скачать книгу бесплатно
Тёплый, напряжённый стержень, заострённый для проникновения.
Рычаг, способный перевернуть жизнь…
Пожилая девушка взялась за края своего платья… Которое, лёгкое, реяло, полыхало на ней без всякого ветра, как знамя, призывая на баррикады…
А платья Альбина Николаевна носила всегда длинные, тёмные. Производила впечатление монахини, или вдовицы. Но сегодня… Так ли сошлись звёзды?. Откуда-то взялся откровенный шифон, цветной и прозрачный. Полыхающий на красивом теле.
И на лице девушки возникла незнакомая улыбка-загадка…
Она остановила руками волнующееся цветное облако, подняла платье и осторожно опустилась, присела прямо на Габриэля Васильевича.
Он в это время лежал на полу, и так было даже удобно.
И эти два пожилых человека вдруг узнали, что такое счастье. Оно нахлынуло на них так внезапно, неожиданно!
Так прорывается плотина. Так взрывается атомная бомба, когда критическая щепотка порошка попадает в основной заряд.
Оказалось, что не нужно Габриэлю Васильевичу ничего резать. Всё разрешилось естественным путём. И потом ещё раз. И ещё много, много раз.
У них любовь была давно, нужен был детонатор…
То, что произошло в Музее восковых фигур на улице Крематорской, могло вполне заслуженно попасть в Книгу рекордов Гиннеса.
Вряд ли на земном шаре можно было бы вспомнить подобный случай, когда в один день теряют свою невинность любовники в возрасте дожития. Умереть в один день после шестидесяти – это сколько угодно, а вот начать жить…
А потом они без сил и дыхания лежали на полу музея восковых фигур. Со стороны – седые и старые.
Да, если посмотреть на них со стороны, то они, седые и старые, лежали на потёртом коврике посреди зала, окружённые мёртвыми восковыми фигурами. Одежды новорождённых любовников, скомканные, валялись, разбросанные по полу, местами пыльному. И среди них не было цветного шифона, не пахло в воздухе никакой «Шанелью», а на любовников – чего уж греха таить – нельзя было смотреть без жалости. Оба с дряблой кожей, в морщинах…
Казалось, что эти изношенные чехлы от людей умерли. Хотя – счастливо. В один день.
Нет…
Где-то в пустой квартире их ожидала кошка Сибелиус.
У них было ещё всё впереди…
В золоте заката плескалось расплавленное солнце…
Мы же филологи…
Ах! В лиственном лесу как хорошо! Густолиственном, с высокими стволами! Солнце сквозь ветки, листья, листву. От этого промеж деревьев полумрак, полусвет. От лета тепло. Нет никаких буреломов, буераков. Свободно в лесу и просторно. Листва прошлогодняя ковриком. Грибы кое-где. Разные – и ядовитые и благородные. Никто не собирает. Макар сюда телят не гонял, не долетала сюда даже редкая птица. Если и прячется кое-где в редкой кустве ходячая или летучая живность, то – нет её на виду. Гулять в таком лесу – одно удовольствие. Даже воздух вокруг красивый!..
Арчик и Милюся шли по тропинке на опавших листьях. Узкой, извилистой, почти не заметной. Рюкзачки у обоих на плечах, на головах панамки. Джинсы, кофточка, рубашка – всё по-летнему, но – чтобы не кусали мошки и комары. Милюся хотела «в поход» в коротком платьице, чтобы ногами всё время отсвечивать впереди Арчика, чтобы держать его в тонусе, но молодой мужчина, хотя идея была ему и приятна, нашёл силы в себе от этого отказаться. Потому что лес – это не Ленинский проспект в любом городе. Не только комар, но и гадючка какая может найтись, за ножку цапнуть. – Джинсы надевай – сказал он Милюсе. И она послушалась. Потому что была уже невестой Арчика, будущей женой. И нужно было привыкать его во всём слушаться.
Друзья-знакомые сказали будущим молодожёнам, что в густолиственном этом лесу есть озеро с тёплой водой и форелью на завтрак. На берегу озера избушка. В которую заходят все, кому не лень, или кому делать нечего. Отдыхают там. Зализывают раны. Кивер чистят, весь избитый. Снасти готовят, перебирают, рыболовецкие, на форель к завтраку. Но обычно, по большей части, никого там нет. На столе большая кастрюля с сухарями, соль, спички для возможных гостей. Кровать широкая, на двухсполовинойспальная, если гости разного пола, или просто любят друг друга. На полочке у кровати совсем рядом – чтобы легко было достать – коробочка с презервативами. Импортными, с выкрутасами и с отечественными, нашими. Там, на всякий случай, для опознания, автомат Калашникова нарисован.
Ещё лавка есть, на которой человека можно сечь розгами. Ну, для тех, кто понимает. Розги тут же стояли, в кадке с солёной водой.
