скачать книгу бесплатно
А ведь санаторий как раз должен бы сейчас ловиться в зеркало заднего вида, прикинул Олег. Нет, ничего. Ни проблеска света в окне или фонарика на территории. Черным на черно-синем угадывались силуэты наклонных сосен, а может, их дорисовывало воображение.
Если б я не вытер письмо, наверное, из него удалось бы что-то вытащить. Возможно, со второго взгляда мне что-нибудь сказало бы ее имя. А если оно у нее другое, она могла подписаться настоящим в самом письме, я же не дочитал. Не исключено, что мессидж вообще заблудился в сети, пришел не по адресу, мало ли кто играет с собаками, почему обязательно Ульфа?… может, сейчас я знал бы точно, если бы прочел до конца.
Он чуть не пропустил поворот на поселок, пришлось тормозить и давать задний ход. На этом участке дорога становилась еще на порядок хуже, сплошные трещины и колдобины, и он почти вдвое снизил скорость, добираясь до более-менее освещенных мест. Впрочем, это мелочи. Куда неприятнее – неизвестная с охотничьим прищуром, наблюдающая издали за моими утренними пробежками наперегонки с косматой Ульфой…
Или все-таки Дагмар? Она же знает мой адрес. Я не приглашаю ее к себе, охраняя личную территорию, и что еще остается бедной девушке, кроме как приезжать тайком и подглядывать издалека?
Ладно. С Дагмар всегда можно поговорить. Объяснить, зашлифовать имеющиеся шероховатости, убрать заусеницы, вылезающие за просчитанные оптимальные рамки. Она поймет. Она из тех женщин, которые и сами хотят быть идеальными, подходить, соответствовать. Можно прямо сейчас позвонить, назначить на завтра в «Колесе»… нет, завтра же воскресенье. На ее воскресенья я не претендую.
Заезд к гаражу после длинного спуска круто поднимался под горку, и каждый раз Олег подумывал о том, что небольшой гололед – и машина не возьмет этого финального препятствия, как я сразу не предусмотрел? Подавляющее большинство гаражей пустовали, после кризиса мало кто остался на колесах, а тем более здесь, в глуши. Можно было выбрать любой; другое дело, хотелось поближе к дому. Поставил машину, вышел, подхватив барсетку-ноутбук, и зашагал по узкой улочке. Каких-то пару десятков метров, удобно.
Перед дверью он остановился, ища ключи. Было темно и тихо, слабая подсветка из-под занавесок соседских окон и приглушенный шум человеческих звуков под гул моря только подчеркивали тьму и тишину. Пустой дом, с этой стороны приземистый, одноэтажный, молча ждал хозяина. Все как всегда, сколько раз уже приходилось возвращаться поздно ночью, гораздо позже…
Свет.
Свет мерцал там, внутри, за кухней, в коридоре или в кабинете – отсюда не разберешь. Не люстра и даже не лампа, а что-то неверное, зыбкое, вроде свечи, ночника или, скажем, работающего монитора. Мелькнула мысль обогнуть дом и посмотреть с другой стороны: а смысл, там оно получится на втором этаже, разглядишь еще меньше… Грабители с фонариком?… вызвать полицию?
Какого черта, это же мой дом!!!
Ключи наконец-то нащупались в кармане, почему-то в левом, почему-то в джинсах, а не в куртке. Вонзил ключ в замочную скважину сильно и точно, как нож под ребро, провернул гладко, без скрипа и скрежета.
Распахнул дверь и увидел темноту.
Спокойную темноту без чужого света или дыхания.
(за скобками)
Навстречу шла Оксана.
В руках у нее был букетик подснежников, сегодня все девчонки ходили с букетиками, одаренные оптом накануне женского праздника. Но в ее руках подснежники были живые, они кивали головками на каждом шагу, как будто соглашались на что-то веселое и хорошее.
Оксана сказала:
– Привет.
Первая!
– Привет, – отозвался Женька. – С наступающим.
Она улыбнулась:
– Спасибо.
Тогда он предложил:
– Пойдем гулять.
И даже не испугался собственной смелости. Она была естественной, как солнце и весенние цветы. «Я ничего не боюсь». Он, Женька, уже сделал не один и не два шага к свободе.
Оксана, конечно, поинтересовалась, куда, но вопрос ее вовсе не поставил его в тупик: следующие минут десять Женька вдохновенно расписывал предстоящий маршрут, причем делал это на ходу – ей и в голову не пришло, что можно не согласиться! Она была уже без шапки, золотистые волосы рассыпались по плечам бирюзового плаща и сверкали, сверкали!.. а подснежники одобрительно кивали в такт.
