скачать книгу бесплатно
Если бы он сейчас меня остановил и многозначительно взглянул в глаза для пущей убедительности, я бы основательно его шарахнула, но он продолжал идти рядом, не нарушая моих границ. И все же я решила предупредить:
– Угу, я тоже хорошая, но приставать начнешь, получишь по яйцам.
Его хохот прокатился по пустынной улице и отозвался в душе еще большими сомнениями.
– Да ты огонь, никогда в тебе не сомневался.
А план побега в голове тем временем нарисовался ясно.
Вечеринка у Маринки шла полным ходом. Туда-сюда сновали парочки, парни попивали пенные напитки, девчонки танцевали под еле слышную музыку радио Энерджи. Подруга рассказывала, как однажды на них вызвали ментов, потому что они слишком громко топали, и теперь главным условием нахождения на этой тусе стало «можно все, только тихо». И судя по количеству тел, все были согласны.
Полумрак комнаты, освещенной лишь торшером, настраивал на расслабляющую волну, да и вся атмосфера была чересчур дурманящей, притупляющей бдительность. Бросив своего спутника на входе, я обошла кухню и комнату в поисках Сережи. Почему-то именно его присутствие волновало меня сейчас больше всего.
– Привет, красотка, как добралась? – многозначительная улыбка Марины меня взбесила, но выразить это, значило, показать, как меня задело. А мне, по сути, было плевать.
– Где Сережа?
Улыбка сползла с лица подруги, а взгляд неосознанно метнулся в дальний угол. Она схватила меня за руку и потащила в противоположную сторону, но обернувшись, я заметила Таню из параллельного класса. Та сидела верхом на каком-то парне, который поглаживал ей спину под майкой. И что-то в его движениях мне было знакомо.
– Нет, пожалуйста, – Марина продолжала тянуть упирающуюся меня в коридор и молила об одном: – не надо.
Ведомая ей, я вдруг прекратила сопротивление. Сама же постоянно повторяла, что наши отношения с Сергеем ничего не значат. И вот. Получила.
– Чего не надо-то? – запертая подругой на кухне, я выругалась. Неужели меня можно только предавать? Неужели меня нельзя просто любить? Сначала отец, теперь… Нервно меря шагами маленькое пространство, я не находила себе место. Меня даже в пот бросило. Не то чтобы я была сильно влюблена, но вот так, за спиной! Он же знал, что я приду!
– Забей на него, он тебя недостоин. – Марина встала на окно и прикурила в открытую форточку. Безразличие, с которым она произнесла жалкие слова поддержки, злило еще больше.
– И что делать? Просто оставить все как есть?
Я так не умела. На столе стояла чья-то початая бутылка. Не думая, что и как буду потом объяснять матери, я отхлебнула и не смогла остановиться. Какой бы образ ни сложился в глазах друзей, я почти никогда не пила. Мне, чтобы веселиться, допинг был не нужен. Но выходка Сережи… Это было больно.
– Ты дура что ли? – спрыгнув с окна, подруга выдернула бутылку, залив пол липкой жижей. – Тебя развезет сейчас, – но ужас в ее глазах никак не сочетался с моим состоянием.
Градус быстро ударил в голову, растворяя печали в пузырьках, раскрепощая и добавляя легкой игривости. О, понимаю, почему говорят, что пьяным море по колено. Казалось, я могу доказать им всем, что не такая, как они обо мне думают. Что я намного хуже. Вырвавшись из цепких объятий подруги, я шагнула в душную комнату. И все померкло.
Очнулась я, сидя верхом на Тане, отдирая ее за волосы. Кто-то пытался меня стащить, неаккуратно хватая за подмышки. Но я так просто не сдавалась.
– Чокнутая дрянь! – орал Сережа. Он видимо и был тем, кто хоть как-то пытался помочь бедной девочке. Остальные же улюлюкали и смеялись, организовав вокруг нас кольцо. – Слезай, дура тупая. Чтобы я еще раз к тебе подошел…
Жалобный Танин рев и плаксивые причитания заверили меня, что она больше не будет зариться на чужих парней, а «любимый», так легко нашедший мне замену, в миг потерял свой статус. Нехотя отпустив их обоих, я разрешила снять меня с разлучницы и скрылась в ванной. Ледяная вода оказалась спасением.
