скачать книгу бесплатно
– Мастер Клаус любил порядок, – пояснил Тибби.
– А где он? – полюбопытствовал я.
Парнишка замялся.
– Не стесняйся! – поощрил я.
– Не скажете хозяину?
– Чтоб мне сдохнуть! – пообещал я, стукнув кулаком себя в грудь. Мирка в подтверждение чирикнула.
– Еще до высадки Морти мастер уехал. Обратно не вернулся. Хозяин говорит, что он отправился в Глен, но это не так. Я помогал Клаусу грузить повозку. Мастер забрал оружие – все, что было, порох, пули и поехал на север. Если б хотел в Глен, повернул бы направо – порт там.
– Битва с мятежниками была на север от города?
– Так, мастер!
«Вот оно что! – понял я. – Клаус поехал к Морти».
– Кому принадлежит мастерская?
– Клаусу.
Все ясно. Хитропопый дедушка этот Зак! Узнают власти, что Клаус – мятежник, конфискуют мастерскую. Мастер наверняка погиб. Если бы попал в плен, об этом знали бы. Зак явно положил на мастерскую глаз. Поэтому селит другого человека, разрешает ему всем пользоваться. А там, глядишь, и приватизирует.
Сгрузив корзины, мы заперли сарай и пошли в дом. Он состоял из двух комнат: жилой и собственно мастерской. В жилой обнаружились: деревянная кровать с тюфяком и подушкой (на удивление чистыми), небольшой стол с табуреткой и – к моему великому удивлению – полки с книгами. Они были в кожаных переплетах, большие и тяжелые.
– Мастер Клаус любил читать, – заметил по этому поводу Тибби.
Еще более удивила мастерская. Токарный станок, кузнечный молот, круглый точильный камень на железной оси, горн с кожаными мехами – и все это на механической тяге! Об этом свидетельствовало гладкое бревно, закрепленное вдоль стены в кожаных гнездах с деревянными шкивами на нем – каждое напротив потребителя мощности. Ременные передачи со шкивов были сброшены, но натянуть их – минутное дело.
– Как это вращается? – спросил я, указав на бревно.
– За домом – водяное колесо, – ответил Тибби. – Плотина стоит на ручье, впадающем в реку. Открываете затвор – и колесо крутится. Не нужно – закрываете.
Парнишка сказал это важно, и я догадался, что он открывал затвор. Ладно, разберемся. Если Тибби смог… Я пошел к верстаку. К нему были прикручены тиски с медными губками. Зажимались тиски винтом. На верстаке лежали молотки, напильники, зубила, сверла, резцы. На вбитых в стену крюках висели кронциркули и линейки. Я проникся уважением к покойному Клаусу. Единственное, что портило впечатление, – мусор на земляном полу: какие-то тряпки, обрывки бумаги, просыпанный порох.
– После отъезда мастера не убирали, – сказал Тибби, заметив мой взгляд. – Нужна служанка, мастер Айвен? Убирать, стирать, готовить? Могу посоветовать хорошую.
– Денег мало! – вздохнул я.
– Всего два силли в месяц! – возразил Тибби. – Я слышал ваш разговор с хозяином. Вы сделаете пистолеты и получите крону. Это двадцать силли. Платить нужно через месяц, и деньги у вас будут.
«В самом деле! – подумал я. – Два силли – это двадцать четыре пенни, меньше одного в день. Фактически рабский труд. Недорого здесь ценят слуг. А мне возиться со стиркой-готовкой?»
– Пусть приходит.
– Спасибо, мастер Айвен! – расцвел парнишка. – Вы не пожалеете: Салли очень старательная.
«Интересно, кто она тебе?» – подумал я, но уточнять не стал.
– Сколько тебе лет, Тибби?
– Пятнадцать, мастер! Я взрослый.
А выглядит на двенадцать… Я достал кошелек – не тот, что показывал лавочнику – и высыпал на ладонь медяшки.
– Что скажешь об этих деньгах, Тибби?
– Гленские гроу, новенькие, – определил Тибби, склонившись над ладонью. – Откуда они у вас?
– Трофей. Их примут в оплату?
– Конечно! Гроу берут даже лучше – они полновеснее.
«Плохи дела в этой стране, – подумал я. – На меди экономят».
– Держи! – я протянул Тибби гроу. – Это тебе за помощь. Вот еще два, и добудь мне какой-нибудь еды. Хотя бы кусок хлеба. С утра не ел.
Я мог позволить себе щедрость: капитал возрос. Парнишка схватил монеты и убежал. Не успел я разложить имущество, как он вернулся. В руках Тибби держал миску и ломоть хлеба. Над миской курился парок.
