый договор, и у них при себе была твоя грамота! Так они говорили. Говорили даже, что среди них был твой родич!
– Да, – кивнул Ингвар. – Асмунд, брат моей жены.
– И теперь ты собираешься напасть на них?
Ингвар сердито выдохнул:
– Да! Именно так. Я собираюсь пройти мечом по землям греков, сжечь их города и села, взять добычу и полон! И навсегда отучить их лгать русам! Чтобы они запомнили: если русы предлагают дружбу, надо брать, пока дают!
– Хотя бы на следующие тридцать лет, – добавил Мистина.
– Из вашего договора ничего не вышло? – догадался Боян. – Они вам отказали?
– Они нарушили уговор! И теперь я заставлю их пожалеть об этом! А ты скажи своему брату, чтобы он не лез в это дело! – Ингвар сердито ткнул пальцем в сторону Бояна. – Иначе мне придется начать с вас!
* * *
Радуясь, что хоть теперь поумнел, Мистина разослал во все стороны десятки – ждать возможного нападения на дальних подступах к стану – и приказал всему войску усилить постоянные дозоры в каждой дружине. Сегодня эти предосторожности стали еще более оправданны, чем были вчера. Если два-три дня назад русы могли надеяться, что скоро дождутся Хельги с его «хазарами» и уйдут вдоль побережья на юг, не сталкиваясь с дунайцами и их царем, то теперь столкновение стало неизбежным. Так думал Ингвар: сам-то он не смог бы спать спокойно, если бы какой-нибудь мимохожий морской конунг взял в плен Тородда или юного Хакона, его младших братьев.
С Хаконом, более честолюбивым и порывистым, это скорее могло случиться. Тородд же в свои двадцать лет был нетороплив и рассудителен. Год назад он женился на Бериславе, Эльгиной младшей сестре, и та с новорожденным ребенком осталась ждать его в Хольмгарде. Сам же он привел на помощь старшему брату триста с лишним человек, набранных в отцовских владениях.
– Видишь, не только у нас с тобой есть родич, кого хочется удавить! – тайком утешал Ингвара Мистина. – Представь, как Петр обрадуется на днях, когда узнает, где сейчас его младший брат.
– А может, ты и прав! – заметил Ингвар. – Может, он там сидит и надеется, что мы Бояна тут удавим.
Мистина ответил задумчиво-разочарованным взглядом:
– Они же христиане. Я о них лучше думал.
Ингвар только хмыкнул.
Шуточками побратимы утешались, но радоваться было нечему. Они слишком мало знали Чернигу, чтобы теперь томиться сердечной скорбью, но внезапная гибель старейшего из воевод и единственного, кто был в Олеговом походе на Царьград, всем показалась дурным предзнаменованием. В глубине души Мистина был уверен, что этой смертью боги наказали их за беспечность среди чужой земли – отвесили что-то вроде подзатыльника. Но в войске поползли слухи, что за удачу придется заплатить дорого. Боги-де намекают, что принесенных перед походом жертв оказалось недостаточно.
Наутро после нападения «бесов» все шестьдесят воевод сошлись в княжий стан. Еще один остался лежать в своем, укрытый с головой плащами, под пологом шатра.
Чтобы всем было видно князя, Ингвар сидел на борте лодьи. Мистина и Тородд – на песке у его ног. Позади него расстилалось залитое солнцем море, а перед ними двумя рядами, будто за столами в гриднице, расселись бояре. Разные это были люди. Из славянских воевод каждый возглавлял дружину, собранную в том или ином племени или волости и избравшую его главой над собою. Каждый из воевод перед отъездом из Киева возложил руку на голову коня в жертву Перуну и поклялся на время похода повиноваться князю, как сын отцу, но над своими людьми был полным хозяином. Русы возглавляли дружины в основном наемные – не считая молодого Эймунда, приведшего плесковичей, и еще троих вроде него. Почти у каждого рядом на кошме лежал меч, у многих топоры, и перед каждым – золоченый воеводский шлем как знак власти в дружине. Правда, отделка из настоящего золота была только на шлемах Ингвара, Тородда и Мистины, а у остальных – из яркой меди и бронзы. Позади вождей устроились по двое-трое отроков и старших оружников, так что общее число собравшихся перевалило за полторы сотни.