Танюха тут же срулила домой, прижимая к груди вырванный клок волос, мой теперь уже бывший, повторно окропив меня ядом, виновато поплелся провожать потерпевшую, а я, заглотив еще пару бутылок, унеслась вдаль стремительным течением музыки. «I’m lonely, i’m falling just like you, i’m sorry»[3 - Albert Vishi Remix «Sorry»] как заведенная повторяла я слова песни, расслабленно двигаясь в такт и отдаваясь звукам целиком. Чьи-то руки прижимали меня к себе, обнимали, ласкали, сливались в единстве с моим телом, а возбужденный шепот на ухо «ты прекрасна» распалял. Лишь бы это состояние беспамятства никогда не проходило. Лишь бы музыка текла по венам вместо крови. Лишь бы эти губы не теряли мои.
А потом меня вырвало.
Воскресение #2
Мне снился Никита. Не знаю, почему и как, но я то и дело ловила в сознании его лицо и слышала успокаивающие нашептывания. Взволнованный голос настолько вклинился в мой разум, что покинь он меня, я реально боялась больше никогда не очнуться. Я цеплялась за его слова, за его образ – за ту соломинку, что он протягивал. И была опустошенно спокойной. Ведь все будет хорошо. Обязательно будет. Пару раз я ощущала, как его тонкие пальцы пробегают по щеке и шее, а однажды, как горячие губы касаются лба. Но мне не хотелось отталкивать его или просить перестать сниться, все, что я могла – молча принимать заботу, и я бы ни за что на свете не отказалась от этого.
Проснулась я глубокой ночью, поперхнувшись собственными слюнями. Мягкая кровать отчасти напоминала мою, но стоило мне перевернуться на спину, как я поняла: что-то не так. Широко распахнув глаза, я дала им мгновение привыкнуть к темноте, прежде чем оценить обстановку. Я лежала в одежде (джинсы были застегнуты) на незастеленном диване, накрытая каком-то пледом. Комната отличалась формой: моя была продолговатой с голыми стенами, а эта квадратная с длинным уродским шкафом до занавешенного окна. А штор у меня и в помине не было. Так. Где же я? Сглотнув, я крепко зажмурилась и снова открыла глаза, ожидая, что вместе с пеленой спадет и наваждение. Однако ничего не изменилось. Тогда стараясь не производить ни звука, я села. Голова даже от такого нехитрого движения закружилась так, будто я скатилась на американских горках. Никогда, кстати, не каталась, но почему-то уверена, что чувства именно такие. Подождав пока цунами мозговой жидкости омоет берега черепа и успокоится, я старалась дышать урывками, борясь со рвотными позывами. Лечь бы обратно и забыться, но смутное чувство, что я что-то упускаю, свербило в груди. И тогда я свесила ноги, но место пола почувствовала нечто живое, теплое и бугристое, и еле сдерживая рвущийся наружу крик, аккуратно перешагнула это существо. Оно приглушенно охнуло, а из дальнего угла ему ответил чей-то храп. Отлично. Противников все больше.
Накатывающий страх душил, стискивая легкие. Я судорожно хватала воздух ртом и пугалась каждого шороха, даже если сама была виновницей его производящей. И тут я узнала интерьер. Мышечную память никто не отменял, и когда рука безошибочно нашла дверную ручку, меня озарило. Точно. Я же осталась у Марины. Нужно ее найти. Почему-то уверенности в том, что она спит на полу или кресле, у меня не было. И тогда толкнув дверь из комнаты, я очутилась в небольшом коридоре, а после – на кухне. Щелкнул выключатель, и ослепляющий свет резью отозвался в мозге. Зато я нашла подругу. Она ютилась на табуретке, склонив голову на сложенные руки, и громко посапывала. Да, ее жесткое дыхание могло напугать кого угодно, но я-то знала ее особенность. Часто мы смеялись, что она внебрачная дочь Дарта Вейдера. И это сильно. Смеяться над своими недостатками может не каждый.
Я легонько ее толкнула, упав на соседнюю табуретку.
– Что за… – фыркнула она.
– Это я, не гунди.
Продирая понимание сквозь ресницы, она пространственно уставилась мимо меня. Сфокусироваться получилось не сразу, но я была терпеливой.
– Воды налей, – Марина облизала пересохшие губы. – И сколько времени?
Голова прояснилась, но каждый механический жест запрашивал усилий больше чем обычно. Придерживаясь за стол, я поднялась, подставила кружку под мощную струю и обернулась. Пришлось закрыть глаза и сильнее ухватиться за столешницу, чтобы сохранить устойчивость. На стене висели старинные часы с кукушкой, стрелками и маятником. Я всегда удивлялась, как такая древность еще не рассыпалась. Но сейчас они были очень кстати. Где лежал мой телефон, я не знала.
