скачать книгу бесплатно
Потом мы обменялись подарками. Я передал ей целый мешок писем от всех наших общих друзей. Они постарались на славу, исписали много листов, приложили кучу открыток, в общем, сделали всё, чтобы она радостно расплакалась при получении подарка от ожидаемо нахлынувших чувств. Она не расплакалась. Сунула пачку в сумку и пообещала почитать на досуге.
И после этого она что-то говорит о моей незаинтересованности!
Все в нашей весёлой куче обожали черноволоску. Она была практически центром компании. Я бы от них такой кучи сообщений не получил, куда бы меня ни закинула судьба. А она просто сунула их в сумку и забыла, словно ничего не было.
Передал я и пару сувениров от себя лично – несколько дисков, фатально ненужных в эпоху интернета, да книгу своих рассказов. Диски она осмотрела, придирчиво морща носик, после чего отправила их в бездну сумки вслед за корреспонденцией. Книжка задержалась в её руках на некоторое время.
– Сам издал?
– Да.
– Там есть что-нибудь обо мне? – Спросила она.
– Возможно. – Отозвался я. Не хотелось врать, там действительно было что-то о ней.
– Там есть что-нибудь о тебе? – Спросила она через минуту.
– Однозначно. Почти всё.
Она аккуратно раскрыла книгу на случайной странице и пробежала глазами несколько строчек. В эту минуту мне очень захотелось принять её предложение, но я сдержался.
Настала её очередь дарить обязательные местные сувениры: лимонный ликёр средней крепости и набор шоколадных конфет – вот и всё, что она посчитала нужным взять на встречу со старым другом. И ещё приглашение в дом – напомнило что-то в моём мозгу. Это, возможно, поважнее книжки рассказов.
Лимоны тут везде: деревья растут на улицах, в садах у местных жителей, на вершине горы, и даже в бездне, где покоятся останки общественных бань чёрте какого века. Лимоны – жёлтые, кислые, с привкусом детской болезни и спиртового раствора.
Подруга выглядела виноватой. Эта эмоция стала первой честной эмоцией за вечер, и мне даже на секунду захотелось утешить её, но я сдержался. Не потому, что во мне нет жалости, а потому что в тот момент во мне её было с избытком. И ещё не хотелось признаваться, что я расстроюсь, когда она встанет – тогда я перестану ощущать тремоло в её коленях и отправлюсь в одиночку в отельный номер, с балкона которого буду смотреть в бездну.
Мы попрощались.
– Ну прощай. – Сказала подруга и связь между нами, та связь, что на уровне коленей, прервалась. Возможно, навсегда.
– Прощай. – Я держал в руке коробку конфет и никак не мог сообразить, что с ней делать.
Она посмотрела на меня своим излюбленным долгим взглядом, который падает на тебя, как многотонная плита, и ушла, закинув сумку с подарками на плечо. Я наблюдал, как она удаляется, красиво покачивая бёдрами, обтянутыми чёрным, плотно сидящим латексом, и вообще ни о чём не думал.
От местного кофе не начинает болеть голова, сердечный ритм не увеличивается, поэтому его можно пить весь день и не бояться передоза и смерти в адских муках, что неминуемо ждёт вас, если переборщить с горячим чёрным напитком в Москве. Поэтому, я заказал ещё чашечку, на этот раз со взбитым молоком, и закурил.
Если не о чем думать, думай о кофе.
Официальная часть поездки закончилась, настало время импровизации.
Впрочем, как оказалось, этот полдень собирался устроить мне ещё один сюрприз. После того, как моя подруга скрылась из виду, и я опорожнил чашку кофе, ко мне подсели две китаянки – возможно, это были представительницы какой-то другой азиатской национальности, но больше всего за рубежом именно выходцев из Поднебесной. Одна была чуть повыше, где-то метр шестьдесят, другая совсем миниатюрная. Они что-то бегло щебетали на итальянском, но так как я языка не знаю, возникла неудобная пауза.
Тогда та, что поменьше, обладательница ярких синих волос, неожиданно перешла на русский. С совершенно чудовищным, словно птичьим, акцентом. Приходилось как следует вслушиваться и периодически переспрашивать, чтобы разобрать хотя бы три-четыре слова подряд.
