Материнство от ада до умиления. Я боюсь своего ребёнка

скачать книгу бесплатно

Из одежды для беременных я купила себе только самое основное: колготки, нижнее бельё, чулки для родов – это по рекомендации флеболога. Одежду я носила свою, какие-то широкие кофточки взяла у мамы, что-то дали приятельницы.

Помню, как я пришла в магазин для беременных, померила потрясающие джинсы серого цвета с розовыми цветами, покрутилась у зеркала, любуясь собой. А потом вздохнула и ушла из примерочной с пустыми руками. Мне было невероятно сложно купить что-то себе: это как признать своё положение беременной.

А ещё я так и не смогла придумать имя своему первенцу. Муж предлагал разные варианты, но я от всех отказывалась.

«Хоть Жопой назову – главное, родить здорового ребёнка!» Я пережила потерю первого малыша и считала, что одежда, имя и прочие атрибуты – это просто лишнее. Всё, что касалось внешнего, для меня будто прекратило иметь значение. Жизнь и здоровье – это основное.

Осознание из настоящего.

Каждая беременность уникальна и индивидуальна. Мне кажется, что женщине следует больше прислушаться к себе: чего хочется именно ей? Кто-то страстно желает рассказать о своём положении: похвалиться, похвастаться, поделиться радостью. А кому-то не хочется ни слова об этом говорить!

Гинеколог – вторая мама или психолог

Со второй беременностью я встала на учёт в самую обычную женскую консультацию, где мне сказочно повезло с гинекологом – Сукасян Евгения Робертовна. Я регулярно посещала её. Даже кажется, что на приём я ходила дважды в неделю, не меньше! И большинство своих страхов обсуждала только с ней.

Однажды я закрывала зонт, и он сильно ударил меня в живот. Я еле дожила до приёма: решила, что повредила ребёнка. Я влетела в кабинет бледная, с огромными глазами и поведала о своей беде. Евгения Робертовна ласково-снисходительно улыбнулась и объяснила мне, что малыш защищён от таких ударов, что ему ничего не грозит.

Участковый гинеколог относилась ко мне с удивительной теплотой и терпением. Я записывала все свои вопросы и волнения в промежутках между приёмами и приходила с листочком к ней. Пока я не проговаривала всё, что написано на бумажке, я от гинеколога не уходила.

Крайне редко я заходила в кабинет вовремя: приходилось сидеть в очереди, несмотря на запись. Но это лишь потому, что Евгения Робертовна отвечала на все вопросы своих пациенток. Видимо, не только у меня бывали такие тревоги.

Когда меня выписали из больницы, я просидела дома ещё пару недель, покорно гуляя по два часа в день и любуясь грязью и скользким льдом. Я изнывала от скуки, отсутствия движения и людей; наедине со своими пугающими воспоминаниями я не могла уснуть и не знала, как себя подбодрить. Почитала книги, повязала – как послушная беременная, но это мало мне помогало.

И тогда я пришла к Евгении Робертовне и посмотрела ей в глаза с мольбой.

– Когда мне можно будет танцевать?

– Мать, ты чего? Сдурела? Ты ж с угрозой выкидыша лежала в больнице!

– Да, я знаю! Но я же танцевала и до беременности, и первый месяц, пока не знала. Я не могу спать и не знаю, куда деться от мыслей.

До сих пор помню этот приём, когда я танцевала в кабинете у гинеколога. Я встала и показала все танцевальные направления, что знала! Мы выбрали с ней бачату – как самую безопасную для моего положения, и я потихоньку вернулась в привычный мир движения.

Да, несмотря на сильнейший страх потерять ребёнка, я не могла отказаться от танцев: они спасали меня от мыслей и депрессии. Я приходила пару раз в неделю на занятия, переодевалась и танцевала. Я будто погружалась в другой мир: мир моего тела, которое хорошо себя чувствовало, которое двигалось и наслаждалось. Голова разгружалась от мыслей и страхов, музыка уносила тревоги. Я двигалась и смеялась над шутками тренеров, болтала на несущественные лёгкие темы.

Совет-урок. Найди своего врача, который действительно будет вести твою беременность. Задавай все волнующие вопросы – пусть даже это кажется ерундой. А если врач относится пренебрежительно или формально – ищи другого! Врачей менять можно и нужно!