Друзья-знакомые знали там всё в подробностях. Бывали уже не раз. Им понравилось.
Будущие молодожёны от ближайшей автостанции до заветной избушки три дня шли и три ночи. Отдыхали в самодельных шалашах. Арчик юноша оказался рукастый. Мог из подручного материала на ровном месте дворец соорудить. Шалаши у него получались уютные и тёплые всю ночь. А ворох листьев вместо привычных городских матрасов пропитан был ароматами леса, и в нём можно было бы и утонуть, если не обняться и не прижаться крепко к любимому и уже почти родному телу.
И уже четвёртый вечер наступал, как сквозь толстые стволы грабов, каштанов, берёз и клёнов забрезжила, наконец, вожделенная избушка. Настоящая, из брёвен. Или выстроенная «под старину». Арчик и Милюся подошли к ней без всякой робости. Потому что чего бояться. Двадцать первый век, вокруг цивилизация. Уже давно человек человеку друг. Крылечко такое корявое, ступени толстые, замшелые, «под старину». Зашли в комнату. Всё, как им рассказывали друзья-знакомые: стол, кровать. Просторная такая комнатёнка. Лавка, да, лавка возле стола, возле неё бочка с водой и розги в специальном колчане. Всё, как им друзья описывали. Только они ничего не сказали про вторую лавку. Которая стояла по другую сторону стола. А на ней мужичище сидел с бородой, в рваных штанах и безрукавке. И глаза его на гостей из-под лохматых бровей непонятно поблёскивали.
Но внешний вид обманчивый. Мужик оказался человеком добрым и даже весьма занятным. По всем признакам, он в этих краях обретался давненько, возможно, даже и родился. И речь у него была особенная. На нашу похожая, но – другая. Если вслушиваться, то понять можно.
Когда с ним поздоровались, он, правда, пробубнил что-то вовсе непонятное: – Во досюлишны – от веки, во которы-то давношны леты.
Ну, ладно. Досюлишны, так досюлишны. Представились. Узнали, что, то ли мужика, то ли уже деда, Эгиминионом зовут. Ну, с его-то словариком тут ничего удивительного.
– Сказывайте, надыць церез древляу добро ли прочухали? Махотка, лахудра – ець жонка твоя, али бляць? Мурьё-то у ней порато баско! Жрать хоцете, у в чистоей параше на столу тюря сготовлена.
Ну, чего тут неясного?
В общем, даже разговорились.
Сели за стол. Вместе тюрю похлебали. Из тарелок алюминиевых, деревянными ложками. Бородач всё блюдо своё нахваливал, чмокал за столом, чавкал, крошки с бороды отряхивал и вслух всё приговаривал: «баско!».
Арчик с Милюсей переглядывались: главный вопрос завис в воздухе: – неужели и спать на широченной этой постели, что в углу, с этим козлом придётся? Но Эгиминион, как будто услыхал про их эту озабоченность и сказал по-своему, что спать он будет в пристройке, пусть дорогие гости – и мужчина, и бляць его – ни о чём не беспокоятся.
Ну – и всё.
После трапезы абориген собрал вещички и тихонько слинял в свою пристройку.
Молодые вздохнули с облегчением. Тут же разделись, переоделись в купальные костюмы – и к озеру.
А красота вокруг стояла, действительно, необыкновенная. Тишь да гладь. Вода – сплошное зеркало. Прозрачная – до самых своих тёмных глубин. И только видно было в этой воде поблёскивающих рыбок и рыбин, которые в тех глубинах плавали сыто и неторопливо. На берегу песочек. Дно прибрежное тоже песчаное – ступать одно удовольствие. И – пологое. Далеко в озеро можно было зайти, а никаких ям.
Поиграли молодые, пообнимались в воде, поцеловались. Наплавались от души – и в избушку, на отдых. Потому что уже даже ночь наступила. И звёзды ясно высыпали в темнеющем небе. И воздух становился всё гуще, всё насыщеннее запахами деревьев и цветных трав.
И в кровати просторной, на грубом белье, заснули Милюся и Арчик, как убитые, опять-таки, обнявшись…
И вот наступило утро. В сказочном месте. Через маленькое окошко в избушку проник лучик света и попытался разбудить Арчика. Он безрезультатно посветил ему вначале на одно закрытое веко, потом на другое. Потом переместился к Милюсе. Она полураскрытая лежала в утреннем тепле, со счастливой на лице полуулыбкой. И лучик скользнул вначале к ушку девическому в завитушках-волосках, потом переместился к глазам, на закрытые веки. И Милюся зажмурилась, открыла глаза, отвернулась от солнечного зайчика. Потом сладко потянулась полуголым телом, маленькие вздутые грудки затопорщились потревоженными сосочками. Тут уже и Арчик проснулся, увидел всю эту утреннюю красоту своей невесты и изъявил мгновенное желание. На что девушка только радостно рассмеялась, соскочила с постели, и как была, нагая, с белым своим телом побежала вниз с крыльца в озеро.