– Пять часов, – ответила я, глядя, как жадно подруга насыщается. И как только она отставила пустую кружку, я повторила свои действия и уже сама впилась в живительную влагу.
– Пять утра? – переспросила Марина, и по ее настороженному виду я поняла, что все плохо. – Так тебе же домой надо.
В глазах таки потемнело, а судорога свела конечности. Сегодня воскресение. Отец приедет в десять. Мама встает в семь. У меня осталось два часа, чтобы незаметно пробраться домой.
– Я не дойду, – упавшим голосом прохрипела я.
Поразмыслив, что давалось Марине нелегко (потому как я вообще не могла думать), она улыбнулась.
– Погоди расстраиваться. Я сейчас.
Шатающейся, шаркающей походкой подруга медленно выплыла из кухни. Пойти следом я была не в состоянии, как и в принципе что-то делать. В оцепенении я провожала длинную стрелочку, назло бегущую быстрее положенного. Наконец в дверях показалась подруга. И не одна. А под руку с Никитой.
– Вот. Он пойдет с тобой.
Вид сопровождающего был не лучше Маринкиного. Помятый и побитый словно пес, он, зевая, тер глаза кулаками. Я покачала головой. Хватит с меня на сегодня этого товарища. Того и гляди, насовсем переедет ко мне в голову. Нет уж. Увольте.
– Мне надо умыться, – промычал он, и не дожидаясь какого-то ответа, скрылся в ванной.
– Ты смеешься? – негодуя, спросила я.
Вечно она со своими шуточками. Я была готова поверить во все, кроме этого. Однако серьезность ее предложения зашкаливала.
– Нет, – уже вслух произнесла я. – Я его даже не знаю.
– О, – Марина плюхнулась рядом. – Это Никита. Живет в соседнем подъезде. Ему семнадцать, учится в одиннадцатом. Нормальный парень.
Я показала «класс» и усмехнулась:
– А что ж сама не берешь? Раз такой лакомый кусочек. Думаешь, я не поняла твои намерения?
Округлив глаза, Марина обиженно выпятила губу:
– Так ты обо мне думаешь?
Но завершить спор мы не успели. В дверях вновь материализовался Никита, посвежевший и окончательно проснувшийся. Не знаю, как выглядела я, но он был явно хорош.
– Идем?
«Ох, и как же дико мы наверное смотримся вместе» – вдруг подумалось мне. Невысокая я в теплом свитере, тонкой жилетке и намотанном вокруг шеи в три оборота шарфе, и долговязый парень в дутой куртке, широких джинсах и, насколько я могла судить в полутьме, ярких, разноцветных конверсах. Оба заторможенные или отмороженные. Нетвердая поступь, бегающие глаза, хмурый взгляд. Да заметь нас полицейский, мы бы уже сидели в участке. Хотя… Наш райончик славился всякими буйными неформалами, и даже если бы нам кто-то в погонах и встретился, он бы посчитал своим долгом также быстро скрыться. Мало ли что.
Шли мы в метре друг от друга. Не касались и не разговаривали, но, когда я спотыкалась (а случалось это часто), Никита успевал каждый раз ухватить меня за локоть. Я, раздосадованная своими нерасторопностью и неуклюжестью, умноженными на похмелье (почему никто не говорил мне, что будет так плохо), благодарила его и снова увеличивала щадящее расстояние.
Половина шестого утра встретила нас пронизывающим ледяным ветром, жгучей тьмой и тихими пустынными улицами. Ежась от холода, я напялила рукава на кисти и принялась согревать их горячим дыханием.
– На, – парень протянул мне перчатки размеров на пять больше, чем мои, и я, не раздумывая, с радостью всунула в них свои пальцы и скрестила руки на груди.
Кто? Скажите мне, кто в такую погоду надевает кофту и жилетку? Нужна теплая одежда, не меньше шубы в пол. И шапки – такой толстой с начесом, чтобы можно было спрятать даже подбородок.
– И вот еще, – Никита стянул с себя головной убор – модный сейчас колпак.
Е-мое, где-то преподают интуитивное чтение мыслей, а я не знаю? Может мне тоже записаться? Что-то он слишком часто предугадывает мои желания. От такого надо держаться подальше. Да и от предложенной шапки стоит отказаться. И вообще, я могла дойти до дома одна. Сумеречная тишина и никого вокруг. Зачем Марина мне его втюхала?
– Ты меня бесишь своей заботой, слышишь? – стуча зубами, огрызнулась я. – Где тот наглый паренек, что вчера надо мной насмехался?