Главная цель – выносить и родить

После первой, неудачной беременности я хотела лишь одного – выносить и родить здорового ребёнка. Выполняя послушно все рекомендации врача и гуляя на свежем воздухе, я помнила о второй составляющей этого процесса – о родах. Собственно, о них я знала информацию только из фильмов, где женщины дышат в пакет, а потом им говорят: «Тужься! Тужься!» – и акушер вынимает плачущего младенца.

Поэтому к этому процессу я готовилась следующим образом: ходила на курсы при ЖК, где нам рассказывали о правильном дыхании, об этапах родов, о совместной работе малыша и мамы во время потуг. И, послушав лекции врача-гинеколога, я не питала иллюзий касательно участия врачей в этом процессе.

– Несколько слов о платных родах. Безусловно, квалификация врача имеет значение. Именно поэтому вы и договариваетесь о том, чтобы специалист высокого уровня принимал у вас роды.

Что касается моей позиции: я не отговариваю вас от этого, но порой не вижу смысла договариваться с врачом на роды. Допустим, начались у вас схватки – вы звоните врачу, с кем договорились. А он возвращается с ночной смены домой. Или у него только что закончилась сложная операция. Что ему остаётся делать? Вы договорились, заплатили деньги – конечно, он приедет. Но в каком он будет состоянии? В этом случае любой дежурный врач в своей смене окажет вам больше внимания и принесёт больше пользы, чем тот, который сутки не спал и работал.

Вы платите деньги, и за это хотите получить гарантии от Небесной Канцелярии. Но это невозможно. Если ваши роды идут без проблем, то практически не имеет значения – кто у вас их принимает. А если возникнут осложнения, то лучше быть в руках бодрого специалиста. Деньги не дают 100 %-ной гарантии того, что всё будет прекрасно.

Эти слова сказала Евгения Робертовна на одном из занятий по родам. Она рассказывала о том, как правильно дышать, как проживать схватки и потуги, а ещё ответила на вопрос о том, какие гарантии даёт договорённость с врачом на роды. И мне запомнились эти слова на долгие годы не просто как мнение гинеколога. Я испытала их на собственном опыте, к сожалению, не совсем позитивном.

– Роды – это совместная работа мамы и малыша. Они не начнутся, пока не готов ребёнок. И врач выполняет лишь роль подсказчика, проводника; он не в силах повлиять на ход родов, если у вас слабый малыш.

Схватки у меня начались, когда я приехала домой с танцев. Да-да! Я танцевала до последнего момента во время беременности. Я не боялась, что малыш получит внешнее повреждение – доверяла словам гинеколога после случая с зонтом. Запаниковала я, когда начались схватки! Что, уже началось? Или ещё рано? Что делать-то? Недолго думая, я взяла сумку для родов, и мы с мужем поехали в роддом.

В приёмном покое меня осмотрели и усмехнулись: «Раскрытие ещё небольшое: самое раннее – через сутки родишь. Езжай домой!» Я вернулась домой, но уснуть толком не смогла: боль мешала расслабиться.

Я забылась на несколько часов, а наутро ситуация повторилась. Муж ушёл на работу, а я осталась одна и стала названивать маме и подругам; у меня была пара рожавших знакомых, которые жили в других городах и поддерживали эмоционально во время беременности. Мама запаниковала больше моего, да и подруга порекомендовала: «Есть сомнения – езжай в роддом. Тренировочные, не тренировочные схватки – откуда ты знаешь? Пусть осмотрят! Я трижды ездила, когда начались схватки!»

Дождавшись мужа с работы, я встретила его в постели со слезами на глазах: я не понимала, как считать время между схватками; боль мешала уснуть, я устала и была напугана. С мамой созванивались каждый час. Не знаю, кто больше волновался из нас двоих: мама, пережившая роды и знающая, что это такое, или я – не знающая об этом процессе ничего. Муж рассудил так же, как и подруга, и повёз меня в роддом во второй раз.

Там меня осмотрели и снова повторили те же слова. Я была измучена схватками, которые длились уже почти сутки, муж не знал, что со мной делать. И мы в поисках помощи и поддержки поехали к моим родителям. А вот дальше произошло самое интересное!

Наши мамы – очень эмоциональные, но активные и предприимчивые женщины, и они за пару часов нашли через знакомых хорошего врача.

Правда, тут возник один нюанс: он работал в пригороде. На квалификацию специалиста это никак не влияет, да и ехать было недалеко по масштабам нашего города.