– Еще горячая, – довольно заявил мальчик, протягивая миску. – Мать только что сварила. Мы рядом живем. Еду лучше покупать на рынке, мастер, – там свежее и недорого. Утром придет Салли, поручите это ей. Она хорошо торгуется. У мастера Клауса есть ледник, там можно хранить провизию. Если покупать много, выйдет дешевле. Ешьте, мастер! Завтра Салли заберет миску.
Лицо Тибби выражало стремление убежать, но я остановил мальчика. Следовало получить ответ на вопрос.
– Почему на шпиле храма в Иорвике колесо?
– Потому что Спасителя колесовали! – ответил Тибби и умчался.
?
Разбудил меня визг.
Вечер прошел в хлопотах. После ужина, обследовав постройки, я нашел деревянную бочку и медное ведро. Вода имелась в реке. К ней вела калитка, запираемая на засов. На берегу обнаружились мостки. Я вымыл бочку, отнес ее в дом и натаскал воды. Затем разжег горн и поставил в него полное ведро. Древесного угля у Клауса имелось в избытке. Вскипевшую воду я вылил в бочку, размешал и залез внутрь. Предварительно скинув протезы, конечно. Мирка мероприятие не одобрила, и в ответ на приглашение составить компанию презрительно фыркнула. В сарае нашелся щелок, и я с наслаждением – до скрипа кожи – отмылся. Затем постирал одежду, не тронув только рубаху. В последний миг обнаружилось, что простыней в доме нет и одеяла – тоже. Перспектива спать голым не вдохновляла: ночи в Алитании стоят прохладные. Развесив постиранное сушиться, я завалился на кровать, укрывшись кожаным фартуком – единственным, что сгодилось для этой цели. Без протезов его длины хватило. После ночи в лесу матрац и подушка показались мягкими. Я не заметил, как провалился в сон. Спал долго – пока не завизжали.
Вскочив с кровати, я сунул ноги в протезы, заправленные в сапоги, и побежал в мастерскую. Там оторопело уставился на девочку, стоявшую у порога. Лицо ее выражало ужас. Увидев меня, она умолкла и шмыгнула носом.
– Ты кто? – озадаченно спросил я.
– Салли, – ответила девочка и вновь шмыгнула.
– Чего визжишь?
– Вот! – Она указала на пол.
Я присмотрелся. У порога рядком лежали дохлые мыши. Трупики выровняли по ранжиру: от самой крупной до мелкой, причем проделали это не без изящества. Миркина работа.
– Очень боюсь мышей, мастер! – промолвила девочка дрожащим голоском.
Я вздохнул, взял оставленную в углу метелку – вечером я не удержался и в мастерской прибрал – и смел трупики в деревянный совок. Выйдя во двор, швырнул их через забор. Найдется, кому подобрать – зверья хватает. Вернувшись, я обнаружил Салли у стены. Она вжималась в нее спиной, а напротив, выгнув спину, шипела Мирка.
Я свистнул. Мирка подбежала ко мне. Я бросил метелку с совком и подхватил горностайку. Оказавшись на плече, она довольно стрекотнула: видел, как я? И мышей наловила, и человеческую самку приструнила.
– Не бойся! – сказал я Салли. – Мирка – ручная. Она не ест маленьких.
– Я не маленькая! – обиделась гостья. – Мне двенадцать лет.
– Совсем большая… – согласился я. – Ты как вошла, Салли?
– Так не заперто.
Конечно! Сам вчера открыл дверь – чтоб Мирка могла гулять. И ворота не запер. Заходи, кто хочет, бери, что хочешь…
– Погуляй во дворе, Салли!
Косясь на Мирку, Салли выскочила во двор. Одежда за ночь высохла. Я натянул штаны, а с курткой случился облом – села. Я не учел, что она из сукна. Полотняные штаны стирку выдержали, а вот куртка – нет. Я выругался. На шум заглянула Салли. Я стащил куртку и швырнул ее на верстак.
– Выброси! Или пусти на тряпки.
Салли подошла, взяла куртку и внимательно рассмотрела.
– Она вам и вправду не нужна?
Я вздохнул.
– Тогда, с вашего разрешения, я ее заберу. Взамен принесу ветошь – она понадобится. Мастер Клаус ее использовал.
Хм!..
– Ты работала у него?
– Да! – кивнула девочка. – Мной были довольны.
– Ладно! – сказал я. – Пошли на рынок! Есть хочется…
Дорогой я слушал Салли. Она оказалась сестрой Тибби – кто б сомневался? Еще, сообщила Салли, у них есть младшая сестренка, ей всего шесть. Зовут ее Нэнси. Она очень забавная и любит играть. Живут они с матерью, отец умер зимой – простудился. Им стало тяжело: остались долги. Мать стирает и шьет, Тибби работает в лавке, а ее пристроили к Клаусу. Тот был строгим, но платил аккуратно. Она рада, что новый мастер согласился ее взять. Он не пожалеет…
В руках Салли тащила корзины. Я пытался их взять, но девочка не отдала.