Не знаю, что на меня нашло. Просто во всей бесконечной суете моих дней, почему-то заботился обо мне сейчас только он. Не мама, не, боже упаси, отец. Простой паренек, которого я видела второй раз в жизни. Аж закололо меж ребер. Ужасно такое осознавать.
Никита спрятал шапку в карман, видимо, чтобы поддержать меня, и дальше шел тихо, виновато опустив голову. Я бы фыркнула ему в ответ, но грея руки в перчатках, опять спотыкнулась. И распластавшись на дорожке, с удивлением подняла на него глаза. То есть, он еще и обижаться умеет? Нет, руку он мне протянул и подняться помог. Но не придержал в момент падения. Ха! Смешанные чувства поселились в душе: вроде мне его было и жалко (он же не виноват, что я колючка), а вроде он заслужил и должен был отшутиться в ответ. Я даже хотела грубо захохотать, но вымученный смешок – единственное, что сорвалось с моих губ. Хорошо хоть, что жила я не на другом конце города, и идти оставалось минут пять.
Протоптанная тропинка быстро вывела нас к нужному дому. Я хотела уйти, не прощаясь, но, когда Никита остановился у подъезда, не смогла.
– Меня зовут Вася, – промямлила я, протягивая перчатки.
– Я знаю, – с полуулыбкой кивнул он, собравшись уходить, – хорошего дня.
– Твою ж мать, – вырвалось у меня вместо «спасибо».
Он, удивившись, обернулся и проследил за моим, полным ужаса взглядом. В окне третьего этажа, аккурат, где находилась моя комната, горел свет.
– Я пойду с тобой, – не терпящим возражений тоном Никита привел меня в чувство, а затем подхватил под руку и потащил к подъезду.
Будь я одна, я бы растерялась. Встала бы под окном как вкопанная, ожидая увидеть мамин встревоженный профиль за стеклом. Нет, я знаю, она бы не ругалась. Уверена, что и нотаций не читала бы. Но видеть сожаление в глазах, опущенные плечи и грубую морщину меж бровей… Знать, что я не просто напортачила, а крупно облажалась – заставила ее беспокоиться. Это равносильно разрыву связи и потери доверия. Звучит не так страшно, как есть на самом деле. Но мама – единственный человек, кто всегда был рядом, кто поддерживал в сложные моменты, кто верил в меня. И заставить ее нервничать, означало, разрешить усомниться во мне. Тогда, когда я сама сомневалась в себе больше всего на свете.
М-да, четко составленный в моей голове план сбоил. В нем не были прописаны инструкции для такого поворота. Я была обязана появиться дома до того, как мама проснется, а с утра показать, что плохо спала и уговорить ее не отправлять к отцу. Мой потрепанный вид должен был разжалобить ее, а искреннее расстройство – отвести внимание. А я, мало того что напилась и воняла смесью дешевого пива и рвоты, и мне для легенды нужен был минимум душ, так я еще и опоздала. И как теперь объяснить ночную прогулку?
Никита уверенно вел меня по лестнице, ни разу не остановившись и не переведя дух. Я болталась позади, как сдутый шарик на веревочке, но позволяла себя тащить. Потому что из нас двоих в этот миг рационально думать мог только он. Затормозив напротив моей двери (и откуда ему известно, где я живу?), он подтолкнул ватную меня вперед, а сам юркнул за спину. Логично, если бы он мгновенно растворился, бросил меня на растерзание совести, но он так шумно дышал на ухо, словно ждал, когда же я трухану и дам заднюю.
Дрожащей рукой ковыряя ключом, я никак не могла попасть в замочную скважину. Раздосадовано фырча и злясь, что загнала себя в такую ситуацию, я в итоге попала в цель, когда дверь перед нами распахнулась. Всклокоченные волосы, выпученные глаза, полные боли и радости одновременно, и тяжкий вздох послужили мне приветствием. Мама, благоухая лекарствами, заключила меня в объятия и затянула в квартиру, а я машинально вцепилась в Никиту.
– Боже, я так переживала, – из уст матери вырвался то ли писк, то ли стон. – Где ты была?
Я открыла рот и… смогла выдавить из себя только нечленораздельное бульканье. Та, находчивости которой завидуют многие, оказалась не в силах врать и дерзить близкому.
– Простите, это я виноват, – подал голос мой спутник.
Удивленная мама опустила руки и обошла меня сбоку, разглядывая Никиту, словно никогда до этого утра не видела мальчиков. Ну, доля правды в этом была. Я еще ни разу никого не приводила знакомиться.
– Вера, – она протянула ему руку.
Он ответил и на жест, и на реплику:
– Никита.
