скачать книгу бесплатно
Жар недовольно пыхнул, когда я обдал его холодом, затем присмирел и стал съеживаться. Интересно! Получается быстрее, чем у Маши. И усилий великих не пришлось применять. Может, дело в возрасте пациента? Запомним. Довольно быстро разобравшись с позвоночным столбом, я перенес ладонь на темя Вани, и вот тут понял, что поспешил с выводами. Жар не желал отступать, полыхая в ответ. Ах, ты, сволочь! Сука! Я усилил поток, напрягаясь изо всех сил. Ну же, ну!.. Я словно давил на резиновый мячик, но тот не поддавался, сопротивляясь. На еще! И вот так! Еще!.. Да сохни же, наконец! «Мячик» вдруг лопнул, разлетаясь угольками. Я выдохнул и стал давить их поодиночке. К тому времени, когда кончился последний, у меня не осталось сил. Я убрал ладонь с головы мальчика и сполз на ковер, опершись на сидушку спиной.
– Михаил Иванович! На вас лица нет! – встревожилась Янина. – Совсем серое стало.
– Издержки профессии, – прохрипел я. – Помогите встать.
Она протянула руку. Я ухватил ее и присел на диван. Подождал, пока организм придет в норму. Вот же идиот! Зачем было так выкладываться? Можно было разбить лечение на сеансы. Куда спешил?
– Как вы? – спросила Янина.
– Вроде легче, – успокоил я. – Посмотрим пациента?
Она кивнула. Я поднял мальчика с дивана и усадил рядом.
– Как себя чувствуешь, солдатик?
– Хорошо, – выговорил мальчик. Хм, почти чисто.
– Вытяни вперед руки.
Он расправил свои скрюченные грабельки и поднял до уровня плеч.
– Коснись указательным пальцем носа. Сначала одной рукой, затем второй.
Он послушался. Однако пролет – моторика отсутствует.
– Еще!
В этот раз почти получилось – Ваня ткнул себя пальцами в щеку.
– Повторяй!
Мальчик стал, чередуя руки, тыкать себя пальцами в лицо. Где-то на десятом повторении стало получаться – угодил в нос. Я поднял взгляд на Янину. Та стояла, засунув кулак в рот, глаза – по пятаку. Вот и правильно, молчи.
– Хватит, Ваня! – остановил я мальчика. – Давай попробуем встать.
Я спустил ребенка на ковер. Поставил и отвел руки в стороны, готовясь при падении подхватить. Мальчик неуверенно оперся на тонкие ножки, пошатался и сделал шажок. Покачнулся – и второй.
– Хватит! – я подхватил его под мышки и усадил на диван. – Не позволяйте ему много ходить, – сказал Янине. – Мышц почти нет, связки и суставы не готовы. Так и травму недолго получить. Посоветуйтесь с врачом, он определит нагрузки. Я свое дело сделал.
– Михаил Иванович! – Янина прижала руки к груди. – У меня нет слов…
Эмоции, которые бушевали на ее лице, слов не требовали.
– Вы кудесник! – наконец, выпалила она.
Типа того. А что? Самому нравится.
– Вы там говорили про чай? – напомнил я.
– Конечно, конечно! – заспешила она. – Все на кухне. Сами заварите? Хочу побыть с Ваней.
Ради Бога! Я кивнул и отправился на кухню, где обнаружил на столе тарелку с бутербродами, чашки, заварочный чайник и сахарницу. А неплохо здесь живут! Бутерброды с красной икрой и сыровяленой колбасой. Страшный дефицит в СССР, если кто не в курсе. И кухонный гарнитур явно не советский. Я взял красочную жестяную банку, стоявшую на шкафчике, снял крышку. Чай! Крупный лист, черный. Ох, и оторвусь!
Чайник на плите успел остыть, я включил газ и подогрел его, сняв с огня перед закипанием. Ополоснул горячей водой заварник, бросил в него пару ложек чая, залил и закрыл крышкой – пусть настаивается. Сам тем временем приступил к бутербродам. Вкусно, блин! Или это я проголодался? Расправившись с третьим бутербродом, напустил в чашку кирпично-красного настоя, добавил воды из чайника. Сахар сыпать не стал – испортит вкус. Отхлебнул – божественно! Люблю хороший чай – черный и зеленый. ТАМ я покупал его в специализированной лавочке торгового комплекса. Стоил дорого, но денег я не жалел – не так много радостей у пенсионера.
Я доедал последний бутерброд, когда в кухню вошла Янина.
