скачать книгу бесплатно
«Я снова храню тебя. Я тебя снова слышу»
Мне до тебя миллионы всех километров,
Сотни провалов, безудержный рваный смех,
Каждый десяток песен, обрывки лета,
Жалкие вопли о том, как ударить всех.
Мне до тебя родное-чужое утро,
Способ забыться, момент удержать в руках.
И, с замиранием сердца, до жути грубо
Снова и снова: «Я выберу чёрный флаг.»
У меня до тебя куча трещин и виражей,
И попытка понять: почему ты опять солгал…
Если честно, – не знаю кто чейный, а кто ничей,
И не знаю как проигрыш вытянуть на финал.
Мне до тебя пробелы и моя рифма,
Толпы людей, ошибки, холодный ветер,
Все эти сказки и, может быть даже, мифы…
И то, что каждый из нас половинку встретил.
Прятать тебя в словах, силуэтах, точках,
Чтобы никто не понял и даже ты.
Мне до тебя миллиарды красивых строчек
Тех, что однажды помогут опять свести.
Мне до тебя забота, улыбка, раны,
Пара билетов на поезд, чтоб всё отнять,
И, по законам адской холодной кармы, -
Сотня причин по-ласковее обнять.
Солнечный блеск, уснувший опять на крыше,
Каждая строчка, бьющая на повал…
Я снова храню тебя.
Я тебя снова слышу.
И презираю всех тех, кто тебя сломал.
Книжная пыль, ненависть и зима,
Странные люди, маски, немая даль…
Мне до шагов к тебе он и опять… она.
Мне до тебя декабрь, январь, февраль.
Обрывки от адекватности самые малые.
И… ты не позволишь нам снова продуть накал?
Слушай, а если ты чувствовал тоже самое,
Какого же черта ты до конца молчал?!
Дашь разрешение прожечь это всё до пепла?
На попытку солгать, когда теплится только смех?
У меня до тебя триллионы остывших метров,
И твоя привилегия быть ко мне ближе всех.
«Если вновь я его полюблю»
Так устало, нелепо, противно, чертовски томно…
Оглушите меня, если я его снова вспомню!
Мне не нужен тот тусклый блеск и кривое зеркало,
От него бы пряталась и прикрылась морями, реками.
Мне бы вечно хотелось вот так на него смотреть,
Даже если я душу порежу на одну треть,
Что он ел, как прошёл его самый нелепый день…
Даже ночью ответить мне в жизни не будет лень.
Только я не могу и лучше об этот скрыть,
Разобрать по кусочкам и вновь обо всем забыть.
Я бы может и крикнула правду, но вот беда –
Эта правда уже не нужна никому, никогда.
И какого же черта опять я на нем зависла?
Мне бы взять и стереть его образ и своих мыслей!
Этот голос давно мне не должен уж быть пророчеством…
Только с ним мне сильнее плачется и хохочется.
Я лишь с ним удалила маску и глупый панцирь,
Мне мерещиться даже касание его пальцев,
Я не знаю уже как себя загнала в замочек,
Знаю только, что он похожего не захочет.
Я смирилась, нашла опору и стала тише.
Только я его шёпот по всюду опять услышав,-
Про себя повторяю, что лучше мне быть одинокой,
Он мне стал и стихами и болью, сердечным пороком.
Я хочу говорить, как мы отвергаем тех,
Чей до боли знакомый звучит в нашем сердце смех.
Даже если во благо и если не нужно слов,
Всё равно мы бы отдали всё за такую любовь.
Мы клянётся не покидать, покидая, конечно, первыми.
Каждый день нам приходится снова мириться с нервами,
Даже если уже и не нужен и всё решилось, -
Всё равно вспоминаешь, ведь это так долго длилось.
Тех, в ком больше всего нуждаемся в самом деле,
И потом пролетают за днём ещё две недели,
Оставляем навеки, желая себе другого…
Точно зная, что встретим похожего, не такого.
Покидаем вновь улицы нелюбимого города,
Морим себя «всесильным дешёвым голодом»
Никогда не прощаем себе даже пустого слова,
К каждой драме становимся четко и ясно готовы.
И, на самом деле, номера, конечно же, удаляться,
Каждый из вас начнет соблюдать дистанцию,
И никто не узнает зачем вы себе поддались…
Зачем вы срастались, но, в общем-то, не срослись.
Я к чему начала, это просто была дешёвка,
И, поверьте, от этого нет никакого толку.
Моя правда другая и вот вам её даю –
Пристрелите меня, если вновь я его полюблю.
«Потухший огонь»
А однажды, когда все твердили «взрослей-взрослей»,
И от груды из слов становилось еще сложней –
Вышла девушка на тот путь, где стоял урок..
Точно в срок это было, я думаю, точно в срок..
Она шла и заметила яркий такой огонь,
Но не стала стоять, восхищаясь « Смотри какой!»…
И тогда тот огонь, развернулся и подлетел,
Он ожогом на теле ее, видно, стать хотел.