Но вместо того, чтобы лежать со схватками дома или хотя бы в комфортных условиях современного роддома, я наслаждалась всеми «прелестями» старого совкового здания. Полночь. Чужой город. Обшарпанные койки, отсутствие полотенец и туалетной бумаги в приёмном покое привели меня в ещё более удручающее состояние. Соответствующие нянечки и медсёстры добавили несколько грубых словечек, которые долго всплывали в памяти и ранили.

И в довершении этого «тёплого» приёма меня встретил тот самый врач. Звонок от наших мам застал его по пути домой с ночного дежурства. Он увидел то же самое небольшое раскрытие и недовольно заворчал, что раньше утра я не рожу. Когда он попытался меня осмотреть, я сжалась от боли.

– Ну, что ты вся сжалась? Расслабься! Не расслабишься – я уйду! Будешь одна рожать! – резко и раздражённо гаркнул он.

Это была последняя капля, после которой я расплакалась и решила, что осталась одна со своим ребёнком.

И вот в тот момент мне очень помогли слова Евгении Робертовны о том, что роды – это совместная работа мамы и малыша, а врачи лишь помощники. Когда всё идёт в норме – они не нужны. Я успокоилась и настроилась рожать сама.

В предродовом отделении стояло четыре кровати, на которых тоже лежали роженицы. Под утро приехала ещё одна дама, повздыхала полчаса и начала истерить, требуя кесарева сечения. Она так громко выражала свои эмоции, что я посмотрела на неё. Девчушке было лет 20 – молодой, сильный организм. Терпеть не хотелось, видимо. Честно признаться, она нас развеселила. Мы терпеливо сносили схватки всю ночь, а она только приехала и сразу требовала кесарево сечение. Сил уже не оставалось, хотелось подремать. Крики этой девчушки очень сильно мешали.

Мой врач поспал и вернулся подобревший. Осмотрел меня ещё раз, более терпеливо и бережно; даже пошутил и сказал слова поддержки. В тот момент я ещё раз вспомнила про попытки договориться с небесной канцелярией и усмехнулась. И вдруг начались ОНИ – настоящие схватки.

Никогда и ни с чем ты их не перепутаешь! Моё тело сжималось так, что перехватывало дыхание и глаза округлялись от боли. И тут промелькнула мысль: мне же ещё рожать! Нужны силы. Рядом кричит 20-летняя страдалица, требуя ножа, а у меня за спиной вторая бессонная ночь. Я закрыла руками уши и глаза и забылась после очередной схватки.

Родила я довольно быстро, сама. Врач подсказывал, как дышать на потугах. Никакие курсы и умение дышать правильно в стрессовых ситуациях мне не помогли – мозг будто забыл эту информацию! Но присутствие поддержки рядом и здоровый организм сделали своё дело.

Я написала эту историю не для осуждения врача или медперсонала. Они – люди и живут в своей реальности. И с точки зрения профессионализма у меня нет к ним вопросов.

Я рассказала это, чтобы показать, сколько внутренних ресурсов есть у каждой женщины, если у неё есть соответствующий настрой! Твоё тело и природа знают гораздо лучше, что нужно именно тебе и твоему ребёнку, чтобы появиться на свет. Доверяй своему телу!

Совет-урок.

Береги силы! При любой возможности спи перед родами! Не обращай внимания ни на что и ни на кого!

Глава 3. Взаперти. Клетка

Что делать? Что делать?

Даже сейчас, спустя пять с лишним лет, имея двоих детей и обожая их, я вспоминаю этот год с содроганием. Как-то СЛИШКОМ было. Слишком много, слишком больно, слишком одиноко и слишком эмоционально. Будто заперли меня в клетку, лишив свободы и выбора.

Попав домой после роддома, я оказалась в заточении. Начало ноября, слабость, тяжёлая коляска. В памяти всплывают какие-то странные наставления врачей: не гулять первую неделю. И я послушно сидела дома с эмоциональным ребёнком.

Плакал Кирилл очень громко. Я не могла слышать этот крик. Мне хотелось заткнуть уши либо закричать самой от ужаса. Я не понимала, что ему нужно. Внимания, общения, молока, спать? Всё слилось в единый поток. Мне казалось, что крик не смолкает.

Первые две недели мы были вдвоём с мужем, и я как-то справлялась. Почти каждый день приезжала мама, чтобы помочь по хозяйству. Она тщательно мыла полы, стирала и гладила бельё малышу, готовила для меня полезную еду. Я смотрела на неё как на Бога.