– Подруга ушла. – Сказала маленькая синеволосая девчонка.
– Подруга ушла. – Согласился я.
– Ты не должен сидеть тут один. – Снова подала голос та, что поменьше. – Ты не должен сидеть тут и пить. Это очень-очень плохо, а дальше будет ещё хуже.
Я кивнул для вида, потому что совсем не мог понять, чего они от меня хотят.
– Пока ты сидишь один, в тебе умирает человек. – Сказала та, что повыше. Её русский был ещё хуже, настолько, что я додумывал за неё одновременно и приставки, и суффиксы, и окончания, а она говорила одни корни, и даже в них умудрялась путаться. – Человек умирает. Время умирает. Надо двигаться, разговаривать с другими, слушать истории. Иначе исчезнешь.
Я снова кивнул.
– Идём к тебе. – Уверенно прощебетала та, что поменьше. – Будем разговаривать. И не только разговаривать.
– Э, нет, дорогие. – Я быстро сообразил, чего от меня хотят девчонки. А у меня действительно было не так уж и много денег, да и покупать секс в чужой стране было всё-таки небезопасно.
– Не пожалеешь, глазастый. – Сказала та, что повыше. – Не понимаешь, от чего отказываешься.
– Нет. Не пойдёт. – Я был непреклонен. Та, что повыше погрустнела, маленькая же насупила брови. – Простите, девчонки, не по мне такие дела.
– Ты уверен? – Голос той, что пониже вдруг приобрёл какой-то странный тембр, словно у меня звенело в ушах при каждом произнесённом звуке.
– Абсолютно.
– Ну, потом не плачь. – Буркнула та, что повыше. – Ты ещё сможешь изменить решение позже.
Я зачем-то сунул им коробку конфет. Просто не знал, что с ней делать, а китаянки подвернулись вовремя. Маленькая девчонка забрала коробку и странно посмотрела на меня.
– До встречи.
Я лишь кивнул.
Она взяла за руку ту, что повыше, и они обе удалились в ту же сторону, куда десять минут назад ушла моя подруга. Метров за пять до выхода с территории ресторана та, что пониже обернулась и чуть приподняла платье. Видимо, чтобы я узнал, от чего отказываюсь. Под платьем не было белья, зато наличествовали упругие красивые ягодицы.
Я ещё раз отрицательно помотал головой, а она лишь улыбнулась в ответ, словно знала что-то, чего не знал я.
Честно говоря, всё это выглядело довольно странным. Впрочем, мало ли какие тут особенности. Расплатившись, я направился в отель.
В холле не было ни души, так что я взял на себя смелость самостоятельно пройти за стойку регистрации, выполненную из обшарпанного красного дерева, и забрать ключ от своего номера. Поднимаясь на третий этаж, я обратил внимание на то, что ни на лестнице, ни на этажах не было ни души.
– Отлично, – буркнул я себе под нос, – ты хотел одиночества, теперь жри его столовыми ложками.
Остаток дня я провёл в странном состоянии тотального отупения.
Я выволок на балкон стул из прихожей, он едва поместился на узкой площадке, после чего уселся на него, запасшись пивом из мини-бара и сигаретами.
Смотреть в бездну под ногами было очень интересно. Страшно, конечно, но притупить этот врождённый страх помогло пиво, а вот с любопытством оно ничего сделать не смогло. Волны бились о скалы где-то далеко внизу, и стремительно садящееся в море солнце подсвечивало огненные гривы волн. Прекрасное, романтичное явление, которое я попытался бы зарисовать, если бы умел настолько хорошо передавать движение и фактуру.
К сожалению, перерисовывать плоские узоры – мой потолок.
Потом я, кажется, задремал, потому что проснулся, когда моря уже не было видно. Под ногами что-то шипело и гремело накатами, как разгневанная преисподняя, но если на горизонте рябь на воде подсвечивалась невесть откуда взявшейся луной, то внизу, в бездне, царил кромешный мрак.
В общем, неудивительно, что ближе к полуночи я уже не сидел на балконе, а проводил время с бокалом в руке возле бутафорского камина, в котором горело электричество.