Ну, Арчик – за ней! Догонять же нужно! Проблема же осталась!
Встретились уже, обнялись среди брызг, в воде, обнявшись и сразу же соединившись. Жадно, по максимуму. Как будто до этого тысячу лет пребывали в воздержании.
И потекли прекрасные мгновения любви, когда останавливается время, куда-то пропадает весь окружающий мир. В общем, всё происходило, как всегда. И тут…
Раздался страшный треск.
А потом, всего в десятке метров от нашей пары как будто в воду упал огромный камень. Всплеск, какое-то рычание, барахтанье!
Огромный бурый медведь плюхнулся с дерева, нависшего над озером. Видимо, мишка на него влез и там уснул. И, к утру – расслабился. И – упал!..
Но в этом не было ничего ни опасного, ни страшного: медведь хорошо умел плавать и, фыркая, медленно уплыл за поворот, скрылся.
Сердечко Милюси билось, как у воробья, так и норовило выпрыгнуть через левую, покрывшуюся пупырышками, грудь. Да, ладно бы – сердце… Девушка ощутила сильный спазм в низу живота.
Сильный дискомфорт ощутил и Арчик, поскольку в текущий момент он частично находился как раз там, в низу живота своей невесты. Наверное, даже – и в животе.
Влюблённые сначала дёрнулись. И стало больно. Потом попытались решить проблему осторожным усилием. Что причинило боль обоим.
Они оказались друг с другом связанными намертво.
Вообще-то, уже считанные дни отделяли Милюсю и Арчика от вступления в законный брак. Это – когда – «только смерть разъединит». Но, во-первых, этот день ещё не наступил, а во-вторых – нельзя же все клятвы воспринимать так буквально!..
Хорошо, что у берега было достаточно мелко.
Будущие молодожёны, обнявшись – уже чисто дружески, двинулись боком на сушу.
Так же, четвероногим существом, стали взбираться по ступенькам.
Тут, из своей пристройки, вышел Эгиминион с вытаращенными глазами. И сказал на своём, но очень понятном, языке: «ёптыть!!!!!!!!».
– Ты, Эгик! – сдавленно крикнул ему Арчик, – простыню, пожалуйста, принеси!..
– Не реви! Всяко быват! – с готовностью ответил ошарашенный событием бородач и скрылся в избушке.
Вынес простыню. Делая вид, что отворачивается, подал его потерпевшим.
Ну, ладно, стыд прикрыли. В дом вошли. А – дальше что? В самом главном-то ничего не изменилось! Долго такое может продолжаться? А, если… Вот – если руку перетянуть жгутом, а потом так и оставить, то потом её только отрезать. Она же без движения крови пропадёт!
Ну, руку ладно.
Но отрезать…
Нет, об этом и думать нельзя. А – как же тогда… любовь?..
Стояли посреди комнаты, нужно было подумать, как жить дальше. Не век же стоять! Арчик – он же башковитый – к табурету повёл свою королевишну, сел сам, а её к себе сверху – ноги врозь – пристроил. В привычной, в общем-то любовной позиции. Но не тот был случай, чтобы предаваться утехам. Что дальше-то?..
Эгиминион в грубых и диковинных своих выражениях обрисовал ситуацию. Много слов было трудно разобрать, поэтому приходилось их значение толковать наугад. Одно было ясно: телефона нет, Интернета нет, никакой врач сюда не доберётся, нужно что-то придумывать самим. На крайний случай «торчило» придётся обрезать… При такой «дорожной карте» Арчик дёрнулся. Он сказал, что, если много дней не есть, то любой человек худеет. И тогда всё может разрешиться само собой. Хотя, яйца уже сейчас почти чёрные, а, что с ними будет потом?..
Эгик почесал свою лохматую репу и сказал, что у них в деревне бабка Узорпизер такие ситуации разрешала. Приглашала известного в округе кузнеца Мирабо, и тот… Он был известен не только тем, что ковал подковы и мог ещё их на спор сгибать и разгибать, скручивать винтом, но и – елдыком, великим и безобразным. Так вот – этот Мирабо за поллитру толстый свой мехирь-елдык жонке загонял в гузно, и у ей от ужаса всё разжималось.
Но, где ж теперь та бабка Узорпизер? Где Мирабо?..
– Нет! Нам такое не подойдёт! – с жаром воскликнул будущий муж Милюси. Даже, если бы он был! Давайте подумаем ещё!..
Через три часа тот же самый Арчик сказал Эгиминиону: – Может, попробуем?..