В парке под деревьями еще лежал снег, но в проталинах пробивалась трава, молодая, свободная, ярко-салатовая. На каждой скамейке целовались. По аллее навстречу прошел Гия, Женьку он не заметил, склонившись над смеющейся девчонкой с салатовой заколкой в черных волосах. Вообще было бы классно встретить кого-нибудь из своих, и чтобы прямо при Оксане обменяться с друзьями прикосновениями к плечу. А когда она удивится и спросит, загадочно улыбнуться, напустить туману, а потом, возможно, и рассказать…
А так – говорил о кино и книгах, о жизни в общаге и приколах зимней сессии, о собаках и автомобилях, о компьютерах и древней истории, а Оксана слушала, соглашалась, не соглашалась, перебивала, рассказывала что-то свое. И шла совсем рядом, их руки несколько раз черкнули одна о другую, и было бы, наверное, здорово взяться за руки, хотя кто ее знает, вдруг обидится, а если у него вспотеет ладонь, да и вообще, что они – парочка из детского сада?
Солнце светило сквозь ветви деревьев, и было странно, что они совсем голые, ни почки, ни листка. Птицы звонко орали о чем-то важном, тоже перебивая друг друга.
Женька и Оксана вышли к реке. У берегов стояла темная вода, а посередине громоздились льдины, надвигаясь одна на другую: толстые, белые – и прозрачные, как стекло, сквозь которое просвечивала темная глубина. На мосту Оксана перегнулась через парапет, отпрянула и выдохнула:
– Страшно.
– Не бойся, – сказал Женька.
И наконец протянул руку, коснувшись ее плаща, металлически-гладкого, ускользающего из-под пальцев. Но рука не струсила, утвердилась на талии – и через металлические складки он ощутил Оксану, живую, близкую. Он всегда знал, что так и будет. Он не сомневался.
Дальше они пошли, обнимаясь, как настоящие влюбленные, вот только ладонь все время скользила по плащу, пока Женька не догадался зацепиться пальцем за петельку для пояса. Мост закончился, за ним уже не было ничего интересного, одни кусты и грязь вперемешку со снегом, и надо было поворачивать – а не хотелось, хотелось идти вперед и вперед, не останавливаясь, до самой цели. Достижимой. Реальной. Он знал.
Оксана замедлила шаги. Остановилась:
– Здесь так тихо…
Птицы кричали, как сумасшедшие. Женька улыбнулся.
– Хорошо, – сказала она. – Тихо и хорошо.
– Весна, – отозвался он.
Не придумал ничего другого. Но ведь это была правда.
– Наша весна, – прошептала Оксана. – Наша. Знаешь, почему? Потому что мы – свободные люди.
От неожиданности Женька даже отпустил ее, в последний момент еле выдернув палец из петли плаща. Отступил на шаг, таращась на Оксану так, будто только что ее увидел. Встретил случайно, и не в институтском дворе – а здесь, за мостом, на краю города и весны.
Она засмеялась, по-девчоночьи спрятав лицо в букетик подснежников. Женька заметил вдруг, какие у них длинные ножки – ярко-салатового цвета.
Оксана с улыбкой шагнула к нему. Положила руку на его плечо. Потом другую, с подснежниками.
И закрыла глаза.
(за скобками)
Глава ІV
У автомобиля были порезаны шины. Все четыре. Порезаны на совесть, параллельными полосами, отвисавшими, как толстые черные языки.
Убью гадов.
Подумалось скучно, вяло, без особенной злости. Олег еще раз обошел машину кругом, внимательно осмотрел со всех сторон. Вроде бы ничего больше не тронули. Короткое слово пальцем на капоте – не в счет. Хорошо, что не догадались чем-нибудь поострее. Сам виноват: накануне заглох на подъеме в гараж и, поленившись копаться в двигателе, оставил автомобиль на площадке перед домом…
Наглеют. Наверное, надо было как-то отреагировать на стрельбу по окнам.
Он как раз собирался проехаться в город за продуктами. Кончился хлеб, сыр, зелень, сметана и еще много чего не то чтобы жизненно необходимого, но все-таки желательного для нормальной жизни. Туда-обратно, в перерыве между утренним и послеобеденным блоками работы. И еще надеялся поразмыслить по дороге: за рулем хорошо думается, может, и удалось бы поймать ее на расстоянии, ту ошибку, недоработку, из-за которой программа не оживает, хотя, казалось бы, все элементы…
Идиоты. Какие же идиоты.
Вызвонить городской автосервис долго не удавалось, что само по себе было как минимум странно. В конце концов дозвонился, заказ приняли на послезавтра. Хотелось бы знать, кто их настолько загружает, в третьеразрядном городе, живущем за счет рыбзавода с неликвидной продукцией. Тоже идиоты.
Сунув мобилку в карман, Олег зашагал вверх по узкой улочке. Лавка, где затоваривался весь поселок, располагалась в его условном центре, напротив церкви, по соседству с клубом и общественной приемной старосты. Ни в одном из центров местной светской жизни Олег ни разу не был. Встраиваться в локальный социум – безразлично, в каком качестве – было бы откровенной глупостью. Социумов с меня хватит.
Улочка вырулила на условную площадь, мощеную неубедительными островками перед церковью и клубом, а в основном грунтовую, пока смерзшуюся, но можно себе представить, как непролазно здесь будет весной. Ладно. Послезавтра мне поставят новые шины.