Отель действительно был богатым, и отделка номеров предполагалась соответствующей статусу.
Призрак Луиджи Соррентино появился, едва часы пробили полночь.
Он завис над кроватью, и всё его зыбкое тело источало жалость и сочувствие.
Пробили – это лишь фигура речи, на самом деле часовой механизм противно протрещал, как заяц-барабанщик, добравшийся до листа жести. Отвратительный звук, наложенный на не менее отвратительную тишину полночного периферийного городка.
Бывает так, что ночные улицы молчат. Откуда-то издалека раз в несколько минут ветер приносит вскрик чайки, пролетающей на уровне скалы и призывно зовущей другую чайку, а больше не слышно ни звука. В эти минуты мне кажется, что я на самом краю Земли, хотя на той стороне залива и горят огни Неаполя. Достаточно открыть гардины, чтобы свет оттуда наполнил мир. Но я этого, понятно, делать не стал, решив пообщаться с незваным гостем.
– Здравствуй, смертный, – громко и отчётливо произнёс призрак. – Меня зовут Луиджи Соррентино. Я построил этот дом.
– Этот отель? – переспросил я.
– Этот дом! – голос призрака выдал обиду, по всей видимости, он не хотел, чтобы здесь селились на время совершенно чужие люди. – Живые превратили мой дом в гостиницу, но я-то всё помню. Здесь жил я со своей любовницей. У нас была прекрасная лимонная роща и маленькая беседка на краю обрыва.
– Сейчас тут отель, – спокойно отозвался я. – Ничего не поделаешь, ты умер, а твои потомки решили всё по-своему.
– У меня не было потомков. Это – так, седьмая вода. Дети племянницы.
– Мне очень жаль.
– Как бы то ни было, – заявил призрак, – я здесь, чтобы рассказать свою историю.
Надо слушать истории – так сказали китаянки, предлагавшие мне себя. Почему им всем надо, чтобы я что-то слушал? Неужели так сложно оставить меня одного?
– Я застал Сорренто в период рассвета, – загрохотал синьор Луиджи, и воздух наполнился запахом мускуса. – Здесь было всё, чего только может пожелать взрослый состоятельный господин. Представляешь себе этот город в зените славы?
– Не очень. Но думаю, тут было красиво и не так запущено, как сейчас.
– Неужели, всё запустили? – грустно спросил призрак. Кажется, я мешал ему сосредоточиться на истории.
– Ещё как. Краска облупилась, многие дома в городе – в аварийном состоянии. А уж местность вокруг станции, о ней и говорить не хочется. Но город всё-таки живёт, авось, поправят со временем.
– Станции? – удивился призрак, и я запоздало сообразил, что что в его бытность живым тут, наверное, поезда не ходили. Жители и приезжие добирались до порта вплавь на хлипких судёнышках, и весь залив, как гроздьями винограда, был усеян плавательными средствами разной степени непотопляемости. Может, из какого-нибудь городка возле Везувия, или из самого Неаполя, или с Капри, что спрятался прямо за скалой, регулярно ходили суда, но скорее всего, лодку просто нанимали зажиточные граждане, чтобы не тащиться несколько дней по суше на полудохлом коне. И не было никакого расписания, и не было билетов. Как прекрасен хаос в лучших его проявлениях, и насколько подробно его можно рассмотреть здесь, особенно на оживлённом перекрёстке, где ни водитель, ни простой пеший человек, ни даже чёртова гужевая повозка не соблюдают правила безопасности.
– Да. Как бы тебе объяснить. Сюда теперь идёт поезд.
– Поезд?
– Представь себе огромную машину, которая двигается по рельсам.
– Но как она движется по горам?
– О, это совсем просто. Они прорыли тоннель для этих машин, так что теперь поезда несутся прямо под горой и вылезают на свет в пригороде.
– Не может этого быть! – на распев произнёс призрак. Он явно был в восхищении. – Может, жаль, что я не оставил наследников.
– Думаю, они нашлись сами, как только ты склеил ласты.