– Спит! – сказала в ответ на мой вопросительный взгляд. – Устал – слишком много впечатлений. Ходить рвался – еле удержала. Так он пальчиками нос доставал. Уже почти без ошибок… – голос ее дрогнул. – Михаил Иванович, не могу поверить! Кому только Ваню не показывали! Все в один голос: безнадежно. А вы просто сели рядом, положили руку на голову…
Она всхлипнула.
– Было нелегко, – уточнил я. – Тяжелый случай.
А то! Если «просто», незачем платить. Нет уж! У меня последняя пятерка в кошельке…
– Понимаю, – закивала Янина. – Вот! – Она извлекла из кармана и выложила на стол стопку банкнот серо-фиолетового цвета. Двадцатипятирублевки… – Здесь пятьсот. Дала бы больше, но сейчас нет – потратились на мебель. Не обессудьте.
Сомневаюсь, что нет – деньгами в квартире просто пахло. Ладно, не будем привередничать. Я сгреб купюры и сунул их в карман брюк.
– Могу я попросить? – спросил Янину.
– Что? – насторожилась она.
– Чаю, – я указал на жестянку. – Просто замечательный. Никогда подобного не пил.
Янина подошла к шкафчикам и, открыв дверцу верхнего, достала жестяную банку.
– Вот! – поставила передо мной. – Муж из-за границы привозит.
Понятно, откуда тут деньги…
– Благодарю! – кивнул я, сходил в прихожую и принес портфель. Достал из него тетрадь с ручкой. – Фамилия мальчика? Ваш телефон?
Она послушно продиктовала. Я записал, черкнув после пометку: «0,5 К». В этом времени не поймут, сам же буду знать. Социализм – это прежде всего учет, как учили нас на лекциях. Янина наблюдала за мной с уважением во взоре. Знай наших! Это вам не какой-то там Чумак из телевизора. У него – лохотрон, у нас – солидно…
К вокзалу я шагал в отличном настроении. Город не казался более мрачным. У меня вновь получилось! Плюс денег заработал. Хм! Янина, не желая того, установила тариф на мои услуги. Прежде понятия не имел, сколько просить. Пятьсот рублей – сумма немаленькая для советского человека, но не запредельная. У многих на счетах в сберкассах тысячи лежат, которые сгорят после гайдаровских реформ. Деньги тратить не на что: товаров мало. Квартиры большей частью бесплатные, за автомобилями и мебельными гарнитурами очереди. Уже и за телевизорами появилась – в перестройку разметают все мало-мальски ценное. Народ нижней чакрой чувствует: на страну надвигает песец – большой и лохматый. Не у всех, конечно, денег много, но на лечение найдут. И не надо считать меня рвачом! Это выгодная инвестиция. Заплатив раз, избавляешься от расходов в дальнейшем. Не нужно никуда ребенка возить – сам сходит, матери детей найдут приличную работу. Сейчас они выбирают ту, что дает возможность ухода за больным, а на такой платят мало. Многие вовсе на пенсии сидят. Заплати – и будешь жить обычной жизнью. Это, между прочим, великая ценность. Понимаешь, когда потеряешь…
Выйдя на Ленинградскую, я прошагал мимо комплекса зданий БГУ. В будущем здесь возведут новый корпус, территорию облагородят. Зайти, что ли, в отдел кадров, написать заявление об увольнении? Оставаться в университете я не собираюсь. Нет, глупо. Заявление не возьмут – отправят к декану за визой, а тот, полагаю, в отпуске. Вернется к вступительной кампании. Да и некуда спешить. На кафедру не дергают, через неделю уйду в отпуск – аж до конца августа. Хотя предупредить стоит, не то выйдет подлянка. Где найти преподавателя накануне учебного года? Позвоню – на факультете ко мне относятся хорошо. Пусть ищут замену…
Из троллейбуса я вышел за две остановки до своей. Следовало заняться приготовлением еды – Галя, похоже, на нее забила. Я зашел в овощной магазин, купил картошки, свеклы, лука и томатной пасты. Свалил покупки в авоську, предусмотрительно захваченную с собой. Ассортимент в магазине удручал: ни тебе свежих огурцов, ни помидоров, ни фруктов. Чеснока – и того нет. Картошка и свекла вялые, томатная паста в литровой банке – меньше не нашлось. Кто-нибудь еще будет рассказывать про замечательные продукты в СССР?
Уходя из дома, я достал из холодильника говядину и оставил в миске на подоконнике. В первой половине дня сюда светит солнце. Как иначе разморозить? Печек СВЧ здесь нет. Пока ездил, мясо оттаяло. Я помыл кусок, срезал мякоть, косточку с остатками говядины бросил в воду и поставил вариться. Сделаю борщ. Из мякоти – гуляш, перец и лавровый лист имеются. Хорошо бы забомбить мясо по-аргентински, но где взять сладкий перец и другие компоненты?