Ближе всех к Ингвару сидел мрачный Буеслав: он так и не прилег до самого утра. Это был среднего роста, коренастый, круглоголовый мужчина чуть менее тридцати лет, со скуластым низколобым лицом, черноволосый, с черной короткой бородой. И так-то некрасивый, сейчас он имел откровенно угрюмый и насупленный вид. Ему предстояло заменить старика во главе черниговцев. Ингвар немного знал Буеслава еще с Грозничаровой свадьбы: тот приезжал в Киев по невесту в дружине жениха. Еще дома, на прощальном пиру, князь приказал каждому из воевод указать своего преемника на этот грустный случай, поэтому никаких заминок и тем более споров при переходе главенства не было.
Только князь и его приближенные точно знали, что произошло ночью, а остальные очень хотели знать. Слухи ходили самые разные: что выскочили бесы из Нави и что напал сам царь Петр.
Между Мистиной и Тороддом на кошме полулежал Боян. Его непривычный вид сразу привлек взгляды славян и русов, и пока Ингвар рассказывал о ночном происшествии, все полторы сотни слушателей почти не сводили глаз с «царя бесов», напряженно его разглядывая. Некоторые только сейчас с облегчением убедились, что «хвост», о котором все уже были наслышаны, означает прическу, а не растет, откуда обычно растут хвосты…
– И теперь у нас два дела, – завершил свою повесть Ингвар. – Как будем Чернигу к дедам провожать и что с царевым братом делать.
Он не хотел этого, но первое и второе слишком легко слились в мыслях слушавших.
– Пусть с Чернигой на тот свет идет, – тут же сказал Величко, единственный в войске древлянин. – Из-за него воевода погиб, собой и искупит.
– Заодно и боги порадуются – уж за такого рода человека нам удачу пошлют выше облака ходячего! – крикнул Добрин с Семь-реки.
– А то как-то невесело наш поход начинается! – бросил князь Зорян.
– Надо, надо богов подкормить!
– Чернига старый на сани сел ни за что, хоть жертвой хорошей надобно дух успокоить, а то всем беда будет!
– Богам отдать болгарина – тогда уж нам удачи будет полный короб!
– Для того нам боги его в руки послали!
По рядам пробежал невнятный гул: оживленный и одобрительный.
В лице Бояна не дрогнула ни одна жилка, хотя он, конечно, понял эти выкрики.
– Нет, – медленно и весомо ответил Ингвар, и Мистина тайком перевел дух.
На самом деле князь думал именно так, как люди сейчас говорили. Он тоже считал, что столь бесславное начало похода следует перед живыми, мертвыми и богами искупить пышным погребением с жертвами, чтобы переломить неудачу. А жертва княжьей крови навек прославит не только Чернигу, но и князя, и его войско, а походу принесет победу. Мистина половину ночи убеждал побратима не разбрасываться таким пленником. Может быть, царь Петр обожает брата и все за него отдаст, а может, так же тайком мечтает видеть его мертвым, как они – Хельги Красного. Но так или иначе, жизнь и смерть Бояна в руках русов, и пока они этим товаром не распорядились, Петру можно предложить любое из двух – именно то, что ему нужно. Выслушав, Мистину поддержали все четверо родичей: Тородд, Эймунд и Фасти с Сигватом – сыновья Ветурлиди, Ингварова дяди по отцу. Но Ингвар без смущения мог стоять один против всех, и до последнего мгновения Мистина не знал точно, что же князь решил.
– Чернигость был хорошего рода, но не такого, чтобы его в Навь провожал царский сын, – продолжил Ингвар. – Это будет неуважение к княжеской крови, и боги этого не одобрят. А к тому же болгарин мне живой пригодится. Сколько мы еще будем здесь ждать – пока неведомо. И потом еще идти нам до Греческого царства вдоль Петровых земель. Хотите на каждой стоянке воевать? Этак до греков к зиме доберемся, не раньше. Не для того мы лодьи снаряжали. А плыть нам как раз Петру навстречу – он южнее живет, в Великом Преславе. Покажу ему живого брата: он нам даст чистый путь, да и выкуп заплатит. Не покажу – и не один еще из воевод попусту голову сложит.
– А чего ждем – Красного вашего? – с осуждением крикнул Дивьян из Любеча. – Куда твой шурь запропал? Из-за него и засядем здесь до зимы!
Мистина поднял руку, показывая, что хочет говорить. Ингвар кивнул, и Мистина встал, чтобы его было лучше слышно. Бояре притихли.