На Милюсе уже совсем не было лица. Всегда вздутые, готовые к сжиманиям и ласкам юные грудки даже обмякли и обвисли. Может, из них ботокс вытек – кто знает?.. На то, что сказал Арчик, она никак не отреагировала. Надо, так надо! Лишь бы скорее!
Женщина, когда мужчине нашёптывает в ухо, что хотела бы, чтобы он из неё не выходил, побыл подольше, не совсем искренна. Или – она просто знает, что ничем не рискует, время пребывание имеет всегда разумные пределы. А мужчине приятно.
Встали с табурета, пошли к кровати.
Где ж ещё, как не на кровати, проводить подобную терапию.
Шли осторожно, опять боком. В лицах, обращённых друг к другу, уже не было любви, одна озабоченность: как бы не споткнуться, не упасть. Хотя, возможно, в этом случае ситуация бы разрешилась сама собой, и не нужно было бы ничего отрезать…
Эгиминион принёс жбан со сметаной. Заткнутый затхлой тряпицею. Сказал, что будет в него мехирь обмакивать, чтобы глыбозько, скользко, было. Лубрикант, в общем.
Арчик лёг на спину, Милюся – сверху. Особого выбора позиций не было.
Андролог Эгиминион снял штаны…
Во время терапии, он пытался как-то руководить процессом. Советовал Милюсе «не жать в себе», ласково называл её «елдоимица ты наша». Но ничего не получалось, хотя «плешью» «елдыка» своего он всю «матицу» внутри «исторкал»…
Остановился даже, чтобы «пых» перевести. «Опристал», говорит. Встал с кровати, пошёл к окну, зачерпнул, выпил из оцинкованного бака, воды. Вернулся обратно, из жбана «сгорстал», зачерпнул в горсть сметаны, сожрал. Потом снова руку в сметану окунул, плешь своему мотовилу обмазал, пальцы облизал – и снова за лечение.
Милюся сразу, конечно, в самом начале, вскрикнула. Потом ещё немного покричала, потом просто стала постанывать. Это потому, как среди махов объяснил Эгик, что «сквозень» у ей со всех сторон тесный. «Знамо дело – невеста». «Ёптыть».
И Арчик, там, внизу, терпя уже который час, биение чужих яиц о свои, вдруг не выдержал и закричал в отчаянии: «Ну, сколько же можно, ну, что, милая, может, тебе ещё что-нибудь и спереди вставить?!!».
Вот до какого состояния может дойти человек, когда у него несчастный случай. Он даже не понимал, какие страшные, обидные для Милюси слова кричит, и их ещё продолжил: «Эгик, падла! Сука поганая! Родной!.. Пойди возьми в моём рюкзачке дилдо, фаллос искусственный, ну, @уй, чтобы понятно. Я Милюсе вместе с кольцом хотел на нашу свадьбу подарить. Неси его сюда, я ещё попробую ей в рот потыкать!».
Эгиминион повиновался.
Но, как только Милюся увидела перед глазами это мужское чудовище, с ней произошёл неожиданный ужас. Трудно сказать, почему. Покажите женщину, которую может напугать вид мужского естества. Но, видимо, тут подействовало всё сразу: и медведь, и боль от спазма, и позор на глазах от незнакомого человека. И его елдык-мехирь, который всё «гузно», весь «сквозень» забил сметаной…
И – уже не от боли.
А от наслаждения и неожиданного счастья закричала Милюся.
Пробили, наконец, старательные «торканья» Эгиминиона заледеневшую от медвежьего испуга, психику.
Расслабилось в ней всё, разжалось…
Молодые, конечно, ещё ночь в гостеприимной избушке переспали.
А утром засобирались в обратный путь.
Почему-то уже не хотелось бегать по песчаному бережку озера и смеяться. Не хотелось ни форели, ни вечеров, обнявшись, смотреть на чистые звёзды.
Эгиминион их не задерживал. Когда молодые с ним прощались, Арчик ему даже руку не протянул.
Сколько людям добра ни делай…
И вот – скрылись среди стволов деревьев жених и невеста.
А Эгиминион пошёл в избу. Которая теперь опять стала полностью в его распоряжении.
В глубине комнаты стоял ещё неприметный шкафчик. Из него абориген достал охотничью рацию, сделал вызов.
– Алё! Игорь, привет! Почему не отвечал? Да, тут, понимаешь, история вышла интересная… К нам в охотничий домик парочка приезжала отдыхать. Молодожёны. Ну, пошли купаться, и в воде у невесты с перепугу вагину заклинило. Жених, естественно, был в это время, в ней. Можно было, конечно, по рации и «скорую» вызвать, но я вспомнил, как ты про случай рассказывал из своей врачебной практики. Что можно в женщину войти с другой стороны, пропальпировать, нажать на матку – и спазм уходит.