С готовкой провозился долго – отвык. На пенсии этим не заморачивался, благо в двадцать первом веке просто: в магазинах продается масса полуфабрикатов и готовых блюд. Кашу можно приготовить из хлопьев – дело трех минут. На худой конец, есть бомж-пакеты…
Был поздний вечер, когда я завершил поварской дебют в этом мире. Теперь поужинать: бутерброды Янины давно покинули желудок. Под ложечкой подсасывало. Я налил себе тарелку борща, в другую навалил гуляша с картофельным пюре. Поставил мисочку с салатом из капусты. Рецепт последнего прост до безобразия. Капусту нашинковать, помять, чтобы пустила сок, добавить мелко порезанный лучок, соль и подсолнечное масло. Пальчики оближешь! Выставил из холодильника початую бутылки водки, выставил ее на стол, присовокупив рюмку. Последнюю наполнил до краев, с вожделением заметив, как разом запотело стекло. Ну, с Богом! Я опрокинул в рот ледяную жидкость, крякнул и заел ложкой горячего борща. Жить, как говорится, хорошо!
Я заканчивал с борщом, когда от входной двери донесся звук отпираемого замка. Спустя пару мгновений в кухню с сумкой в руках вошла Галя.
– Та-а-ак! – протянула она зловеще, поставила сумку на пол и уперла руки в бока. – Снова пьем? Совсем оборзел! Второй день подряд!
– Здравствуй, дорогая! – улыбнулся я. – Есть хочешь? Имеются борщ, гуляш с картофельным пюре, салат из капусты.
– Подлизаться решил? – прищурилась жена. – Не получится! Не знаю, какой у тебя борщ, Мурашка, но все равно не прощу!
– А за деньги?
– Какие? – насторожилась она.
– Вот! – я достал из кармана и выложил на столешницу стопку двадцатипятирублевок. – Гонорар за лечение.
– Тома, что ли, заплатила? – недоверчиво спросила Галя, подходя ближе.
– Другая мамочка – я сегодня ее сына исцелил. Телефон наш ей дала Тома.
Галя схватила деньги и мгновенно пересчитала. Пальцы так и мелькали. Профессионал…
– Триста рублей! – сказала потрясенно. – Наша с тобой месячная зарплата! Ой, Миша! Ты у меня такой молодец!
Какая мгновенная смена настроения! Это ты про пятьсот рублей не знаешь… А что? Уважающий себя мужчина должен иметь заначку.
– Подожди, я сейчас!
Галя чмокнула меня в щеку и умчалась, не забыв прихватить деньги. Из ванной донесся шум воды. Спустя минуту она ворвалась в кухню и плюхнулась на табурет.
– Налей мне борщу! – велела, придвигая ближе миску с салатом. – Водки тоже. Будем праздновать!
Праздновать спокойно нам не дали. Звонок в дверь, и Галя побежала открывать. Вернулась с Томой.
– Вот! – гостья водрузила на стол бутылку шампанского. – От нашего стола – вашему. Видела в окно, как Галя прошла – дай, думаю, навещу.
– Садись, подруга! – улыбнулась жена. – Миша борщ сварил, гуляш приготовил, салат даже. Отведай!
– Он еще и готовит?! – удивилась соседка, опускаясь на табурет.
– Прежде замечен не был, – хмыкнула жена. – Хорошо его молнией пиз**нуло! Миша, что стоишь? Принеси бокалы и открой шампанское! Будем праздновать.
Я сдержал готовое сорваться с губ ругательство. Раскомандовалась торговля! Да еще матерится. В гастрономе сквернословят все: от грузчика до директора, вот и эта набралась. Соседки бы постеснялась.
Сходил за бокалами, разлил шампанское, себе плеснул водки. Выпили, закусили.
– Вкусно! – оценила Тома, покончив с борщом и придвигая к себе тарелку с гуляшом. – Повезло тебе, Галя! Муж – целитель, да еще повар.
– Ну, так я того стою! – хмыкнула жена.
Соседка глянула на нее, но промолчала. Я вновь наполнил бокалы. Окончание ужина прошло в тишине – все сосредоточенно ели.
– Спасибо, Миша! – сказала Тома, отодвинув опустевшую тарелку. – Давно так вкусно не ела. У тебя талант! Я, собственно, зачем зашла? Хотела рассказать, что Маша сегодня учудила – сама из дома вышла.
– Зря, – покачал я головой. – Перед подъездом высокое крыльцо. Могла упасть. Там же ступени.