Мы пеленали ребёнка, потому что я просто не знала, а как можно по-другому? И наиболее тщательно это получалось именно у моей мамы: она ловко и крепко обёртывала его, будто конфетку паковала. Но вечером она неизменно уезжала домой, и я оставалась в тихом ужасе. Я провожала её поздним вечером и, когда закрывала входную дверь, то ещё долго стояла в коридоре и не хотела идти к Кириллу. Мне казалось, что эта тихая идиллия (мама уезжала в тот момент, когда он засыпал) нарушится с моим движением.

Папа и бабушка были спокойны рядом с малышом, и он отвечал им тем же самым. Я же представляла из себя оголённый нерв, вздрагивающий от любого шороха в кроватке, – где уж тут взять спокойствие?

Пару раз Кирилл начинал плакать ночью, и приходилось его распаковывать и менять памперс. А запаковать так же я его не могла. Неловко закручивала пелёнку, он выбирался из неё, отчего я тревожилась ещё больше.

Однажды я оставила пелёнку точь-в-точь так же, аккуратно изъяв оттуда ребёнка. А потом попыталась поместить обратно, не нарушив целостности «упаковки»! Так и спасалась в будущем – частично оставляла пелёнку и засовывала туда малыша.

Осознание из настоящего.

Хочется вспомнить слова великого Карлсона: «Спокойствие! Только спокойствие!» А ещё хочется вернуться в то волнительное время и просто обнять такую тревожную маму. Эмоциональное тепло в первый год после рождения малыша – это основа всего. С ним легко пробовать разные варианты пеленания, сна, кормлений, взаимодействия с малышом. И главное – легко относиться к тому, что 98 попыток из 100 могут быть неудачными!

Кормление – настоящий ад

Когда спасительные две недели с мужем закончились, то началась ещё одна странность. Я испытывала нечеловеческую боль, прикладывая малыша к груди. Как бы объяснить? Когда на живую удаляют нерв или анестезия не подействовала и всё чувствуешь. Пожалуй, похожие ощущения.

Я упиралась ногами в кровать или маму, вздыхала в предвкушении, сжимала зубами полотенце и прикладывала Кирилла к груди. Чаще всего кричала от боли несколько минут, пока он вытягивал излишек молока, а потом, обессиленная, падала на подушку. Становилось легче, и малыш сосал молоко дальше.

Единственная версия на тот момент, отчего это происходило, – неправильное прикладывание. Тогда я воспользовалась помощью специалиста по грудному вскармливанию. По объявлению нашла моя подруга и прислала мне в качестве подарка. Пришла какая-то неряшливая девочка с грязными обкусанными ногтями в порванных колготках и начала мне читать лекцию о правильном прикладывании.

Я вспоминаю этот момент, и мне хочется вернуться в прошлое, чтобы размазать эту девочку по стене! Ну, может, помягче немного. Рассказать ей о «правильном» прикладывании и её лекциях. Выгнать из квартиры и оставить гневный отзыв по поводу её работы. Но тогда я рыдала и винила себя, что не могу ПРАВИЛЬНО прикладывать собственного ребёнка к собственной груди…

Тогда же проявилась особенность моего сына, которая есть у него до сих пор: он невероятно МЕДЛЕННО ест! Совмещая еду и всё остальное, он и сейчас тратит на этот процесс не менее 30–40 минут. Поговорить, почесаться, услужливо открыть холодильник, подать игрушку малышу, узнать у папы, как у него прошёл день, упасть с табуретки, поорать, утешиться в объятьях мамы – это лишь неполный список того, что Кирилл успевает сделать за ужин. И сейчас я понимаю, что началось всё с рождения: на груди он играл, засыпал, просыпался и пр. При этом некоторым детям достаточно 10–15 минут, чтобы насытиться; Кирилл же мог лежать на груди около часа.

А я чувствовала себя привязанной к кровати, к ребёнку. Казалось, что проходила вечность с момента прикладывания до того, как он добровольно отлипал от груди. Мне было невероятно тяжело лежать в кровати по часу-полтора, и я пыталась отнять грудь, как только Кирилл задрёмывал. Перекладывала в кроватку, и он тут же просыпался с плачем. Снова прикладывала к груди, порой переживая ту самую боль. Засыпать с младенцем на груди я не могла. Тут была и боязнь, что я его придавлю, и ощущение дискомфорта от шевеления малыша.

Мне казалось, что Кирилл сосёт грудь непрестанно. Будто весь день я только и делаю, что лежу в кровати. И тогда я стала записывать наши кормления. Почему тогда я не воспользовалась специальным приложением на телефоне – отдельный вопрос. Мне пришёл на помощь блокнот:

Л – 12:00–12:30;

П – 12:45–13:20;

Л – 14:00–14:40.