Дикий танец зрелой и в противовес ей покорной ауры сузил коридор до одного вдоха. Моего вдоха.
– Тапки под стулом, Никита, – наконец мама прервала молчаливый бой и, развернувшись, затягивая пояс на халате, прошла мимо. Спустя минуту щелкнул чайник, и шипящий звук нагреваемой воды заполонил квартиру.
Мы тихо, чтобы не нарушить баланс этого хрупкого мира, скинули ботинки и прошли в кухню. Мама поставила на стол только два стакана и закинула в них по чайному пакетику.
– Иди в душ, – твердым, командным голосом, адресованным явно мне, она указала на дверь.
– А вы… чем заниматься будете? – недоумевая, я уставилась на стол, наполняющийся печеньками и зефиром.
– А мы пока поговорим, правда, Никита?
Если бы я знала его чуть больше, могла бы предположить, что он испугался. Хотя внешне никаких проявлений и не заметила. Все та же расслабленная поза, все тот же усталый взгляд.
– Иди уже, – мама настаивала.
А я все ждала, когда он посмотрит на меня, когда я прочту в его глазах ужас и брошусь на помощь. Он же не должен стоять и оправдываться перед мамой. Он вообще не должен здесь находиться. И это я впутала его в свои разборки.
– Да, Вась, – бросил он через плечо, – иди уже.
Послушно отступая в коридор, я впервые в жизни не знала, что делать. Выполнить просьбу матери, казалось, самым простым и правильным, но оставить невинного человека в непонятный момент расхлебывать мои проблемы? Да я никогда не дам им то, что они просят. Вот бы только услышать, о чем они говорят.
Прижимаясь ухом к двери, так предусмотрительно запертой мамой, я силилась услышать хоть что-то, меняла положение, всматривалась в щель. Но разобрать их шепот было невозможно. Распаляясь еще больше, я скрылась в своей комнате и принялась мерить шагами ее периметр. Я сжимала кулаки и несколько раз подходила к грани «ворваться», но мама не зверь, и Никите вряд ли грозила реальная опасность. Прошло не меньше получаса, прежде чем я потеряла надежду понять, что у них там творится.
Брошенная на пол кофта с засохшими пятнами моей утренней неприятности мозолила глаза, и вынужденная чем-то занять руки и мозг я скрылась в ванной, иначе бы сошла с ума от нетерпения. Сперва замочила в тазике грязную одежду, а после, стянув остатки ночного приключения, залезла под горячую струю и сама. Смывая переживания и усталость, я заряжала тело энергией и наполняла голову новыми смыслами. Ничего плохого не произошло. Я не переступила закон, ничего не сломала, никого не обидела. Танюха не в счет. И если мама захочет, я готова поехать к отцу и в качестве наказания вести себя тихо. Извинюсь за поведение и ни слова не скажу против. Буду паинькой, лучшей дочкой на свете. Если это так важно маме. Да, все будет хорошо.
И первое разочарование ждало меня у двери. Никита ушел, а отец приехал раньше.
– Ты что себе позволяешь? – не разуваясь, отец проходит по коридору и останавливается около меня, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Лицо его перекошено от злости, а сам он раздутый как шар, готовый вот-вот лопнуть.
Я нагло вздергиваю нос и, не отводя глаз, отвечаю на тяжелый взгляд. И пусть я чувствую себя уязвимой, стоя на против в одном полотенце и ощущая стекающую с волос по обнаженным плечам воду, я в состоянии дать отпор. Потому что сильнее. Потому что закипающая внутри меня ярость напоминает отнюдь не лаву действующего вулкана, как у отца, а скорее охлажденное лезвие катаны, которым я запросто могу отсечь ему язык. Ведь он потерял право разговаривать со мной в таком тоне еще много лет назад.
– Почему мне звонит мать и плачет, что ты ушла из дома? – Брызжа слюной, он тычет в меня пальцем. – Почему я вынужден вставать в пять утра и нестись на твои поиски?
А, вот в чем дело. Бедняжка не выспался. Я громко смеюсь, заставляя отца оторопеть от моей дерзости.
– Так ты расстроился из-за того, что тебя, бедного, рано разбудили?
Понимание, взмах ресниц, губы, сложенные в «о». И… Три, два, один… Скрип зубов. Замах раскрытой ладони. Ожидание звонкого шлепка. И ничего. Тишина. Рука, замершая в сантиметре от моей щеки, а искреннее удивление: почему я не зажмурилась и не попросила о пощаде? Не дождешься. Если раньше я планировала просто насолить тебе, то теперь превращу твою жизнь в ад.