– Совершенно верно, – Луиджи Соррентино снова посмурнел. И даже призрак его стал каким-то менее прозрачным. – Ладно. Я хочу рассказать тебе историю моей жизни, а если точнее, моей смерти.
В этот момент зазвонил телефон.
– Это что такое? – встрепенулся призрак.
– Это телефон. А, не спрашивай, я всё равно не смогу объяснить.
– Я могу продолжать? – Луиджи, кажется, начал раздражаться.
– К сожалению, пока нет. Я должен ответить.
Призрак совсем как живой человек из мяса и крови бесплотно плюнул на пол и удалился к окну, полюбоваться видом.
– Эй, не спишь? – спросил меня голос по ту сторону. Это была моя подружка.
– Нет, не сплю. Веду задушевные разговоры с призраками, – бодро отозвался я.
– И я, – сказала подруга, – с призраками наших прошлых жизней. Ты всё ещё не хочешь ко мне?
– Нет. Надо поговорить с призраком.
– Можешь не класть трубку? Я тоже хочу поговорить, и в отличие от него, я ещё жива.
– Конечно.
Я видел, как Луиджи недовольно покачал головой, хотя слушал во все уши. Ему явно было в новинку, что можно общаться на расстоянии посредством проводов. Он внимательно изучил аппарат, почёсывая свою призрачную бороду, но в итоге завис возле меня, по всей видимости, плюнув на попытки понять изменившийся мир.
– Можешь меня не слушать, – пробормотала подруга. – Мне просто надо поговорить. Хорошо?
– Говори, – я это сказал обоим моим собеседникам, и оба правильно поняли моё сообщение.
– Мне очень нравится моя жизнь, – сказала подруга, – у меня есть всё, что я могла желать годы назад. Счастливый брак, ребёнок, Альфа-Ромео с автоматической коробкой передач, пятнадцатого года – немного битая, но у кого тут машины без вмятин? В этой стране считается, что жизнь удалась, когда у тебя есть все эти приметы успеха. Они не стремятся к миллионам, не испытывают потребности стать лучше других. Помнишь, как в молодости мы даже в собственной компании всё время с кем-то конкурировали, выставляли себя напоказ? А здесь мне не нужно об этом думать ни минуты.
Я промычал что-то нечленораздельное. Я и сам уже давно не стремлюсь кому-то что-то доказывать, наверное, потому и остался один.
Пока подруга болтала, Луиджи склонился надо мной и постепенно начал развивать собственный сюжет.
– Я хочу рассказать тебе, смертный, о том, как я превратился в проклятую душу, что скитается без толку по этому миру. Возможно, ты извлечёшь из моего рассказа урок, а если прислушаешься, узнаешь способ обогатиться, потому что в самом конце я расскажу тебе, как найти все мои сбережения. Их до сих пор никто не раскопал, и они хранятся в никому не известном месте. Я приведу тебя к ним.
Я кивнул.
– Многие годы я живу с ощущением, что половина меня где-то застряла, а вторая ждёт её и грустит по ней. И в этом чёртовом Сорренто она сделала привал. Пусть сестричка нагонит, пусть отдышится после бега, а потом они, взявшись за руки, побредут дальше, на самый край мира, чтобы там понять что-то, чего по отдельности понять так и не смогли. Но только это иллюзия. Моя потерявшаяся половина где-то далеко, и никаким образом её сюда не притащить, как ни старайся.
Моя подруга очень любила огромные развёрнутые метафоры, за что её иногда называли Горацием. Правда, в прошлой жизни. Гораций в юбке – эта кличка ей очень подходила, потому что даже в лютые морозы она надевала юбки, почитая за правило оголять ноги всегда, когда это возможно.
Одной рукой я достал из пачки Мальборо сигарету и закурил, пытаясь хотя бы частью сознания цепляться за хитросплетения обеих историй.
– Мне принадлежало огромное поместье – чего там только ни было: и небольшая усадьба, и лимонный сад, который я своими руками возделывал почти десять лет, и беседка над склоном. Всё это было моим, а я был его, и растворялся в этом постоянстве, как растворяется любовник в отношениях с другим человеком, как растворяется в стакане вина яд, который убивает невнимательного друга, пришедшего в гости к злоумышленнику.