– Вот и я отругала, – вздохнула соседка. – Только толку! Говорит: за перила держалась, их ЖЭС для бабок установил. Хорошо, что обошлось. Зато довольная такая. Рассказала мне, как было. Вышла, значит, а на лавочке у крыльца бабки сидят. Дочку увидели – онемели. А та тихо подошла, села рядом и говорит: «Здравствуйте, соседки! Погода сегодня хороша. Вот, погулять вышла». У бабушек глаза по блюдцу, – Тома засмеялась.
– И что дальше? – поторопила Галя.
– Ничего, – ответила Тома. – У них мову[11 - То есть потеряли речь. Распространенное в Беларуси выражение.] отняло, так ничего и не сказали. Дочка посидела пару минут, встала и ушла.
Ну, теперь понесут по кочкам… Бабки у подъездов в этом времени заменяют интернет. Инстаграм, Фейсбук и Твиттер в одном флаконе.
– Еще Яня позвонила, – продолжила соседка. – Благодарила, что рассказала о тебе. До сих пор под впечатлением, как ты Ваню исцелил. Она его к врачу свозила. Говорит, тот в шоке. Долго удивлялся, все не мог поверить. Просил у Яни твой телефон. Она спрашивает: давать?
– Ни за что! – поспешил я.
– Почему? – удивилась соседка.
– Потому что врач первым делом спросит: как исцеляю? А я и сам не знаю. Предложат провести эксперимент. Если исцелю, возьмут в оборот: дескать, продолжай, будем изучать.
– Так это ж хорошо! – воскликнула Тома.
– Для кого? Объяснить, что будет дальше? Медицинского образования у меня нет, врачом в клинику не возьмут, даже фельдшером. Максимум, что светит, должность санитара. А теперь представим, что процесс пойдет. Скоро вся страна узнает, что в Минске есть кудесник, который лечит ДЦП. СССР большой, и больных детей в нем много. Люди ломанутся в Минск. Экстрасенс же не автомат, чтобы исцелять пачками. Возникнет вопрос: кого из страждущих пропустить вперед? И кто будет это определять?
Я обвел женщин взглядом. Молчат, не сообразили.
– Отвечу: медицинское начальство. Оно установит очередь и станет ее регулировать. Многие ждать не захотят, и тут им намекнут… Сам профессор или главный врач до такого не опустятся, но ведь есть санитары, нянечки, медсестры. Быстро донесут мысль до родителей, как обойти очередь, и сумму назовут. Скажу больше: деньги, которые заплатила Яня, покажутся копейками в сравнении с теми, какие начнут драть с несчастных. Что в итоге? Дурачок за зарплату санитара будет исцелять детей, а медицинское начальство – набивать карманы.
– А вот х*й им! – воскликнула жена.
Я захохотал.
– Не подумала, – призналась соседка. – Какой ты умный, Миша!
Я такой. Жизненный опыт не пропьешь. Хорошо помню, какой кавардак творился в медицине 90-х. Это потом навели порядок. В стране появились медицинские центры, к нам стали приезжать лечиться иностранцы – даже из Израиля. Современным оборудованием оснастили клиники даже в провинции, а не только в столице. Не отказываясь от советского опыта, обучили врачей передовым методам лечения. В областных центрах делают пересадки сердца и легких, а не только почек. Когда в мир пришел короновирус, Беларусь – чуть ли не единственная страна в мире – не стала вводить карантин. В нем просто не было нужды: хватало коек, врачей и аппаратов ИВЛ. Незадолго до моей смерти австрийцы изумленно написали: Беларусь при таком же населении, не вводя локдаунов и не закрывая границ, потеряла от ковида меньше людей, чем богатая Австрия…
– Кстати, о деньгах, – продолжила Тома. – Я тебе так и не заплатила. Хочешь, попрошу у родителей? Они дадут.
– Нет! – отрезал я. – Уже обсудили. Ты мне помогаешь, сводя с родителями больных детей.
– За этим тоже зашла, – сказала соседка. – Есть у Яни знакомая с больным сыном. Мальчик, двенадцать лет, ДЦП, не ходит. Яня рассказала ей про тебя, женщина согласная. Сколько заплатить, знает. Поможешь?
– Попытаюсь, – ответил я, – но гарантий не даю. Если не получится, платить не надо. Так и скажи.
– Поняла, – кивнула соседка. – Только…
– Что?
– Яня говорит: она очень богомольная. После того, как сын с ДЦП родился, ударилась в веру. По монастырям ездила, все мощи перецеловала, сына к ним прикладывала. Не помогло, но она верит. Спрашивала у Яни, чьей силой ты лечишь? Божеской или бесовской?
– Если для нее это так важно, пусть не звонит, – пожал я плечами. – Монастырей в стране много, и мощей в них хватает.