– Это моя работа! – заявила она твердо.
…Рынок размещался за городскими воротами, но не теми, в которые я въезжал. На небольшой площади рядами стояли возы, тачки, между ними бродили люди и слышались голоса продавцов. Салли решительно направилась к возку, где, испуская призывный аромат, лежал на холсте хлеб.
– Свежий, с пылу, с жару! – возвещал мужчина в холщовом колпаке. – Тает во рту! Пенни за фунт! – добавил, заметив нас.
– Берем ковригу за три пенни! – сказала Салли, ткнув пальцем в один из хлебов.
– Побойся Спасителя, девочка! – воскликнул продавец. – В ней пять фунтов! Четыре пенни – последняя цена.
– Хлеб треснул, – заметила Салли. – Жар в печи был большим. Это значит, что корка толстая. Коврига зачерствеет, тогда и половины не выручите. Три полновесных гроу!
Продавец почесал колпак.
– Где вы взяли это чудище, мастер? – спросил меня. – С ней невозможно спорить! Ладно, бери за три, только никому не рассказывай! Будут смеяться, что уступил девочке.
Я заплатил. Салли ловко перебросила хлеб в корзинку.
– Он хороший! – сказала, когда мы отошли. – Это ковриги мастера Кейла, лучшего пекаря Иорвика. У возка его слуга. Он недавно в Иорвике и в хлебе не разбирается. Иначе б знал, что треснувшая корка – добрый знак. В муку ничего не подмешивали.
Я вытащил нож и отхватил горбушку. Откусил. М-м-м! Теплый ржаной хлеб из крупномолотой муки буквально таял во рту. Я не заметил, как сжевал все, и немедленно отрезал еще ломоть.
– Возьми! – протянул хлеб Салли.
– Я завтракала, мастер! – отказалась девочка. Она опустила взгляд и сглотнула.
– Хочу, чтоб ты попробовала. Кажется, хлеб кислит.
Салли схватила краюху и сжевала ее вмиг.
– Хороший хлеб! – сказала, отряхнув со рта крошки. – Ничуть не кислый.
– Показалось! – сказал я. – Где тут молоко?
Искомое нашлось рядом. Я заплатил пенни, и мы выпили кувшин на двоих. В этот раз Салли не возражала. Я объяснил, что один не осилю, а кувшин требуется вернуть. Не пропадать же добру? Салли согласилась. Мы пожевали хлеба, запили его молоком, поочередно отхлебывая из кувшина, и я решил, что жизнь хороша. Похоже, Салли не возражала. Мы двинулись вдоль рядов, разглядывая и прицениваясь. Цены не вдохновляли. За фунт мяса с костями просили три пенни, за мякоть – все пять. Какие-то сморщенные овощи прошлогоднего урожая стоили пенни за фунт, и торговки не уступали. Относительно дешево ценились мука и яйца. Как мне объяснила Салли, прошлый год выдался урожайным, поэтому муки много. Что до яиц, то летом куры сами находят корм и хорошо несутся. Подумав, я купил пшеничной муки и два десятка яиц, заплатив за все пять гроу.
– Будете печь булки? – удивилась Салли.
– Увидишь! – пообещал я.
Разговаривая, мы подошли к повозке, в которой, возясь в соломе, повизгивали молочные поросята.
– Шесть пенни за каждого! – сказал хозяин, заметив наш интерес. – Поросята здоровые, растут быстро.
– Я не собираюсь держать свиней! – хмыкнул я.
– Так вам, чтобы есть? – догадался хозяин. – Есть один хроменький, отдам за три. Вот! – он вытащил из соломы небольшого, но упитанного поросенка. – Видите, ножка сухая? На выращивание не купят, а на еду сгодится. Берете?
– Это очень дешево! – шепнула мне Салли. – Только пусть сам убьет.
Я передал пожелание. Мужик ухмыльнулся, взял поросенка за задние ноги и с размаху треснул головой о край повозки. Поросенок взвизгнул и обмяк. Хозяин бросил убиенного нам в корзину и принял плату.
В следующей повозке лежала рыба. Я сделал стойку. Рыбу я обожаю. Но выпущенную слюну пришлось сглотнуть. Цену ломили неимоверную. Целый силли за небольшого сома!
– Что так дорого? – возмутился я. – Он же в реке плавал, растить-кормить не надо!
– А королевский налог! – возразил продавец. – Шесть пенни за десять фунтов улова. Если ничего не поймал, то все равно плати. Стража следит.
– А если для себя?