Примерно так выглядели мои записи. День на третий я взвыла от осознания того, насколько часто даю грудь Кириллу, как долго он на ней висит.

А ещё было непонятно, как чередовать груди. Я начиталась много советов, например, использовать браслет и перемещать его с одной руки на другую. Но сложность была в том, что через несколько часов этого постоянного перемещения от груди к груди я запуталась. Браслет остался на той руке, с какой стороны я кормила? Или на той стороне, какую грудь сейчас следует дать?

Печальные дни и месяцы: блокнот, боль, браслеты, привязь к кровати и полное ощущение своей непригодности в качестве матери. Грудное вскармливание, по моему чёткому убеждению, было главным критерием высокой оценки.

Осознание из настоящего.

Странные выводы, высокие требования – всё это мешает получать удовольствие от ГВ. Вместо того чтобы настраивать этот процесс, некоторые женщины думают о правильном прикладывании и оценках. Здесь нет правильного и неправильного. Главное – ты и малыш!

Я боюсь своего ребёнка!

Когда муж вышел на работу, выяснилось ещё одно обстоятельство. Как только закрывалась входная дверь – за мамой или мужем – я оставалась наедине с Кириллом. И меня накрывало волной страха. Вот вспомни, чего ты боишься больше всего на свете: высоты, темноты, выступления перед публикой, пауков, мышей или одиночества? Мне кажется, все эти фобии нападали на меня одновременно. Маленькое четырёхкилограммовое существо вводило меня в такое состояние ужаса, от которого липкий пот покрывал всё тело даже в мороз.

Я не чувствовала голода, усталости – не чувствовала себя, пожалуй. Весь мой мир сужался до кроватки, в которой лежал и мирно посапывал маленький ребёнок. Я ходила на цыпочках рядом и думала об одном: «Лишь бы не заплакал. Лишь бы не заплакал…» Как только Кирилл начинал шевелиться, я судорожно перебирала в голове, что делать?

– Кормить? Менять пелёнку? Греметь игрушками? Качать кроватку?

Элементарная мысль «взять на руки и приласкать» даже не приходила мне в голову. Мне было очень страшно. Мысли о груди я гнала прочь – каждый раз я испытывала ту самую тянущую боль.

И если малыш всё-таки начинал кричать, я впадала в какое-то исступление и порой просто убегала из комнаты. Затыкала уши, пряталась в подушку, иногда пыталась скрыться в ванной и заглушить крик журчанием воды – ничего не помогало. Я слышала его крик, даже уходя из квартиры.

Но когда крик становился чуть тише, то ко мне неизменно приходило осознание, что я – мама этого плачущего существа и никто, кроме меня, к нему не придёт. Будто невидимая нить тянула меня к нему. Я не могла уйти далеко, не могла его бросить.

– Он – маленький, ты – большая. Он не может справиться без тебя! – словно мантру повторяла я эти слова.

Это, как правило, помогало, и я возвращалась к Кирюше. Если удавалось быстро его успокоить, то я даже не радовалась, потому что всё время думала о следующем крике. Если же малыш продолжал плакать, то состояние паники возвращалось, и я начинала кричать сама. Это помогало мне заглушить его жуткий крик и выпустить напряжение. Как правило, когда я позволяла себе прокричаться, то ребёнок сразу же успокаивался. И потом меня накрывало чувство вины. Я считала себя ужасной матерью, которая не может справиться, да ещё и кричит на ребёнка.

Накормив и уложив после этого Кирилла, я часто уходила на балкон и там давала волю эмоциям. Я кричала, плакала и била табуретку об пол. А потом открывала окно и смотрела вниз. Мне хотелось выпрыгнуть с восьмого этажа, потому что я не видела выхода из этой ситуации. Это повторялось практически каждый день, когда мама не приезжала.

Я была одна, меня никто не понимал, на помощь в течение дня я не могла рассчитывать, а сама не справлялась. Я тонула в беспомощности, боли и чувстве вины.

Я пыталась рассказать об этом своим родственникам, друзьям, но те только вздыхали в ужасе. Они либо бросали трубку, либо переводили тему разговора, либо просто затыкали рот заезженной фразой «Ну, потерпи! Будет полегче!»

Поначалу мне помогали эти слова, и я терпела. Кусала локти, дышала, кричала на балконе и терпела. А потом я поняла, что эта история не на неделю и не на месяц.