На неприметном сером здании церкви странноватым огненным глазом горело из-под карниза витражное окно. И не какой-нибудь там святой или символ, а многофигурная композиция апокалиптических мотивов. Каким-то образом окну удавалось ловить лучи полуденного солнца, пылая особенно зловеще, – а может, там подсветка изнутри. Спросить у Йоны.
Йону, кстати, Олег уже почти неделю не видел.
Он пересек площадь и вошел в лавку. После яркого дня здесь было совсем темно, перед глазами прыгал светящийся круг витража. В нос шибануло копченой и свежей рыбой. Что ее продают в рыбачьем поселке, понятно: но, с другой стороны, кто ее здесь покупает?
– Чего надо? – осведомился из темноты бабий голос.
– Здравствуйте, – сказал Олег.
– Я спрашиваю, чего надо?
В полумраке образовался ее силуэт в форме обтекаемого квадрата. Ничего, один раз пережить можно.
– Хлеб, – терпеливо начал он, – сметану, сыр… какой-нибудь зелени, укропа, например…
– Ишь чего.
– Что? – не понял Олег.
– Укропа ему, – расхохоталась бабища, и ей завторили еще как минимум три-четыре разнотембровых смеха; а ведь сразу показалось, что я в лавке один. Ну допустим, укропа у них нет и не бывает, возможно, такой заказ по местным меркам и смешон, но уж хлеба-то мне продадут?!
Глаза привыкали к темноте постепенно, медленнее, чем хотелось бы. Какие-то бутылки и банки на полках. Рыбные ожерелья вдоль стен, как елочные гирлянды. В раскрытых ящиках рядами справа и слева от прилавка бугрилось невыясненное содержимое. Олег опустил кончики пальцев в ближайший ящик: вроде бы крупа… или мелкая фасоль?
– Руки! – рявкнула продавщица.
– Я не воровать пришел, – огрызнулся Олег. – Я хочу купить у вас… хлеба, если можно.
– Им все можно, – бросил кто-то за спиной.
– Точно-точно, – согласился другой голос. – Понаехали.
– Скупают нашу землю.
– На машинах гоняют.
– Дурью маются.
– Психи.
Он по-прежнему не различал лиц, только фигуры, безликие, серые. Голоса переговаривались лениво, в них даже не было настоящей агрессии, так, тупое и почти безадресное недовольство. Из которого, между прочим, при желании можно вылепить все, что угодно, – но при чем тут я? И почему во множественном числе? Разве я здесь не один такой… псих?
Правильнее всего было бы развернуться и уйти. Прожить до послезавтра без сметаны и хлеба: в конце концов, там еще полный холодильник разнообразной кулинарии. Но какого черта?!..
Он шагнул вперед, вплотную к прилавку. Разглядел белую наколку и золотые серьги по обе стороны от квадратных складчатых щек. Пошире расставил руки и, нависнув, произнес на низких, беспощадных частотах:
– Буханку хлеба. Одну. Немедленно.
– Лотта, – дополнил негромкой просьбой еще один голос. До того не звучавший. Из-за спины.
Олег обернулся:
– Йона?
* * *
– Не принимайте близко к сердцу, – сказал Йона. – У Лотты в прошлом году утонул сын. А муж – давно уже, лет десять назад…
– Ничего, – откликнулся Олег. – Спасибо.
Буханка хлеба не помещалась в пальцах, нести ее было неудобно. Разбалован супермаркетовскими пакетами, усмехнулся Олег. Попробовал пристроить под мышкой, пачкая куртку в мелкой муке. Так еще хуже.
Йона шел рядом, сухонький и стройный, непривычный без Ульфы.
– Вы должны понять, – негромко произнес он. – Здесь не любят чужих.
– Нигде не любят чужих.
– А стать своим вы не хотите, правда?
– Своим я уже был. Давно.
Дорога круто спускалась вниз, и над крышами было видно море, выпуклое, как линза. На горизонте торчал корабль, то ли траулер, то ли патрульный, раньше его не было. Олег опустил взгляд ниже, поискал крышу своего дома, отсюда уже должно быть видно, – не нашел. По спине успел пробежать холодок… да нет же, вон. Наваждение какое-то.
– Йона, – решился спросить, – может быть, вы замечали, в мое отсутствие… каких-нибудь людей возле дома? Возможно, женщину?
Старик пожал плечами. Не ответил; пожалуй, впервые за все время, что мы знакомы, он не отвечает на прямо заданный вопрос, с удивлением отметил Олег. Или держит паузу?
– Такое чувство, будто пару дней назад ко мне кто-то залезал, – продолжил по инерции, не собираясь, в общем-то, делиться нелепыми подозрениями и тем более жаловаться. – И шины порезали сегодня ночью.
– Женщина?
Йона не улыбался. Усмехнулся Олег, рвано, нервически:
– Ну, шины, допустим, скорее мальчишки… не знаю. Так вы никого не видели, Йона?
– Я постараюсь впредь быть внимательнее. Странно, что до сих пор нет снега, вам не кажется?