– Что-то быстро иные разуверились в своих богах и удаче, – немного насмешливо начал он, уперев руки в бедра. – Все мы скорбим по воеводе Чернигостю, но кто сказал, что эта смерть для него – несчастье? Я не раз от него слышал, что он желает быстрой смерти в бою. Боги исполнили его желание: он умер быстро, легко, за веселой беседой, в кругу своей дружины, но от вражеской стрелы, и его посмертная участь будет хороша. Это ли не счастье? Не каждый ли достойный муж пожелает и себе такой же доли?
Мистина обвел глазами лица – молодые и постарше, задумчивые, удивленные таким оборотом дела, – и продолжал:
– Но боги сделали добро и нам. Взяв к себе Чернигу, они взамен принесли нам прямо в руки царева брата. Чернига скоро будет пировать у Перуна, а у нас есть заложник, что даст нам покой на всем пути до рубежей Болгарского царства. Боги добры к нам, бояре, а только глупец отталкивает дары судьбы, не в силах их распознать.
Он помолчал, будто давая желающим возможность возразить. Никто случаем не воспользовался, многие лица просветлели. Придя сюда с тяжелым сердцем, в предчувствии грядущих неудач, бояре вдруг увидели в случившемся одни только дары богов: и ушедшим, и оставшимся.
– К тому же расцвет Чернигиной славы был позади, а теперь у Буеслава есть случай показать себя, – закончил Мистина. – И я уверен – он рода не посрамит.
– А ты что скажешь, Буеславе? – окликнул киевлянин Дивосил Видиборович. – Твой был родич, твои люди и пленника взяли.
Ингвар бросил на него суровый взгляд: судьбу столь знатного пленника он намеревался решать сам, а Буеславу полагался лишь выкуп, если он будет заплачен.
– Ты, княже, может, и прав про болгарского князя, – начал тот, – тебе виднее, а мы клятву давали тебе служить, как отцу. Но кроме князя болгарского, у нас еще болгар шесть голов. Пусть они с Чернигой на тот свет идут. Иначе и ему, и роду, и земле нашей позор и поношенье.
– Я дам выкуп за моих людей! – воскликнул Боян. – Прикажите послать в Ликостому: багаин пришлет животных, и вы заколете их, если таков ваш обычай.
– Послушайте меня еще! – Мистина снова вскинул руку и возвысил голос, перекрывая поднявшийся гул. – Я знаю, как нам Чернигу почтить напоследок.
Все стихли и в ожидании уставились на него: бояре – с любопытством, а Боян – с надеждой.
– Спаси моих людей, заклинаю! – вполголоса произнес он, так, чтобы слышали только князь и сидевшие возле него. – У тебя тоже есть ближняя дружина, сохрани моих братьев, я дам хороший выкуп за каждого!
Ингвар глянул на Мистину. Это они понимали: на месте Бояна каждый за своих оружников снял бы торсхаммер с шеи.
– От моего отца слышал я одну повесть старинную, – начал Мистина среди тишины, нарушаемой свистом ветра и криками чаек. Все знали, как красиво Свенельдов сын умеет говорить, и ожидали чего-то особенного. – Давным-давно славны были в Северных Странах двое братьев, морских конунгов: Хаки и Хагбард. Хаки отправился в Свеаланд, у него было большое войско и в нем двенадцать славных витязей. На Полях Фюри Хаки дал бой войску Хуглейка, тамошнего конунга, сразил его самого и двоих его сыновей. Свеи обратились в бегство, а Хаки стал конунгом в Свеаланде. А потом пришли в Свеаланд братья Эйрик и Ёрунд, сыновья Ингви, знаменитые воины. Когда свеи узнали, что пришли Инглинги, то охотно собрались под их стяг…
Бояре напряженно вслушивались в незнакомые имена, стараясь не упустить нить повествования. Ингвар косился на побратима с пониманием: уже догадался, к чему тот клонит, и недоверчиво кривил рот.
– И вот сошлись братья Инглинги и Хаки на Полях Фюри. У Хаки было меньше войска. Бились они жестоко, и Хаки наступал так неудержимо, что сражал всех, кто перед ним оказывался. Он убил Эйрика и срубил их стяг, а Ёрунду пришлось бежать. Но сам Хаки был очень тяжело ранен. Он понимал, что жить ему недолго. Тогда приказал он нагрузить лодью мертвыми его воинами с их оружием и пустить ее в море. Кормило закрепили, а рядом с ним лежал сам Хаки в лучшей его одежде и под стягом. Он велел развести на корабле костер из смолистых дров. Ветер дул с берега, и Хаки был при смерти или уже мертв, когда лодья отплыла. Пылая, уходила она в море. И долго живет слава о смерти Хаки!
